Мальчик и его волк

Ремус Люпин жил в самом бедном районе на втором этаже обшарпанной трёхэтажки. Под окнами копились горы мусора, который жители даже не удосуживались запаковывать в мешки, а возле одной из дверей сидела тоненькая цветастая фигура — Ксено. «Они соседи», — вспомнил Сириус и заковылял к нему. Ремус еле-еле передвигал ногами, а ещё всё время норовил завалиться на бок, из-за чего его пришлось всю дорогу буквально нести на себе — и это не считая портфеля и футляра со скрипкой! За эту прогулку Сириус познал все прелести грязи и слякоти и в очередной раз убедился, как чертовски классно иметь мотоцикл. — Тебе не холодно? — остановившись возле двери, он кисло спросил у Ксено. Тот сидел прямо на земле в позе лотоса в каком-то ярком балахоне, напоминающем старый ковёр. Его штаны тоже были странные — широкие и цветастые. Длинные белоснежные локоны спадали на лицо. Услышав голос, Ксено приоткрыл глаза и рассеянно улыбнулся. — Снаружи такая же температура, что и внутри. — Здесь ветер, — возразил Сириус и отпустил Ремуса, чтобы открыть дверь. Тот покачнулся и потерял равновесие — пришлось бросать дверь и снова его хватать. Чёрт, зачем он только взял его с собой? Хотел поиздеваться над Джеймсом, а в итоге только учинил себе больше хлопот! — Помощь нужна? — спокойно поинтересовался Ксено. Сириус раздражённо хмыкнул: — Думаю, это очевидно. Ксено неторопливо поднялся и открыл дверь. Затем присоединился к стараниям Сириуса — вместе им удалось поднять Рема на второй этаж. Всё это время Ксено был совершенно невозмутим — даже когда они чуть не сорвались со ступенек, лишь спокойно спросил: — Что с ним случилось? — Перепил. — Странно, — задумчиво протянул Ксено. — Очень. Он говорил, что никогда не пил, но я не думал, что его от пары бокалов унесёт, — хмыкнул Сириус. Ксено не ответил. У одной из квартир он остановился, прислонил Рема к двери и зашарил у него в карманах. В пальцах парня звякнул ключ — повернув его в замочной скважине, Ксено снова поднял задумчивый взгляд на Сириуса и уточнил: — Странно спаивать человека, который так сильно пытается затолкнуть свои эмоции на дно подсознания, как это делает Ремус. Особенно учитывая, что алкоголь обостряет любые чувства. — Что ты этим пытаешься сказать? — тихо спросил Сириус, стряхивая в дверной проём портфель и скрипку. Ксено усмехнулся, всё так же глядя на него своими большими бледными глазами. — Да просто… Наверное, он делает это не просто так. Сириусу стало немного не по себе. — Ладно, спасибо за помощь, — пробормотал он и в спешке отвернулся к Рему. Лёгонько потряс его за плечо. — Эй, Рем. Рем, ты меня слышишь? У тебя дома кто-то есть? Отец, мать?.. «Чёрт, у него же нет матери», — вспомнил Сириус. Впрочем, по Ремусу всё равно нельзя было сказать, услышал ли он хоть что-то. — Сегодня пятница, — Ксено за спиной напомнил таким тоном, будто это всё объясняло. Сириус с досадой поморщился. Ну да, конечно. Пятница. — Хочешь сказать, что его отец бухает где-то в подворотне? — Я бы очень удивился, — Ксено слегка улыбнулся, а Сириус подумал, что этого чудного паренька ничем невозможно удивить. — Нет, просто под конец недели он обычно работает до двух утра. Да и в целом… Скажем так, он немного не в себе. Сириус досадливо прищёлкнул языком. — Если я его сейчас оставлю и пойду домой это будет совершенно по-мудацки, да? — Не берусь судить, — Ксено облокотился на дверной косяк. Потом вытащил ключ из замка и опустил в ладонь Сириуса. — Бывай. Он развернулся и пошёл к себе. — Подожди! — Сириус запоздало окликнул странного парня. — А может, ты… Ну, ты ведь всё равно по соседству живёшь… Вы же друзья! Ксено остановился. Так и не обернувшись, покачал головой. — Спасибо за предложение, Блэк, — он сказал всё тем же мягким и слегка рассеянным тоном. — Но я не рискну им воспользоваться. И я не могу быть другом человеку, который наносит урон природе. Он ушёл. Сириус вздохнул, отвернулся и распахнул дверь настежь. Ксено