Благие намерения

      Люцифер ещё успевает повернуть голову, зацепившись взглядом за это яркое пятно, но потом тело ему изменяет окончательно. Он чувствует боль от осколков, пропоровших кожу на его спине и плечах, и мокрое тепло там, где начинают собираться лужицы крови, и тупое гудение в черепе от совершенно неожиданного падения, пусть и с небольшой высоты, — но все его чувства приглушены, словно его накачали анестетиками. Обратную связь словно и вовсе обрубили — ни руки, ни ноги ему не повинуются, и даже сомкнуть веки он не смог бы, даже если б захотел.       Хлоя склоняется над ним, с непонятным изумлением глядя на кровь за его спиной, потом поворачивает его отяжелевшую голову, и Люцифер теперь вынужден смотреть на неё. Он внезапно вспоминает бытовавшее когда-то поверье, что в глазах человека, умершего насильственной смертью, навсегда запечатлевается изображение убийцы. Занятная порою выходила бы головоломка для следователей, будь оно действительно так… Почему он так уверен, что умирает? Последним, что он увидит перед тем, как вернётся в Ад, будет её лицо. Значит ли это, что она его убийца?       Тогда почему она трясёт его за плечи и рыдает? Почему задаёт глупые вопросы, на которые услышала бы уже известные ей ответы, будь у него возможность отвечать? Зачем тогда вообще ей нужны эти ответы? Если только убийца — не она?..       От этой мысли он ненадолго становится почти счастлив. Ненадолго — потому что за спиной Хлои открываются створки лифта, и Люцифер видит в жёлтом проёме мутный силуэт высокого крепкого мужчины. Гость на мгновение останавливается, видимо, привыкая к освещению и осматриваясь, а потом бесшумно приближается к детективу со спины. Люцифер собирает всё оставшиеся силы и переводит глаза на вошедшего, надеясь, что Хлоя увидит в его зрачках подкрадывающегося убийцу. А тот… успокаивающе сжимает плечо плачущей женщины.       …Священник, ну конечно же. Отец Кинли, — так назвала его детектив. Не то чтобы совсем уж неожиданный поворот сюжета в нелепой истории о влюбившемся Дьяволе, — но такой глупости он от неё всё-таки не ожидал… Неужели она так и не поняла, что убить его любым оружием этого мира невозможно? Можно лишь разрушить это тело, но он найдёт возможность вернуться и… покарать тех, кто покусился на самого Дьявола?       Священник рисует вокруг него и на его теле какие-то бессмысленные символы, читает над ним какую-то древнюю дребедень, но у Люцифера нет ни малейшего желания или интереса понимать смысл произносимого. Он желает только одного — чтобы всё поскорее закончилось. Ему здесь… надоело. Надоело быть связанным собственным беспомощным умирающим телом. Надоело чувствовать себя обманутым. Надоело быть… человечным. Когда священник предусмотрительно выпроваживает заплаканную женщину из пентхауса, Люциферу становится почти скучно. Все эти бесконечные, надёрганные из бредовых богословских трудов неаккуратные обряды с наложением оков, выпусканием крови, осиновым колом в сердце и тому подобной чушью, возможно, и оказались бы для него довольно неприятными даже в её отсутствие, но священник обломал себе весь кайф, выбрав в качестве средства для усмирения Дьявола вещество, блокирующее нервные окончания… А ещё Люцифера безумно раздражает собственная живучесть, благодаря которой он застрял на полпути к Преисподней — и к освобождению. Внезапно его посещает поистине страшная мысль, — а вдруг священник и не планирует убивать его окончательно? Видимо, ужас всё-таки каким-то образом отражается на его лице, потому что отец Кинли удовлетворённо кивает. И звонит кому-то, приказывая принести канистры с бензином.