Мальчик и его волк

Июньское солнце сияло ярко. Оно заливало светом гостиную, отражалось блестящим шариком в брошенном на диван планшете, грело стёкла распахнутых окон, из которых доносились трели птиц. Казалось бы, улицы должны быть заполнены людьми, которым изрядно надоели серые тучи и слякоть — но было пусто. А на широком экране плоского телевизора рассказывали об очередных протестах в США, о важности масок и перчаток, о последних событиях брексита. На этот телевизор и уставился Сириус Блэк, мрачно жуя губу. — Двенадцать недель, — пробормотал он. — Двенадцать недель карантина. Ещё немного, и я съеду с катушек. Он никогда не чувствовал себя настолько связанным по рукам и ногам, как в этот отвратительный год. Из соседней комнаты в двадцатый раз донёсся тот же самый надоедливый бит и мяуканье этого чёртова Ширана-Мырана, как его прозвал Сириус. О, возможно, он бы принял этого рыжего, по крайней мере он свой, британец, но, чёрт, почему они крутят его бессмыслицу сутки напролёт? Сириуса куда больше устраивал мелкий беспроблемный Гарри, из комнаты которого доносилось бесконечное «зо-омби, зо-омби, зо-омби-и-и», в этом был хоть какой-то смысл… I'm in love with the shape of you We push and pull like a magnet do Although my heart is falling too I'm in love with your body Нет. Всё. Хватит. Не ради такого будущего он тридцать лет назад прыгал с радужным флагом, выкрикивая во всё горло лозунги о мире и любви. Не ради того, чтобы в шестьдесят один год просиживать все дни перед этим чёртовым телевизором, терпя такие издевательства! Вот они — Альбус и Лили Джуниор. Ему четырнадцать, ей двенадцать, а кривляются вдвоём на камеру, как маленькие дети. — Довольно, — Сириус грубо вырвал из рук Альбуса смартфон и убрал его на верхнюю полку. — Эй, отдай! — Не имеешь права! — Я ваш крёстный дед, я на всё имею право! — Дедушка Джеймс, Сириус опять психует! — Я психую?! Вы в своём уме со мной так разговаривать! Джеймс, они снова грубят! — Хорошие новости, — в дверном проёме появился счастливый Джеймс, протирающий свои круглые очки с толстенными линзами. — Гарри и Луна сели в самолёт! — Боже, наконец-то, — Лили облегчённо покачала головой. — Будь проклят тот мартовский день, когда они вздумали отправиться в путешествие по Европе, оставив на нас своих маленьких дьяволят. — Они ведь не планировали, что один месяц перерастёт в четыре месяца под жёстким локдауном, да и ты сама хотела сблизиться с внуками… Сириус! — Джеймс бросился к Сириусу, который снова вырывал у Лили Джуниор смартфон. — Сириус, отдай им телефон, у них время гаджетов! — Время гаджетов?! — Сириус чуть не задохнулся от ярости. — У них с утра до утра время гаджетов! Когда вы в последний раз выходили на улицу, а? Мы в вашем возрасте били бутылки за пустырями и мастерили всякую хрень из палок… — Сейчас же карантин, — снисходительно перебил его Джей-Джей — старший из детей. — Что нам ещё делать? — Мне плевать на этот грёбаный карантин, я хочу свободы! — заорал Сириус и со злости пнул попавшуюся под ноги игрушечную машинку. Та лишь каким-то чудом не попала в телевизор, глухо стукнувшись об стену. Это разозлило Сириуса ещё сильнее. Господи, как же всё было отвратительно. Как же он устал от такой жизни. Как же он устал без Рема. — Сириус, перестань, — посмеиваясь, сказал Джеймс. — Выпей таблетку, успокойся. Скоро пандемия закончится, и мы все будем свободны. — Я не буду принимать эту отраву! — Это не отрава, это успокоительное. У тебя сердце, тебе нельзя волноваться. Сириус печально взглянул на него. Где то время, когда они были молоды и сильны? Годы не пожалели Джеймса Поттера — некогда пышная и лохматая шевелюра поседела и значительно поубавилась в размерах, лицо располнело и покрылось старческими морщинами. Очки стали жизненной необходимостью. Но он оставался бодр и весел — даже когда услышал неутешительные новости