На те же грабли

      Юнхо никогда не задумывался, можно ли его назвать плохим человеком. Он считал себя достаточно честным, в известной степени добрым и даже с кое-какими принципами. Пожалуй, людей, которые могли испытывать по отношению к нему ненависть и вызвать в нём ответные чувства, можно было пересчитать по пальцам одной руки, а если точнее — Юнхо до недавнего времени думал, что хватит и одного пальца. А если совсем точнее — он не выделил бы даже мизинца для персоны, которая составляла эту «статистику». Но в последнее время на его голову вылилось такое озеро говна, что он начал задумываться, а адекватно ли он себя воспринимает? Походу, то, что у него ещё есть друзья — вообще не его заслуга, а ошибка тех, кто по наивности или великодушию своему верит в его добрые начала и прощает «за всё хорошее».       После беседы с Хонджуном, которая сильно смахивала на допрос, до Юнхо дошёл размах собственного ушлепанства. Как давно он знает Рози? Знает ли род её занятий и круг знакомых? Известен ли ему в принципе круг знакомых его многочисленных знакомых и род их занятий? Знает ли, кто мог иметь по отношению к нему и его друзьям недобрые намерения?       Хонджун задавал вопросы с такой протокольной харей, что Юнхо, заподозрив издёвку, еле сдерживался, чтобы не врезать кулаком аккурат промеж линз в золотистой оправе. Терпел он только потому, что надеялся в конце концов понять, ради чего его сюда притащили и запихивают свой длинный нос, куда не просят. Звонок хёна очень насторожил поначалу; и Юнхо, все мысли которого сейчас были о сообщении Рудольфа и связи оного с Джули, решил, что у Хонджуна есть какая-то информация об этом. Но только вместо того, чтобы перейти к насущному, хён выпытывал какую-то чушь про Рози, которая, по всей видимости, оказалась их общей знакомой, и к тому же болтушкой. Но даже если она рассказала лишнего про вчерашнюю ночь, что с того? Хонджуну похоже, просто нечем заняться, а Юнхо теряет время.       Когда Хонджун оборзел настолько, что спросил, спит ли донсэн со всеми бабами, с которыми столкнулся по жизни, терпение Юнхо лопнуло. Он встал, наклонился к хёну, зная, как того бесит, когда на него смотрят сверху вниз, и с ухмылкой ответил:       — Сам как думаешь?       Он залпом выпил остатки кофе, смял стаканчик и начал надевать пальто, наслаждаясь тем, как застыло, окаменело лицо Хонджуна, который до этого с живым интересом что-то искал в телефоне. А нехрен задавать дебильные вопросы — тогда и дебильных ответов не получишь. Как будто неясно, кого именно этот очкастый умник имел в виду под «всеми бабами», совсем уже заигрался в бюро расследований. Интересно, за кого Хонджун вообще людей принимает; ладно — Юнхо, но Джули-то ведь всегда была преданной спутницей. Для неё просто не существовали другие, пока был Хонджун. Юнхо мог распушать свои флюиды, мог безудержно флиртовать, но он и пальцем не тронул Джули, и не тронет, пока не поймёт, что ему — можно.       — Именно поэтому мы имеем то, что имеем, — выдал очередной афоризм Хонджун, причём почему-то на нормальном корейском языке, а не на латыни, и нахмурился. — Задержись на минуту.       Юнхо тяжело вздохнул, посмотрел на часы, но после некоторого раздумья стащил рюкзак с плеча и сел обратно. На ежедневную бессмысленную пытку к Юному он и так уже безнадёжно опаздывал, правда, в разговоре с Хонджуном смысла было не сильно больше.       А Хонджун сунул ему в руки какой-то ушатаный смартфон с открытым чатом «Какао», и как только Юнхо понял, на что смотрит, захотелось со всего маху пробить своей тупой башкой ламинированную столешницу.       Говнофоты, где он гашеный валялся на диване Рози (обстановку сегодняшней дымной ночи он сразу узнал) — это херня; и то, что люди могут оказаться подлыми настолько, чтобы взять у бесчувственного тела телефон и спиздить оттуда личные данные для распространения — расстраивает, но не изумляет.       Гораздо хуже было то, что в заголовке чата красовалась авка его бывшей.       