***
— Я, конечно, очень разочарован в своей кузине. Неужели так сложно одолжить ребёнка на один спектакль? — Наверное, не стоило ей говорить, что ты собрался вылить на её дочь тонну блёсток и синюю гуашь? — Ремус скептически поднял бровь. — Хорошо, я идиот, — Сириус хмыкнул, машинально листая ноты. — Я был уверен, что она сама была бы не прочь избавиться от Доры на сочельник, чтобы та не мешала ей готовиться к празднику… Где нам теперь искать этого грёбаного Иисуса… Эй, вы! Осторожнее с гирляндами! — он нервно крикнул детям. — Ты сегодня немного взвинченный, — заметил Рем. — Просто не выспался, — Сириус отмахнулся: рассказывать о ссоре с Джеймсом ему совершенно не хотелось. Будет лучше, если Рем вообще ничего не будет знать об этом всём. — Забей. Он махнул рукой, присаживаясь на край сцены с нотной тетрадью. Рем сел рядом. — Я тоже не мог уснуть. Сириус улыбнулся: воспоминания о вчерашнем дне приятно защекотали что-то в груди. Жалко, что при детях и не обсудить ничего… Недолго думая, он подобрал карандаш и криво вывел на краю нотной тетради: Ты как? Рем изогнул бровь. Потом молча вывел чуть ниже: В каком смысле? Нигде не болит? Чтобы скрыть откровенную тревогу, Сириус придал выражению лица немного ехидства. Рем недовольно цокнул и закатил глаза. Я не потому не мог уснуть. Просто думал о тебе. О нас. Я тоже. Жалел, что не мог остаться на ночь. Ремус усмехнулся. Посмотрел на Сириуса, немного помялся и аккуратно вывел: Можно задать странный вопрос? Сириус кивнул. Наши отношения уже на том уровне, на котором нормальные люди встречаются и называют друг друга парнем и девушкой. А у нас что? Сириус начал было улыбаться, но Ремус смотрел так серьёзно, что он подавил смешок. Хотел написать «не знаю, не думал об этом», но рука отчего-то вывела другое: Ремус Джон Люпин, согласен ли ты стать моим парнем? Выражение лица Рема перетекло с серьёзного в удивлённое. Он несколько секунд рассматривал строчки, беззвучно шевеля губами. Сириус слегка улыбнулся и тыкнул карандашом ему в ладонь. На сцене уже почти всё было готово — надо было торопиться. Наконец, улыбнувшись, Рем потянул край бумаги. :) Не удержавшись, Сириус фыркнул. Это значит да? Это значит ты знаешь ответ. Нет? Он снова закатил глаза. Ласково взглянул на Сириуса. ДА. Хочу тебя поцеловать. Прямо здесь? Прямо здесь. Ремус закусил губу, глядя на бумагу одновременно хитро и смущённо. А Сириус, внезапно раззадорившись, приписал снизу: Хочу тебя целовать долго, страстно, водить руками по твоей спине и чувствовать, как твой член упирается мне в колено. Господи. Потом хочу просунуть ладонь в твои штаны и коснуться тебя, пока ты кусаешь губы, чтобы не застонать в голос, хочу трогать тебя до тех пор, пока ты не изольёшься мне в ладонь. Полагаю, ты будешь очень возбуждён. О да. Что будем с этим делать? С этим надо что-то делать? Неужели ты меня оставишь в таком состоянии? Не выдержав, Рем тихо засмеялся. Снова взял карандаш и начал было что-то строчить, как вдруг двери резко распахнулись. В актовый зал вошёл директор со всем учительским составом. Раздался гулкий стук — это Рем от неожиданности выронил карандаш. Сириус подскочил. Дети на сцене замерли. На несколько долгих, томительных секунд воцарилась гробовая тишина. — О боже, — скорбно промолвила мисс Спраут, оглядев декорации ремонта мотоциклов и свалки. — Видите, директор, я говорила, что это добром не закончится… — Что вы здесь делаете? — ошарашенно выдохнул Сириус. — Разве так нужно приветствовать учителей? — укоризненно сказал мистер Слагхорн — учитель химии. — Однако отвечая на ваш вопрос — о вашем спектакле ходят крайне интересные слухи, и мы пришли проверить его собственноручно. И, как мы видим… Он покачал головой. — Право, не знаю, мистер Дамблдор, почему вы распорядились о проверке только сейчас — это стоило сделать намного раньше. Сириус лихорадочно попятился назад, едва не упав на сцену. Нет, этого не могло быть. Какого чёрта они заявились? Какого чёрта это случилось именно сейчас? — В прошлом году никаких проверок не было… — Не