о том, что через несколько лет потеряет зрение совсем. Да и сам Сириус уже потерял былой блеск, хотя старался держать себя в форме. Приходится, когда выясняешь, что к оборотням не только ни одна зараза не цепляется, они ещё и чертовски медленно стареют, и в свои шестьдесят выглядят на десять, а то и все двадцать лет младше. Когда к Ремусу начинают подкатывать сорокалетние юнцы с кризисом среднего возраста, это уже перебор. И он хотел на волю. — Пять минут, Джеймс, — умолял Сириус. — Только пять минут. — Нет. Сириус сдавленно простонал. — Ты не можешь мне запретить. — Я не запрещаю, — сочувственно сказал Джеймс. — Я просто не дам тебе ключи. — У меня! Была! Рутина! Мне нужно гулять! Мне жизненно необходимо гулять! — Сириус, твоё здоровье и без пандемии ни к чёрту! О да. Чёртово чистокровное здоровье. То нельзя, это нельзя. Здоровье. Сердце. Подумай о Ремусе. Подумай о том маленьком комочке, который вот-вот появится на свет. Когда им было по двадцать лет, они не думали об этом всём и были здоровее здоровых! Боже, как хотелось взять Рема за руку, перекинуть гитару через плечо и пойти туда, куда понесут их ноги, как в далёких восьмидесятых, когда хаос размывал границы законов и правил… Чёрт бы его побрал, этого Ремуса. Чёрт бы побрал этого правильного, хорошего Ремуса, который решил, что раз его не берёт коронавирус, то это идеальная возможность пойти волонтёром в больницы на два с половиной грёбаных месяца. Сириус чувствовал, что ещё немного, и он завоет. «Это всего два месяца, родной, — мягко говорил Рем, гладя его по колену. — Всего два месяца, а потом пара недель изоляции. Волк защищает меня от болезней — мне кажется, только отъявленный эгоист на моём месте поступил бы иначе». Отъявленный эгоист. Им был Сириус, который до последнего пытался отговорить Рема от этой безумной затеи. «Что ты будешь делать во время полнолуний?» «Сириус, даже я не могу припомнить последнего раза, когда обращение прошло бы агрессивно. Полежу у себя в палате волком и всё». Это было правдой: на его полнолуние даже Гарри разрешали лечь спать поздно, чтобы поиграть с пушистым дядей Ремом. «Я подхвачу инфекцию специально для того, чтобы угодить тебе на койку». «Не шути так, Сириус, пожалуйста. Я очень надеюсь на твою адекватность». А это уже было не совсем правдой. Быть адекватным Сириус умел не всегда. «Тогда… Тогда пошли вместе…» «Сириус, ты и без меня всё понимаешь». Они оба всё понимали, пусть и старались не говорить об этом. Всё чаще кололо сердце, всё быстрее уставали мышцы. Стариком Сириуса назвать в лицо не осмеливались, ведь он с невероятным остервенением держал себя в форме и был готов дать фору любому парнишке вдвое младше, который имел неосторожность подкатить к его мужу, но время неминуемо брало своё — особенно на контрасте с тем же Ремусом. О нет, болезни его не трогали — зато на Сириуса с его жалким иммунитетом, ослабленным вырождением крови, цеплялись при любом удобном случае. С каждым годом всё отчётливее была видна разница. «Ты ублюдок, Рем, — бормотал Сириус, прощаясь с Ремусом в тот день. — Чёртов ублюдок. Надеюсь, ты спасёшь до хрена жизней, и оно будет стоить того. Люблю тебя». «Я тоже тебя люблю. И пойми, я не могу стоять в стороне, зная, что могу помочь… Старайся сидеть дома, пожалуйста». Руки Ремуса были горячие, жёсткие, дарили чувство защиты и безопасности. С того объятия прошло два месяца и две недели, и Сириус за это время ни разу не выходил из дому… Но сейчас ему было плевать — он устал от Поттеров, устал от замкнутых пространств, ему хотелось на свободу, к Ремусу, в лес, в степь, да куда угодно! — Хватит беспокоиться о моём здоровье, мне всего лишь шестьдесят, — убеждал он друга. — По современным меркам это вообще не возраст! Смотри — даже никакой седины. — Потому что ты красишься, — Джеймс усмехнулся, но тут же посерьёзнел. — Серьёзно, Сириус, мы