был прав — в доме было чертовски холодно. Ещё воняло помойкой и псиной. Невольно зажав нос, Сириус щёлкнул выключателем — загорелась блёклая лампочка. «Лучше бы не включал», — промелькнуло в голове: его взору предстала неутешительная картина. Голые стены с трещинами. Замызганная вешалка, под которой на газете расположилась пара старых заношенных сапог. По полу разбежались тараканы, забиваясь в косяки и под дощатый пол. Дверь на крохотную кухню была приоткрыта, за ней виднелась облезлая плита, пара грубых табуреток и завядшее растение на подоконнике. — Оно не хотело расти, — вдруг глухо прошептал сползший на пол Ремус. Сириус вздрогнул. — Рем? — он опустился перед ним на корточки и осторожно коснулся плеча. — Всё в порядке? Ремус посмотрел на него замутнённым взглядом и вдруг как-то жалобно улыбнулся. — Как что-то может быть в порядке, Сириус?.. По его голосу нельзя было сказать, что он пьян — если не знать Рема, конечно. Если не знать, что в трезвом состоянии он не произнесёт ни слова. Он говорил тихо, слегка заплетающимся языком, но взволнованно и как-то искренне. Сириус впервые слышал его голос таким странным. Таким беспомощным. — Ничего не в порядке, — выдохнув, повторил Ремус. — Я… чёрт… я пытался, но оно не стало расти, потому что от меня всё дохнет, понимаешь? Я как… как бактерия… — Тише, Рем, всё будет хорошо, — Сириус сам удивился тому, что додумался сказать настолько идиотскую фразу. — У тебя просто пьяный бред. Тебе нужно поспать. Где твоя комната? — Там, — Ремус слабо кивнул в сторону самой дальней двери. — Идти можешь?.. Ладно, забей, — Сириус рывком поднял его и повёл в комнату, осторожно придерживая за плечи. В голове отложилась машинальная мысль, что Ремус очень тёплый. Слишком тёплый. Впрочем, Сириусу могло просто так показаться на контрасте с холодным воздухом, от которого дубели пальцы. В комнате было удивительно чисто, пусть и бедно. Исцарапанный шкаф, узкая ржавая кровать с пружинистым матрасом. Окно изнутри покрылось морозными узорами. Несмотря на всё это чувствовалось, что Ремус заботился об опрятном виде комнаты. Кровать была аккуратно застелена, пол блестел как новенький, кругом ни пылинки. Через приоткрытую дверцу шкафа, которая явно не раз отваливалась и приделывалась обратно, было видно бережно сложенную одежду — Сириус никогда так не возился со своим шмотьём. На одеяле цепочками тянулись ровные стежки — пожалуй, будь они такого же серого цвета, а не чёрного, их бы даже не было заметно. Сириус вспомнил, как они называли Ремуса маменьким сыночком за его аккуратно подшитые обноски. Только никакой мамы у него не было. — Давай, ложись и попытайся уснуть, — неловко буркнул он. — Тебе надо отдохнуть… — Не уходи, — еле слышно попросил Ремус и вдруг вцепился обеими руками в ладонь Сириуса. — Не уходи… пожалуйста. Рем вдруг зажмурился и всхлипнул, привалившись к его плечу. Потом ещё раз. В уголках глаз появились слёзы. «Пиздец», — подумал Сириус. Он не знал, как ему относиться к происходящему. Он стоял посреди затхлой комнатушки, насквозь пропахшей псиной, на его руке повис молчаливо плачущий парень, а в голове вертелись разные фразы Ксено, сливались воедино и налезали друг на друга. Сириус смутно отметил, что алкоголь всё-таки ударил в голову — очень сложно было собраться с мыслями. По комнате гулял лютый холод, но с Ремом было тепло… Вздохнув, Сириус вывернул руку, положил её Ремусу на плечо и мягким, но уверенным нажимом опустил его на кровать. Потом сел рядом. — Ладно, твоё знакомство с алкоголем явно прошло не круто. Я просто думал, что раз ты и так балуешься наркотой… — он сбавил тон, увидев отчаяние в глазах Ремуса. — Я никуда не ухожу, честно. Ложись. Я посижу рядом, пока не вернётся твой отец… «Чёрт дери, просто прекрати реветь, я не могу на это смотреть, ну», — беспомощно подумал Сириус. Он не мог смотреть, как по щекам Рема катятся слёзы, повисают на подбородке, а он только молча всхлипывает и даже не