***
«Всем плевать»? Серьёзно?» — переспросил Уилл, когда Фредерика, вернувшись от барной стойки с шестью зелёными шотами, бережно опустила те на стол и села напротив. «Хорошее название для паба. Что тебя удивляет?» — искренне удивилась она. Это было пару часов назад. Теперь же, после того как прошло время и шесть шотов увеличились до восемнадцати, а ни одна живая душа не попыталась пристать к ним ни с одним самым завалящим вопросом или претензией типа «здесь не курят» (а здесь курили, Фредерика точно), Уилл понял, что да, всем плевать. И на то, сколько тебе лет, и на то, что ты, прежде не пробовавший даже пива, свыкся с таким чудесным (Почему этого не случилось с тобою раньше?) абсентом, который шёл холодно и обжигающе в одно и то же время. А самое главное, было плевать и ему. Стало на многое, после того как первые два шота скатились в желудок и выпустили фей. Фредерика время от времени уходила в прирастающую посетителями барную пасть, возвращалась с полными горстями выпивки, удерживая чадящую сигарету уголком рта. После пятого шота Уилл попытался внушить ей, что счёт они (дело чести) просто обязаны поделить пополам. На что та захохотала как доковый грузчик, а отсмеявшись, коротко отказала: «Умоляю, заткнись». После седьмого Уилл вернулся к теме денег и справедливости. Фредерика пообещала, что выкатит счёт доктору Лектеру, если уж этот вопрос для Уилла встал ребром. И как только было названо столь значимое для Уилла имя, он вспомнил, что, в конце концов, заставило его приехать во «Всем плевать» и с непуганым азартом заливаться абсентом. — Фредди, — сказал Уилл. — Фредди. — Да, дорогой, — откликнулась та и любезно предложила ему половину сигареты. — Фредди, Ганнибал ест людей. Фредерика, оставшись без огня и дыма, вползла пальцами в обёртку «Лаки страйк» и прикурила новую. — Фредди, я откусил от твоей матери. Фредерика выразительно подняла брови и выдохнула вверх колечко дыма. — Фредди, это невероятно и немыслимо. — Уилл, я не в претензии к тебе за то, что ты откусил от моей матери. Да-да. Но давай выясним: я сейчас с кем беседовать буду? С тобою, перепуганный открывающимися перспективами мальчик, или с тобой, влезшая не то чтобы в тобою заваренную кашу богиня, но изрядно подлившая в ту кашу масла? — Да какая разница? — Уилл преувеличенно методично, потому что руки слушались через раз, вкрутил окурок в пепельницу. — Да большая, драгоценная ты моя биполярочка. — С мальчиком, — пошёл на уступку Уилл. — И вот она наша ясность достигает своего предела, — кивнула Фредерика и толкнула по столу восьмой шот. Проглотила свой: — Уилл, я сейчас тебе кое-что скажу, ты запомнишь и никогда, никогда-никогда… — Никогда, — уже согласился Уилл. — Подожди, я же ещё ничего не сказала, — хихикнула Фредерика, тоже гася сигарету. — Никогда никому меня не выдашь. Не то чтобы это тайна уровня масонского заговора, но моя репутация сплетницы и бессовестной равнодушной дурочки будет погублена, коли ты откроешь рот. Клянись. — Клянусь. — Продолжим? Это я про надираться. — Думал, больше не предложишь, — с облегчением улыбнулся Уилл. — Жди тут. Фредерика ушла, а к столику наконец-то, собрав липкие и пустые шоты, подошла официантка. Не исключено: только потому что в баре вообще закончилась посуда. За почти три часа, что Уилл и Фредерика здесь надирались, такого удостоились впервые. Официантка мокрой ветошью вытерла стол и оставила относительно чистую пепельницу взамен набитой окурками. Прекратив оделять вниманием труды официантки, Уилл оглядел паб, замечая, что шея стала своенравной и норовит дружелюбно опуститься на плечо. Это его