Магистр дьявольских ау.

      Су Миньшань часто посещал город И. Мужчина никак не мог понять, почему Цзинь Гуанъяо не мог просто оставить Сюэ Яна, но, тем не менее, раз за разом наблюдал же иллюзией семьи, что создал себе босяк, а потом докладывал главе Цзинь. И в моменты таких допросов что-то внутри Цзинь Гуанъяо менялось, будто ломалось и рассыпалось на тысячи мелких осколков. Су Шэ знал, что Гуанъяо ни за что не сможет самостоятельно собрать их воедино. И Мэн Яо тоже это знал. Но всё равно отсылал подчинённого, прося оставить его одного.       А потом, наедине с самим собой, позволял своей маске треснуть, а щекам намокнуть от слёз бессилия. Яо умел плакать, умел чувствовать. И сейчас он чувствовал тупую, клокочущую боль в сердце. Оттого, что Сюэ Ян был счастлив не рядом с ним, оттого, что улыбался не при виде него, оттого, что смеялся не над его шутками. Оттого, что был не с ним.       Когда Цзинь Гуанъяо распорядился убить Сюэ Чэнмэя, то он был уверен, что Миньшаню это удалось. Мысль о смерти дорогого человека приносила страдания, но ещё большие принесло известие о том, что он выжил. О том, что его спас кто-то другой.       Мэн Яо никогда никому не признается в том, что он ревнует, скучает по улыбке с клычками, по дружескому толчку в бок, который глава Цзинь позволял себе воспринять далеко не как дружественный. Он слишком эгоистичен, слишком привык считать Сюэ Яна своим. Только своим.       Спустя восемь лет Су Миньшань приносит на руках окровавленное тело, укладывает его поверх новых простыней застеленной постели. Так как распорядился глава. Гуанъяо терпеливо ждёт пока Су Шэ выйдет, а потом садится рядом с бездыханным телом, трепетно берёт его за единственную руку и переплетает их пальцы. Голос Мэн Яо мягкий-мягкий, но внутри что-то дрожит. И, тем не менее, он улыбается.       — А-Ян, Чэнмэй, наконец-то. Ты окончательно мёртв, точно мёртв. Теперь ты только мой.       Он целует костяшки пальцев.