***
Рег в западне. Ремус — при наилучшем исходе в больнице. Сириус старался не думать о том, насколько он маленький и хрупкий. Что его можно легко сбить с ног одним ударом. Как можно отчётливо прощупать каждую кость на его теле. Сириус старался об этом не думать, потому что от осознания того, что с ним могли сделать, тело снова начинало колотить. И это сделали из-за него — Сириуса. Он во всём виноват. Он брёл по улицам, запинаясь обо всё, что попадалось под ноги. Брёл бесцельно, не придавая значения маршруту. Возле какой-то булочкой закружилась голова — Сириус механически опустился на плитку и сцепил ладони в замок. Ноздри щекотал запах выпечки, а в ушах тонко звенело. Он виноват. Он виноват. Он во всём виноват… — Сириус! Ты что, оглох?! Сириус вздрогнул, не сразу понимая замутнённый взгляд. Рассыпчатые веснушки, что-то требовательно повторяющий широкий рот с кривым передним зубом, рыжие волосы… — Лили, — он тихо выдохнул. — Господи, Лили… Казалось, Сириус не видел её целую вечность. — Лили, Лили… — он тихо простонал, вцепившись в неё обеими руками, и совершенно не думая о том, что со стороны наверняка выглядит как поехавший крышей наркоман. Внезапно Лили обернулась и помахала кому-то вдали. — Джеймс, я нашла его! Джеймс! Боже. Нет. Сириус вскочил, намереваясь рвануть куда подальше отсюда — Лили цепко ухватила его за рукав. — Пусти! — Успокойся, Джеймс мне всё рассказал… — Ну и отлично! — Сириус, ты ведёшь себя как маленький… — Сириус! — к нему подбежал запыхавшийся Джеймс. — Господи, Бродяга… Это всё была какая-то неправильная хрень. Мы с предками об этом всём подумали и поняли, что кидать тебя где-то под Рождество… Ну это никуда не годится! Возвращайся домой. — Рождество пройдёт, — безучастно сказал Сириус. — И что дальше? — Я не знаю! Чёрт, я просто… Лилз, помоги… — Да, Лилз, помоги, — тяжело усмехнулся Сириус. — Подбери ему нужные слова, как ты всегда делаешь. Как ты делала мне. Ты ведь знаешь, что мы дружили, Джеймс? Ещё задолго до того, как Лили вообще начала тебя рассматривать всерьёз … — Сириус! — Лили сузила глаза. — А что? — распалялся Сириус. — Стыдно признаться, что водилась с педиком, да? Боже, Лилз, ты мнишь себя такой феминисткой, а встречаешься с главным козлом школы… — Увы, он сейчас невменяем, — Лили со вздохом развернулась к Джеймсу. — Мы ничего от него не добьёмся. Джеймс кивнул так серьёзно, что Сириуса начал разбирать смех. Рег в западне, Ремуса избили, а эти двое работают, как слаженная команда — этот день не мог стать хуже. — Сириус, Джеймс знает, что мы с тобой общаемся. — Чего?.. Мы же договорились… не говорить… — В договор не входил твой побег и скитание по улицам, — гневно возразила Лили. — И да, я прекрасно знаю, что Джеймс бывает мудаком, но у него есть одна прекрасная черта, которая тебе по какой-то причине недоступна — он умеет признавать свою неправоту и меняться. А ты? Ты хоть на грамм себя полюбил с момента нашего первого знакомства? — Лили, не дави на него… — вступился Джеймс, и это стало совершенно невыносимо. — Я не знаю! — заорал Сириус. — Отвалите, все! Я не знаю… Он глухо простонал, сгибаясь в три погибели. Слишком много. Всего было слишком много. Он не выдерживал. На плечо легла тёплая рука Лили. — Сириус, — мягко сказала она. — Ты слишком юн, чтобы петь блюз.***
В кабинете никого не было. Шестнадцатилетний Сириус аккуратно прикрыл дверь, вытащил из портфеля заранее заготовленную верёвку и перекинул через крюк на потолке — он предназначался для люстры, которую разбили уже давно, и всё никак не могли заменить. Да и зачем — июнь, темнеет поздно, каникулы на носу… Верёвка закинулась не сразу — пришлось лезть на парту и собственноручно её привязывать. Сделав на втором конце петлю, Сириус поднялся на стул и бросил последний равнодушный взгляд на улицу, откуда доносились весёлые крики и гомон учеников. Он ненавидел Рега. Он пытался донести это до него вчера сквозь булькающие крики, пока его пороли, он орал об этом во всё горло, а в голове то и дело всплывали воспоминания, как раньше Рег во время его наказаний часто бросался в слёзы, бежал к матери и умолял отпустить Сириуса. «Мама, мамочка, не бей его, пожалуйста», так он кричал, и Сириус не знал, кого ненавидел в эти моменты больше — мать или самого Регулуса, который видел все эти унижения. Но сейчас, когда Регулус смотрел на него так холодно и отстранённо, а за этой маской прятался испуг и отвращение, было в