уже в группе риска. — К тому же тебя оштрафуют, — резонно заметила Лили. — Как же вы мне все надоели… Да я их убью! — Сириус простонал, когда из гостиной снова донеслась раздражающая музыка. — Сколько можно уже кривляться на камеру! — Мы не кривляемся, мы снимаем ролик для тик-тока, — возмущённо сказала Лили Джуниор, когда Сириус, презрительно фыркнув, принялся запихивать смартфон на самую верхнюю полку стеллажа между двумя книгами. — Брось, Бродяга, мы сами подобное вытворяли в их возрасте… — Во всяком случае мы не выкладывали это на всеобщее обозрение. — Ох, если бы у нас была возможность! — Вы же жили в доисторическое время, — возразил Джей-Джей, расположившийся с планшетом в кресле. — В доисторическое время!.. — Сириус чуть не задохнулся от ярости. Доисторическое! Да как они смеют, эти обнаглевшие в край юнцы?! — У нас просто не было ваших дурацких камер, но мы вытворяли! — горделиво сказал он. — О, мы такие вещи вытворяли, вам и не снилось… И наша музыка была живая! — Всё равно времена были доисторические, — не унимался Джей-Джей. — Папа рассказывал, что ему нельзя было в школе никому рассказывать, что ты встречаешься с Ремусом — звучит очень отстало. И отстойно. — А почему? — Лили Джуниор удивлённо вскинула голову. «Почему». Сейчас это, наверное, действительно казалось странным. Сириус чуть помолчал, потом невесело усмехнулся и опустился на диван. — Потому что тогда это считалось отклонением. — Вы нам вообще очень мало рассказываете про то, как познакомились, — протянул Альбус. — Вот про бабушку Лили и дедушку Джеймса мы сто тыщ раз слышали! — О, у нас всё слишком сложно, — Сириус отмахнулся. — И не для детских ушей. — Ну и что! — Мы и не дети! — Расскажите! Джей-Джей, Альбус и Лили Джуниор столпились вокруг Сириуса, споря и доказывая, что уже достаточно взрослые, чтобы послушать. Боже, какие они настырные! — Только если вы пообещаете потом заняться чем-то, для чего не нужны эти ваши смартфоны. — Хорошо-хорошо! — заверила его троица. Глядя в их горящие глаза, Сириус вздохнул: обычно старина Джеймс был всеобщим любимцем мелкотни, травящим одну байку за другой — у Сириуса такого таланта не было. Он был сварливым крутым дядей, на которого все мечтали ровняться. Но он не знал, как хорошо сумеет рассказать эту историю. Но он помнил её. От начала до сегодняшнего дня — он помнил её предельно точно. Были многие вещи, которые забывались, ускользали из памяти, но Сириус помнил каждое прикосновение Ремуса. Будь у него время, наверное, он был мог их даже сосчитать. — Это весьма драматичная история популярного засранца и изгоя… — Ты был изгоем? — Джей-Джей расширил глаза. — Что? Нет! Рем. Рем был изгоем. — Дедушка Ремус был изгоем?! — тут уже Лили Джуниор подавилась воздухом. — Сказки рассказываешь, — недоверчиво протянул Альбус. — Дедушка Ремус во время урока может кого угодно на место одним взглядом поставить. Наверное, это тебя за тупую причёску дразнили, а ты на него всё сваливаешь. Сириус внимательно взглянул в их недоверчивые личики — и виновато усмехнулся. — Нет, Ремус действительно… Мы очень плохо к нему относились. Правда, Джеймс? — Я так и знал, что ты меня до старости будешь попрекать, — Джеймс посмеялся. — Дедушка Джеймс не может ни к кому плохо относиться! — снова возмутилась Лили Джуниор. — Да, ты рассказываешь абсолютные глупости. — Дедушка Джеймс никогда бы… — Люди меняются! — сердито рявкнул Сириус. — И умнеют! Иногда. Мы все очень сильно изменились после школы. Джеймс и Лили заделали вашего папашу, а мы с Ремом выживали на корке хлеба… И вообще, если вы и дальше будете меня перебивать, я ничего рассказывать не буду! Это помогло — троица притихла. Сириус вздохнул, глядя в одну точку. — Всё началось с одного прикосновения, — негромко сказал он. Одно прикосновение. Он просто схватил Рема за запястье. Ничего не имея в виду — но ведь тогда