Благие намерения

      Спустя несколько миллионов проклятых дверей он начинает находить рациональное зерно в поступках Матери: людишек много, слишком много. Они не могли ужиться друг с другом, когда их было меньше десятка, а теперь их миллиарды, и они продолжают плодиться и размножаться, — теперь уже в тесноте мегаполисов, где в буквальном смысле слова всем не хватает места. Его тошнит от подворотен, тесных офисов и комнатушек, в которых они проводят всю свою жизнь и находят свою глупую смерть; от воспоминаний, в которых нет ничего другого, кроме этих подворотен и комнатушек…       Поэтому, когда он однажды открывает дверь в огромную безвкусно обставленную каюту огромной и наверняка столь же безвкусно дорогой яхты, он испытывает почти забытое чувство удовольствия. Где-то в недрах этой каюты наверняка должен находиться бар, а в баре — безвкусно дорогое элитное спиртное. И Дьявол твёрдо вознамеривается устроить себе маленькую передышку. Удовольствие немного подпорчено появлением главного персонажа очередной грустной повести: ну, во-первых, он всё порывается задавать испуганные, глупые, древние, как сама Преисподняя, вопросы, — а во-вторых, это оказывается «Мистер-Свали-Хрен-Собачий». Появление этого персонажа на жизненном пути Люцифера раньше обычно означало какие-то перемены. Видимо, теперь это появление означало конец перемен. Что ж, символично, хоть и несколько запоздало.       Люцифер расслабленно смотрит, методично накачиваясь виски, как демон-неизвестный-в-маске в сотый раз убивает беднягу, но наконец сжаливается над подчинённым и приступает к своим обязанностям. Что ж, обычная история: жил-был незадачливый неудачник, глупо сорил деньгами и отношениями, и, наконец, нелепо умер, — на пике, можно сказать, оргазма. В принципе, можно было бы замкнуть петлю именно в этом моменте: и из чувства своеобразной благодарности, и чтобы захаживать потом в бар… Жаль, что опьянение длилось ровно до того момента, как Люцифер брался за ручку двери. В конце концов, у него найдётся масса других, несколько поднадоевших, но всё-таки более интересных собеседников, совершивших свои главные злодеяния за пиршественным столом, — рассуждает Люцифер — и расширяет петлю, находя истинную причину мучений своего собутыльника. Что его неизменно удивляло в его работе — так это та благодарность, которую испытывали к нему грешники, когда он нащупывал самую больную их точку, словно давая возможность почесать место комариного укуса… Линда наверняка сказала бы что-нибудь про сарказм и иронию.       Он вспоминал её всё реже и реже. Воспоминания о Линде слишком тесно и больно связаны с воспоминаниями о… о детективе Деккер, — а последних Люцифер всеми силами старался избегать. Иногда довольно успешно. Особенно хорошим «ластиком» для воспоминаний была работа... Что ж, он достаточно отдохнул, пора и честь знать. Он оставляет «Мистера-Свали-Хрен-Собачий» в темноте перед родительским домом и поворачивает очередную дверную ручку.       Спустя ещё несколько тысяч дверей, когда он начинает лениво обдумывать план какой-нибудь эпидемии, Люцифер обнаруживает себя в… собственном лифте? Тот мелодично тренькает, открываясь, и Люцифер окидывает взглядом жилище, которое вечность назад целых пять лет считал домом.       Его внимание привлекает какое-то движение возле низкого столика, где между блюдами, накрытыми блестящими металлическими крышками, стоит ваза с одной алой розой.