сотни раз хуже. На ночь Сириуса заперли в чулане — не в состоянии спать, он хорошенько обдумал произошедшее. К рассвету слёзы высохли, боль закаменела. Утро Сириус встретил с одной лишь мыслью: умереть. Три года назад он так и не сумел осуществить задуманное — теперь же настал этот час. Жить ему всё равно не дадут. Ежедневные побои, голодание, постоянные визиты пастора — это самый мягкий расклад, который мог ожидать такой больной псих, как он. Нет, такие не должны существовать. Выродки общества, при виде которых нормальные люди морщат нос и ускоряют шаг. Он не должен существовать… Сейчас даже этих мыслей не было — в голове было совершенно пусто. Глядя себе под одеревенелые ноги, Сириус встал на стул и пролез в петлю. Вот и всё… — Что ты делаешь? Он вздрогнул, нелепо взмахнул руками, чуть не грохнулся со стула и лишь каким-то чудом удержал равновесие. На него смотрела Лили. Сириус знал о ней очень мало — только то, что она разговаривает с чудовищным шотландским акцентом, даст в лоб любому оскорбившему её парню (а потом мило улыбнётся и нравоучительно пояснит, что он сделал не так), и что Джеймс влюблён в неё по уши. За последнее Сириус тайно ненавидел Лили. Ненавидел, каким влюблённым взглядом её провожал его друг. Как заискивал перед ней, одаривал комплиментами, старался угодить. Ему было противно. И хотелось, чтобы Джеймс хоть разочек так посмотрел на него. А ещё она не дала ему умереть три года назад. — Свали отсюда, Эванс, — прошипел Сириус. — Вечно суёшь нос не в свои дела! — Если ты собрался кончать жизнь самоубийством, у тебя всё равно ничего не выйдет — крючок слишком слабый, — снисходительно сказала Лили. — Но ты можешь заработать себе тяжёлые увечья и психоневрологические нарушения. — Эванс, если бы меня беспокоило моё здоровье, я не стоял бы сейчас в петле, — Сириус процедил сквозь зубы. — А теперь пошла нахер, дура! Разумеется, глупышка Лили не отстала — только продолжила ещё что-то разъяснять своим до ужаса надоедливым голосом. Сириус не слушал: всё кругом слилось в единый гул. Он урод. Отвратительный. Псих… В кадык впилась резкая боль. Оторвавшийся крючок больно ударил по голове. На миг перехватило дыхание, и почти тут же желудок вывернуло наизнанку. Сириус рвано всхлипнул и вытер выступившие от боли и обиды слёзы: даже умереть нормально не смог. — Голову не пробило? — Лили коснулась его волос, и он отпрянул. — Сгинь!.. — Я просто посмотрю. Я же предупреждала, что ничего не выйдет. Она разговаривала с ним мягко и терпеливо, как с маленьким. Осторожно перебирала пряди, пока он вытирал рвоту с уголков губ, надеясь выглядеть хоть чуточку менее нелепо. — Жить будешь, — констатировала Лили, закончив осмотр. — Не буду, — тихо возразил Сириус. Потёр зудящую шею, сжал в ладони верёвку. Хотелось разреветься — но даже наедине с собой это было бы стыдно, а тут ещё и эта Эванс. — Сириус, я уверена, что бы не случилось, это не повод вешаться, — уверенно сказала она, вызывая слабую усмешку. — Тебе откуда известно? — Люди тысячи лет жили в куда более ужасных условиях, чем мы — если бы они не выдерживали гнёта и ломались вместо того, чтобы пытаться улучшить свою жизнь, мир бы не менялся. Надо бороться с трудностями, а не убегать от них. — Какая умная, — буркнул Сириус. Лили притворилась, что не заметила сарказма. — Просто у меня мама феминистка. — Мне это ничего не говорит. — Ты считаешь, что все люди имеют право на равноправие и уважение? — Допустим. — Тогда ты тоже феминист. Мама утверждает, что только женщины могут ими быть, но мне кажется, это идёт вразрез с нашей идеологией. Мы с ней часто спорим на эту тему… Сириус поморщился. Лили говорила много непонятных слов, а ещё тараторила с такой скоростью, что он еле поспевал за ней. — Вот скажи мне, Эванс, — тихо сказал он, вперившись глазами в её веснушчатое лицо. — Если бы ты родилась в древнейшем английском роду, если бы тебя всё детство били и унижали, если бы среди всего этого пиздеца у тебя был бы только один близкий человек, который отвернулся от тебя потому, что у тебя слетела крыша и ты оказался педиком, и теперь об этом знает вся твоя семья — ты бы захотела жить? Она не ответила, а Сириуса взяла злость. Эта грёбаная Эванс уже второй раз не даёт ему свести счёты с жизнью, а теперь стоит и моргает, не зная, что сказать. — Ты бы захотела жить, Эванс? — выговорил он, чувствуя, как к горлу подступают слёзы. — Когда на тебя смотрят, как… как на