всё и началось. И он всё рассказал. От начала до конца. Он постоянно отвлекался на разные темы, запинался, искал поддержки у Джеймса и Лили — но дети слушали внимательно. Даже Джеймс, который принимал непосредственное участие в этой истории, заслушался. И Лили присела рядом, с улыбкой качая головой, когда он доходил до особенно глупого момента. — Мы тогда вообще ни черта не знали, — рассеянно хмыкнул Сириус. — Нам даже никто не догадался всучить в руки презерватив, а ведь вскоре началась вся эта истерия со СПИДом. Вот, учитесь, пока мы живы — если бы мы шлялись по разным партнёрам, изменяли друг другу, то давно уже откинули бы ноги!.. — Может, не стоит им рассказывать о таких подробностях? — кашлянул Джеймс. — Джеймс, любовь моя, если бы я в своё время не просветила нашего Гарри, у нас было бы не трое внуков, а десять, — нежно заметила Лили. — А дальше что? — нетерпеливо спросил Джей-Джей. — После Рождества? — После Рождества… — Сириус вздохнул, задумчиво откинув голову на спинку дивана. Что же было после Рождества? После Рождества он распрощался с Поттерами и поселился в крохотной квартирке самого бедного района их города. Закончил школу, возился в автосервисе до позднего вечера. Смит остался доволен — он обучился в считанные месяцы, и к лету ему уже можно было доверять большее, чем просто подкручивание гаек. Небольшой зарплаты хватало на оплату жилья и пищу без изысков, а в выходные Сириус часами сидел с гитарой на мостовой, играя всё, что приходило на ум — того, что бросали прохожие, вполне хватало на прочие нужды. По субботам навещал Поттеров, которые откармливали его на неделю вперёд, общался с Джеймсом, учил Рега играть на гитаре. А всё свободное время посвящал Ремусу. Тот всегда подходил к окончанию рабочих часов — и сердце радостно замирало, едва за спиной раздавались его шаги. Сириус улыбался, бережно протирал грязные от цепной смазки пальцы, кивал Смиту на прощание — и они шли гулять. Гулять по ночам было здорово. Можно было держаться за руки, а в случае случайных прохожих быстро разъединиться. Можно было приткнуться за каким-то укромным поворотом и долго, страстно целоваться. В восемьдесят пятом году они оказались на своём первом гей-параде — им обоим было двадцать пять лет. Они потом ездили часто, в какой-то миг стали ездить каждый год — но именно этот раз наиболее ярко отпечатался в сознании. Хотя тогда не было ни ярких выступлений, ни красочных номеров — просто воздушные шары, плакаты и люди — такие же люди, как они сами. Они шли, улыбались, и показывали миру, что они нормальные. Они не представляют угрозы. — Сейчас много кто жалуется на гей-парады, мол, что за цирк развели — так вот все эти люди придурки и явно родились без мозга, — небрежно сказал Сириус и, поймав осуждающий взгляд Лили, развёл руками. — Что? Это правда! — Сказал, как истинный бумер, — заявил Джей-Джей. — Мы не бумеры, мы иксы, поколение с ключом на шее, учи историю. — Иксы рождались после шестьдесят пятого года, так что вы бумеры, — Лили Джуниор показала язык, но Сириуса это не смутило. — В таком случае я чёртов бумер и у меня есть уважительная причина на такие высказывания, да! Так вот — эти люди абсолютные идиоты. Они ноют, что у них нет гетеро-парадов. Что они не особенные. Они ноют, а я вспоминаю, как нам было по двадцать пять лет, и мы просто шли в этом параде, просто шли и чувствовали такое сумасшедшее единение, от которого нам сносило крышу — мы будто наконец-то могли дышать полной грудью. Всего на несколько часов — но мы были свободны… Сириус замолчал. По лицу блуждала задумчивая улыбка. Той ночью он ведь и сделал Ремусу предложение. Просто встал на одно колено и достал из кармана дешёвое кольцо. Он не предлагал Ремусу стать Блэком — он попросил стать Люпином. Хотя бы на словах, ведь о настоящей свадьбе они и мечтать не могли. Они тогда ни о чём не мечтали — просто радовались тем маленьким крупицам свободы, что у них были. А в девяносто втором году мир официально признал их здоровыми. — Это… очень странное ощущение, — медленно произнёс Сириус. — Тебе тридцать три года, всю жизнь ты считал себя каким-то больным и неправильным, а одним утром ты внезапно просыпаешься — и словно сбрасываешь с себя костыли. Тогда всё ещё было опасно. Держась за руки, они чувствовали на себе прожигающие осуждением взгляды — порою настолько презрительные и испепеляющие, что хотелось разомкнуть пальцы, сделать вид, что они просто друзья. Но они шли дальше. — Помню, как я пару лет назад увидел двух парней, целующихся посреди оживлённой улицы. Боже. Они были такие маленькие и беззащитные, не старше нашего Джей-Джея — мне захотелось закрыть их, защитить, спрятать от общих взглядов, потому что мне казалось, что на них могут наброситься в любой миг. Я до сих пор чувствую иррациональный страх, когда беру Рема на улице за руку, и ценю каждый миг, когда всё же решаюсь на это. — Но вы же поженились, — напомнил Альбус. — У вас даже есть свадебные фотографии. Это разве было не страшно? — Страшно, — Сириус улыбнулся. — Америка, город Массачусетс, маленькое закрытое помещение и пара десятков таких же жаждущих пожениться геев. Какие-то идиоты вроде нас пёрлись из другой страны, от кого-то отказалась семья, поэтому мы все поддерживали друг друга и участвовали в церемониях. Нам обоим по сорок пять лет — и, если мне не изменяет память, мы были одними из самых младших там. Удивительно. Всего лишь какой-то сертификат, который для многих не так уж и много что значит… Сириус чуть помолчал. — Ну, а дальше мы вернулись в нашу старую добрую Англию и зажили долго и счастливо, конец. Брысь отсюда! — В самом деле, пора обедать, — согласилась Лили. — Джеймс, милый, ты же что-то приготовил, или нам снова сидеть на полуфабрикатах? — За кого ты меня принимаешь? — обиделся Джеймс. — Я сделал восхитительные сэндвичи… Дети, идём! — И все-таки я не верю, что дедушка Ремус мог быть злым волком и водиться с какой-то стаей, мы же все обожаем, когда он превращается в собачку, — снисходительно сказала Лили Джуниор. Она крепко обняла Сириуса и чмокнула в щёку, прежде чем побежать за Джеймсом: мальчишки уже были на кухне. Сириус рассеянно улыбнулся, глядя им вслед. Эх, Поттеры. Такие шумные, такие славные. Жизнь Джеймса и Лили как и шла по накатанной дорожке, так и продолжила идти — и это не могло не поражать, ведь на их долю выпало немало трудностей. Спустя всего два года после окончания школы у них родился Гарри. Сириус немного удивился, когда Лили категорично сказала, что не будет делать аборт — он не ожидал, что она могла бы сидеть дома с ребёнком. Ещё меньше он ожидал, что Лили и впрямь не планировала нянчить сына, и это будет делать Джеймс — а также что его, Сириуса, попросят стать крёстным отцом. Они сыграли свадьбу — маленькую, но весёлую. Беременность прошла нормально, и малыш Гарри, названный в честь дедушки Джеймса, рос крепким и здоровым. И только уход из жизни сначала Юфимии, а часами позже Флимонта, омрачил им всем жизнь. Маленькому Гарри не было и года, а им лишь немногим за шестьдесят. Пневмония. Внутри что-то оборвалось в тот день. Стоя у гроба, Сириус думал о том, как это странно — эти люди не были ему кровными родственниками, не были вообще ничем ему обязаны, но они сделали для него намного больше, чем его родная семья. И их уход оставил в сердце рану намного глубже. Не только у него, но и у Регулуса, который почти не разговаривал с Сириусом на похоронах. Их отношения так и не вышли на прежний уровень, время было упущено — но понимать его Сириус не разучился. И когда после официальной части он обнял Рега, то ощутил, насколько важно это было для них обоих. Ладно. По крайней мере, у него всё было хорошо. Лондонская рок-звезда, присылает открытки