Пианист

      Прошла неделя. За это время произошло одно неприятное событие – тетушка Хван решила задержаться в городе ненадолго вместе со своим дорогим племянником, который готовился в данный период к поступлению в Сеульский университет. И остановиться, естественно, она решила у своего любимого крестника.       Чонгук, конечно, мог бы спровадить их в отель, но это было бы слишком невежливо – все-таки его крестная ни в коем случае не заслуживает такого отношения, она была доброй женщиной, хоть и самодовольной. Пришлось терпеть гостей.       В один из вечеров он услышал стук в дверь своей спальни. Из двери высунулся не кто иной, как Чимин:       - Чонгук, простите…       - Чимин, прошу, давай на «ты».       - Хорошо, прости. Можно войти?       - Заходи, - сказал Чонгук и глубоко вздохнул.       - В общем… Мне самому очень неловко, но тетя просто меня со света сживет, если я не буду с тобой общаться. И… Я хочу сказать… что… Я ни в коем случае не хочу умалять твоей там красоты или твоих достоинств, но ты совсем не в моем вкусе. Поэтому… Ты не будешь против, если мы сделаем вид, что прекрасно проводим время и общаемся? Чтобы она отстала, это невыносимо. А потом я вернусь домой и все, у нее не будет поводов и возможности докапываться.       Чонгук усмехнулся и довольно улыбнулся.       - Пойдет. Рад, что ты предложил это, Чимин. А то она и меня со света скоро сживет, - сказал, и они тихо посмеялись.       - Фух. Отлично. А взамен… Я могу разговаривать с тобой, слушать тебя, побыть там твоим психологом или типа того. Могу выслушивать твои проблемы, что-нибудь в этом роде. Я хороший слушатель!       Чонгук не мог сдержать улыбки:       - Чимин, ты в курсе, что тебе – девятнадцать лет, а мне – тридцать два года?       - Ну и что? Да, я не такой взрослый и опытный, но зато я… могу дать новый, свежий взгляд на мир. Не отказывайся от моей помощи, Чонгук. Я вообще-то искренне!       - Ладно, помощничек, - сказал Чонгук и вдруг серьезно задумался. – Присядь-ка. Вообще-то возможно именно твой совет мне и нужен.       Чимин сел на диван и внимательно посмотрел на Чонгука.       - Нужен совет, как общаться с твоими сверстниками.       - Ого. Рассказывай, я слушаю.       - Помнишь… Не знаю, обратил ли ты внимание. На том званом вечере, неделю назад, играли пианисты. Заметил?       - Ну… Я типа не особо фанат классической музыки, но да, помню.       - Помнишь, там были двое пианистов: один взрослый, а второй – младше, как раз примерно твоего возраста?       Чимин задумался, пытаясь вспомнить:       - О… Да, да, я помню! Молоденький – это который брюнет такой, да? Симпатичный, я запомнил. Только мрачный какой-то, угрюмый.       Чонгук продолжительно посмотрел на него. А Чимин вдруг рассмеялся и растянулся в широченной довольной улыбке, вскинув брови:       - О-о-о-о... Чонгук! И что между вами? Блин, так прикольно! – Чимин чуть не завизжал, ерзая на диване.       - Ничего, Чимин. Поэтому я и хотел спросить совет.       - А ну-ка?       - Неделю назад он приходил ко мне и играл на фортепиано. Один на один.       - О-о-о…       - Да слушай ты. В общем, я сильно облажался и, кажется, обидел его. Теперь не знаю, как бы извиниться. Как бы загладить вину. Что посоветуешь?..       Чимин все понял, начал шевелить ртом и задумался.       - А ты знаешь, что ему нравится?       - Ну, кое-что знаю, да.       - Что, например?       - Например… Ему нравится балет «Лебединое озеро».       - Фу-у, ну и душнила твой краш, - протянул Чимин и поморщился, а Чонгук чуть не поперхнулся от такого:       - Мой… кто? Не понимаю я ваших словечек…       - Забей. Ты старпер. Ну вот, супер же! Пригласи его на концерт. Подари ему билет. Убьешь двух зайцев сразу: и извинение, и свидание.       - Он не согласится.       - Почему?       - Я просто знаю. Он точно откажется.       - Ну откажется и откажется, хрен с ним. Зато это милый жест. Мне бы понравилось такое. Ты как бы покажешь ему, что запомнил, что ему нравится. Это точно его, как минимум, тронет.       