червяка! Когда тебя давят, не дают нормально вдохнуть… Ты бы захотела?! Его прорвало на истерику — настоящую, громкую, детскую. Это было отвратительно и унизительно, но Лили не смеялась. Она просто сидела рядом и гладила его по волосам, пока он стискивал зубы от стыда, стараясь успокоиться. Гладила и что-то шептала. И от этого слёзы понемногу отступали. Лили позвала его к себе в гости. Сириус пошёл — безропотно, не задавая вопросов. Послушно съел яблоко, рассматривая плюшевые игрушки в комнате Лили и искоса наблюдая, как та вставляет кассету в небольшой магнитофон. Вскоре они слушали Элтона Джона. You know you can't hold me forever I didn't sign up for you I'm not a present for your friends to open This boy's too young to be singing the blues — Вот, — прошептала Лили. — Что «вот»? — мрачно спросил Сириус. — Ты слишком юн, чтобы петь блюз, Сириус. Ты не должен быть игрушкой в руках твоих родственников. Куклой, которой они могут хвастаться на светских вечерах. В глазах Лили светился огонёк. Сириус скользнул по ней вялым взглядом. — И что ты предлагаешь? So goodbye yellow brick road Where the dogs of society howl You can't plant me in your penthouse I'm going back to my plough — Вот что. — У меня нет плуга, Эванс. — Но у тебя есть лучший друг. Сириус тихо фыркнул и покачал головой. Напроситься к Джеймсу? Какие глупости. Но Лили выглядела серьёзно. Приблизившись к Сириусу так близко, что прядь её рыжих волос касалась его виска, она сказала: — Просто. Спроси. Его. — Ты. Очень. Странная, — в тон ей ответил Сириус. — Хочешь мороженое? — Не знаю. — Жаль. Знаешь, я всегда мечтала о друге гее. Надеюсь, тебя это не обижает — я ни в коем случае не обобщаю. Просто приятно было бы иметь друга, который не мечтает задрать мне юбку. Как твой ненаглядный Джеймс. Сириус не выдержал и рассмеялся. Он смотрел на Лили, гадал, с какого дуба она рухнула, и смеялся, смеялся без устали, понимая, что никогда в жизни не последует ни одному из её идиотских советов… У Джеймса он жил уже на следующий же день. Oh I've finally decided my future lies Beyond the yellow brick road***
— Ты болен, я понимаю. — Он не болен, Джеймс. — Хорошо, ты не болен. Это просто охренеть как странно. Но… чёрт, заканчивать всё вот так?.. И, знаешь, сначала мне правда было очень стрёмно, но… Они стояли в безлюдном переулке у фонаря. Джеймс торопливо что-то объяснял, Лили время от времени его подбадривала, Сириус молчал. Это казалось таким бредом — утром Джеймс боялся на него посмотреть, теперь болтал с ним, как ни в чём не бывало. В другой момент Сириус был бы счастлив. Сейчас ему было плевать. — Понимаешь… Лили мне открыла глаза на одну вещь, — Джеймс закусил губу. — Да, я тебя не понимаю. Может, ты не болен, может, ты чокнутый, хер поймёшь. Но ты семья, Сириус. А семью… её принимают такой, какая она есть, понимаешь? — Понимаю, — безучастно отозвался Сириус. — Я только не понимаю, что ты хочешь этим сказать. — То, что ты моя семья. И я принимаю тебя, какой ты есть. И родители тоже. Возвращайся, пожалуйста… Что мешало ему сказать это сегодня утром? А ещё лучше позавчера вечером — Сириус бы тогда был на седьмом небе от счастья. Сейчас… Что сейчас? — Хорошо, я подумаю, — Сириус равнодушно кивнул и пошёл прочь. — Сириус! Его снова догнали, снова преградили путь. Пытались заглянуть в глаза, прочитать по ним его мысли. Удивлялись, что он такой равнодушный и отстранённый. Они не говорили об этом, но Сириус всё отлично понимал — потому что сам когда-то так же поступал с Ремом. Чем он сейчас от него отличается? Потерявший любимого человека, раздавленный проблемами, о которых никому нельзя рассказать. И по всему телу липкая дрожь, словно внутри него рычащая сущность, которую надо прятать от окружающих… — Сириус, пожалуйста, расскажи нам. Что произошло? Сириус молча поднял взгляд. Лили и Джеймс смотрели на него с искренней тревогой. Надо оттолкнуть их, сорваться на бег, умчаться дальше, дальше от их заботы… Но Ремусу стало легче только тогда, когда он кому-то открылся. — Питер предатель, Ремус оборотень, Эйвери и Мальсибер тоже, недавно я попытался защитить от них Рема, и в итоге его прибили, Рега похитили, всем нам грозит опасность, а я не знаю, чёрт дери, я не знаю, как из этого выпутываться, — тихо проговорил Сириус. Он выдохнул и замолчал, прислушиваясь к биению собственного сердца. Воцарилось молчание. Потом Лили взяла его за руку. — Расскажи нам всё по порядку.