Вот каким бараном надо быть, чтобы допустить переселение фоток, которые его по-человечески просили удалить, в самое неподходящее для них место — в чат Хонджуна и Хёсон, последние слова, предназначенные Юнхо, которой были «Чтоб ты сдох!»?.. Почему, кстати, Хёсон вообще переслала эти фотки кому-то вроде Хонджуна, они ведь не общались раньше? Юнхо и не подозревал, что у этих двоих, оказывается, дружба народов; и вообще, вокруг не Сеул, а всратая Санта-Барбара какая-то! Зато стало понятно, почему всю дорогу казалось знакомым лицо Рози, Юнхо теперь смутно припоминал, что видел её пару раз на общих сходках, когда они с Хёсон ещё были парой. И прав, получается, был высокомерный говнюк Хонджун, когда говорил, что ему следует быть внимательным к своему окружению…       Конечно, Рози узнала вчера бывшего бойфренда своей подружки, но даже не заикнулась об этом, пока елозила у него коленях полуголая. А он ещё втирал ей, почему им лучше остаться друзьями; и какая Рози на самом деле хорошая; только ей не следует водить незнакомых мужиков к себе домой, а следует теплее одеваться, а то надует чего-нибудь в таких-то платьях… В следующую секунду Юнхо также вспомнил, какой довод в пользу воздержания привёл прямо перед отключкой, и кровь бросилась ему в лицо. Он сам, своими, блядь, руками разблочил телефон и показал Рози причину, по которой у них ничего не будет. Ну, то есть, фотки Джули, которые у него были, вообще все. Влюблённого идиота тянуло исповедаться в любые уши, способные слушать, и подумать только — среди всех людей в Сеуле он выбрал для этого подружку своей бывшей.       Ну, а потом Хонджун спросил, в курсе ли донсэн, кто мог сообщить Хёсон об «общих знакомых в Гачон»; и даже не попытался скрыть презрительное выражение на лице. По нему было видно, что ответе не особо-то и нуждался, и спросил только для того, чтобы посмотреть на реакцию.       Юнхо был раздавлен.       Он вцепился в телефон Хонджуна, автоматически листая фотки, и яростно соображал, как ему быть. Даже не вернул подъёбку об окружении, хотя, очевидно, не только он путался с кем попало. И уже не особо важно, какие черти столкнули Хёсон и Хонджуна, важно то, что главной болтушкой Сеула оказалась явно не Рози; и слабая надежда на то, что, может, пронесёт, и Джули в очередной раз не выхватит ушат проблем из-за Юнхо, улетучилась.       Теперь он почти на сто процентов был уверен, что записи из архива клуба запросила именно Хёсон. Увидела фотки с телефона Юнхо, которые ей вчера переслала её махровая шпионка; выяснила название клуба и позвонила туда, — сама или через знакомых, — никому другому дурацкие видяшки нафиг не сдались… Правда, непонятно, зачем при этом закидывать фотками Хонджуна? Может, просто поссорить хотела заодно с другом, чтобы два раза не вставать, она ведь не знала, что Юнхо с этим успешно справился сам. Однако, оперативность этой бешеной суки реально восхищала: ведь только вчера он спалил Рози фотки из клуба, а сегодня с утра ему уже на телефон наяривал Рудольф…       Пока неясно, рухнула эта бомба на гражданское население или нет; было бы сильно проще разобраться, если бы Джули завела привычку пользоваться телефоном, как все нормальные люди…       Может, ещё раз попытаться поговорить с бывшей? О чём, и с чего этот разговор начинать? Он бы принёс свои извинения и простил месть лично ему, если бы это раз и навсегда закрыло гештальт, как ни крути, а обижаться на него Хёсон имела право. И похрен на стажировку у Юного, очевидно уже, что не сработаются… Но если бешеная сука снова хотела втянуть Джули…       — Что ты предлагаешь? — прямо спросил Юнхо после затянувшейся паузы, во время которой Хонджун задумчиво рассматривал донсэна.       — Я — ничего, — пожал плечами тот. — Просто кому-то следовало вовремя расставлять точки над «i» и быть честным со своей девушкой…       — Да пошёл ты в жопу! — вышел из себя Юнхо, и пара посетителей за соседним столиком сердито на них оглянулась. — Давно такой умный стал? — прошипел он, понижая голос. — Я не пизжу бабам про любовь до гроба и не бегаю потом от них по клубам, как крыса.       — Знаменитый профессор Чон Юнхо, и его трактаты о дружбе и верности.       — Идёшь ты в жопу! Я ничего никому не обещал, Хёсон с самого начала всё понимала. Может, мы разбежались поздно и херово, но для этого были причины, и ты, с-сука, прекрасно их знаешь!       — Знаю, Юнхо. Знаю, — осклабился Хонджун, который вошёл во вкус, тыкая донсэна мордой в его же дерьмо. А ещё у него ужасно забавно краснели уши, когда он злился. — Кишка была тонка сразу решить вопрос. Так что я мудак, и ты мудак, actum est, ilicet.       — Молодые люди! — строго окликнула их девушка за стойкой и знаком показала вести себя тише, опустив руку ладонью вниз. Хонджун умильно сложил лапы, будто умолял простить их. Лицо девушки за стойкой смягчилось, она шутливо погрозила пальцем, а Хонджун подмигнул ей с самой лучистой и озорной улыбкой.       Юнхо следил за этой пантомимой с нескрываемым отвращением.       — Я гляжу, ты прям убит горем. Не замыкайся в себе, депрессия дело серьёзное, — ядовито произнёс он. Ему уже надоел этот разговор. Мериться, у кого мудя звончее — тупо. Он начал подниматься. — Ну, всё у тебя?       — О депрессии, — Хонджун беззаботно поболтал стаканом с кофе, открыл крышку и сунул туда нос. — Я не помню, говорил или нет, где вчера встретил твою Госпожу Месть ? Думаю, Хёсон плохо перенесла ваш разрыв. Ты в курсе, как она справляется с зависимостью от ваших… кхм-кхм… отношений?       Юнхо с досадой пожал плечами. Будь там что-то серьёзное, Хонджун вряд ли бы так веселился, но беспокойство всё равно внушил. Что ещё удумал этот придурок?       Он сел на место.       — Ну?       В ответ раздался громкий хруст кофейной пенки, которую с оттяжечкой цедили через соломинку.       У Юнхо снова нестерпимо зачесались кулаки. Он сделал глубокий вдох и демонстративно хрустнул шеей, качнув головой из стороны в сторону.       — Ладно, ладно, — хмыкнул Хонджун вытащил из кармана какой-то насмерть заюзанный, в щербинках смартфон и быстро потыкал по экрану. — Зацени.       Юнхо брезгливо взял аппарат двумя пальцами. Он несколько раз промотал видяшку, где Хонджун валял дурака, а Хёсон кидалась на него и выглядела так, будто жёстко квасила с бомжами под мостом дней пять.       — Листни влево, — любезно подсказал Хонджун. — Там есть ещё.       Юнхо с внешним безразличием листал фотки, но внутри неприятно ёкнуло. Хонджун постарался запечатлеть Хёсон в самом мерзком виде, и ему это удалось. Лишённая гламурного лоска, эта внешность больше подходила её гнилому характеру, но… неужели ей было настолько херово, что она решила пуститься во все тяжкие? Третий год ведь уже пошёл с их разрыва! Его вон тоже динамят, и куда ему теперь — под тот же мост к тем же бомжам? И вообще, разве он виноват, что этой великосветской дуре померещился ручной зверёк на коротком поводке, а он на эту роль не годится?       Бабы! По-людски ни о чём с ними не договориться, переиначат, перекрутят всё на свой лад, и сами же обидятся! Ведь он и правда ничего не обещал Хёсон, он никому и ничего никогда не обещал, и ему казалось, правила игры всех устраивали…       Юнхо отчётливо вспомнил невыносимо тоскливые глаза Пинки и потряс головой. Он многого не замечал, много чего самонадеянно воспринимал как должное, а теперь только и оставалось удивляться собственной слепоте в делах, в которых даже такому скоту, как Хонджун, были очевидны моральные рамки… Да ещё, может, порадоваться удаче, которая довольно долго позволяла избегать вонючих брызг кармы. К чувству стыда и вины добавилась смутная жалость к той практически неузнаваемой персоне, которую он только что увидел на экране Хонджунова телефона.       Юнхо оттолкнул от себя аппарат.       — Ну, поздравляю, вы соображали на двоих в клубе, и рыдали друг другу в жилетки, — сказал он холодно, не желая, чтобы в нём укрепились ростки человеческих чувств по отношению к бывшей. — При чём тут я? Хёсон — взрослый человек, не может справиться с тягой к алкашке — пусть ложится в клинику, бабла у неё хватит… Кстати, откуда у тебя этот кирпич? Тебе ж батя «Самсунга» дарил нового.       — Не твоё дело. Ты думаешь, Хёсон просто напилась?       — Какая разница? Она никогда себе ни в чём не отказывала.       — То есть, ты в курсе её плохих привычек?       — Заебал, практику по допросам проходишь, что ли? Давай, блядь, к делу!       — К делу? — Хонджун посерьёзнел. — Ну, давай. Мне плевать, по чему упарывается это гламурное кисо, вкусов мне её не понять, — он критически окинул Юнхо взглядом. — Но вот это вот, — он постучал по экрану, — твоя проблема, понял?       — С херов ли? Я ей наливаю, что ли? — попытался взбрыкнуть Юнхо из чувства противоречия, но уже знал, что Хонджун прав. Хён только подтвердил мысль о том, что придётся ковырять старое и каким-то образом убеждать Хёсон забыть обиду или по крайней мере узнать цену этой обиды. Чтоб этой дуре пусто было, ей абсолютно чужды цивилизованные расставания и адекватное восприятие людей! — Я поговорю с ней, — процедил он после паузы.       — О чём? — спросил Хонджун со скучающим видом.       — Спрошу, почём берёт лак для ногтей и покажу пробники, — раздражённо ответил Юнхо. Его бесил снисходительный тон, каким взрослые объясняют детям очевидность допущенных ошибок, но каким бы говнюком не был Хонджун, главным источником проблем Джули был сейчас не он. Юнхо сделал над собой усилие и почти нормально пояснил: — Ну, о чём я с ней могу говорить?.. Поговорю о нас, скажу, что Джули не при чём… Может, она наконец угомонится. Попрошу прощения… Откуда я знаю!       Хонджун скептически поджал губы.       — Exitus letalis, — пробормотал он насмешливо. Юнхо глянул исподлобья, но промолчал. Хонджун выдержал паузу, смакуя своё превосходство, и продолжил: — Попросить прощения — это очень хорошая мысль. Не уверен, что поможет.       — Ну, и что делать тогда?       — Сначала — звонить Джули и узнавать, всё ли у неё в порядке.       — Сейчас-то, может, и в порядке.       — Перед тем, как разворачивать боевые действия, надо убедиться, что есть шанс на переговоры. Я могу…       — Я сам поговорю с Джули. Лично, — отрезал Юнхо, не дослушав, чего там может Хонджун.       Во-первых, он не позволит, чтобы Джули получила кляузу от третьих лиц, и наверняка в искажённом виде, а говорить о таком лучше с глазу на глаз, не по переписке. Да и как об этом написать? «Хай, возможно, в сети гуляет неприличный видос из клуба с тобой в главной роли, и ты, возможно, поимеешь с этого проблемы! Кстати, это всё из-за меня. Снова. Хорошего дня!» — так, что ли? Во-вторых, самолюбие не позволяло набирать Джули при Хонджуне и показывать, что она не берёт от него трубки и исчезающе редко что-то отвечает в «Какао». Ну, и в-третьих, у него появился легальный и важный предлог, чтобы увидеть её и на самом деле расставить все точки.       Он с вызовом глядел на Хонджуна, готовый отстаивать право говорить от своего имени.       — Я сам ей скажу, — повторил он твёрдо.       К его удивлению, Хонджун не стал возражать и как-то слишком уж легко согласился, что так будет правильней. Идея явки с повинной сразу перестала казаться удачной, но что бы этот хитрожопый гад не задумал, у принципиального человека, к коим Юнхо пока ещё себя относил, в такой ситуации выбор не велик.       Он был так виноват перед Джули! И гораздо сильнее, чем Хонджун со своими гулянками и ублюдским поведением! В тот момент, когда подруге было нелегко, её подставил тот, кому полагалось быть опорой и поддержкой. Он вообще-то мог предотвратить всё это, если бы включил мозги хотя бы на секунду — например, прислушался к словам подруги и отвёз домой, а не в клуб. Был всё время рядом и не сводил с неё глаз. Понял пустым своим бидоном, чего он лишается, когда ещё был шанс всё изменить. «И да, внимательнее относился к своему окружению», — закончилась мысль противным голосом Хонджуна.       Кто, если не псих, мог надеяться на взаимность в его ситуации? Юнхо хотел заслужить прощение, исправить всё и достойно свалить с горизонта, если Джули решит, что больше не может ему доверять.

