Я удержу тебя на свету.

Собственное имя, смешно и нелепо искаженное, будто выдернуло лорда из толщи воды на поверхность: рвануло за шиворот и выволокло к небу, к воздуху, к свету. Он закашлялся, обдирая голо, схватился за шею и стиснул в немеющих пальцах рубашку, рванул за ворот, задыхаясь от боли. Воздух не проходил в заполненную черненой темнотой грудь, перед глазами помутилось и вспыхнуло, запылало огнем взявшегося кострища. С его головы будто сдернули пыльный тяжелый мешок, глаза слезились, и слезы бежали по щекам, по вздрагивающему горлу и пылающим щекам. Барнаби смотрел в костер и задыхался едким дымом, умирал каждое мгновение от каждого страшного крика. Какой-то зверь полосовал ему грудь стальными когтями осознания, вымазанными дымящейся свежей кровью, раздирал на части и готовился сожрать сбросившее оковы магии сердце, избавить его от ошеломляющей боли. В огне умирал его Тигр, и дыхание лорда превратилось в жалкие хрипы, ноги подогнулись, и земля стала ближе, и жарче, и губам было горько и солоно. Рядом что-то безумно и яростно мельтешило, орали от восторга люди, довольные зрелищем, жаркой испепеляющей магией горели глаза Маверика, но Банни не мог осознать, не мог оторвать взгляда от плавящейся в костре высокой фигуры. Его вздернули на ноги собственные слуги, схватили за руки и за волосы, пытаясь оттащить от беснующегося пламени, и он закричал, пытаясь вывернуться, выкручиваясь, выламывая из суставов руки. Маверик дернул его за рукав, полоснул по запястью кривым и острым ножом и прижал к порезу круглую грязную склянку, собирая густую алую кровь. Барнаби не почувствовал боли, но заорал от обжигающего, неотвратимого как раскаленное клеймо страха. Он сам отправил его туда, в объятия жара и агонии, он сам лишил его истины и любой надежды. Горькие слезы заливали лицо, и перед глазами плыло от жуткой слабости и обиды, и страха, и уже падая на колени, он крикнул, срывая горло и силы единственным нужным словом. - Котецу!!! Тяжелая рука опекуна опустилась на голову, сминая светлые кудри, пока Барнаби беззвучно и остро содрогался от рыданий и всхлипов. Обряд крови был почти завершен, Маверик почти успел. Почти. Жаркий огонь внезапно взметнулся вверх, становясь золотым. Пламя разделилось пополам, словно огромные ворота. Искры рассыпались, опадая золотистым снегом. Толпа отшатнулась в испуге и удивлении, когда по огню прошла рябь. И на покрытую пеплом мостовую шагнул Тигр. Огромный зверь, в несколько раз больше, чем был раньше. Его шкура горела тем самым огнем. Огнем, который не оставлял ни следа. Низкое оглушающее рычание вырвалось из груди зверя, он обнажил длинный острые клыки. Под ноги ему упал обугленный магический ошейник - то, что осталось от него, расплавленного потоком силы. Тигр направился прямиком к колдуну. С каждым шагом он менял облик, чуть уменьшаясь, вытягиваясь. К Маверику подошел Котецу. Он так же пылал жарким огнем. Его глаза стали почти прозрачными, но он все видел. Протянув руку, он крепко сжал чужое запястье, оставляя после себя уродливый ожог. - Прочь, - громом обрушилось на площадь, заставляя людей упасть на колени. Опекун Барнаби вскрикнул, отмахиваясь от ведьмака перед собой. Нож оставил на щеке Кабураги длинный порез, который почти мгновенно затянулся, но Котецу ослабил хватку, машинально делая шаг назад. Маверик вывернулся и бросился бежать в сторону ворот. На полпути он остановился и оглянулся в поисках своего посоха, без которого его сила была лишь тусклым даром, который никто никогда не развивал. - Это тебе за отца! - Детский крик раздался из-за спины, а после него звон разбитого стекла: это кристалл, собирающий силу в навершии посоха, разлетелся на мелкие осколки. Полыхнуло черным, когда по осколкам несколько раз ударили ногой. Колдун вскрикнул и рванул прочь даже быстрее, чем раньше. Ведьмак неотрывно смотрел за его метаниями, после чего пошел следом. Он двигался словно по воздуху, переполненный силой, он видел перед собой того, кто был насквозь пропитан черной смертельной магией. Отметины этой магии он оставил на светлом и чистом Бруксе. За что обязан поплатиться. Золотой огонь послушно метнулся за Мавериком, сбивая того с ног и стискивая в захвате. - Нет!! - к спине Котецу прижался ненормально горячий и дрожащий всем телом Барнаби, прильнул, припадая мокрой от слез щекой к его плечу. - Нет, не нужно, пожалуйста... Сквозь пелену спадающих оков магии лорд с