Мальчик и его волк

— Я сплю и не высыпаюсь. Я ем и остаюсь голоден. Я не могу расслабиться, потому что стоит потерять контроль, как зверь тут же берёт верх. Я не боюсь Джеймса или тебя, но я боюсь себя. Боюсь того, что могу сделать, если разозлюсь. Ты говоришь, что мне на всё плевать, и это правда — если мне станет не плевать, зверь этим воспользуется. Чем дальше, тем сильнее он становится. Он грызёт меня изнутри, пытается вырваться наружу… Он сжирает меня заживо. Он говорил еле слышно, обхватив себя за плечи и повернувшись к Сириусу спиной. Тот ошарашенно молчал. «Это невозможно, — слабенько блеял голос разума. — Невозможно». Но Рем не врал. Сириус чувствовал всем нутром, что он не врал. — От меня почти ничего не осталось, — шептал сгорбившийся Ремус. — А скоро не останется вовсе. Как бы я ни пытался его сдерживать, волк всё равно берёт верх, я чувствую… Чувствую, как он душит меня изнутри… Мне так больно всё время… Он повернулся к Сириусу, упёрся затылком в стену. Глаза смотрели измученно, беспомощно и устало. Тихий вздох — они упали в пол. — Можешь идти. Сириус молча шагнул в сторону двери. «Что ты делаешь, придурок!» — пронеслось в голове стоило сжать ручку двери. Пальцы отдёрнулись: нет, он не мог оставить Рема в таком состоянии. Но что сказать?.. — А вампиры существуют? От неожиданного вопроса Ремус вздрогнул. — Что?.. — Если существуют оборотни, логично предположить существование вампиров, — Сириус сказал почти шутливо. В глазах Ремуса мелькнуло что-то оживлённо-недовольное. — Не знаю, — буркнул он. — Не встречал. Это ты должен знать, а не я. — Почему? — Сириус слегка улыбнулся. — Богатый красивый аристократ из древнего рода, который не может отвязаться от вшивого оборотня? — Ремус старался прозвучать язвительно, но голос срывался и дрожал. — Ещё ни разу не встречал такого точного попадания в образ. — Считаешь меня красивым? — улыбка Сириуса стала шире. Ремус вздохнул. — Ты не веришь мне, — он убито произнёс и надкусил засохшую корочку на нижней губе. Сглотнув, Сириус сделал к нему небольшой шаг. — Я пытаюсь, — честно сказал он. — Я пытаюсь. Но согласись, это ведь правда очень… странно. — Странно? — Ремус издал глухой смешок. — Я веду себя как псих, ежемесячно выпадаю из школы, моё тело похоже на живой труп — это не странно? — Я думал… Черт, Рем… — Сириус неуклюже дёрнул руками, судорожно придумывая, что сказать. — Я думал, ты просто валлиец! Вживую прозвучало ещё глупее, чем в мыслях: даже Рем усмешкой закатил глаза. — Валлиец, — уточнил он. — Ну да… — Ладно. Ладно. — Нет, ну серьёзно — вы странные ребята. Кто знает, какие у вас там обычаи. У вас даже на флаге… дракон… — И превращаться я должен в дракона. — А было бы неплохо, — Сириус попытался отшутиться, но вышло совсем беспомощно. Тогда он вздохнул, облокотился поясницей на стол и хмуро сказал: — Я не думаю, что ты врёшь, Рем. Но мне нужно время, чтобы это всё переварить. Ремус неопределённо дёрнул плечом. Ладони спрятались в карманы старых домашних штанов, на которых была заплатка на заплатке. Все пришиты аккуратно и ровно. Интересно, он сам умеет шить, или это дело рук отца?.. — А твой отец, он ведь знает, что ты? — пробормотал Сириус. — Как он… «Как он с этим справляется?» — …к этому относится? — Он думает, что это какой-то вирус, засланный шпионами-коммунистами, — Ремус слегка улыбнулся, и в этой улыбке подучилось что-то очень тоскливое. — Он всему пытался придумать научное объяснение. Мама… она не то, чтобы верила в сверхъестественное, она даже не была религиозной, но она всегда говорила, что мы очень мало знаем о нашем мире. И что есть некоторые вещи, которые мы просто пока ещё не в состоянии понять… Он запнулся, опустил