вытирает их. Казалось, ещё чуть-чуть, и Сириус сделает это сам. — Он вернётся, — прошептал Ремус и снова взглянул на него как-то забито и растерянно. — Он вернётся, и… и что? Какой толк… Всё было хорошо, пока она была жива. Сириус тихо выдохнул: в груди что-то лопнуло и закололо стеклянными осколками. Осторожно положил руку на трясущуюся ладонь Ремуса — так успокаивала его Лили. — Рем… — Мы жили у моря, — хрипло выговорил Ремус и тесно прильнул к нему, упёрся щекой в плечо. Она полыхала огнём, и от этого жара у Сириуса невольно ускорялось биение сердца. Более того — он чувствовал, что у Рема тоже. У Рема сердце билось так сильно, что, казалось, оно вот-вот взорвётся. — Рем, ты температуришь… — Мы жили у моря, — повторил Ремус и снова всхлипнул. — И всё было хорошо. Она играла на арфе и называла меня маленьким волчонком Реми… Он вдруг сдавленно рассмеялся. У него был странный смех, он словно перекатывался с одной тональности на другую. В опьяневший мозг Сириуса опустилась мысль, что он хочет услышать его ещё. — Blaidd bach Remi, — прошептал Ремус на непонятном языке — Сириус смутно догадался, что на валлийском — и приник ещё крепче. Его фразы были отрывистыми, а голос полон какого-то ужаса. — Она играла на арфе, а я на скрипке. Всё струны. Струны, струны, струны. Под ногами были маленькие камни — забиваются после прибоя. Мы были бедные, но это важно только в городах. Мне не приходилось прятаться в бомбоубежище, она просто укладывала меня на колени и играла, играла, и от этого было не так страшно. Даже почти не больно. Она не боялась меня, а я не терял себя. Я не боялся луны… Он судорожно сглотнул. — А потом она умерла. Сириус не знал, что сказать. Он вообще не понимал, что ему делать и куда себя деть. Рем был неприлично близко, но почему-то хотелось притянуть его ещё ближе, вытереть слёзы, взять за ладонь и поднести к губам… «Стоп, стоп, стоп! — Сириус мысленно одёрнул себя. — Это что ещё за мысли? Тупые пьяные мысли…» — Мне было шесть лет, — глухо прошептал Ремус. — У нас был… пикник, наверное? Когда сидят на пледе и едят — это ведь пикник?.. Я сидел, и папа. Это было на высоком холме, оттуда дома были совсем маленькие. Они были возле моря. А на море… там… Он вдруг содрогнулся всем телом и вцепился в Сириуса, немигающим взглядом глядя вперёд. — Я обиделся на Ри, — сбивчивый шёпот ускорился. — Рианнон — ей было только четыре года, и она жила рядом с нами. Папа спросил меня, хочу ли я взять её на пикник. Я отказался, поэтому она играла на море одна. Было утро, мы с папой сидели на холме и ждали ма… её… Лицо Ремуса скривилось, будто он вот-вот заплачет, но почти тут же снова окаменело. А Сириус, сам толком не понимая, что им движет, мягко надавил на него и уложил у себя на коленях. Рем дёрнулся, но сопротивляться не стал. — Ночью был шторм, утром на камнях в море лежала большая чёрная штука, — выговорил он. — Выходной — взрослых не было. Только папа, но он не обратил внимание, он был слишком занят мной… Голос поднялся на последнем слове и сорвался. Ремус всхлипнул и пробормотал неразборчивым дрожащим звуком: — Ри играла у моря совсем одна. Она… она подошла к этому чёрному шару… Она должна была быть с нами, но я обиделся. Мама как раз вышла из дому с корзинкой… Рем умолк, дрожа и прижимаясь ухом к коленям Сириуса. Тот молчал. Он вдруг с растерянностью осознал, насколько Рем на самом деле хрупкий. Какой тонкий, оказывается, внутри. Чуть сожмёшь — и рассыпется. — Она побежала к ней, — пробормотал Ремус. — Я помню, как она к ней бежала, протянув руки. Взрыв был такой, что отбросило даже нас. Дома разрушило, а от ма… От неё и от Ри… От них ничего не осталось. — Рем… Он зажмурился. Снова всхлипнул. Резко выпрямился, глядя на Сириуса замутнённым, но вместе с тем каким-то осознанным взглядом. Глаза застилали слёзы. — Почему она так сделала? — он хрипло прошептал. — Она… она надеялась успеть? Спасти? Или она просто хотела… избавиться. От жизни со