***

      Джули доплелась до дома и рухнула на диван носом в подушку, не снимая пальто. Из открытого зева сумки, которая упала рядом с узким диваном, посыпались ключи, какие-то старые чеки, Бог знает для чего хранимые — она так и не завела привычку записывать расходы, хотя собиралась жёстко себя контролировать. Только чего тут контролировать-то? Из внутреннего кармашка выкатилось несколько тусклых монеток, которых не хватило бы даже на одну рыбку пуноппан. Что, если она переступила порог дома уже будучи безработной; и прямо сейчас на неё с вершины устремился, набирая скорость и вес, снежный ком финансовых проблем, которые сомнут её, как букашку? Без средств к существованию ей придётся досрочно расторгнуть договор аренды, а значит она может потерять залог на жильё, и останется одна, на улице, с бесполезно потраченными годами учёбы, с утраченной верой в людей и чёрным пятном на репутации. Почему это всё случилось именно с ней, а не с тем, кто этого заслуживает?! Разве она кому-то причиняла вред?       Джули изо всех сил вжала лицо в подушку и вместо истерического вопля выпустила только сдавленное мычание, чтобы её не услышала соседская пара. У тех была какая-то болезненная привычка соваться в дела других и доносить хозяину. При этом сами они совершенно не стеснялись скандалить во всю ширину своей души. К счастью, владелец здания излишнего интереса к личной жизни своих жильцов не проявлял, пока всё в рамках закона, но Джули по привычке постаралась соблюсти тишину. Какая отстойная и жалкая у неё жизнь, если она даже проораться наедине с собой не может?!       Она не знала, сколько пролежала в прострации, тупо глядя, как вытягивается и меркнет солнечный квадрат на полу; как сумрак пожирает пространство вокруг дивана в бурое ничто. Если не шевелиться, этот сумрак заполнит всю комнату, и ничего не станет — ни клиники с её дурацким руководством, которые верят любой ерунде; ни дебильных уставов, которые она якобы нарушила; ни Хонджуна с Юнхо, которые, будем откровенны, в конечном счёте приносят ей одни несчастья; ни проблем, ни забот…       Она, кажется, провалилась в тяжёлый сон, потому что очнулась, когда стемнело окончательно, и подскочила от резкого звука вибрирующего телефона, который выпал из сумки вместе со всем барахлом, а теперь требовательно моргал диодом и заставлял бряцать связку ключей. Кое-как выпростав руку из пальто, шарфа и покрывала, Джули потянулась за аппаратом, готовая раздражённо смахнуть очередной звонок от Хонджуна или от Юнхо. Ни с кем из них она сейчас не хотела говорить.       На экране высветилась аватарка интерна.       — Как дела? — задал он глупый вопрос таким бодрым голосом, что Джули даже растерялась с ответом и пожалела, что взяла трубку. Что он хочет услышать в ответ, не нарываясь на грубость? Зачем задавать такой идиотский вопрос человеку в её положении? Уён молчал, и нужно было что-то ему сказать, но Джули ощутила в себе полную неспособность поддержать позитивный настрой собеседника.       — Дела в жопе, — просто ответила она. Вот теперь пусть будут счастливы те, кто обвинил её в нарушении профессиональной этики. Теперь она действительно допустила некоторую вольность по отношению к старшему по рангу и возрасту.       Уён рассмеялся.       — Рано, рано раскисаешь.       — А когда в самый раз будет, скажешь? — буркнула Джули. Она села, чтобы удобнее было держать телефон, стащила наконец шарф с взопревшей шеи и потянулась к маленькому ночнику на окне. Маленький шар залил золотистым мягким светом подоконник, подушку у изголовья, и сразу стало легче дышать и говорить. Уён точно был в курсе её сегодняшнего изгнания, но по крайней мере, в его голосе не слышно огорчения или сочувствия. Если бы он начал жалеть её, она бы точно не выдержала.       Уён снова рассмеялся.       — Скажу, но точно не сегодня, — он сделал паузу, словно собираясь с мыслями. — Мы заедем за тобой где-то через час, так что времени тебе хватит.       — На что? Зачем? Кто мы?       — Навести красоту, конечно! Чёрный день! Или у тебя другие планы?       Чёрный день. Почему только день? Чернее всего этого месяца у неё ещё не было. Хотя, всё познаётся в сравнении, может, она ещё не достигла своего дна?       