взгляд и сглотнул. Продолжил совсем глухим голосом: — У нас ничего не осталось после взрыва. Отец уволился с должности адвоката после моего заражения и устроился в небольшой магазин — не знаю, как это связано, но вот… вот так. Нам этого хватало, но мы почти не откладывали сбережений. Всё, что у нас было, ушло на переезд сюда. Отец не хотел оставаться в Уэльсе, думаю, ему там всё слишком напоминало о маме. Да и вообще… Ремус замолчал. Сириус вдруг подумал о том, что такое придумать невозможно. Возможно, он совершенно выжил из ума, но он верил Ремусу Люпину. Потому что это объясняло всё. Скрытность, отчуждение, внезапные всплески злобы — всё собиралось в единую картину. А это могло значить только одно. — Сколько хочет Мальсибер? Ремус замер. Подняв взгляд, упрямо поджал губы. — Это мои проблемы, я сам с ними разберусь. — Я видел, как ты разбираешься сам. Вышло резко. Глаза Ремуса снова рухнули в пугающее равнодушие. — Я знаю, о чём ты думаешь. Что я слабак. — Их много, ты один, — возразил Сириус, и Ремус усмехнулся так по-доброму, словно он ляпнул невероятную глупость. — Просто Мальсибер вожак, — с горечью произнёс он. — Ну… — Он вожак, — Ремус повторил с неожиданной ненавистью — такой сильной, что Сириус невольно отшатнулся. — Не знаю, как тебе это объяснить. Будь ты собакой… Я просто обязан подчиняться ему. Во мне сидит зверь — при виде Мальсибера он поджимает хвост и переворачивается на спину. А когда Мальсибер сделал… ну, ты видел, что — это было не просто смеха ради. Это метка. Чтобы все чувствовали на мне его запах. Мою принадлежность ему. Каждая сраная дворняга, Сириус. Даже люди. Вы все это чувствуете. Он посмотрел на Сириуса в упор. Стало жутковато. — Я не чувствую, — решительно возразил тот и подумал, что даже если чувствует, это неважно. Но Ремус только снова невесело улыбнулся. — Ты… Я вообще не знаю, что ты такое, Сириус Блэк, — он непонятно пробормотал и оборвал странную фразу резким выдохом: — Я ненавижу это. Когда-то я надеялся, что придушу этого зверя, и меня ничего не будет сдерживать, но сейчас я держусь из последних сил, чтобы он не одолел меня. — Зачем ты ему нужен? — тихо спросил Сириус. Рем пожал плечами. — Возможно, боятся, что я создам свою стаю. Смешно, да? Но обычно боятся этого. Оборотни должны держаться в стае — если ты отказываешься в неё вступить, считай, подписал себе смертный приговор. А я просто хочу жить нормально. — И потом они сказали, что отстанут от тебя, если ты заплатишь, — хмыкнул Сириус. — И как тебе удалось это провернуть? Там, в поместье. Долгие годы практики? Мы с Регом вообще ничего не заметили. — Вы были заняты тем, что препирались друг с другом, — слабо огрызнулся Ремус и, глядя в пол, беспомощно добавил: — Что ты хочешь? Чтобы я извинился? Сказал, что мне стыдно? Мне не стыдно. Я делал вещи хуже… Он замолк. Снова уставился под ноги — Сириус заметил, как дёрнулся его кадык. — Однажды, когда мне было семь лет, у девочки из соседнего дома сбежал домашний кролик — Саймон, — глухо проговорил Ремус. — Они искали его всей семьёй, а нашёл я. И… я был настолько голоден, что сбежал с ним на пустырь, и… По спине Сириуса пробежал холодок. — Я душил его около получаса, потом кромсал перочинным ножом, потом торопливо жевал, боясь, что кто-то меня найдёт. Взрослые подумали, что его разодрали собаки. Рвано выдохнув, Ремус отвернулся. — Я был голоден, — еле слышно прошептал он. — Я был так голоден. Я воровал у вас еду в средней школе, я сожрал этого кролика, я… я не хочу говорить, что мне иногда приходилось есть. И это никогда не прекратится, потому что я голоден всегда. Они замолчали — Сириус не знал, что ответить на такие откровения. Но что-то сподвигло