***
В кошмарах ему ломали кости, На яву он покрывал всех льдом. Можно ли задушить голос совести, Пользуясь тщеславным добром?
Агнис что было сил бежал по лестнице. Сзади с каждой секундой всё отчётливее и отчётливее слышался вой, рычание, лай, наверное, целой своры голодных псов, их недовольное клацанье зубов, скрип когтей по бетону. Босая нога больно ударилась об очередную ступеньку, соскальзывая вниз по отломленному краю, сдирая куски кожи. За небольшим окном, что располагалось на лестничной клетке, были видны одновременно далёкие, но и чудовищно близкие языки пламени, пожирающие всё снаружи. От них исходил лёгкий, но душно-густой красный свет, в то время как нарочито белые, точно в больницах, панели на потолке заполняли пространство холодным. Этажи сменялись один за другим, однако внезапно Кун остановился в исступлении — перед ним вновь была та же ступенька с обрубленным краем и каплями его же крови. Необъяснимая паника начала зарождаться в сердце, когда через пролёт парень вновь увидел абсолютно такую уже картину. А через несколько секунд лай позади необъяснимо скоро достиг своего апогея, Агнис обернулся, и последнее, что он увидел — морды огромного, трёхглавого пса, что уже начал вгрызаться в мягкое горло, что не издало ни стона боли, после чего с яростной силой швырнул обмякшее тело о стену. Агеро проснулся из-за чужого сдавленного крика. Парень медленно поднялся на локтях, оглядывая комнату вокруг: стол, стул, тумбочка и кровать в минималистичном стиле, шкаф, заполненный всего наполовину несколькими комплектами одежды, в углу одиноко висело среднего размера зеркало. Фальшивый лунный свет просачивался сквозь тонкие занавески. Как печальная эпитафия прошедшему времени на небольшом торшере висела тёмно-коричневая повязка Незаконного на волосы с символом «Ада Эванкхелл». С возвращения Баама прошло всего несколько дней, и Кун не отходил от него ни на шаг, засыпая каждую ночь в неудобном кресле подле его кровати. Всё для того, чтобы, как сейчас, тут же обнять, защитить каштановолосого, успокаивающе погладить его по голове, нежно поцеловать в порой слишком холодный висок. — Господин Кун… Это снова… Снова это чувство… Я будто тону… Повсюду вода, а ещё… А ещё там Вы… Вы пытаетесь меня достать, но… Но тоже тонете! Это всё из-за меня… Я — причина всех Ваших бед и несчастий! — дрожащим голосом не переставал шептать Баам. На бивший его самого холодный пот Агеро уже давным давно перестал обращать внимания. Он просто чувствовал, что с каждым таким сном всё больше и больше погружается в лапы некой… скверны? Больничный коридор, пустынная дорога, лифт, что открывается на всех этажах, лестница — всё было замкнуто в какую-то петлю, после обнаружение чего каждый чёртов раз появляется… Цербер? Сторожевой пёс ада о трёх головах. Как иронично: чем сильнее мы сами хотим стать богами, подняться на Вершину, тем всё дальше отдаляемся от бога. — Ты себя слишком накручиваешь, — ни то Бааму, ни то себе же самому сказал Агнис. Он осторожно, словно Баам мог от одного только неосторожного движения рассыпаться по частям, гладил его по голове, шее, легонечко массировал спину, плечи, оставлял еле ощутимые, точно крылья бабочки-однодневники, поцелуи на подбородке, ключицах. Агеро где-то слышал, что люди так любят мягкие прикосновения из-за того, что нервные импульсы, которые посылаются в мозг, способствуют выработке гармона счастья, радости и умиротворения. Как интересно: человека можно настолько легко заставить почувствовать положительные эмоции и для этого вовсе не обязательно изображать из себя невесть кого. Недаром, что просто быть рядом — уже лучшая в мире поддержка. И всё же… Кун не знал, а, точнее, не был уверен, но не решался спросить, ведь ответ Баам несомненно выберет такой, что устроит синеволосого, чувствует ли эти прикосновения Незаконный через свою новую «оболочку», так же ли он успокаивается, как и Агеро? Парень вдруг вспомнил, как после завершения финального осмотра «воскресшего» к нему подошёл один из руководителей и вложил в руку какое-то странное, навороченное устройство. Учёный рассказал, что, если вдруг что-то пойдёт не так, характер каштановолосого будет отличаться от прежнего или покоя не будут давать навязчивые мысли, можно будет просто послать какие-то сигналы в мозг, то ли блокируя его части, то ли просто усыпляя на время. Агнис тогда ещё посчитал это варварством, однако вещь всё-таки припрятал в своём светоче. Так, на всякий случай. Как например… Такой. Зачем всем — особенно Бааму, разумеется — мучится, страдать из-за кошмарных снов, если можно просто удалить их, как и все пустые переживания по поводу своей ненужности? Подозвав материализовавшийся блок суспендия, Кун нежно наклонил голову Незаконного себе на грудь, пока искал нужный прибор. — Закрой глаза, сейчас станет легче… Стоило ему нажать на несколько кнопок, как Баам крупно вздрогнул. Сердце защимило от мысли, что это могло быть невероятно больно, но, когда Агеро поднял глаза, встретился с чужими, что теперь словно искрились облегчением, уверенностью, в то время как дорожки от слёз не более чем эфемерно поблёскивали на мягких щеках. Какого же было удивление синеволосого, когда Незаконный сам чуть подался вперёд, жадно сминая его губы в знак… благодарности? Руки напротив медленно обвили талию, укладывая на подушку подле себя, сопровождая этот жест глубоким вздохом, после чего уже вновь невинно обнимая, утыкаясь в плечо и по-детски спокойно сопя. Скверна страха отступала от Агниса, однако на её место приходила другая. Кроме Баама никто больше не будет знать об этом добром жесте. Агеро сжался — порой он сам себе был противен. — Иногда мне кажется, что я был рождён уже с грузом греха… Каштановолосый лениво заворочался и сонно спросил: — Господин Кун? — Ничего-ничего, Баам, спи спокойно, — ответили ему, натянуто улыбаясь.