Доказательство (не)виновности

      Результаты облавы объявить оказалось невозможным из-за досрочного завершения соревнований. Толпа адептов в красных одеждах сгрудилась на площади, и каждый следил за тем, как с зрительских трибун к ним обеспокоенно спускаются соклановцы, друзья и родные. Проходит не больше палочки благовоний, прежде чем этот разноцветный клубок начинает распутываться — редкие ручейки от общего скопления удаляются в стороны: тропинки, ведущие в сад, к прудам или в Башню Карпа, постепенно растягивают общую толпу. Эта охота оборачивается настоящим проклятием в глазах многих. На уши были подняты все и каждый, старшие адепты под руководством глав орденов прошарили каждый куст на горе, каждое дерево и проём: на это ушло времени до позднего вечера. Это забрало много сил и энергии, но больше всего злило не это, и даже не то, что на горе оказались куда более сильные твари чем было заявлено — хотя, чёрт возьми, это могло убить неопытных заклинателей, отделившихся от своих, — а то, что ни единого следа проклятых тварей они не нашли.       Не Минцзюэ раздражённо проводит ладонью по рукояти сабли и хмурится, смотря на место обвала. Змея вели Ванцзи и Усянь, заставшие тварь недалеко от ручья, они с Сичэнем присоединились к ним в самом конце. Взгляд машинально натыкается на водопад. Следы от массивного тела прослеживались вплоть до воды, а потом терялись. Струя широкая, сильная, вода опадает с большой высоты. Река. От неё отходят ручьи — в том числе и тот, где нашли зверя. Могла ли змея прийти по реке? Они тщательно осмотрели труп: жабр не было, значит не подводные, и судя по реакции глав ордена Цзян, на простых водных змей она была не похожа — они не признали в дьявольском отродье ни одну из тех, что живут в их округе. Как и главы Цзинь. В Гусу и Цинхэ змеи до таких размеров не вырастали.       «Один чёрт, — думает глава Не, заставляя саблю парить и вставая на лезвие. Бася плавно поднимается в воздух. Мужчина осматривает сколы камней, находит несколько чешуек. Хмурится. — Бездонный омут, теперь змей. Кто будет дальше?»       Терять бдительность было опасно.       Дорога до ручья на сабле занимает не больше палочки благовоний — медленный и вдумчивый, бдительный полёт, позволяющий проследить детали даже без прямого солнечного света. Хорошо, что духовные практики и ночные охоты обостряют чувства и восприятия. Змея ползла зигзагами, словно петляя. Запутывала следы. Чешуя на спине, шипы и слабо сформировавшиеся рога оцарапали деревья. Ползла быстро, спасалась от погони заклинателей? или от чего-то другого?       Глава Не останавливается у места, где тварь увидели впервые, опускается на землю и высоко закатывает рукав ханьфу, опускает руку в светлую, прозрачную воду — дно глубже, чем по локоть, но не слишком. Устье довольно широкое, но перешагнуть можно, если очень постараться. Змея более чем могла ползти брюхом по песку и глине на дне. До этого она ранила нескольких младших адептов, выше по течению. Логично было бы и сейчас двинуться в том направлении. — Минцзюэ-сюн, ты слишком взволнован, — Звучит за спиной голос, и глава Не практически видит, даже не оборачиваясь, как Лань Сичэнь сходит с клинка, подходит ближе. Его музыкальные пальцы смыкаются вокруг чужого предплечья. — Стоило дождаться утра. — Не поздновато ли ты? — фыркает под нос мужчина, встряхивая ту руку, которую опускал в воду, чтобы хотя бы немного высушить, и после накрывая ей чужую ладонь. — Ещё не девять часов, — мягко уклоняется от выпада Лань Хуань, — так что ни одно правило не нарушено.       Глава Не чуть хмурится, думает о своём, когда наследник Лань становится совсем близко, подхватывает его под локоть, как для прогулки. Мужчина не одёргивает его, лишь слабо и раздражённо выдыхает, разворачиваясь в сторону, откуда тёк ручей. Им много стоило обсудить — в том числе и на совете глав орденов, — но появление необычного чудища спутало карты. Вместо торжественной церемонии и мирного банкета они несколько часов бродили по горе в поисках других опасных монстров, а встреча лидеров кланов, начавшаяся после поисков, сосредоточилась вокруг выяснения отношений и праздных рассуждений. Ничего точного. Ничего интересного. Хорошо, что сейчас от этих встреч не зависела в том числе судьба каждого из них. Пока что.       Он уверен, что Сичэню было, что ему сказать, или его бы не искали. — Глава Цзинь прислал письмо, — начинает молодой человек, следя за дорогой ровно как и за реакцией спутника, — с политическим предложением. — Мне не нравится начало, Сичэнь, — тихо рыча, отвечает мужчина, щурит глаза. Забирает руку из чужой хватки, чтобы наклониться. Ещё одна чешуйка. Они идут в том направлении. Надо было идти ещё дальше. Кто-то из адептов утверждал, что ручей вытекает из реки. Потом стоило бы узнать, как она называется, сколько у неё рукавов, откуда течёт. Какие земли объединяет. — Продолжай.       