его коснуться руки Ремуса. Тот вздрогнул — ладонь не убрал. — У меня тоже есть секрет, Рем — тихо сказал Сириус, поглаживая его кончиками пальцев. — Ты рассказал свой — думаю, будет справедливо отплатить тем же. Рем не ответил. Хотелось, чтобы он обернулся, хотелось заглянуть в его карие глаза и попытаться прочесть, о чём он думает — он ведь наверняка давно всё понял. — По сравнению с твоим секретом, мой, конечно, не такой масштабный, — Сириус улыбнулся краешком губ. — Но я тоже чувствую, будто во мне живёт сущность, которая душит меня изнутри. И мне приходится сдерживать её, скрывать от окружающих. Я не хочу быть таким, но я ничего не могу с этим поделать. Даже когда из-за этого от меня отказалась моя семья. Я гомосексуал. Он всегда думал, что ему будет сложно произнести это вслух. Что если он осмелится, слова прозвучат мерзко и напыщенно — но они выскользнули из уст совсем легко. Ремус снова промолчал, только опустил голову ниже. — Я гей, — Сириус повторил чуть решительнее. — И… ты мне нравишься, Рем. Я знаю, что это звучит странно, и я бы ни за что тебе не признался в этом, если бы не… чёрт… Он выдохнул: перед глазами всё плыло. Надо было успокоиться. Он старался быть осторожным и внимательным, чтобы не спугнуть Рема, показать, что тот может ему открыться, а сейчас всё грозило полететь к чертям. Почему он не умеет как Лили? — Я понимаю, что это всё было по пьяни, — сдержанно сказал Сириус, стараясь звучать мягко — и всё-таки дрожь прорывалась сквозь ровный тон. — Но мне кажется, что дело было не только в этом. И если есть хоть какой шанс, что ты испытываешь ко мне что-то… взаимное… Даже если нет — тебе не стоит проходить через это всё в одиночку. Я знаю, о чём говорю, потому что меня на плаву держат только мои друзья — тем, что они рядом. И я могу быть рядом с тобой, Рем. Если ты захочешь. — Почему? — Что «почему»? — переспросил Сириус. Ремус обернулся. В его глазах была растерянность, отчаяние даже — но вроде бы не отвращение. Пожалуйста, пусть там не будет отвращения. — Почему я тебе нравлюсь? — прошептал Ремус. — С чего вдруг? Ты всегда считал меня психом. Как и все остальные. — Я не считал тебя психом, Рем, — сказал Сириус, старательно игнорируя первый вопрос. — Я просто… чёрт, не знаю. Пытался тебя понять. Хреново пытался, но согласись, ты не помогал. Твоя скрытность… она бесила, да. Сильно. Именно из-за того, что я пытался с тобой сблизиться, а ты… ты то воруешь, то врёшь… — увидев, что взгляд Ремуса снова остекленел, он смягчил тон. — Но сейчас я понимаю, что у тебя была причина. И я хочу… хочу хотя бы нормально с тобой общаться. Без секретов. Ты правда мне нравишься. — Почему? Снова этот вопрос. Сириус нервно опустил взгляд на хлебные крошки на кухонном столе. Рассеянно смахнул их рукой, стараясь что-то придумать — в голове было пусто. — Я не знаю… Я не знаю. Несколько дней назад моя жизнь будто бы повисла на волоске, и я вдруг осознал, что больше всего жалею о том, что упустил шанс сблизиться с тобой. Я боюсь потерять тебя. Я уже потерял брата, в какой-то мере потерял лучшего друга, а теперь ещё и ты… И когда та ситуация разрешилась, я понял — судьба даёт мне ещё один шанс. Шанс с тобой, Рем. Если ты что-то ко мне испытываешь. В воцарившейся тишине было даже слышно тиканье часов из соседней комнаты. Они молча смотрели — Рем на Сириуса, Сириус на Рема. Две пары растерянных глаз. — Я тоже не знаю, — наконец, тихо сказал Ремус. — Ты просил поцеловать тебя. — Ты сам сказал — я был пьян. — Да ты тогда был трезвее, чем в трезвом состоянии, — Сириус с трудом выдерживал спокойный тон. — Это был единственный раз, когда ты был по-настоящему честен со мной, Рем, и ты хочешь сказать, что