Как приручить Большую Птицу

             Столовая. Отчего-то кажется, чем ближе к выпуску, тем лучше кормят. В последние дни страдальцам-смертникам подадут омаров, стейки и тирамису на десерт? А потом отправят в неизвестность пинком за пределы Дома. Овощи сейчас не стремятся разбежаться по тарелке, а в котлете, кажется, даже наличествует мясо, но есть всё равно совершенно не хочется. Бабочка жалостливо смотрит на Вожака, вытирая тарелку куском хлеба.       — Если совсем перестанешь есть, завтра свалишься без сил у какой-нибудь подворотни, — голос из-за спины заставляет Стервятника вздрогнуть. Выбирая и нанизывая на вилку морковь, он настолько глубоко погрузился в свои мысли, что не заметил подошедшего сзади Слепого. — И какой пример ты подаёшь своим птенчикам?       Третья — кто слышал вкрадчивый голос — поворачивает головы и заинтересованно смотрит на Папу. Он показательно скалится и отправляет в рот наколотую морковь. Готовить стали лучше, но тактильное ощущение всё равно отвратительное. Птенчики активно восторгаются Вожаком и возвращаются к трапезе.       — Не тебе говорить о питании. Я, по крайней мере, не ем мышей и не выблёвываю их перед Рептилиями.       На худое плечо, укрытое чёрной шалью, ложится рука. Слепой чуть наклоняется к уху.       — Я тоже знаю много интересного о твоих ночных прогулках. Это слишком затянулось. Ты стал рабом своих желаний, Стервятник.       Любая Крыса, услышавшая сейчас слова Вожака Четвёртой, могла бы припомнить уже поутихшие слухи и начать свистеть, улюлюкать. Слухи, пущенные Логами после истерики, случившейся с Чёрным в Самую Длинную. Слухи о Стервятнике и Ральфе. Слухи о том, что вызывало у Большой Птицы желание облить припадочного холодной водой или закрыть его зимой на морозе без одежды. Желание закопать его заживо, а на могилке высадить нескольких своих питомцев. Желание кусать губы от досады, но не потому, что слухи были правдой или неправдой, а потому, что такие слухи в принципе появились на свет; потому, что сам он дал для них достаточно оснований.       Однако Хозяин Дома имел ввиду совсем иное. Он сослался на старый кодекс Прыгунов. Он напомнил Стервятнику, что нарушать правила — очень плохая идея. И от этого по птичьей спине пробежал холодок.       — Ты же знаешь…       — Это не важно, Стервятник. Нужно срочно решить эту проблему. В противном случае, последствия окажутся ужасными. Не только для тебя. Для всех нас.                            Время в Третьей идёт иначе. Жизнь и быт протекают медленнее, если не сказать — безмятежнее. За стенами Гнездовища бегают Логи, спеша донести адресатам новости или просто проживая свою дикую жизнь; или же колясники, иногда исключительно в лице Табаки, но обычно и этого вполне хватает, спешат в столовую, на Менялку или в комнату. В Гнезде, утопая во влажном воздухе, путаясь в ветвях и листьях, время сгущается, оставляя возможность её обитателям жить спокойнее, замечать мелкие детали, наслаждаться моментом. Даже гости и чужаки могут попасться в эту странную ловушку, почувствовать лёгкое умиротворение, застрять в путах лиан бытия, если, конечно, позволит Дом.       — Хей, взбодрись хоть немного, старик! — Валет чуть толкает Стервятника в бок, перебирая пальцами струны.       — Худее тебя сейчас только Спица, — Рыжий морщится, вспоминая вид на ножки девушки. Пёс мажет мимо аккорда. Они сидят на кровати Вожака Третьей, выпивая и негромко разговаривая. Хотя, конечно, в основном выпивая. — Тебе настолько плохо, что уже унесло? — он дёргает головой в невротическом порыве и замечает слишком заинтересованный взгляд Ангела. Кривая крысиная ухмылка заставляет птенчика спрятаться под одеяло и притаиться.       — Я посмотрел бы на тебя бы, если бы ты бы… бы… — Стервятник немного подвисает. Прежде чем продолжить, делает глоток из чашки. — Если бы ты несколько месяцев нормально не спал. Ральф просил зайти к нему, повторял это уже… я со счёта сбился, сколько раз. Говорил мне лично в столовой, передавал через стаю. Я ходил уже раз пять. И это только те, что помню. Однако в процессе оказывалось, что это сон, — Птица сверкает круглыми глазами, расширив их на мгновение для выразительности, и затягивается одной из сигарет, лежащих в пепельнице. — Чёрт, Валет, что за дрянь ты куришь?       — И это говоришь мне ты? — Пёс смеётся, поправляя ошейник, и начинает играть что-то более сосредоточенно. Похоже, он уже настолько пьян, что даже начинает негромко петь.       Один душевнобольной на траве,       Другой душевнобольной на траве —       Они вспоминают игры, венки из ромашек и смех…       За этими психами нужен глаз да глаз.       Рыжий подпевает и смеётся, время от времени заливая в организм остатки содержимого бутылки.       — Стервятник, Чёрный планирует побег, — закончив песню, Валет прикуривает новую сигарету и наклоняется в сторону друга. Выгнутая бровь символизирует отмашку для продолжения монолога. Гитара переходит в руки Рыжего, но он тоже наклоняется, крайне заинтересованный темой беседы. — Он хочет раздобыть транспорт. Желающие смогут уйти с ним в наружность перед выпуском. Не так, как хотят Рептилии или родители. Сбежать всем вместе. Куда-нибудь далеко. Я слышал, Лэри и Спица планируют так свадьбу отпраздновать. Романтическая поездка в закат, — Пёс картинно проводит рукой по воздуху, показывая дорогу к светлому будущему, щурится и смеётся. Рыжий быстро кивает, демонстрируя полное согласие с данной мыслью. Вожак второй явно осведомлён о данных планах. В губах зажата сигарета, с которой от активного движения на покрывало падает пепел. Стервятник брезгливо скидывает его на пол. — Может, ты или кто-то из твоих хотите присоединиться? — Валет вытягивает голову и осматривает полуспящую комнату.       — Не та группа, дорогой, не те звери, — подумав несколько секунд, сипит Папа Птиц и наливает себе ещё.       Дыши, вдыхай воздух,       Не боясь, что пропадёшь.       Уходи, но только не бросай меня.       Оглядываясь по сторонам,       Сделай свой собственный выбор.       Долго живёшь и высоко летаешь…       Ты будешь плакать и смеяться.       Всё, чего коснёшься, и всё, что увидишь,       Будет всем в твоей жизни.              Луна катилась по небу, а звёзды танцевали в её свете, водили хороводы, держась за руки. Вечер пьяных песен кончился неожиданно. Валет заснул, удобно устроившись на кровати Стервятника в обнимку с гитарой.       — Вчетвером мы тут не поместимся, — оскалившись, словно гиена, смеялся Рыжий, пытаясь подняться на ноги. — Пойдём, Большая Птица. Я провожу тебя до кабинета Ральфа.       Подобное заявление заставило Стервятника несколько протрезветь.       — А кто потом проводит тебя до комнаты?       — Ничего, как-нибудь доберусь, — снова гиений смех и уверенные, хотя и абсолютно нетвёрдые шаги к выходу. — У вас хорошо. Ночью приспичит в сортир — не надо ни через кого перешагивать. Хотя обходить тоже такое себе, — Крыс пожал плечами и продолжил свой путь к выходу. — Пошли, Ральф ждёт тебя.       Стервятник прихватил с собой горшочек с алоэ и вручил его в качестве благодарности Рыжему, перед тем как достать ключи и отпереть комнату воспитателя.                                          Звук ключа в замочной скважине. Слишком долго, неровно и тихо. Кто и почему так долго? Хлопок двери. Ральф открыл глаза и сел на постели, потирая лицо пятернёй. Сон сняло как рукой в первые мгновения, но шок быстро спал, и ночные лапы вновь потянулись к пробудившемуся сознанию. Из коридора послышались знакомый сиплый голос и громкий грохот. После такого сидеть на месте и ждать стало невозможно. Что он там умудрился уронить?       Знак висит на стене,       Но она хочет быть уверена,       Ведь бывает у слов по два смысла.       На дереве у реки       Запоет певчий птах,       Но опасны порой наши мысли.       О, как это странно.       Картина маслом. На полу звездой лежит Стервятник, в руке — трость. Поёт, прикрыв глаза. На нём сверху — две ральфьих куртки. Рядом лежат вешалка-стойка и развороченная обувная этажерка. Полки собираются за пару минут из модулей, но и при падении даже с такой небольшой высоты, как тумба, так же легко разлетаются обратно на запчасти. Обувь. Птица открывает глаза и подносит к ним лежащий рядом кед.       — Кажется, у меня в детстве были такие же…       — Ты какого хрена тут забыл?       — Здравствуй, Ральф, — Птица скалится, запрокидывая голову, чтобы видеть воспитателя. — Ты же сам просил к тебе зайти.       — Три месяца просил! Если не четыре, — мужчина парой движений ставит Птицу на ноги, придерживая. Бардак придётся разбирать позже. — Ты хоть видел, который час?       — Я честно пытался, — Стервятник бросил взгляд на окно. — Не имею ни малейшего понятия. Как будто раньше тебя смущали мои ночные посещения.       — То есть мы снова на «ты»? — сильные руки практически затаскивают истощённое тело в комнату и валят на диван. — Не заблюй мне постельное. Только сегодня сменил, — воспитатель садится рядом и стягивает с Птицы обувь. — Какого хрена ты припёрся именно сейчас и в таком состоянии?       — Какой ты заботливый… — Рекс смеётся и стягивает с себя тёмно-бордовый свитер.       — Это что за стриптиз? Ты на вопрос отвечать будешь? — по-хорошему, в обычной ситуации, Ральф давно бы уже засунул Стервятника под ледяной душ — для привнесения в состояние Птицы фактора трезвости. Однако мужчина понимал, что из пьяного будет легче вытянуть интересующую информацию. Если он, конечно, не заснёт.       — Как будто ты меня голым не видел, — Птица несколько озадаченно смотрит на себя, судя по всему, производя какие-то сложные умственные вычисления. — Ты не знаешь, почему на мне нет майки? — удивлённый взгляд. Сначала на себя, потом на Ральфа, снова на себя, на свитер.       — Мне откуда… — договорить мужчина не успевает. Птица оставляет свитер в стороне и придвигается, привставая. Когтистые пальцы обхватывают руку. Лоб упирается в крепкое плечо. Глаза опущены, занавешены волосами. — Что?       — Я честно пытался, Ральф… — голос тихий-тихий и сиплый. — Но он не давал мне. Ральф, тогда выжил не тот брат, не та половина, — слышатся скользящие петушиные ноты от кома в горле на грани истерики. — Мы были одним целым, но умри я, он выжил бы, смог бы выжить. И смог бы жить…       Монолог ненадолго останавливается. Воспитатель сидит в некотором ступоре. Кто не пускал Стервятника к нему? Кто выжил бы? Макс? Макс умер два… да уже почти три года назад. Но о ком тогда идёт речь? Что не давало Птице прийти в кабинет на протяжении нескольких месяцев, и где он пропадал? Ральф же искал его, пытался поговорить, застав в кабинете после уроков или в комнате в поздний час. Но натыкался только на растерянных птенчиков, пожимающих плечами и мотающих головами. Причём преподаватели отмечали отсутствие Вожака Третьей на своих уроках в пределах нормы, выработанной им уже за долгие-долгие годы в Доме. Просто Ральфу везло именно на моменты отсутствия.       В районе локтя становится подозрительно щекотно и мокро. С крючковатого носа капают крупные, подкрашенные чёрным гримом слёзы. Ральф тяжело вздыхает и свободную руку кладёт на блондинистую голову. В некоторой растерянности он начинает гладить Птицу, представляя, что на его месте выросший и исхудалый Луна.       — По какому поводу слёзы? Нога болит? Дать таблетку? — воспитатель знает, что причина явно не в ноге, но пытается вывести парня на диалог. Тот мотает головой и лишь крепче сжимает пальцами плечо. Острые ногти впиваются в кожу. И зачем они вообще такие длинные? Специально Ральфа калечить? Укус, оставленный несколько месяцев назад на плече, внезапно напоминает о себе лёгким жжением. Он уже давно зажил, но шрам — овальная цепочка из точек — всё ещё остался.       — Где тебя носило? Три месяца, Стервятник. Три месяца ты меня откровенно избегаешь, а теперь приходишь и пачкаешь простыни угольными слезами. Как это понимать?       Птица наконец отлипает от плеча. Поднимает взгляд на мужчину. Равнодушный и бессмысленный взгляд, скрывающий за собой плещущиеся океаны боли. Несмотря на всё ещё, вероятно, сохраняющееся опьянение, сейчас вытянуть из Птицы хоть малейшее объяснение будет практически нереально.       Они так и сидят несколько минут. Глаза в глаза. Ральф ждёт, последуют ли какие-то ещё действия от Стервятника, но тот лишь смотрит, а по щекам катятся редкие, крупные слёзы.