Сичэнь слабо улыбается, нервно беря в руки Лебин и прокручивая её в пальцах. Он не уверен, рад или нет, что мысли собеседника очевидно заняты совершенно другим, и всё равно чувствует себя отчего-то спокойнее. — Он предложил провести обряд побратимства с, — Он секунду медлит, мысленно меняя привычную манеру обращения: — Цзинь Гуанъяо. Он говорит, что такая связь трёх великих орденов — самый крепкий союз. И в этом есть смысл, — Сичэнь смотрит на притихшего Минцзюэ и несколько нервно кусает губу. Ему это не понравится. Он был уверен, что глава Цзинь не сообщил ему. Опасался реакции. Становиться тем звеном, которое позволит Гуаньшаню давить на главу Не, он не собирался. Ни за что. И в то же время подобный союз был необходим: Ланьлин оставался самой нетронутой и потому наиболее плодородной и богатой землёй. Если глава Цзинь откажет в помощи, им придётся нелегко, и он это понимал. Даже будучи героями войны, они не могли вернуть спалённый урожай и выжженные поля, не сразу. — Этот союз укрепить положение ордена Цзинь, но и нам позволит… — Сесть им на шею? — недовольно переспрашивает мужчина, прерывая его на полуслове. — Или им вольготно устроиться на наших? — Я знаю о рисках, — Сичэнь поджимает губы, — И поэтому хотел обсудить всё с тобой. Дядя считает эту меру разумной, и я понимаю, почему. И в то же время опасаюсь того, к чему может привести подобная связь.       Не Минцзюэ хмурится. Сжимает и разжимает кулаки. Они останавливаются выше у ручья, и он почти слышит более громкое журчание воды. Тут поток сильнее, а значит они близко к устью. Можно остановиться. Подумать.       Орден Цзинь повязан с Цзянами разорванной помолвкой и, судя по всему, намереваются снова её заключить. В то же время глава стремится скрепить себя узами братства с орденами Не и Лань через сына; незаконнорожденного, но выделившегося на войне больше прочих — и не важно, что наравне с этим из-за него они понесли огромные потери, большинству на это было плевать.       Гуаньшань окружал себя великими орденами, становясь словно бы центром водоворота событий: все связаны с ним, и он первый среди равных. У него плодородные земли, богатства и связи. Сейчас больше, чем когда-либо, и этого всё равно мало. Он не остановится на достигнутом. — Он хочет занять пост верховного заклинателя, — невпопад спокойно, словно бы его подменили, говорит мужчина, сильно опускает взгляд, хмурится. — И мы — его способ этот пост получить. Сукин сын, — Наследник Лань несколько вздрагивает, когда кулак собеседника с силой врезается в дерево. — Сначала «добровольный союз», а следом марионетки? Чёрт! — Мы не безвольные куклы, Минцзюэ-сюн, — кусая губы, отзывается Сичэнь, — И этот договор взаимен. Что для них сделаем мы, то обязаны будут сделать они. — Если всё действительно так, — Минцзюэ хмурится, возводя глаза к стремительно темнеющему ещё гуще небу и растирая ладонь. Саднила после удара в дерево. — Это капкан для нас всех. Особенно если Цзиньский пёс своего добьётся. В его руках будут все права. — А если не сможет? — тихо, почти надрывно спрашивает его собеседник. — Кто ему помешает? — Минцзюэ почти заинтересован, и это читается в его профиле. Подходя ближе, он берёт Сичэня за руки. Словно поддерживает. — Я не знаю, — честно, на глубоком выдохе произносит Лань Хуань, делает шаг навстречу. — Дядя? Он заслуживает этот пост.       Минцзюэ опускает обе ладони на талию спутнику, обнимая и прижимая к себе. В этих объятиях резко становится спокойнее. Развязывать новую войну было бы неразумно — ещё не оправились от предыдущей. Заводить врагов, когда нужны друзья, тоже. Выхода у них особо не оставалось.       Если орден Цзинь получит пост верховного заклинателя, до момента начала новой Аннигиляции, на этот раз, золотого солнца останутся считанные годы. Как его глава не вёл счёт женщинам, так не стал бы вести и счёт власти. По правде говоря, если кого глава Не и видел на этой роли, то адепта ордена Лань: их воспитание, моральные ценности, — всё это не позволило бы никому из них переступить черту. Он почти уверен, что занимай заклинатель пост не из связей, а по решению большинства, власть никогда не перешла бы к Вэням — и это была отличная идея. Выход из их ситуации. — Хорошо, — с тихим фырком недовольства, отвечает Минцзюэ, — Но им надо поставить условия, — Мужчина мягко касается губами виска собеседника, чувствуя, как тот расслабляется. — И одно у меня есть для тебя.       Сичэнь чуть улыбается, несильно отстраняясь и мягко обнимая собеседника за шею. Груз с плеч. И всё же становится несколько не по себе. — Что за условие? — спрашивает он, смотря в глаза спутнику. Руки на талии смыкаются крепче. — Второй раз я держу тебя в красных одеждах в своих руках, — чуть фыркая, словно подбирая слова, говорит мужчина. — И второй раз не по тому поводу, — На секунду сердце пропускает удар. Сичэнь слушает внимательнее обычного, запуская руки в чужие волосы. — Если я буду звать этого крысёныша братом, тебя хочу видеть своим супругом.       Они смотрят друг на друга не больше минуты. Сичэнь резко выдыхает, прижимаясь к чужим губам в поцелуе и с удовлетворением чувствуя ответ. Оба понимают, что это значит «да». И оба понимают, что не так всё просто, как бы сильно они не хотели быть вместе. Но им было, на кого оставить ордена, если до этого дойдёт, и никто не осмелился бы их осудить. Не рискнул бы.       А пока стоит разобраться со змеем.