режущей четкостью видел, как с каждым шагом золотой огонь Тигра темнеет, пропитывается злом, как жажда крови и мести опаляет его уродливыми пятнами алой копоти. Он рванулся вперед, нагнал и стиснул, насколько сумел, не видя, как испаряются слезы, оседая на обнаженных плечах ведьмака. Он горел изнутри, но теперь его яркий огонь с каждой секундой становился мягче, подчиняясь залитым кровью рукам Лорда, его голосу, его отчаянному тихому плачу. Костер спалил дотла стену, возведенную для того, чтобы упрятать детские и юношеские страдания, и теперь Барнаби избавлялся от всей скопившейся боли и страха, изо всех сил прижимаясь к Котецу, стискивая его до волдырей на белой нежной коже. Котецу чуть повернул и опустил голову, чтобы увидеть Брукса. В груди все еще клокотала ярость, но ощущение спокойствия, ощущение родного прикосновения и звук голову оказались лучше любых уговоров. Злость и ненависть начали испаряться, как чужие слезы. Черные пропалины снова стали переливаться на солнце. А яростная стихия сменилась убаюкивающим теплом, которое с тихим шипением залечивало свои же отметины на ладонях, длинную уродливую рану от ножа Маверика, разбитые о камни колени. - Банни... - Тяжесть голоса дрогнула от просочившейся в него нежности. Котецу позволил телу Маверика упасть на траву. Убедился, что тот слабо, но шевелится, и обернулся, осторожно выворачиваясь из судорожно обнимающих рук. На него смотрели, доверчиво и тревожно. В глубине зеленых глаз было немного страха. Совсем капля. Но именно она заставила потрескивающий огонь медленно потухнуть, исчезая на загорелых ладонях ведьмака. С каждой секундой глаза наливались своим родным цветом теплого шоколада. Кабураги успел провести теплом на кончиках своих пальцев по искусанным губам Барнаби, возвращая им нежность и мягкость. Но там, где пропадал яркий свет, на теле мужчины оставались ожоги и раны. Касающиеся ладони снова покрылись кровью, оставленной веревками. Котецу только и смог, что нелепо улыбнуться своему Лорду, прежде чем навалился на него всем своим весом, без сил оседая на землю. Барнаби прижал его к себе, пачкая одежду и руки в крови, вдохнул всей грудью горячий сладкий воздух и отключился, как свеча, потушенная ветром, вытянулся на земле, с силой сжимая руку ведьмака. Через мгновение их уже окружили так плотно, что солнечный свет окончательно померк для Лорда и его ведьмака. - Разойдитесь! - Генри недовольно расталкивал людей в стороны, которые только и делали, что столпились вокруг. - Дайте им воздуха, разойдитесь! За ним так же яростно пробивалась Каеде и довольно помятый Натан. - Папа! - Девочка упала на колени, испуганно касаясь обожженной кожи и сгоревшей одежды. - Отец... Генри же проверил у обоих пульс и поднял голову. - Найдите быстро пару досок, достаточно больших и крепких! И шестерых самых крепких ребят мне сюда! - Повернувшись к застывшему парню, он мотнул головой. - Бегом, ищи придворного лекаря. Скажи, что работы много, и она срочная. Мы отнесем их в покои. Быстрее! Рявкнув на ошалевшего подчиненного, Генри поднялся на ноги и подозвал стоявших у тронов охранников. - Пойдем, посмотрим, что там наш горе наместник, совсем обуглился или нет... *** Котецу старался несильно наваливаться на чужое плечо. Все тело еще болело, особенно опаленные ноги и спина. Поэтому ведьмак старался ходить босиком и без рубашки. Но по дворцу так просто не походишь. Пришлось облачаться полностью. - Ты уверен, что тебе уже можно ходить? - Генри придерживал отощавшего после болезни мужчину, послушно помогая ему дойти до зала. - Как я понял, тебе пешие прогулки еще не светят. - Пока я сижу на пятой точке и изучаю потолок, лучше мне точно не станет, - Кабураги коснулся ладонью высоких дверей и выдохнул. - Прости, что тебе приходится костылем притворяться. - Тебя послать или ты сам пойдешь? - Новоявленный костыль недовольно глянул и едва удержался, чтобы не сплюнуть в сторону, выражая свое негодование. Ведьмак тихонько хохотнул, толкая двери и входя в просторную комнату, залитую солнечным светом. За большим столом, заваленным бумагами, сидел Лорд. Ему разрешили выйти из спальни почти сразу, вернее, даже заставили, потому что куча отчетов, объяснений и изысканий требовалось с его стороны. Тем более, что с потерей Маверика, половина его дел легла на хрупкие плечи блондина. - Банни, - Котецу закрыл за собой дверь и замер, собираясь с силами, чтобы дойти до стола. И для