Как приручить Большую Птицу

      — Велено провести концерт на весеннюю тематику! Приедут оттуда, — он многозначительно ткнул пальцем вверх, — и с телевидения. Самодеятельность: песни, танцы, стихи, — Акула тряс стопкой каких-то бумаг, повторяя одно и то же разными словами уже минут пятнадцать.       — Какая, нахрен, самодеятельность? Они на уроки-то не всегда ходят, что говорить о какой-то внеклассной работе, — Шериф, стоя в проёме двери, ведущей на балкон, глубоко затянулся и медленно выдохнул, запуская дым в комнату отдыха — комнату для собраний. Овца, сидевшая неподалёку, прикрыла нос рукой.       — Если ты не справляешься со своими прямыми обязанностями, это совершенно другой разговор! Останься после собрания, обсудим, — понизил голос Акула, покосившись на Шерифа. Тот недовольно фыркнул и отвернулся в сторону улицы. — Развелось у нас гитаристов-шахматистов. Пусть таланты зря не тратят. Так! — Акула посмотрел на часы. — Завтра в четыре часа в актовом зале проводим прослушивание, потом совещание. Из первой, второй и шестой по два участника. Ральф, с тебя три! Дамы, из девушек пять участниц. Под участниками подразумеваю одного исполнителя или группу с одним номером. Обязательно хотя бы по одному музыкальному номеру с каждого из вас. Может, группу соберём, — Акула придавил всех чугунным взглядом и подобрался. — Возражений не потерплю! Свободны. Шериф, задержись!                            Внезапно распахнулась дверь четвёртой, с грохотом ударившись о стену, оттуда вылетел Табаки и пулей промчался мимо Ральфа.       — Доброе утро! Еху! — Крикнул парень, крутя колёса. Из проёма показалась голова Македонского. Он коротко кивнул мужчине в знак приветствия и поспешно скрылся.       Ральф наблюдал за происходящим с приподнятой бровью. Когда он сообразил, что следовало бы поздороваться и крикнуть что-нибудь вроде «Не бегай по коридору!», Шакал уехал уже далеко. Да и фраза звучала довольно странно. Технически Табаки не бежал, а сидел по коридору. Подбирать другое слово в любом случае уже не имело смысла. Теряет хватку.       На перемене после первого урока Ральф пришёл во вторую и прочитал лекцию о том, как не стоит передвигаться по территории Дома. Следующим уроком у обеих его подопечных групп стояла физкультура, проводимая в спортивном зале.       Мастодонт благополучно отсиживался на толчке. А нефиг было пить подарки Третьей. Ральф знал, что неподготовленный человек вполне может и помереть от настоек, производимых под началом Большой Птицы. Даже такой крепкий, как местный физрук. Но воспитателю случившееся только на руку.       Бедная Ласточка — учитель физкультуры девочек — никак не могла справиться с двумя группами парней. Порхала по спортзалу как укушенная. В меру возможностей ходячие делали разминку стоя, колясники — расположившись на матах. Естественно, именно сегодня их возможности решили отдохнуть, от того никто особо ничего не делал. Это Ральф очень удачно зашёл.       — Как хорошо, что вы зашли, — немолодая, но довольно привлекательная женщина практически подбежала к воспитателю. — Это просто невыносимо! У меня сегодня утром даже Крысы занимались активнее.       Знал Ральф, чем и как Крысы занимались активнее на этом уроке, да ещё и с одной Ласточкой, без надзора квадратного Мастодонта.       — Мне нужно сделать объявление, а после помогу их активизировать, — воспитатель снял пиджак и аккуратно уложил на ближайшую скамейку. — Так, лентяи! Устал я бегать по всему дому и искать Табаки!       — А чего меня искать? Туточки я, — лохматый Шакал в спортивных трико и майке, обшитой бисером, сел на мате и помахал рукой воспитателю. Каменное лицо даже не дрогнуло.       — Шакал, Шумахером заделался? В Формуле 1 поучаствовать решил?       — Сегодня обещали эклеры, — усмехнулся Сфинкс. — Вот он и ломанулся.       — Эклеры будут на обед. А сейчас слушать меня внимательно. Распоряжением свыше объявляется концерт! От ваших двух куч велено организовать три выступления, собираем больше, чтоб наверняка, — слово «концерт» заинтересовало слушающую публику, но известие о том, что выступать они будут сами, вызвало бурное неодобрительное улюлюканье. Однако нашлись и те, кто был рад данному факту. — Заткнулись все пока не спрашиваю, — голосом можно железобетонные плиты гнуть как пластилин, но причина не в крике, а в поставленной за годы практики интонации. — Песни, танцы, стихочтение и прочая самодеятельность приветствуется. Желающие есть?       — А перед кем мы выступать-то будем? — Дракон почесал затылок и недоумённо оглядел присутствующих. — Это нас повезут куда-то?       — Никуда вас не повезут. Сюда приедет делегация человек из десяти и видеооператор. Потом по телевизору вас покажут.       Слон неуверенно поднял руку.       — Да?       — Я хотел бы… — он посмотрел в пол, а сам покраснел аж до кончиков ушей. — Я очень хотел бы в телевизоре стихотворение рассказать.       Ральф вздохнул.       — Допустим. Ещё желающие? — в ответ — молчание, прерываемое редким хмыканьем и копошением. — Желающих, значит, нет? Тогда будет по-моему. Потом не жалуйтесь. Знаю, что многие из вас неплохо играют на гитарах и поют. Слепой и Сфинкс тут? Составите дуэт.       Сфинкс тихо засмеялся.       — Я такой себе игрок на гитаре, — он чуть махнул протезом. — Если вы найдёте Слепого и убедите выступать…       — А это не мои проблемы. Явишься без него или вообще не явишься — пеняй на себя. Табаки и Горбач, с вас номер с этими вашими духовыми инструментами, — Горбач поворчал, но противиться не посмел, зато Шакал был крайне рад. — Стервятник… А где он, кстати? — Гупи пожал плечами, птенчики закрутили головами в поисках Папы. — Дракон, видел, ты боди-артом интересовался, — присутствующие кто захихикал, кто скривился, кто подавился, — представишь что-нибудь интересное. Только приличное! — Воспитатель тяжело вздохнул. — И жду стихотворение от Слона. Просмотр сегодня в четыре в актовом зале. Явиться за десять минут до начала. А теперь подняли свои задницы и быстро ими зашевелили в ритме физкультуры! — Ральф махнул руками и чуть отошёл. — Раз, два, три, четыре! Не ленимся! Сейчас маршировать заставлю! Будете у меня носочек тянуть.       — Свалился на наши головы, — пробухтел Лэри в сторону Сфинкса, когда они одновременно под счёт начали делать наклоны. — Не хватает нам нагрузки, ага.       — Заткнись, — шипение в ответ.       — Разговорчики! Сейчас кто-то особо болтливый двадцать кругов по периметру зала побежит!                            — Бренно ли наше бытие, и бытие от быта иль быт от бытия? — Стервятник кивнул на пустую кружку, но рука Кролика замерла над ней в нерешительности.       — Стервятник, может, тебе хватит? — глаза вожака третьей поднялись с Луиса на лицо Кролика. Бармен торопливо наполнил кружку коктейлем собственного изобретения и чуть отошел.       — Китай! — с одного из шестков неподалёку разнёсся возглас Лэри. — А, не… Тогда Колорадо-Сити!       — Имари, — со вздохом произнес Кролик, мешая очередной напиток. Лэри сдвинул брови и задумался, очевидно, на ближайшие минут десять минимум.       — Э! Это где вообще? Ты выдумал это только что! — вопреки ожиданиям, через пару минут лог вновь подал голос. Кролик укоризненно посмотрел на прыщавое лицо под чёлкой. — Ладно-ладно.       В ближайшие минуты, что Птица оставался на месте, допивая свой кофе, Лэри не издал ни единого звука, разве что, громко почёсываясь, изображал бурную мозговую деятельность.       — Пора… — Стервятник вздохнул, вышел из кофейника и устремил взгляд в глубь коридора в ожидании.                            — Все в сборе? — Акула оглядел копошащихся в зале и переложил какие-то бумаги на столе. Директор, все воспитатели, учитель музыки и ещё несколько заинтересовавшихся взрослых разместились на первых рядах. Старик Янус сел на самый последний ряд, что-то записывая в тетрадь и бросая иногда заинтересованные взгляды в сторону сцены. — Начнём по списку. Первая группа. Заявлены два номера. Первым слушаем песню.       На сцену вкатили поросят — Нифа, Нуфа и Нафа. Колясники в тишине затянули такую заунывную песню с завываниями, странными звуками и подпевкой в три голоса, что на втором куплете зрителей уже начало клонить в сон. Ральф сидел, прикрыв глаза рукой. Акула, клюнув носом, хрюкнул и замахал руками.       — Стоп! Стоп! Это что за издевательство над ушами?       — Пусть поставят сценку «Три поросёнка»! — раздалось откуда-то из крысиных рядов. Зал разразился смехом. Акула свернул бумаги в трубочку и погрозил в сторону Крыс.       — А идея, в общем-то, неплохая… По крайней мере, то, что вы продемонстрировали, мы показывать точно не будем! Марш со сцены! Завтра утром мне имя «волка». Следующий! Что такое «Шахматы на время»? Песня какая-то?                            — Куда вы его? Осторожнее спускайте, осторожнее, — пропыхтел Акула, вскочив на своём месте и размахивая изрядно помятым листком бумаги. — Перерыв. Зал одобрительно загалдел, серодомный люд повскакивал с сидений.       — Все остаются на своих местах! Перерыв между юношами. Смотрим первый номер от девушек! Скерцо-Тара… — директор запнулся. — Генрик Венский…       — Скерцо-Тарантелла, соль-минор, композитор Генрик Венявский, — раздался звучный голос со сцены.              Дом скрывал в своих стенах множество одиноких мест. Одинокими они звались потому, что, заглянув, любой мог провести там в одиночестве долгие-долгие часы, а то и дни. Самые популярные одинокие места — чердак и закуток, где сходились стены двух корпусов. Туда жители зоопарка приходили подумать о своём, о наболевшем, пообщаться в интимной обстановке подальше от чужих глаз. Стервятник же предпочитал более уединённое место — актовый зал. Официальные собрания, санкционированные Домовской администрацией, учителями или пауками, в нём проводились не часто, а в промежутках редкий гость заходил помузицировать — как правило, одна или несколько Крыс в наушниках, развалившись на последнем ряду или прямо на сцене в не самой пристойной позе.       Птица приходил в актовый зал читать. Приходил не часто, устроившись на подоконнике за тяжёлой когда-то бордовой, а теперь коричневой пыльной шторой, чтобы не мешать, если кто-то решит заглянуть; чтобы ему никто не мешал.       «Бабах!» — кто-то хлопнул дверью слишком громко, а, может, всему виной вездесущие сквозняки? В опровержение последней мысли по помещению разнеслись несколько громких шагов, а после грохот. Стервятник, отложив книгу, осторожно выглянул из-за шторы. Между рядов с всхлипом поднялась зеленоволосая голова, очевидно, девушка медленно подошла к сцене, прихрамывая и обнимая чехол с инструментом. Птица сидел, выжидая. С одной стороны он не хотел трогать девушку с не самым приятным характером — репутация Химеры знатно обгоняла её саму, — с другой стороны в чехле явно скрывалась скрипка, и дальнейшее развитие событий сильно заинтересовало вожака третьей.       По залу разнеслось негромкое звяканье, пёстрая клетчатая рубашка, в которой мог бы утонуть, пожалуй, даже толстяк Гомер, полетела на передний ряд. Девушка поднялась на сцену, достала инструмент, а Стервятник замер с благоговением во взгляде, не в силах пошевелиться.              Химера стояла на сцене не совсем устойчиво. Казалось, что ещё миг — и тонкое тело пошатнётся, упадет с гулким звяканьем. Силу эффекту придавало длинное алое платье, покачивающееся от любого движения. Но девушке, казалось, так было очень комфортно, она положила скрипку на плечо и заиграла. Ещё пару мгновений Крысы лупили друг друга по плечам, вытаскивали наушники, зал замер.       Закончив, Химера осторожно поклонилась и спустилась со сцены. Присутствующие продолжали сидеть в безмолвии. Отмереть многих заставил скрип дверей. Десятки голов повернулись взглянуть на вошедшего, возможно, хорошо, что Слепой этого не видел. Македонский торопливо подбежал к вожаку.       — Ты очень вовремя! — заливисто рассмеялся Табаки, хлопая Слепого по спине.       — Кхм… этот номер однозначно вставим в программу. Без изменений, — Акула насупился, делая какие-то пометки в бумагах.                            Слона, розовощёкого великана, на сцену вывел Гупи и отошёл в сторону, внимательно наблюдая за состайником.       — Гордо реет буревестник… — уверенно вступил Слон, а потом осёкся и замялся, когда Птицы стали махать ему со своих рядов. Пауза продлилась пару секунд. — Максим Горький. Песня о буревестнике. Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный… — Птица снова помедлил. — То… То крылом волны касаясь, то стрелой взмывая к тучам… Он кричит, и — тучи слышат… радость… в птицы… — опустив взгляд в пол, Слон замолк, насупился, но со сцены не ушёл. Стоял он так около минуты, пока с Крысиных рядов не начали раздаваться свист и улюлюканье. Ничего хорошего такой исход не предвещал. На сцену под тяжёлым взглядом Ральфа пришлось подняться Папе Птиц. Бледнее, чем обычно, он проковылял к птенцу и взял под руку, стараясь выглядеть максимально нормально.       — Давай про Алконоста? — Стервятник поднял усталый взгляд на Слона и коротко улыбнулся. Тот кивнул и снова посмотрел в зал.       — На гладях бесконечных вод, — вступил птенец немного гнусаво, но вновь гордо и уверенно, словно это стихотворение знал всю жизнь и, разбуди его ночью, смог бы выдать всё без запинки.       — Закатом в пурпур облеченных, — подхватил вожак, тоже переводя взгляд в зал.       — Она вещает и поет, — они так и продолжили произносить строчки по очереди.       — Не в силах крыл поднять смятенных… Вещает иго злых татар, Вещает казней ряд кровавых, И трус, и голод, и пожар, Злодеев силу, гибель правых… Предвечным ужасом объят, Прекрасный лик горит любовью, Но вещей правдою звучат Уста, запекшиеся кровью!.. — поставив жёсткую точку, Стервятник сжал крепче ручку трости и заглянул прямо в глаза Ральфу, внимательно наблюдавшему за происходящим на сцене.                            — Это что? — Акула протёр пот со лба носовым платком и уставился на листки бумаги, что протягивал подъехавший Дракон.       — Эскизы. Мы решили сделать несколько вариантов, чтобы вы могли выбрать.       — Эскизы чего? — директор никак не мог разобрать, что же изображено на листах. — Лягушка какая-то?       Ральф, сидевший за мужчиной, перегнулся через ряд и повернул рисунки в чужих руках.       — Боди-арт. Роспись тела красками. Модно.       — Какой срам! А если модным станет с крыши сальто делать во имя искусства, мы тоже должны будем этому следовать? — процедила Крёстная, сложив руки на своих бумагах.       — Про паркур вы, видимо, никогда не слышали?                            Габи вышла на сцену, постукивая каблуками остроносых туфель. Белые топ и короткая юбка больше напоминали нижнее бельё, чем концертный наряд. На голове вместо волос, казалось, возвышалось птичье гнездо, постиранное с отбеливателем. На лице — боевая раскраска, жирная мушка над губой. Не успела девушка встать в позу и открыть рот — вероятно, она собиралась петь, — как Акула возмущённо воскликнул: «Это ещё что такое?! Брысь со сцены! Косметику смыть, одежду надеть! Ещё не хватало в трусах выступать!». Его возмущения перетекли в ворчание Крёстной: «Хорошо, что мы устроили прослушивание. А если бы она вышла в таком виде выступать?». Выход Длинной директор проглядел именно из-за Крёстной. Некоторое время они спорили, стоит ли Крысам показывать, как они его назвали, «Танец с куртками».                            Придерживая одной рукой гитару за спиной, на сцену поднялся Валет. За ним следом — Чёрный со стулом. На обустройство, извлечение гитары из чехла ушло некоторое время. Костыль, прислонённый к спинке стула, дважды падал, после чего было принято решение оставить его лежать.       Валет посмотрел на «судейскую коллегию» отсутствующим взглядом и заиграл «Стремянку в небеса». Чёрный благополучно проворонил вступление, но неплохо сориентировался и всё-таки начал петь.       Стервятник чуть поёжился. По телу пробежало скоблящее чувство и непонятно, чем оно было вызвано: неудовольствием слушать пение Чёрного или решившими напомнить о себе недосыпом и недоеданием. Новоиспечённый псиный вожак пел неплохо, но слушать эту песню в его соло исполнении было непривычно. Птица закусил кончик ногтя на большом пальце — новая, абсолютно глупая привычка, однако помогающая сконцентрироваться на нахождении здесь — и посмотрел на Сфинкса. Вот уж чей голос сейчас был бы очень кстати.       — Ну, почему снова на английском? Красивых песен на других языках у нас на планете больше нет? — Акула что-то нацарапал в своих записях.       — Есть! Та, что поросята исполняли! — гаркнул кто-то из крысят, и зал разразился хохотом.                            В четвёртой после выключения света никто не спал. Даже Толстый, высунувшись из ящика, терзал волосы Рыжей, пытаясь незаметно их пожевать. Рыжий и Стервятник заглянули на огонёк.       — Не трогай мои карты, пожалуйста, — Сфинкс чуть толкнул повисшего на его плечах Слепого, норовившего сделать ход самостоятельно. Картами Сфинкса. Причём варианты получались довольно удачные. Как это получалось — оставалось загадкой. Не менее активно в чужие карты ломился Табаки. Он пожелал пропустить первую партию, чтобы закончить новые бусы, однако очень старался помочь выиграть Лорду.       — Третья слева, — сжав губы, как бы тайно подсказывал он ходы. — Первая справа. Нет, только не этой. Чем потом будешь отбиваться?       — Даже жалко, что концерт отменили. Слон очень расстроился, — вздыхая, наклонил голову вбок Стервятник. Тонкие пальцы затушили бычок в пепельнице. — Он очень хотел выступить. Выбирал значки, которые прикрепил бы на жилетку, чтобы сильнее блестеть на сцене.       — Взял, — Рыжий почесал щёку и пополнил веер в руке. Сегодня с картами ему не везло. — А я рад. Если бы мои ещё хоть раз попытались отрепетировать танец в спальне… даже не представляю, куда бы засунул швабру.       — А я очень хотел посмотреть на «Три поросёнка», — растянулся в улыбке Сфинкс, выходя из круга первым.