умилило. В следующую секунду Уилл зацепился взглядом за темнокожего посетителя за соседним столиком, который, очевидно, что так же блуждая вниманием вокруг, тоже смотрел на него. — Так вот, помни, ты поклялся, — вернулась Фредерика с новой выпивкой. — Я поклялся, — переключился вниманием Уилл и оперся локтями о стол. — Твой невъебенный доктор Лектер, мальчик, безусловно, ведёт себя по отношению к окружающим как высокомерный, наводящий ужас мудак. Но мудак принципиальный и благородный. Помни, ты поклялся, — снова напомнила Фредерика. — Чтобы тебе стало понятным, насколько велики его принципы и благородство, я могла бы использовать гиперболу о том, что даже дерьмо его принципиально и благородно, но я знаю, что Персефону могут изрядно покоробить столь лишённые изящества аналогии, поэтому промолчу. — Так-то ты всё же сказала, чего не планировала, — поджал губы Уилл, — но спасибо. Фредерика выпила. Уилл проводил её шот взглядом, прикончил свой и вдруг с любопытством поинтересовался: — Фредди, а как ты собралась везти нас по домам? — Ещё не думала, — призналась та. — Так на чём я остановилась? — На гиперболах. — Да, принципы и кодекс чести. Ест. Он ест. Но только грубиянов. Лжецов, убийц, предателей. Это, походу, приносит ему сакральное удовлетворение. Потому что, хочу тебе напомнить, он бог мрачного царства. Мать моя цветёт рядом с любым проявлением эроса, Гадес использует энергию, ускоряющую духовную, нравственную или физическую смерти. Арес Беверли Катц… Нравится же тебе Беверли? — Да, — смиренно кивнул уже совершенно пьяный Уилл. — Так вот. Когда она выходила в патрули, то каждое второе задержание, ею организованное, в лучшем случае оканчивалось просто пальбой, в худшем на счету Беверли шестеро жмуров. Наркобарыги и сутенёры из Иннер-Харбор, но тем не менее. Кейд Прурнел пришлось здорово извернуться, чтобы пристроить её к криминологам и спустить на тормозах все инциденты со злоупотреблением табельным стволом и превышением служебных полномочий. — А ты? — Я? — Фредерика, тоже совершенно пьяная, но не делающая из этого из ряда вон выходящего события, сбила пепел с сигареты. — Ты. Что с тобою не так? Какие свои сакральные черты ты не можешь увязать с человеческой этикой? — Кошки, — сказала Фредерика. — Кошки? — Ага. И старые девы. — Да так не бывает, — не поверил Уилл. — Вот ещё. Конечно я порядком перебарщиваю, когда старая дева одна, а у неё котов аж за три дюжины. Но каждый, абсолютно каждый, вот моё кредо, должен огрести потенциала моей золотой стрелы в своей жизни. Когда для человека не находится человека, ему подходящего, я перекрываю дефицит котами. — Это просто коцит какой-то, Фредди, — подвёл итог Уилл. Купидон Фредерики Лаундс секунду другую смотрела на него, усваивая каламбур, а потом портовый грузчик вырвался из неё и беззастенчиво заржал. — Коцит, — повторял портовый грузчик, — кошки и коцит! — Мяу, — подлил масла в огонь Уилл и тоже беззастенчиво захохотал.***
Лектер посмотрел на часы и только потом ответил: — Могу, офицер Катц, разве что не долго. О чём вы хотели со мною поговорить? Беверли сняла испачканные в пчелином воске перчатки, оставив те в лотке, и закрыла двери в лабораторию. Лектер чуть двинул бровью, отмечая таким образом намерение Беверли относительно уединиться. — Я буду предельно кратка, доктор Лектер. Полагаю, что у вас нет заблуждений на тот счёт, что истинная причина новой свары между моими родителями осталась для меня неясной? — Заблуждений на этот счёт у меня нет, — кивнул Лектер. — В какой-то мере я вам искренне сочувствую, мисс Катц. — Благодарю, — коротко отозвалась