***

      Встреча орденов была катастрофой. Цзинь Гуаньшань нервно складывает и раскладывает шёлковый веер, наблюдая, как красивая служанка разливает вино. Её пышные груди, выглядывающие из декольте, впервые волновали его меньше выпивки. С тех пор, как жена подарила ему сына — единственного, которого могла подарить, — прошло больше двадцати лет, он не напивался настолько вдрызг, как хотелось сейчас. Тогда пил от счастья. Сейчас — чтобы не сорваться.       Всё катилось к чертям, все его планы, все амбиции — всё. С тех самых пор, как закончилась война, он искал подступы к другим орденам. Плёл замысловатую сеть. Выходит, что зря. — Представляешь, сладкая, — обращается он к девушке, утягивая к себе на колени. — Я глава великого ордена. Я самый могущественный человек. И у меня же ничего не получается.       Девушка смеётся, гладит его по плечам, подставляет шею. Вместо поцелуя глава ордена тянется к вину. Потом гладит её по спине, просит налить ещё. Упиваясь горчащим на языке пойлом и страстной лаской, глава ордена действительно забывался. Постепенно. Медленно. Забывал, что ничего не смог узнать ни у наследника, ни у главы Цинхэ Не о планах на будущее и обстановку в приграничных землях. Забывал, что Лань Сичэнь всё ещё не дал своего ответа на его предложение. Забывал, что старый друг, насколько таким его можно было считать, Лань Цижень, не удостоил его личной беседой, рассказав лишь вкратце про восстановление Облачных Глубин. Забывал про осуждение в глазах глав Цзян, со времён войны взявшихся за руки и держащихся друг друга, словно стрела за тетиву.       Он не понимал, что происходит.       Не был уверен, что хочет понимать. — Такое чувство, что от меня все закрылись, — говорит он, смотря на обиженно дующую губы девушку. И тут же касается её шеи своими. — Все, кроме тебя, спелая вишня.       И в этом была правда. Каждый из орденов закрылся на себе, налаживал свою политику, каждый хранил тайны. И это было более чем правильно! Правильно, но в то же время плохо: для него плохо. Сложно строить планы, когда не знаешь, на что давить. Все при наследниках, все отстраивают свои резиденции и восстанавливают хозяйство.       И каждый делает это по-своему. Закрыто. По-тихому. Без лишней помощи.       А если помощь кому-то и нужна, её спрашивают не прямо — обходными путями, ищут родственные связи, ищут общие интересы. Мэйшань Юй и Юньмэн Цзян держались в крепкой связке, стягивая к своему родственному союзу и других из озёрных и речных земель, и потому справлялись быстрее Цинхэ Не и Гусу Лань, так же оказывающих друг другу и ближайшим кланам посильную помощь. — Все-все справляются без меня, — говорит он, протягивая руки к груди девушки, нажимая, — А ты?.. — Хватит, — обрывает его на середине, едва-едва одежда из золотистого шёлка спадает до талии служанки, строгий женский голос. — Не позорься.       Мадам Цзинь выглядит так, словно её вот-вот стошнит. Глаза блёклые, на лице — отвращение. Гуаньшань чувствует, словно стошнит его. От самого себя и от взгляда жены. Женщины, которую ему навязали, как лошадь на рынке. Женщины, которая единственная, возможно, его любила — жаль, что он её не любил. — Возьми себя в руки, — требует она, и выглядит, как богиня войны в своей холодной ярости и презрении. Девушка слезает с его колен, тянет одежду на обнажённую кожу. Глава Цзинь закатывает глаза. — Или что? — уточняет он и тянется к вину. Сам наливает. Сам пьёт. — Если бы я останавливался, когда ты говорила «хватит», не был бы там, где я сейчас. — Да, ты был бы выше, — грубо прерывает его жена, со звоном забирая кувшин с вином, — Не прослыл бы главным блуднем поднебесной. У нас не бегали бы, как к мясникам за костью, твои незаконнорожденные сыновья и дочери. Не гуляло бы столько слухов! — Замолчи, — хватаясь за голову, просит мужчина. Жена замолкает, но лишь чтобы добить его: — Ты бы стал верховным заклинателем и без уловок.       Гуаньшань с рыком опрокидывает стол и поднимается в полный рост. Жена не отступает ни на шаг, стоит смирно, словно совсем не боится гнева мужа. Он чувствует себя бессильным и злым. Веер хрустит в пальцах, когда он замахивается на супругу рукой.