это всё ничего не значило? Ремус отвёл взгляд. — Значило, — глухо прошептал он. Сердце Сириуса пропустило удар. — Так… — Это в любом случае невозможно. — Ещё как возможно, — быстро заговорил Сириус, боясь, что Ремус начнёт спорить. — Это странно, я знаю. Ну и что. Плевать на общество. На всё плевать. Ты ведь в этом профессионал — не обращать внимания на других. Так давай вместе. Пожалуйста, Рем… Он попытался переплести пальцы — Ремус спрятал руку. Испуганно сжался. — Это невозможно! — Да почему?! — Почему? Да потому что… потому что! — отрывисто воскликнул Рем. Ладони беспомощно взметнулись в раздражённом жесте. — Что будет дальше? — Что?.. — Что будет через месяц? Через год? Через несколько лет? — Коммунисты сбросят на нас атомную бомбу? — Сириус слегка улыбнулся. — Я серьёзно! — Я тоже. Я не верю, что мы доживём до следующего века. Не со всем, что творится в мире. — Через несколько лет я умру, Блэк, — лицо Ремуса исказило отчаяние. — Возможно, через несколько месяцев. Я умру, сдохну, понимаешь? От меня уже ничего не осталось, я ходячий труп! Я тебе уже объяснял, это только вопрос времени, пока мой организм не схлопнется, не знаю, как он до сих пор держится, и ты… Он говорил всё громче и громче, не замечая, что вжимается в стену, а глаза снова влажнеют. Поддавшись внезапному порыву злости, Сириус схватил его за плечи и резко встряхнул — впервые за сегодняшний день ему было неважно, что о нём подумает Рем — Пусти, — слабо промычал тот. Сириус не отпустил. — Если ты уже решил помирать, если тебе на всё плевать, зачем ты ходишь в школу? — зло спросил он. — Зачем играешь на своей дурацкой скрипке? Зачем, Рем?! — Я не знаю! — огрызнулся тот. На ладони Сириуса закапали слёзы, но он не поддался порыву жалости. Ремусу была нужна встряска. — Потому что ты хочешь жить, — быстро заговорил он, ловя уворачивающийся взгляд. — Ты сильный, Рем, ты хочешь жить, и ты будешь жить. Если ты каким-то грёбаным чудом дожил до семнадцати лет без поддержки, значит, сможешь и дальше. — А если я устал? — прошептал Ремус. — Тогда иди и сдохни! — грубо сказал Сириус. — Чего зря мучаешься?! Ничего сложного нет — я пробовал уже два раза! Найти тебе верёвку? Или, может, просто выкинуть в окно? Пойдём? Он отпустил Ремуса. Тот обмяк, рвано глотая воздух. Колени подогнулись — Рем сполз на пол. Сириус сел рядом. — Я знаю, что ты чувствуешь, Рем, — он коснулся запрыщавленного подбородка Ремуса пальцами — когда тот попытался отвернуться, перехватил решительнее. — Я знаю, каково это — чувствовать себя неправильным. Ненужным. Каково это, когда тебя боятся твои родители. Каково это — хотеть умереть. Может, меня поэтому к тебе так тянет, потому что у нас столько всего общего, не знаю, но я знаю, что никогда не прощу себе, если ты загнёшься у меня на глазах. Если ты решил сдохнуть, тебе никто не поможет, Рем, а я… Чёрт, я так хочу тебе помочь!.. Это неправильно, Рем, это пиздец как неправильно, что ты выносишь это всё сам, поэтому пожалуйста, пожалуйста… Голос дрожал и срывался Сириус сам был на грани рассыпания. Говорить приходилось почти скороговоркой. — Ты хоть что-то ко мне чувствуешь? Ты же не просто так ко мне тянулся?! Выпалив это Ремусу в лицо, Сириус замолчал. Тот шмыгнул носом. — Я уже давно ничего не чувствовал, — еле слышно сказал он. Потом поднял глаза на Сириуса и добавил ещё тише: — С тобой я чувствую себя живым. Они долго ничего не говорили, глядя друг на друга и тяжело дыша. Затем, набравшись смелости, Сириус осторожно коснулся пальцами щеки Ремуса и вытер влажную дорожку. Хотелось прижать его к себе. Хотелось, но было страшно одновременно. Он будто сам себе признался бы этим поступком в том, что действительно