мной. Она просто ушла и оставила меня одного, она всё равно не смогла спасти Ри… — Я уверен, что это не так, — тихо возразил Сириус, чувствуя, что это самая идиотская фраза, какую он мог сказать. На лоб Рема налипло несколько прядей, рука сама собой потянулась их убрать, но вовремя отдёрнулась. — Это так! — вдруг вскрикнул Ремус. — Она была единственной, кто мог… И она ушла. А теперь… Он закусил губу и зажмурился, прерывисто дыша. Вцепился трясущимися пальцами в куртку Сириуса, уткнулся в него лицом и с трудом выдавил — скорее, напоминало скуление: — Теперь мне просто не хватает воздуха. Происходящее казалось сюрреализмом — невозможно было представить, что Рем, равнодушный, горделивый зазнайка Рем может вдруг плакать у него на плече и делиться чем-то совершенно непонятным, но явно сокровенным. Сириус понял, что у него самого всё начинало плыть перед глазами, хотя он с детства хорошо знал свою норму алкоголя. Ремус перед глазами размазывался, терял очертания, стало невыносимо жарко… А ведь в комнате было холодно, так холодно… — Почему нас никто не учит, Сириус? — Ремус цеплялся за него, как обезумевший, а его дыхание становилось всё резче и быстрее. — У меня всё болит, но я не могу кричать, а они все так хотели, чтобы мы забыли о войне. Чтобы не знали, как это всё выглядит. Они думали, что так будет лучше, а если бы Ри знала… Почему война закончилась, а люди всё ещё погибают от мин? — Я не знаю, — глупо пробормотал Сириус. Он подумал о том, что красная воспалённая кожа на голове Рема очень красиво пробивалась тоненькими прожилками между светлыми волосами — она словно светилась. Это было странно. И глупо. И Рем был слишком близко, его тело горело жаром и его было безумно приятно касаться. Это было так нелепо, так странно, но алкоголь застилал разум и пальцы Сириуса сами собой забирались под свитер парня, грелись о разгоряченную кожу, сознание рассеянно отмечало, что это ведь тот самый свитер, который он ему сам когда-то отдал… Ремус вдруг отстранился, взглянул на него каким-то необычно ясным взглядом и выпалил на одном дыхании: — Сириус, поцелуй меня. Сириус хлопнул ресницами. — О чёрт… — до него не сразу дошёл смысл сказанного. — Рем, не надо перенимать пьяный бред Пита, это тупо… Ремус как будто не услышал его. Обхватив Сириуса подрагивающими руками, он вдруг перебрался к нему на колени. Прижался ко лбу своим. Сириус протестующе замычал, но всё нутро отказывалось сопротивляться, наоборот — хотелось покрепче сжать это худое горячее тельце, прижать к себе до хруста, забыть о том, что это Рем, представить на его месте кого угодно, лишь бы это был не он. Лишь бы не он. Лишь бы не он. — Пожалуйста, Сириус, — судорожно зашептал Ремус, обнимая горячими руками за шею — из его рта пахло алкоголем. — Мне очень нужно, чтобы ты это сделал, пожалуйста… Сириус подумал, что у Ремуса это совершенно не так, как у Пита. Тот лез ко всем — Рем тянулся к нему. Сириусу. А хуже всего было то, что Сириус тоже, чёрт дери, хотел этого. Он никогда не касался другого парня. Не так. Даже самые яркие фантазии оставались только фантазиями, Сириус не мог представить, что в реальности осмелится сделать что-то подобное — и уж точно не ожидал бы настолько яркого отклика. Так хотелось ощутить, каково это по-настоящему… «Но это же Рем…» — Я не могу, — с трудом выговорил Сириус. Ремус жалобно улыбнулся. — Тебе не обязательно на меня смотреть, я знаю, что урод. «Чёрт, да он же урод!» — Сириуса словно осенило. Он будто по-новому взглянул на шрамы Ремуса, на его прыщавые виски, на влажный нос — как он мог об этом всём забыть? Он ожидал, что ему поплохеет. Хотя бы слегка замутит — а ничего не произошло. — Чёрт, Рем, я об этом даже не вспомнил, — Сириус произнёс почти жалобно. Тот хрипло задышал ему в шею. — Я знаю, как вы все меня видите. Тупой придурок Лунатик, от которого тянет блевать, я знаю. Вы думаете, что я вас не слышу… Из его глаз снова катились слёзы, а он их не