спорьте, мистер Блэк, — отрезала мисс Макгонагалл — завуч школы. — Покажите нам, что вы насочиняли. — Мы нифего не софиняли! — вдруг испуганно сказала Бетти. — У нас такой же спектакль, как всегда, — подхватил Майк. — У нас просто рождественская история… Это всё походило на дурной сон. Глупый кошмар. Гром среди безоблачнейшего неба привычного равнодушия взрослых. Сириус грубо усмехнулся, исподлобья глядя на суровых учителей: как неожиданно они ворвались в их маленький тайный мир. — Мы ещё не закончили. — Так покажите, что уже готово. — Вы всё увидите на празднике. — Мистер Блэк, продемонстрируйте спектакль, — с нажимом сказал мистер Слагхорн. — Вы ведь всё равно собирались репетировать? Мы просто посмотрим. Сириус затряс головой: нет, он не сдастся сейчас, это глупо, глупо!.. — Сириус, — Ремус коснулся его рукава. Когда Сириус зло развернулся, готовясь до последнего отстаивать свою позицию, лишь грустно и беспомощно улыбнулся. Это обезоруживало — и от этого стало очень тоскливо. Сириус вздохнул, тупо глядя в пол. Потом медленно разжал сжатую в кулак ладонь. — Готовьтесь на первую сцену. — Что?! — Чарли шокированно выпучил глаза. — Вы слышали учителей. — Но… — Пять минут на подготовку. Обескураженные дети разбежались за кулисы. Когда Сириус последовал за ними, они мгновенно его облепили со всех сторон, возмущённо крича и перебивая друг друга. — Что нам делать? — Мы не можем показать им спектакль! — Они же не разрешат нам его играть… — Спокойно! — Сириус поднял руки, призывая к тишине. — Сыграем как сыграем. Сами подумайте — им совершенно невыгодно оставлять нас без спектакля, это же школьная традиция. Так что выше нос, хорошо? Дети закивали. В их глазах снова загорелась надежда, и от этого она затеплилась и в душе Сириуса. Не могут они и вправду запретить спектакль? Да конечно же нет. Сириус уверенно встряхнул головой. Да нет, нет, они не запретят. Попросят выкинуть пару сцен и всё. Не запретят, не смогут. Не хватит духа… Он понимал, что врёт сам себе. Но лучше было так. — Эта история случилась давным-давно, — начал Говард срывающимся от волнения голосом. — В одном провинциальном городе Назарете, населённом тупыми евреями, которые почему-то говорят с британскими акцентами, жил был один особенно тупой еврей-рокер по имени Иосиф. В стране была беда с экономией, поэтому у него не было денег на дом, поэтому он ночевал на скамейке как последний бомж и зарабатывал починкой старых байков. А напротив его мастерской жила местная сумасшедшая — хиппи-еврейка Мария…***
— Это несправедливо, — Сириус качал головой, зло глядя на директора. — Совершенно несправедливо. Директор не ответил. На его очках-полумесяцах играли блики, а рядом стояла вазочка с лимонными дольками. Он выглядел так умиротворённо, словно несколькими минутами раннее здесь и не было визжащих учителей, обвиняющих его в доверии такого важного дела главному школьному хулигану и требующих исключить Сириуса за такую оскорбительную выходку. Словно всё происходящее было лишь маленькой шалостью. — Почему вы молчите? — не выдержал Сириус. — Вы сами назначили меня делать этот спектакль, разве вы серьёзно думали, что я буду ставить его по всем правилам? — Конечно же нет, — директор смерил его добродушным взглядом. — И у вас получилась отличная комедия — признаться, я давно так не веселился. Но разве вы серьёзно думали, что я позволю вам сыграть такое перед родителями? Сириус не ответил. — Допустим, учеников ваша интерпретация бы рассмешила, — невозмутимо продолжил директор. — Учителя бы подарили вам незабываемую реакцию. Но эти дети — что будет ожидать их дома? Что скажут их родители, которые ожидали увидеть христианскую историю? Об этом Сириус не думал. — Ничего бы им не было, — нехотя сказал он. — Они здесь ни при чём. — Некоторым родителям это совершенно не важно. Думаю, ты как никто другой это понимаешь, — возразил директор. Затем встал со своего кресла и обогнул письменный стол. Под насупленным и злым взглядом Сириуса присел на его край. — Когда я дошёл до директорского поста, я