та. — Теперь к сути. К тому, что Зевс и Гера перманентно в состоянии скандала, я привыкла с младенчества. Так что подобное положение вещей для меня, скорее, норма. — Ещё раз сочувствую. — Теперь совсем близко. Моя мать обратилась ко мне с просьбой о содействии, — Беверли чуть отошла, встав за лабораторным модулем. — Я ответила ей отказом, потому что Уилл мне симпатичен. И я считаю, что притязания моей матери давно себя изжили и можно было бы поступать иначе, нежели того требует наша природа. — Какое удивительно зрелое умозаключение, мисс Катц, — то ли похвалил, то ли подтолкнул Лектер. Беверли хмыкнула: — Я отказалась по многим причинам. Одну вы уже услышали. Персефоне выпало достаточно страданий, а Уилл мне чистосердечно нравится. Но того более мне не хочется оказаться в числе ваших врагов, выбрав неверную сторону, и, как вполне может быть, — тут она долго и прямо посмотрела Лектеру в глаза, — однажды оказаться изрезанной в кусочки. — Спасибо, офицер Катц, что расставили приоритеты. — Я скажу вам ещё кое-что, но за ответную услугу. Лектер улыбнулся. — Матери отказали почти все её дети. — Геба, вы и Гефест Мириам Ласс? — Да. Но она настойчива. А самым беспринципным и находящимся у неё под каблуком всегда был Тифон. Ганнибал ответил задумчивым взглядом, прежде чем сказал: — Как давно ваша мать разговаривала с вами? — Три дня тому. После того как вы ужинали у доктора Дю Морье. — Что вы хотите, чтобы я сделал в обмен на ваше признание, мисс Катц? — Оставьте мою мать в живых.***
Из «Всем плевать» вышли под руку. Фредерика, опасно раскачиваясь на тонких лаковых шпильках, чуть навалясь, прислонилась к Уиллу, и оба двинули к парковке. — Не находишь, что солнце уже село? — сказал Уилл. — Так и быть, нахожу. Мы перебрали во всех смыслах. Хотя я была уверена, что справимся засветло, — Фредерика сдалась на поживу обстоятельствам. — Фредди, вызывай такси. Сами мы никуда не доедем, — нетвёрдо остановился Уилл. — Само собой, — устало и покорно вздохнула, соглашаясь и с этим. — Зачем тогда мы идём к парковке? — За телефоном. Он остался в машине. Оставался, если, конечно, моему «пежо» не выломали замки и его не обнесли голубчики с района, — фаталистично смиряясь, поделилась перспективами Фредерика. Но красный «пежо» стоял цел и невредим. — Уилл, помнишь, я сказала, что не в претензии к тебе за мать? — Помню. — Это потому что она сама создала ситуацию, в которой оказалась. Это называется отв… ств… Фредерика выпустила Уилла из руки и принялась рыться в сумочке, звеня мелочью, ключами и зажигалками. — Ответственность. Ненавижу это слово, — Фредерике удалось закончить мысль. Уилл слушал звон, копошение и обрывки фраз, которыми она увещевала автоключ найтись быстрее. Нетрезвое сознание творило с чувствами и анализом реальности что хотело, поэтому Уилл не успел подхватить Фредерику, когда та шлёпнулась на коленки, а потом легла лицом вниз. — Фредди, мать твою… — вздохнул Уилл и замолчал, отрешённо наблюдая, как затылок Фредерики окрашивается пьяно бегущей кровью. Рыжие, в долговременной укладке локоны, облаком стоящие вокруг сообразительной, но взбалмошной головы, стали мокро-огненными. Уилл успел ошалело сморгнуть, чувствуя диссонанс ситуации, прежде чем сам оказался в положении не лучше. Потому что тонкая, но вероятно прочная струна захлестнула его шею, обвившись дважды. Уилл успел отследить две чёрные кисти и какие-то (Что за чёрт?) не то тентакли, не то водоросли, что мелькнули перед глазами, а потом боль и полное отсутствие возможности сделать вдох сбили его с ног, поставив на колени рядом с истекающей кровью Фредерикой.