влюбился. — Ты заставляешь меня чувствовать, — голос Рема дрогнул. — И это плохо. Потому что там, где хорошие чувства, обязательно начинаются плохие, а с ними наружу вылезает волк. Но я не могу перестать… Не могу выкинуть тебя из своей головы. Он судорожно выдохнул, подтянул колени к подбородку. На Сириуса не смотрел. — Я не знаю, любовь ли это. Не думал, что мне вообще придётся задаваться этим вопросом, когда тебе на меня даже смотреть противно. Он дёрнулся, когда Сириус вдруг положил ладонь ему на скулу, но затих, стоило пальцам коснуться шрама. Самого уродливого, проходящего от брови до подбородка — мозолистые от гитарных струн подушечки скользили по нему с бережной осторожностью. Потом переместились на висок, трогая красные угри. Наконец, совсем мягко коснулись синяка на подбородке. Сириус словно изучал его лицо на ощупь. — Мне плевать, Рем, — честно сказал он. — Правда. Может, я просто привык, но мне не противно. И я не верю, что чувства могут тебе навредить. Закрываясь от них, ты себе вредишь намного больше. В ответ — лишь обречённый вздох. Сириус осторожно заглянул Ремусу в глаза. — Ты хочешь, чтобы я ушёл? Ремус медленно покачал головой. Потом вдруг накренился вперёд и ткнулся лбом Сириусу в ключицу. Что-то откликнулось, затрепетало. Биение сердца отдалось эхом в ушах. Сириус закрыл глаза и бережно прижал доверчивое притёршееся тело к груди. Он не знал, сколько они так просидели. Он не думал о происходящем. Он просто держал Рема, смотрел в окно и видел, как небо постепенно темнеет, и сквозь тучи проступает почти полная луна. Яркая и жёлтая, как головка сыра. — Не совсем представляю, как нам теперь общаться, — пробормотал Ремус, когда сумерки окончательно сгустились. Он отстранился — потеряв лёгкую щекотку его мягких волос, Сириус не без сожаления ослабил объятия. — Я тоже. — Может, будет лучше для нас обоих, если мы просто сделаем вид, что ничего не было, — Ремус мельком поднял на Сириуса глаза и тут же отвёл их в сторону. — Разве тебе не интересно узнать, насколько это всё… по-настоящему? — А если нет? Сириус не ответил. — Скажем… это окажется настоящим для меня, но не для тебя, — продолжил Ремус. — Может быть наоборот. — Может быть, — согласился Ремус и примолк, глядя куда-то в сторону. Его глаза снова остекленели. — Тебя дома хватятся, — прошептал он. Сириус рассеянно кивнул. Встали они как во сне. Пройдя в коридор, застыли в нерешительности — ни один не знал, что сказать. Рем молчал, а Сириус думал о том, что он сейчас уйдёт, а Рем останется загибаться от самого себя в этой квартире, кишащей тараканами, плесенью и бог знает чем. Загибаться от самого себя… «Мальчик и его волк, — тоскливо подумал Сириус. — Знать бы, как их спасти». Холод от распахнутой двери почти не ощущался. Сириус шагнул за порог и замер — несколько секунд всматривался в тьму подъезда, затем покачал головой и обернулся. — Можно тебя поцеловать? — тихо спросил он. И приготовился к наихудшему. Ремус молчал мучительно долго. — Зачем… — Хочу, — уклончиво сказал Сириус. Потом слегка улыбнулся: — К тому же, боюсь, у тебя есть передо мной должок за ту ночь. Ремус усмехнулся и закатил глаза. Но кивнул. Его губы были влажные, тёплые, покрытые маленькими ранками. Сперва Ремус застыл, неуклюже растопырив пальцы, потом начал отвечать на поцелуй — осторожно и неумело. Сердце забилось чаще, захотелось не просто поглаживать его плечи, а стиснуть что есть силы и углубить поцелуй — Сириусу понадобилось немало усилий, чтобы отстраниться. Облизнув нижнюю губу кончиком языка, он взглянул на Рему и несмело улыбнулся — тот ответил робкой усмешкой. Что бы это ни было, оно было настоящее. И Ремус, кажется, тоже это почувствовал.