Чонгук задумался. А, может, это и впрямь неплохая идея?                                          Спустя несколько дней в квартире Тэхена.       Он сидит за своим небольшим домашним пианино вечером, устало и отвлеченно перебирая клавиши. На диване в комнате распластался Юнги, залипая в телефоне.       Юнги был лучшим другом Тэхена. И единственным другом. Он был единственным, способным принять его постоянную грусть и опустошенность. Юнги понимал его.       Он тоже был студентом консерватории, правда с гитарного отделения. Так они и познакомились – из-за учебы. Юнги всегда присматривал за Тэхеном.       Вечер тянулся плавно и непринужденно.       Вдруг послышался звонок в дверь.       Тэхен перестал играть, и они с Юнги переглянулись. Он спросил:       - Это кто?       - Понятия не имею, - сказал Тэхен и отправился в прихожую. Открыв дверь, он увидел Сокджина, с которым успел познакомиться еще тогда.       - Добрый вечер, - сказал тот.       - Здравствуйте… - непонимающе протянул Тэхен.       - Я – Сокджин. Вы помните?       - «Ты» помнишь. Да, Сокджин, конечно. Что такое?       - Меня к вам… к тебе отправил Чонгук. У меня поручение.       - Чон… кто?.. Что?! Как вы узнали, где я живу? – все также непонимающе спросил Тэхен, а Джин усмехнулся:       - Для господина Чона нет ничего невозможно. Найти ваш, ой, то есть, твой адрес было совсем несложно, надо сказать.       - Вау…       - В общем, босс просил передать это, - сказал Джин и протянул Тэхену конверт. Тэхен боязливо взял его в руки и посмотрел на сверток бумаги. – И еще просил передать. Сейчас, как же он сказал… Что он приносит свои извинения, правда, не знаю, за что; он сказал, что, мол, ты сам поймешь. И что мистер Чон поймет, если ты откажешься, но будет рад, если ты не откажешься. А если решишь не отказываться… То в субботу, в семь вечера, к твоему дому подъедет Хосок, его водитель, и заберет тебя. Если ты решишь отказаться, то Хосок просто подождет немного и уедет, ничего страшного. Вот… Вроде так. У меня все.       - Спасибо, Сокджин, - тихо и отстраненно промямлил Тэхен.       - Не за что. Хорошего вечера.       - И тебе…       Они попрощались, и Тэхен закрыл за ним дверь. Оперся на нее спиной и вскрыл конверт. Он опешил, когда увидел билет на «Лебединое озеро». В эту субботу. В восемь вечера.       В прихожую приплелся Юнги:       - Я слышал имя «Чонгук»? Это же тот богатик, у которого ты играл, да? Про которого ты рассказывал?       Тэхен еле оторвался от билета, который держал в руках, непонимающе перевел взгляд на друга и кивнул головой.       - И че это было?       - Пришел его подчиненный… Ты слышал, что он сказал?       - Не, я только краем уха пару слов уловил.       Они прошли обратно в гостиную, и Тэхен пересказал диалог.       Они стали обсуждать, стоило ли ему согласиться...              - Чувак, да сходи, развейся, что такого.       Тэхен сморщился и критично посмотрел на того:       - «Чувак»? Ты серьезно?       - Тэхен, солнышко, - Юнги вздохнул. – Я напоминаю, что тебе двадцать лет, а не сто. Так общается молодежь, доброе утро. Почему ты ломаешься?       - Не знаю, Юнги, дай подумать… - издевательски и слегка раздраженно стал рассказывать Тэхен. – Наверное, потому, что Чонгук откровенно клеится ко мне, и согласиться – значит согласиться пойти на свидание.       - Ну и че такого?       - В смысле «че такого»?       - Ты же сам рассказывал, какой этот Чонгук крутой, красивый и успешный, как легко вы нашли общий язык, и все такое. Так почему нет?       - Юнги, ну, как минимум, он лет на десять, а то и пятнадцать меня старше.       -…И? Бро, да у тебя самого психологический возраст – лет восемьдесят, не меньше. Тебе как раз нужен кто-то постарше, это же идеальный вариант.       - Кто тебе сказал, что мне вообще кто-то нужен?..       - Это тебе говорю я, твой лучший друг. Камон, ты не встречался ни с кем уже хрен знает сколько лет, я вообще не помню, когда ты последний раз был на свидании?       - Юнги, я не могу…       - Почему?       Тэхен замолчал. Юнги вдруг рассмеялся и сказал:       - Ты что, влюбился, что ли, в этого Чонгука?       - Нет. Конечно, нет, о чем ты…       - Ладно. Даже я сам не верю в то, что только что сказал. Не могу поверить, что ты можешь влюбиться в кого-то. Тем не менее, я считаю, что ты обязан пойти. Ты ничего, кроме своей душной квартиры и консерватории не видишь; совсем скис, скоро сгниешь живьем, клянусь. Стухнешь! Ты слишком много грустишь. Тебе не хватает ярких эмоций. Тебе полезно развеяться. Никто не говорит, что ты ему чем-то обязан. Просто развейся и все. Тем более, ты любишь балет.       - Да, ты прав… Я же просто люблю этот балет… Я и сам давно хотел сходить…       - Ну вот и все. Решено.                                   Наступила суббота. Тэхен здорово нервничал, собираясь. Он и сам не отдавал себе отчет в том, почему старается выглядеть так хорошо. Он давно потерял вкус к жизни; у него его никогда и не было. Он обычно не слишком переживал по поводу своего внешнего вида. Но не сегодня.       «Уже 19:05… Опаздываю… А вдруг Хосок не дождется и уедет», - подумал Тэхен, взглянув на наручные часы и заторопился выходить из квартиры, на ходу надевая пальто.       Он видит у подъезда своего дома черный заведенный автомобиль – единственный, поэтому уверенно садится внутрь.       - Добрый вечер. Хосок? – обращается к водителю.       - Да, сэр. Все верно. Готовы ехать?       Тэхен рассмеялся:       - О, прошу вас, мне так неловко. Не называйте меня так. Просто Тэхен, ладно?       Тэхен увидел, как Хосок улыбнулся в зеркало заднего вида и коротко ухмыльнулся:       - Как скажете, Тэхен.                            Чонгук встретил его у входа в знаменитый Сеульский Арт-Центр. Он выглядел так безупречно, и Тэхен становился все более смущенным, стараясь при этом вести себя непринужденно; но чувствовал, что стесняется, как маленькая девочка. До начала оставалось не более двадцати минут: они успели обменяться впечатлениями об обновленном театре, Чонгук сделал ему ненавязчивый комплимент и также сообщил, что сегодня выступает труппа знаменитого Юниверсал-балета – главной корейской балетной школы.       Они занимают места – естественно, самые лучшие, в ложе.                            *Tchaikowsky – Swan Lake*       Когда выступление начинается, Чонгук жалеет только об одном: что у него на виске нет третьего глаза. Потому что не было ничего более тонкого, нежного и сокровенного, чем следить за реакциями Тэхена; за тем, как меняется его прекрасное лицо, за тем, как эмоции сменяют одна другую.       Четыре акта.       Весь первый акт Тэхен вглядывается напряженно. Когда слышит начальную мелодию, Allegro giusto, он широко улыбается, кажется таким радостным. Коротко кивает под очередной гул тромбона. В конце первого акта – сцена, когда Зигфрид попадает на затерянное озеро и встречает стаю лебедей – слышится заглавная мелодия балета, и Чонгук боковым зрением видит, как Тэхена передергивает и как тот вжимается в кресло. Его глаза такие грустные и такие проникновенные, в них читается столько чувств, что Чонгук не может наблюдать за встречей принца и заколдованной девушки, а может наблюдать лишь за ним, таким прекрасным, таким очаровательным в своих переживаниях.       Второй акт. Когда начинается знаменитый Танец маленьких лебедей, Чонгук видит, как Тэхен снова улыбается и усмехается, тогда он усмехается тоже. До боли известная всем сцена. Символ мирового балета. И вслед за ним – па-де-де Зигфрида и Одетты, когда герои влюбляются в друг друга, Одетта рассказывает принцу о своем заклятьи, от которого ее может спасти только верная любовь. Чонгук видит взгляд Тэхена, в котором читается чувство, называемое так: «вдохновенность».       Акт третий – сцена в замке. Появляется Одиллия – Черный лебедь. Зигфрид принимает Одиллию за Одетту и целует другую – Злой Гений торжествует, Белый лебедь сбегает, а Зигфрид, пораженный, понимает, что натворил, и спешит к озеру.       