разговора. Барнаби вскинул голову, моргнул, выплывая из царства бумаг и официальных формулировок. Перед глазами упрямо плясали черные буквы, кружились и складывались в непечатные слова, как будто нагло смеялись. Лорд нахмурился, тряхнул головой и окончательно пришел в себя. - Котецу! - теплота просочилась в голос, несмотря на то, что лицом Банни владел безупречно, и явно пытался явить собой немой укор беспокойному ведьмаку. - Почему ты опять бродишь? Доктор велел тебе лежать, и еще не менял сегодня повязки. Даже заваленный диким обвалом дел, Барнаби не упускал ни минутки свободной, чтобы провести ее рядом с Тигром. Проводил рядом с ним ночи боли и лихорадки, когда Котецу сгибало и скручивало от жара, реального и фантомного, менял ему ледяные компрессы и терпел, когда смуглые пальцы до синяков стискивались на его руке. Когда Тигр пришел в себя, советники силой заставили Лорда оторваться от него, запирали в кабинете, пока мальчишка не смирился со своими обязанностями. Но даже смирившись, он не перестал сбегать к ведьмаку потайными ходами и узкими коридорами, когда давление высшей власти хотя бы немного ослабевало. Вот и сейчас он подошел к Котецу, нырнул под его руку и усадил в кресло, махнул рукой Генри и довольно выдохнул, когда закрылась дверь. - Как твои раны сегодня, герой? - в руках Лорда появилась мазь, он присел рядом с креслом и расстегнул пару пуговиц на светлой рубашке ведьмака, провел прохладными пальцами по заживающим отметинам на его шее, стянул рубашку с чужого плеча и прогладил ровный слой бинтов, кропотливо проверяя надежность и мягкость повязки. - Как и вчера, - Котецу чуть улыбнулся, украдкой глядя на темные круги под чужими глазами, на осунувшееся лицо. - Заживут как-нибудь. Мужчина старался не глядеть на испорченное шрамами тело, закрывал шею любыми тряпками, чтобы не видеть уродливый отпечаток, оставшийся от ошейника. А больше всего злило то, что магия, которая могла все это исправить или компенсировать эти уродства - пропала. Она исчезла. Котецу просто не мог больше заставить огонь или воду подчиниться властным рукам. В тайне ото всех он даже попытался провести простенький ритуал крови, но лишь заработал порез на ладони, за который потом огреб от злого лорда. И это достаточно сильно ударило по нему. Уверенность в себе, позитив и то настроение, с которым он жил раньше, возвращаться не хотели. Он так же улыбался друзьям и дочери, веселил окружающих. Но все они видели, что шло это не из сердца. Это было ненастоящим. - Барнаби... - Ведьмак мягко поймал чужие руки, сжимая в своих, и опустил, положив на свои колени. Он готовился к этому разговору уже несколько дней. И откладывать дальше было бессмысленно. Он может ходить, он уже сносно двигается, видит и говорит без проблем. А все остальное заживет само. Дальнейшее пребывание под присмотром придворного лекаря необязательно. И не нужно. Каеде уже должна была собрать их вещи. Умная девочка сама догадалась, что им придется уйти. Хоть и пыталась доказать отцу, что это не требуется. - Спасибо тебе за все, что ты для нас сделал... - Кабураги смотрел очень ласково и тепло, а в глубине карих глаз было что-то неуловимое, что-то срытое, что-то очень печальное. - Теперь пора и честь знать. Тони заедет за нами на закате. И мы с Каеде отправимся домой. Хватит сидеть на твоей шее. Из уст Котецу собственное имя показалось лорду угловатым и жестким, встало в горле, как кость, и болезненно потянуло в груди. Прозвище ласкало его слух, но бывший ведьмак отказал ему в удовольствии услышать его еще раз, и пальцы его были холодными, как будто Котецу на этот раз терзал болезненный озноб. Барнаби мог бы поклясться, что вместе с самым горьким на свете шоколадом в глазах Тигра выцвела и вся комната, побледнели пятна солнечного света на стенах, и стали серыми алые бархатные портьеры. Он медленно, вхолостую, хрипло выдохнул и вытянул свои руки из чужих пальцев, встал на ноги, изо всех сил впиваясь в ладони ногтями. Он не сказал ни слова. Только лишь бросил на колени Котецу початый тюбик заживляющей мази, да губы сжал в тонкую, практически белую линию. Кончики нежных ушей в завитках светлых прядей горели от обиды и злости, она плескалась где-то на уровне вздрагивающего, стиснувшегося горла, не давая вдохнуть или даже пошевелиться. Совладав с собой, Барнаби кивнул своему замершему гостю и едва слышно выдохнул сквозь зубы: - Я вас более не задерживаю. И вышел