Джули обвела глазами комнату, в поисках календаря и почти уже открыла рот, чтобы вежливо отделаться от встречи, но передумала. Почему бы и нет? Она всегда отговаривалась занятостью, работой, учебой, блюла моральный облик в соответствии с уставом клиники, но теперь эти удобные компоненты исчерпывающей отмазки больше неактуальны, не так ли? А планы…       С Юнхо они договаривались на этот день, точнее, он предложил, а она не отказалась, но в тот момент между ними всё было иначе. Про здоровый эгоизм ей не спел только ленивый, в том числе, и сам Юнхо, поэтому вчера она на пьяную голову чуть не написала ему, прекрасно сознавая, как именно будет расценено её согласие. В самом деле, почему всем можно веселиться, а ей — нет? Но вместе с его звонками были пропущенные и от Хонджуна, словно один не мог существовать отдельно от другого. Отличное предложение — два придурка по цене одной её нервной системы… И она решила подумать ещё.       А сегодня выяснилось, что не зря.       — Ну, так что? — прервал её мысли Уён. — Ты с нами?       — Да, я с вами, — решилась Джули.       — Время пошло, — довольно хмыкнул интерн и дал отбой.       После того, как видеозапись из клуба всплыла сегодня у заведующего, она больше не обязана соблюдать договорённости. Может, и не специально, но Юнхо подвёл её. Наверное, сболтнул какой-нибудь из своих многочисленных знакомых, чёрт бы их всех побрал, и в прошлый раз ей пришлось менять место учёбы из-за него и из-за его подружки, только в этот раз всё ещё хуже…       Значит, решено — сегодня она сбрасывает лишний груз. И она уже всё равно непростительно подорвала имидж клиники, так какой смысл теперь лить слёзы над скисшим молоком и уходить в монастырь?       Она уже была почти готова, когда сбрякало сообщение от Уёна — он выслал номер машины и ставил в известность, что ей нужно выйти к перекрёстку через 10-15 минут. Джули прочитала сообщение, скинула в ответ смайлик с пальцем вверх, а затем с каменным сердцем смахнула пропущенные от Юнхо и заблокировала контакт.       Выпорхнув из такагу, она неосторожно хлопнула дверью и по привычке испугалась шума. Даже разозлилась на себя — ну, что за детский сад? Ей теперь что — просачиваться сквозь двери, как призраку, чтобы не дай Бог не потревожить семейство графов Мудакула, которое любого таракана, встреченного в округе, готово было на неё свалить? Да Джули золото, а не соседка, ни разу не превысила уровень допустимых децибелов, её и дома-то почти не бывает!       Она гордо выпрямилась, вытащила ключи и нахально брякая связкой, заперла старомодный замок, ощущая себя бунтаркой. Спустилась по внешней лестнице в крохотный бетонный дворик, отчётливо цокая каблуками; громко ругнулась на изрытые канавки между плитами, где чуть не застряла шпилькой; и толкнула калитку.       Калитка, вместо того, распахнуться настежь, отскочила обратно, и к громкому металлическому лязгу добавилось чьё-то болезненное «Уоп!».       — Вы в порядке? — в ужасе охнула Джули и выскочила на улицу, чтобы осмотреть пострадавшего — зазвенело-то знатно. Тот резко повернулся и схватил её за плечи.       — Даже не знаю, — негромко произнёс он. — Трубки не берёшь, сообщения не читаешь, а теперь вообще — покушение на убийство. Это так ты не хочешь меня терять?        Джули не заорала, наплевав на соблюдение тишины, только потому, что голос от страха сел начисто. До неё не сразу дошло, кто перед ней стоит и чьи пальцы мягко, но настойчиво поддевали подбородок, заставляя поднять голову. Тусклый свет с главной улицы заслонил высокий силуэт, и в голове мелькнула глупая мысль: «Уён прав, здесь слишком темно».       Мысли о том, что Уён должен появиться с минуты на минуту, внушили ей отвагу — если он приедет вовремя, то спугнёт бандита и вполне возможно, успеет увезти Джули в больницу до того, как она истечёт кровью и скончается от смертельных ранений.       Юнхо, который принял остолбенение подруги за спокойствие, понял свою ошибку сразу, как только на его голову обрушился шквал ударов, которые Джули наносила чем попадя — руками, сумочкой и невесть откуда взявшимся ботиком. Когда только она его снять успела? Юнхо чудом увернулся от тонкой шпильки, которая, попади она в цель, точно лишила бы глаза, а когда попытался перехватить запястье с опасной штуковиной, то услышал отчётливое шипение взбешённой кошки. Он отскочил в сторону, и Джули мгновенно юркнула за калитку.       