несколько раз в год. Ни семьи, ни детей. Но славный парень. Джеймс долго не мог оправиться от гибели родителей — только малыш Гарри и Лили помогали ему держаться на плаву. Надо было двигаться дальше, и они шли: вскоре Гарри уже уверенно топал в первый класс, второй, третий. В среднюю школу. Старшую. На свидание. Увидев его девушку, Сириус испытал ощущение дежавю, а когда услышал фамилию, то очень долго смеялся. Поттеры и Лавгуды — ну что же. Интересно, что об этом думает Ксено, который растворился с горизонтов в восемьдесят пятом году. Да, у Поттеров всё было хорошо. Они были при деньгах, успешно развивались по карьерной лестнице, путешествовали, продолжали род — словом, сделали всё, что олицетворяло собой полноценную жизнь. Сириус и Рем не могли этим похвастаться. У них… Да, пожалуй, у них всё было обычно. Обычно, обыденно и скучно. Сириус работал механиком, Ремус поступил в педагогический и стал учителем. Это решение немного удивило Сириуса, но оно было оправданным: в школе были сотни таких же потерянных детей, каким был сам Рем — он хотел им помочь хоть немного. Хотел учить не только заучивать предметы, но и быть людьми. Спектакль сыграли при нём же — в девяносто втором году. Четырнадцать лет спустя их первой попытки. Так они и жили: работа, дом, работа, дом. Все детские мечты стать рок-звездой, знаменитостью, вторым Джонни Роттеном — всё забылось, затерялось. Даже мотоцикл остался лишь в мечтах. Они не блистали успехами, не имели особых достижений, которыми можно было бы гордиться на старости лет. У них не было много денег, жили они в совсем маленьком доме без двора и машины. Возможно, со стороны их жизнь и выглядела бессмысленно. Скорее всего, она таковой и была. Сириус понимал это. Он так же понимал, что когда возвращался домой со своей рутинной работы и растворялся в объятиях Рема, то чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. — Сириус, ты идёшь? Сириус закусил губу, бросив короткий взгляд на Лили. Потом вынул из кармана крохотную фотокарточку, уже сильно выцветшую. Он и Ремус. Почти не позируют на камеру, просто улыбаются. Такие смешные и маленькие. Кажется, это начало восьмидесятых… «Ну, не грусти. Я буду звонить тебе каждый день. Видеозвонки творят чудеса». «Я же не смогу тебя потрогать. Ощутить твой запах». Ему было важно ощущать Рема. Не просто видеть — осязать плоть. Не просто слышать — чувствовать дыхание. А так… «Держи». «Что это?» «Наш первый снимок вдвоём. Помнишь, ты на него раскошелился, а я тебе ещё говорил, что это безумная трата денег. Достаточно тактильно?» Фотокарточка была тёплая и шершавая. Она пахла горячими руками Рема. А когда он на неё подышал, ей передался его уютный пушистый запах. Сириус носил её в кармане с того самого дня — глупо, но ему казалось, что запах не пропал до сих пор. — Я хочу домой, Лилз, — внезапно вырвалось из его губ. — О… Ты уверен? — тихо спросила она. Сириус кивнул. — Э нет, так дело не пойдёт! — в дверном проёме появилась седая голова Джеймса. — Кто тебя там будет контролировать? Ты при любой возможности рвёшься на улицу! — Я не стану выходить из дома, — Сириус мирно поднял руки. — Обещаю. Буду фотографировать доставку еды и присылать вам в доказательство. Можете повесить на меня маячок. Глядя на просящий взгляд друга, Джеймс сочувственно цокнул языком. — Да, наверное, мы сильно тебя замучали в эти месяцы, раз ты хочешь изолироваться окончательно. — Не в этом дело. Просто… не знаю, — Сириус вздохнул. — Может, я окончательно свихнулся, но мне кажется, что дома мне будет проще дышаться, пока я жду Рема. — До сих пор не могу поверить, что этот козлина свалил. — Эй! Он поехал спасать жизни. Он прав, это я нытик. — Ты же знаешь, Бродяга — я всегда на твоей стороне… Даже не пообедаешь? — Разве я могу отказаться от твоих великолепных сэндвичей? — И то верно. Посмеиваясь, они пошли на кухню.