замечал. Сириус медленно коснулся его щеки и смахнул их. Потом как-то рассеянно провёл по шраму. Казалось, это должно было быть противно, но ему было абсолютно плевать. Даже отвратительный запах уже не казался настолько отвратительным. Ощущения перекрывали всё. Что это — то пресловутое «внешность не имеет значения»?.. — Мне плевать на то, что ты урод, Рем, — сделав усилие, он всё-таки отвернулся. — Но я не могу это сделать. — Почему? — Чёрт, от одного этого шёпота накрывало с головой. — Потому что мы два парня, — лихорадочно пробормотал Сириус, хватая Ремуса за запястья и мягко отрывая его руки от шеи. — Парни не целуются. Гомики целуются. А мы… Мы не гомики, Рем… «Странно — у меня всё ещё есть силы врать», — рассеянно подумал он и шумно выдохнул, когда острое колено парня внезапно упёрлось ему в пах. В глазах потемнело — и Сириус жадно вцепился в обветренные губы Ремуса, не осознавая ничего вокруг. Это был неумелый, рваный поцелуй — пожалуй, даже целуясь с девушкой в восьмом классе он делал это аккуратнее. Но он никогда не испытывал таких ярких ощущений, как сейчас. Ремус слегка елозил коленями по его джинсам, и это едва ощутимое трение заводило куда сильнее, чем самые откровенные игры с самыми красивыми девчонками. Сириус сжал пальцами его рёбра: казалось, он уже был возбуждён до предела, а они ещё ничего толком не делали — только целовались. — Всё… болит… — вдруг проскулил Рем ему в губы и уткнулся в плечо, мелко дрожа. Руки на шее обмякли. Сириус замер. О нет. Нет, нет, нет, поцелуй разорвался неожиданно, тело требовало продолжения! И мысли спутались в большой бессвязный ком. Он был пьян. Рем — ещё сильнее. Он был возбуждён — а Рем, кажется, не против. А если и против… «Ты животное. Ты закончишь как тот псих из паба — будешь ловить тупых малолеток и отсасывать им». «У тебя никогда ничего не будет с парнем. Это — твой единственный шанс узнать, каково это». «Если ты его возьмёшь здесь и сейчас, он ничего не вспомнит». «А если и вспомнит, то не расскажет…» «А если расскажет, ему не поверят…» «А если поверят, гомиком всё равно окажется он…» «Он не станет сопротивляться, он даже в трезвом состоянии не смог бы тебя скинуть…» «Просто сожми его покрепче…» «Представь, какой он горячий изнутри…» «Он первый полез, он сам виноват…» Ремус забылся в тяжёлом сне — Сириус сдавленно простонал, боясь пошевелиться. В брюках было жарко и тесно, мысли кричали о том, что никто лишний раз не посмотрит на замарашку Лунатика, что им можно воспользоваться и не единожды, что он всё равно никому не скажет. Сириуса передёргивало от осознания того, что они принадлежат ему. Он не знал, сколько просидел так с Ремом на коленях. Помнил лишь, что в один миг в прихожей послышались шаги. Тогда Сириус осторожно опустил парня на узкую кровать и выскользнул из комнаты. Его взору предстал осунувшийся, явно постаревший раньше времени мужчина средних лет — Лайелл Люпин. Увидев Сириуса, он вздрогнул. — Здравствуйте, — тихо сказал Сириус. — Я друг Рема, он… Ему стало плохо и, я помог ему добраться до дома. Мужчина немного помолчал, а Сириус отметил, что у него такие же большие мешки под глазами, как у Ремуса. В руках он держал какую-то замусоленную банку. — Какао, — пояснил Лайелл. Потом горько улыбнулся. — Странно. У Ремуса нет друзей. Сириус сглотнул. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. — Я могу остаться с ним?.. — потом тихо спросил Сириус. — Просто чтобы убедиться… что всё хорошо. Лайелл с тревогой покосился в окно на кухне. Сквозь тучи виделась луна. Получив от мужчины утвердительный кивок, Сириус вернулся в комнату. Ремус раскинулся на кровати, тяжело дыша и бессвязно что-то шепча. Сердце всё так же бешено колотилось, худенькая грудь резко вздымалась и опускалась. Хотелось обдумать всё произошедшее, но алкоголь умело брал вверх, выкидывая из головы лишние мысли… Сириус молча укрыл Ремуса двумя одеялами, а сам завернулся в плед и приткнулся у изголовья кровати.