Спустя секунду послышался шорох, как будто кто-то судорожно шарит в сумке. Ищет телефон, догадался Юнхо, с недоумением глядя на чёрный ботик в своей руке. Всё-таки успел выхватить, и сейчас ему кроме нападения припишут ещё и грабёж.       — Джули, — позвал он. — Джули, это я, Юнхо! Я отдам тебе ботинок, только не звони копам! — пробовал он пошутить. — Я в тюрьму не вернусь, так и знай! — (За калиткой затихли). — Ты меня слышишь?       Вместо ответа раздался звук открываемой двери где-то со стороны дома.       — Да что это такое, какой-то притон, а не дом! У тебя совесть есть?! — запричитал чужой визгливый голос. — Я с тобой разговариваю, эй!.. Ишь, вырядилась!.. Ты куда? Я с тобой говорю!       — Ещё раз вы заговорите в подобном тоне, я пожалуюсь владельцу, кто на самом деле у нас тут устраивает притон, — произнёс голос, в котором металла было не меньше, чем в калитке, долбанувшей Юнхо плечу.       — Ах, ты… — заголосили было с крыльца снова, но звук мигом захлебнулся, как будто вопящему заткнули рот, и утащили его внутрь.       В гробовой тишине, которая воцарилась в этот момент, лязгнула щеколда, и Джули выползла на улицу, поджимая левую ногу. Юнхо стоял посреди дороги, не решаясь подойти, но потом сообразил, что Джули стоит на одной ноге не случайно, а он всё ещё держит в руке предмет гардероба, который обещал вернуть.       Она молча натягивала возвращённый ботинок, борясь с шарфом, подметающим тротуар, и сумкой, выскальзывающей из-под подмышки, а Юнхо всё не мог начать разговор. Он к нему готовился, как всегда делал со сложными клиентами, которые не шли на контакт, но там-то проще: он знал, какой результат от него ждут и что для этого нужно сделать, чтобы все остались довольны. Здесь же — сплошные зыбкие пески, и его обычные павлиньи пляски с торгом до зелёных соплей не сканают… И к тому же, его тут не ждали и ничего от него не хотели: с ревнивым вниманием он отметил каблуки, платье и яркий макияж с агрессивно-красной помадой — явно выскочила не мусор вынести. Куда она идёт в тот день, который обещала ему? С кем?       — Извини, я не хотел, — он подхватил конец шарфа, который Джули никак не могла закинуть через плечо.       — Уточни, о чём именно речь, — холодно ответила Джули, взглянув ему в глаза; и под этим прямым взглядом смешались остатки мыслей, а объяснения причин и следствий перестали иметь смысл. Хёсон, похоже, таки успела напоганить единственному человеку, на которого Юнхо сейчас было не плевать; и здесь и сейчас не существовало никаких правильных слов, которые могли бы вылечить ситуацию. С бывшей он поквитается позже, но… неужели между ним и Джули… неужели это всё?       — Я… — начал Юнхо хрипло и запнулся. Даже у Юного ему не приходилось с так мучительно подыскивать фразы. Джули наклонила голову и ждала ответа. — Я хочу знать, всё ли у тебя хорошо. Ты… ты в порядке? — закончил он.       — Что? — Джули моргнула и расхохоталась. — В полном! Лучше не бывает! — Она внезапно протянула ему руку в перчатке.       Юнхо, у которого пошли мурашки от её неестественного смеха, растерянно посмотрел на протянутую ладонь, как на самую странную вещь в мире. Он мог ожидать, что в ней мог оказаться или граната со снятой чекой, или бутылёк с ядом, но нет — это была просто её рука в чёрной перчатке на пуговке.       Он аккуратно сжал её ладонь, помог преодолеть небольшой порожек у калитки и даже не сделал попытки удержать. Наверное, стоит порадоваться, что в него не запустили топором за роспуск рук, как вчера описывала Кайли, но этот жуткий хохот из классических хоррор-муви — тоже немного не то, чего он хотел. Нужно было срочно вернуть ту Джули, со смешливыми искорками во взгляде, которые он раньше легко умел зажигать, иначе он точно её потеряет.       — У меня брат женится, — сообщил Юнхо ни с того, ни с сего. Джули удивлённо моргнула, ненадолго становясь похожей в себя прежнюю. Но спустя всего секунду перед Юнхо уже снова стояла безразличная Джули.       — Поздравляю, — она пожала плечами, вытащила телефон, чтобы что-то в нём проверить, как будто у неё есть дела поважнее, а Юнхо тут — нассано.       — Джули, может, посмотришь на меня? — он накрыл ладонью экран её смартфона, заставляя обратить на себя внимание. — Если ты ненавидишь или злишься, я пойму, только скажи прямо, хватит меня морозить, как какая-нибудь Золушка!       Джули вскинула брови, и её губы слабо дрогнули, будто она сдерживала улыбку.       — А почему Золушка? — спросила она.       — Ну, кто там с каким-то снеговиком и оленем отмораживал на балу, — Юнхо и сам был в шоке от своего неожиданного экспромта — не спец он по диснеевским принцессам, вот и перепутал. Зато он вполне хорошо знал Джули и сообразил, что ей не по силам играть роль сказочной стервы слишком долго, и слава Богу, это совсем не для неё… Он состроил умильную рожицу, молясь про себя, чтобы Джули заразилась его улыбкой, как раньше — это заметно добавило бы ему уверенности.       — Ты думаешь, это была Золушка? — улыбнулась уголком рта Джули. На Юнхо невозможно было долго злиться, он просто был в своём репертуаре — очаровательный шалопай, не сознающий последствий своих действий и не подозревающий о том, что все его уловки читались на раз и работали только потому, что до поры до времени она хотела им поддаваться. Это не могло продолжаться вечно.       — А разве нет? — он чувствовал, что Джули вроде бы не видит в нём врага, но за друга тоже уже не считает. Как говорила мама: «За что боролись, на то и напоролись», он сам хотел выбраться из френдзоны. — Однозначно Золушка, я же помню — блондинистые волосы, голубое платье… и был какой-то олень, которому нужны стеклянные шлёпанцы, чтобы идентифицировать даму…       — Хрустальные, — Джули неторопливо двинулась в сторону перекрёстка. Юнхо автоматически пошёл за ней. — Разве это был не принц?       — Да нет, точно олень. Тупой олень. Давай сядем в машину?       Джули повернулась к нему, оглядела с ног до головы и покачала головой.       — Ты, милый, совсем не меняешься.       Против «милого» Юнхо ничего не имел, но к чему произносить это приятное слово таким усталым тоном и смотреть на него как на безнадёжного больного? Он взял Джули за руки. Он так хотел ей сказать, что может быть, сейчас и похож на сказочного оленя, но не какой-нибудь там перекати-поле… с другими — может быть, но только не с Джули. Она не верила ему, и он догадывался почему, но разве у Юнхо был шанс показать, как он может любить, если до недавнего времени ему даже в голову бы не пришло называть свои связи этим словом? Да Боже мой! Ему много кто нравился, кто-то больше, кто-то меньше, и Джули поначалу он посчитал увлечением. Сильным, да, крышесносным, но просто увлечением. Лишившись возможности узнать её так, как привык узнавать девушек, слушая её смех, вытирая слёзы, Юнхо получил взамен другую возможность — втрескаться по уши, гораздо более искренне и безнадёжно.       Играть словами больше не хотелось.       — Джули, — он перебирал её маленькие пальцы своими, холодея от ужаса признания, которое вот-вот сорвётся у него с языка, и одновременно от непонятного восторга. Он много раз говорил девушкам красивые слова, но никогда его при этом не била такая дрожь и не сводило так сладко живот в ожидании ответа и награды. — Джули, — повторил он, собираясь с духом, как перед прыжком в воду. — Я…       — Не надо, Юнхо.       Он не услышал, скорее увидел, как прошептали красные губы на бледном лице оглушающий отказ.       В горле вспух мерзкий ком. Ладони в чёрных перчатках выскальзывали из рук, оставляя только нежный бархатный след на кончиках пальцев, совсем как в недавнем сне. Джули отступила, а потом, на секунду задержав на Юнхо прощальный взгляд, развернулась и почти бегом поспешила к такси, которое незамеченным подкатилось к воротам.       Шум мотора стих за перекрёстком, а он остался стоять один, окутанный прохладным ароматом готовых вот-вот распуститься вишнёвых бутонов.