***

— Твои родители скоро вернутся? — Не знаю. Они путешествуют по Индии уже месяц. А может, уже в Тайланде. — …Ладно. В любом случае, я ненадолго. Кто он? Ксено поднёс к губам большую кружку с чаем и задумчиво посмотрел на Сириуса. Он прекрасно знал, о ком шла речь. — Живодёр. — Ксено, я серьёзно. — Я только что сказал, — Ксено пожал плечами, машинально поправив аляпистый свитер. — Он живодёр. Человек, который наносит урон природе. Сириус нервно протарабанил пальцами по ледяному подоконнику и рассеянно окинул взглядом комнату, захламлённую всевозможным барахлом — от пыльных ковров до вырвиглазных картин. Да, квартира Ксено представляла любопытное зрелище. А разговаривать с ним было тяжелее, чем с теми малолетними придурками, с которыми приходилось ставить спектакль. — Ты знал, что он оборотень, — напрямую сказал Сириус. — И это тоже, — Ксено согласился так невозмутимо, словно каждый второй знакомый ему валлиец являлся оборотнем. — И он разрушает волка внутри себя. Намеренно. Я ему сразу сказал, что это глупо. Что он делает таким образом только больнее и себе, и невинному животному. Что своими действиями он рушит баланс человека и природы. Он не захотел меня слушать, и это его выбор, на который он имеет право. Ровно как и я имею право презирать его за этот выбор. Сириус сдержанно выдохнул. — Как долго ты знаешь, Ксено? — С его переезда. Я помню, как в один из вечеров на полнолуние сидел на лестничной площадке и играл с крышками от бутылок. Ремуса как раз тащил вниз по лестнице его отец. Он мотал головой, цеплялся за перила, выл, пока отец просто не поднял его и перекинул через плечо. И такая картина продолжалась… год, наверное. Потом он уже ходил сам… Сириус стиснул ладонь в кулак: неожиданный гнев пробил его до дрожи. Подтянувшись наверх с помощью рук, Ксено уселся на подоконнике и окинул его откровенно любопытствующим взглядом с головы до ног. — Почему ты спрашиваешь? — спросил он. — Ты знал, — зло сказал Сириус и наподдал какую-то лежащую под ногами тряпку. — Ты знал, и ты… Ты ничего мне не сказал. Хотя видел, чёрт возьми, как я с ним бьюсь. — Большинство людей отказываются верить в то, что не поддаётся их личной логике, поэтому я не видел смысла. Ох, как же хотелось врезать кулаком по этому невозмутимому лицу. — Он был одинок, — с закипающей яростью в голосе сказал Сириус. — У него не было никого. Ты мог бы ему помочь… Ксено хмыкнул. — Я созерцатель, Сириус. Я не вмешиваюсь в чужие судьбы. — Созерцатель хренов, — отрывисто сказал Сириус. — Всего хорошего, Ксено. Надеюсь, тебе хорошо в твоём природном мирке, где всё просто и понятно, и ничего тебя не касается. Он развернулся и пошёл к двери, то и дело натыкаясь на всякий хлам по пути. Глупо, конечно, было заходить к Ксено. Разговаривать с ним было всё равно что долбиться в камень, надеясь пробить воду. Ещё и стоял десять минут под дверью, раздумывал, стоит ли заходить… — Сириус. — Чего тебе? — Сириус грубо развернулся. Ксено смотрел на него всё так же спокойно. — Ты жалеешь его? Он ведь жалок. Сириус промолчал. Он не хотел пускаться в объяснения, почему Ремус не жалкий. Почему он на самом деле очень сильный. Ксено и так знал об этом. Он улыбнулся и покачал головой, растянувшись на подоконнике. — Удачи, Сириус Блэк. Ты мне нравишься. Несмотря на то, что пидор. — Ты мне тоже нравишься, — серьёзно сказал Сириус. — Несмотря на то, что скотина.