зарёкся бить детей, — негромко сказал директор. — Я пообещал себе, что в этой школе не будет применяться ни рука, ни линейка, ни розги. Но я не могу контролировать то, что происходит за пределами этих стен. — Почему только сейчас? — Сириус вызывающе скрестил руки на груди. — Почему вы решили это сделать за четыре дня до спектакля? Если вы знали, и всё равно не собирались допускать спектакль, тогда… тогда в чём смысл?! Зачем вы вообще меня поставили? Это всё было зря! Последние слова он выкрикнул, вскочив со стула. Любой другой взрослый накричал бы на него, указал место — но не Альбус Дамблдор. Альбус Дамблдор лишь улыбнулся. — Абсолютно и совершенно зря, Сириус? — он спросил со смешинкой в голосе. Сириус не нашёлся, что ответить. — Почему вы меня поставили? — он снова сел, звуча почти умоляюще. — Стоя на той парте, ты выглядел невероятно одиноко. — Я был с Джеймсом. — Джеймс не в состоянии чувствовать себя одиноким, — директор задумчиво повертел в руках чернильное перо. — Ему комфортно где угодно с кем угодно, потому что ему нечего скрывать. Джеймс — открытая книга для всех. Но ты не такой, верно? Ты хочешь быть таким, иногда тебе даже кажется, что ты такой, но что-то тебе мешает. Что-то заставляет тебя отстраняться от людей, чувствовать себя лишним, хотя ты вон из кожи лезешь, чтобы им нравиться, стараешься быть ярким, взрывным… Я подумал, что тебе пойдёт на пользу общение с таким же человеком, как и ты — с тем лишь различием, что он выбрал противоположный путь борьбы. Он сцепил руки в замок и наклонился, изучая Сириуса пристальным взглядом. — Скажи мне, был ли я неправ? Он был прав. Он, чёрт возьми, объяснил всё намного лучше, чем Сириус когда-либо сумел бы объяснить это в своей голове. Но легче не становилось. — И эти дети тоже были одиноки, Сириус, — добавил директор. — Возможно, ты сейчас этого не видишь, но ты сделал для них намного больше, чем сделал бы любой отличник, поставив с ними тот однообразный спектакль, что проходит из года в год. Сириус подавленно молчал. — Это было жестоко, — наконец, выдавил он. — Ужасно жестоко с вашей стороны. — Я знаю, — мягко сказал директор. — Но боль утихнет, а воспоминания останутся. И дружба, которая возникла между этими детьми, дружба, которая возникла между тобой и Ремусом — это тоже останется. Он снова склонился над бумагами, давая понять, что разговор закончен. В коридоре Сириуса тут же обступили дети. Все с коробками — кто-то тащил домой одежду, кто-то спасал декорации, которым было суждено оказаться на свалке. Говард упрямо волочил за собой картонную летающую тарелку. В душе что-то тоскливо заныло от этой картины — столько трудов и всё напрасно. — Что сказал директор? — Да, что он сказал? Они смотрели с такой надеждой — всё ещё ждали чудо. Сириус вздохнул. — Спектакль поставить нам не дадут. По коридору прошёл разочарованный стон. Кто-то захлюпал носом. — Но я хочу сказать, что вы всё равно молодцы, — мягко продолжил Сириус. — Вы… реально клёвые ребята. И вам удалось сделать главное — вам удалось задеть этих придурков учителей. А мы ведь именно это хотели сделать, правда? Он чуть помолчал, внимательно разглядывая грустные лица и горько осознавая, что скоро уже не будет различать их в общей массе школьников. Станет плевать, кто из них Чарли, кто Говард. Какие оценки у Бетти и мечты у Аннабель. Он почувствовал, как Рем берёт его за руку, и осторожно переплёл пальцы. В полутьме коридора всё равно ничего не было видно. — Я горжусь вами, — тихо, но чётко сказал Сириус. — Каждым из вас. Они проводили детей, потом вернулись в актовый зал наводить порядок. Остатки декораций сложили в угол, забытые детали костюмов — на спинки сидений. Сценарий и ноты Сириус затолкал себе в портфель — просто на память. — Резко всё оборвалось, — тихо сказал он. — Такое чувство, будто мы недостаточно поборолись за это всё. — Они учителя, — отозвался Ремус. — Мы не могли ничего сделать… Он вздохнул, окинув взглядом пустую сцену. Тронул канат школьного занавеса. Сириус накрыл его ладони своими. Занавес опустился.