Четвертый акт. Действие становится напряженным, и Чонгук не может не наблюдать за происходящим на сцене: пораженная изменой принца Одетта танцует с ликующим Злым Гением в сопровождении черных лебедей. Начинается апофеоз: Зигфрид раскаивается перед Одеттой, бросает вызов Злому Гению…       Когда играет финальная мелодия, когда на сцене – толпа белых и черных лебедей, а в центре – разлученные Зигфрид и Одетта, между которых – Злой Гений; а музыка достигает своего апогея, заглавная мелодия балета смешивается с громкостью, с яростным бушеванием, с торжественностью… Но Одетта погибает. И тогда Чонгук замечает боковым зрением, как тело сидящего рядом Тэхена передернулось. И он коротко и незаметно переводит взгляд на него, увидев картину, которая никогда более не выйдет из его головы.       Тэхен плакал – и не просто плакал: он заливался слезами. Он стал зажимать рот ладонью. Его тело содрогалось, а глаза блестели и были наполнены скорбью, горечью, брови были стиснуты, и все лицо его искривилось в этом плаче. Это было настолько невероятное зрелище, что Чонгук, не смея его смущать, отвел взгляд и сам вдруг проглотил подкативший к горлу ком.       Когда балет кончился, раздавались громкие овации, люди вставали с мест и кричали: «Браво», Чонгук с Тэхеном тихо хлопали в ладоши, не смотря друг на друга. Люди вставали с мест и начинали уходить, но Тэхен все вжимался в кресло, и Чонгук старался не смотреть на него, чтобы не смутить, но краем глаза видел, как тот старается утереть лицо руками. После концерта, когда они выходили из здания театра, его лицо было припухшим и раскрасневшимся – но таким красивым и таким… откровенным. У Чонгука в груди что-то сжималось, он стискивал брови, ведь Тэхен был таким фантастическим, таким нереальным, будто несуществующим, таким картинным в своих переживаниях.       В полной тишине они сели в автомобиль и уехали; Хосок уловил их молчание и даже не стал спрашивать ни о чем, хотя они с боссом давно стали почти как друзья.       Они ехали, сидя по разные концы пассажирского сиденья. Тэхен смотрел в окно.       Когда они стали проезжать возле реки Ханган, он вдруг произнес:       - Мы можем остановиться здесь ненадолго?       Чонгук кивнул Хосоку, взглянув на него в зеркало заднего вида, и тот припарковал машину на набережной. Они вышли. Тэхен подошел ближе и стал смотреть на темную воду, в которой растворился вечер. Чонгук стоял рядом и решил закурить.       - Можно мне тоже? – сказал Тэхен, заметив это.       Чонгук молча протянул ему пачку сигарет и зажигалку.       Боже. Тэхен даже курит эстетично.       - Чонгук, - тихо произнес он. – Я хотел сказать… Спасибо.       Чонгук ласково усмехнулся, с теплом посмотрев на него.       - Это особенный балет для меня. Это торжество искусства. В нем такая концентрация… переживаний. И неописуемой силы катарсис. Спасибо…       - Знаешь, - заговорил Чонгук. – Финал этого балета варьируется в зависимости от конкретной постановки. Например, у них там, в России… С еще советских времен пошла традиция делать счастливый финал, где Зигфрид и Одетта в конце побеждают зло своей любовью и остаются вместе.       - Нет-нет… нет… Я считаю, что это единственно правильный финал.       - Что ты имеешь в виду?       - Одетта должна умереть… Иначе это превращается в глупую сказку, а не в историю про настоящее… Существо жизни.       Чонгук вздохнул и коротко улыбнулся.       Еще несколько минут они постояли в тишине.       - Куда хочешь поехать? – спрашивает Чонгук.       - Домой, если можно… - отвечает Тэхен.       - Хорошо. Конечно.       Они доехали во все такой же тишине. Когда они подъехали к дому Тэхена, то тот осмелился заглянуть Чонгуку в глаза. С грустью. Он взял его за руку и произнес:       - Спасибо еще раз, Чонгук… Спасибо… тебе… Спокойной ночи.       Тэхен вышел из машины, а Чонгук положил свою вторую ладонь на то место, к которому прикоснулся юноша, и стал смотреть в окно. Хосок, заметив это движение босса, тепло улыбнулся, но так ничего и не сказал.