из кабинета, хлопнул, не таясь, дверью, чтобы прижаться к стене за первым поворотом, смаргивая с ресниц злые, обидные слезы. Камень холодил затылок, и за ребрами было больно и стыло, как будто северный холод пробрался в замок и просочился под кожу. Грохот ударившей о стену двери до сих пор отдавался в ушах. - Так и только так... - Котецу поднялся с кресла и слегка пошатнулся. К ногам упала склянка, рассыпаясь осколками в разные стороны. Облизнув высохшие губы, Тигр позволил себе секунду колебаний. Протянул руку и закрыл глаза, представляя, как стекло собирается обратно, снова становится цельным, гладким, прозрачным. По телу прошла судорога, но ничего не произошло. Тихо зарычав, мужчина пнул кресло и зажмурился от боли в ногах. Дыхание срывалось с губ сорванным хрипом. Он сделал все правильно. Без своих сил он лишь изуродованный старик, который стал бесполезным. Раньше он мог хоть как-то помочь лорду, поставить защиту от врагов, найти пропавшее, излечить раненых солдат. А сейчас в нем не осталось ничего, что могло бы заинтересовать прекрасного юношу. Тому только кажется, что все это - чувства, настоящая любовь. А это лишь завеса любопытства и желание прикоснуться к непонятному. Барнаби еще не понял, что Кабураги теперь обычный человек. Что игра закончилась. - Это глупо. - Генри успел открыть дверь и теперь стоял в проходе. - Ведьмак, это какое-то ребячество. Тигр обернулся и постарался улыбнуться как можно веселее и беззаботнее. - Я потерял свои силы, а не голову, - мужчина подошел медленно, посмотрел серьезно и совсем иначе, позволив себе на мгновение показать настоящего Котецу: усталого, опустошенного и растерянного. - Если хочешь что-то получить, надо что-то отдать. Я хотел жизнь - я отдал магию. Если бы я даже и хотел... Взгляд метнулся к дальней двери, где находилась спальня Барнаби. - Мне нечего отдать больше. У меня не осталось ничего. Ни силы, ни красоты, ни богатства. Ни тысячи душ для дьявола. Котецу легонько сжал чужое плечо и двинулся дальше. Из окна до него донесся голос друга и веселый смех дочери. Путь выбран. И дверь закрыта. В тронном зале было пустынно и стыло, между высокими колоннами бродили сквозняки, и в нишах не прятались готовые услужить слуги. Лорд Барнаби Брукс младший сидел на столе, скрестив ноги в лодыжках, и мрачно хлестал вино из покрытой пылью бутылки, не смущаясь отсутствием бокалов и собеседников. В таком виде его и застал старшина стражников, осторожно заглянувший в зал в поисках своего сюзерена. Барнаби удостоил его хмурым взглядом и отвернулся, опустил голову, скрывая тусклые глаза под ресницами. - Если хочешь рассказать мне о том, что и как должны делать лорды, то даже не начинай. Сам знаешь, куда я тебя пошлю, - и в устах человека, владеющего властью высылать неугодных далеко за пределы своих земель, эта угроза вовсе не была пустой. Генри помолчал, оценивая настроение своего господина относительно уровня крепкого красного в практически пустой бутылке. Барнаби поднял бровь, обнимая узкое горлышко красивыми пальцами, испачканными в вине. Генри тяжело вздохнул и поспешил выговориться, пока высшая власть была в настроении слушать. - Хорошо, что вы не стали запирать его здесь, он ведь мужик простой, без всяких претензий, да и в замке вашем давно задыхался, как под водой. Любит он вас без меры сильно, только бесполезным себя считает, сидя недостойным нахлебником на вашей шее, милорд. А так, если боги позволят, родные стены вернут и силы, и веру. И добавил быстро, пока Банни набирал воздуха в грудь: - Только зря вы, все же, отпустили его. Он же без вас сам не свой, ваша милость, а уж вдалеке - и подумать страшно. Барнаби медленно сдулся, стукнул об стол бутылкой и спустил на пол ноги. - Хорошо, говоришь?.. Любит, говоришь?.. Генри медленно-медленно, по шажочку, принялся отступать, сдавая позиции. - Нахлебник? Бесполезный? Недостойный?! Выглядел лорд страшно: злой, как черт, глаза зеленее изумрудов и блестят колдовским, жарким огнем, который не обжигает, а морозит в ледяных объятиях страха. Стражник не выдержал и прижмурился, прижавшись спиной к двери, приготовился паковать вещи в ссылку, когда услышал тихий вздох. - Ну я ему покажу, кто тут бесполезный и недостойный. Генри, не веря себе, приоткрыл зажмуренные глаза и только ахнул. Барнаби хрипло и тихо смеялся, спрятав лицо на сгибе локтя, и по его вздрагивающей от смеха шее быстро сбегали мелкие соленые капли.