***

Дома было темно. Вздохнув, Сириус зажёг маленькую лампочку в коридоре: пыль, лёгкий бардак, разбросанная одежда. Он так и не смог приучить себя к аккуратности, и Ремус, устав подбирать его носки, просто махнул рукой. Под ноги попался тряпичный ошейник с выгравированной кличкой «Snuffles» — их славного пса, который прожил двенадцать прекрасных лет. Он был обычным беспородным щенком, со временем вымахавшим в огроменного медведя. Их первый ребёнок. Добрый. Пушистый. Лохматый. Полсотни килограмм счастья, шерсти и слюней. Гарри обожал с ним резвиться… — Эх, пушистый, — Сириус сжал в руках ошейник. — Знал бы ты, как мне тоскливо. Он поднялся в спальню и упал на большую кровать с широким пледом, в который можно было вдвоём обернуться трижды и ещё бы осталось предостаточно место. Только в одиночку от этого никакого толка. «Может, не стоило уходить от Поттеров?» Телефон завибрировал. Сириус рассеянно поднял его и улыбнулся: Рем. — Привет, родной. Сириус прикрыл глаза. О, этот голос, этот восхитительный акцент, делающий его ниже на пару тональностей, даря бархатистую нотку. Почти сорок пять лет вместе, а этот голос до сих пор сводил с ума. — Привет. — Как ты? Джеймс звонил, говорит, что ты решил вернуться домой. — Соскучился по нашей уютной норке, — Сириус сглотнул. — И по тебе… безумно. — Я тоже. Он всегда говорил так мало, но от этих сдержанных фраз бежали мурашки. — Фотография ведь ещё при тебе, правда? — Глупый вопрос, — Сириус нежно провёл по ней пальцем. — Она всегда при мне. В трубке на пару секунд возникла какая-то заминка. Послышалось шуршание, стук. — Хочу тебе сыграть кое-что, — снова послышался мягкий голос Рема. — Надеюсь, ты знаешь слова, потому что певец из меня никакой и открывать рот я не собираюсь. — Ох, Рем… — Сириус заулыбался, мгновенно включая громкую связь. Ремус нередко играл ему на телефон, и это всегда было очень приятно. Даже несмотря на то, что у них было полно аудиозаписей его игры — осознавать, что он играет прямо сейчас, было крышесносно. Loving can hurt, loving can hurt sometimes But it's the only thing that I know When it gets hard, you know it can get hard sometimes It is the only thing that makes up feel alive Сириус закрыл глаза. После той травмы Рему буквально пришлось учиться играть заново: у него был совсем лёгкий тремор, но от волнения он усиливался и иногда доходило до того, что Ремус просто ронял смычок, скрипку, и зарывал лицо в трясущиеся ладони. «Ничего не получается, — то и дело повторял он. — Я никогда не смогу играть». «Зато вибрато у тебя получается почти автоматически», — шутил Сириус, надеясь его приободрить. Иногда помогало. «Попробуй ещё раз, Рем, — в другие разы говорил он. — Не нервничай. Дыши». «Я не могу не нервничать». «Тогда я буду нервничать за нас обоих, и у тебя не останется выбора». У него ведь всё получилось. Не сразу, но получилось. We keep this love in a photograph We made these memories for ourselves Where our eyes are never closing Hearts are never broken Times are forever frozen still Сириус тихо выдохнул, поглаживая фотографию. К горлу подступил ком. Четыре месяца у Поттеров. Три месяца локдауна. Два с половиной месяца без Рема. А здесь им было немногим больше двадцати — он всё ещё не мог играть. Но сколько счастья было, когда ему это наконец-то удалось! Как же они тогда были счастливы… So you can keep me Inside the pocked of your ripped jeans Holdin' me closer 'till our eyes meet You won't ever be alone Wait for me to come home Закушенная до крови губа. Неровно дёргающийся смычок. Пальцы дрожат всё сильнее — Сириус берёт их и мягко разминает, целует подушечки. Ремус выдыхает, понемногу расслабляясь. Дрожь стихает. Они начинают по новой. И так много, очень много раз. When I'm away I will remember how you kissed me Under the lamppost back on sixth street Hearing you whisper through the phone Wait for me to come home Сириус молчал, прислушиваясь к музыке. На глаза навернулись слёзы. Мелодия была такая живая — словно он её слышал не из динамика телефона, а из распахнутого окна… Из распахнутого окна. Сириус отключил громкую связь — музыка продолжала доноситься. Растерянно опустив телефон, он подошёл к окну. Сердце с каждым шагом наращивало темп. «О господи». Ремус был там. Увидев ошарашенное выражение лица Сириуса, он улыбнулся и подмигнул. А тот, не помня себя от счастья, бросился вниз. — Рем! Несколько мгновений они просто смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Потом Сириус судорожно всхлипнул, утыкаясь в знакомую щетину, чувствуя на виске родные губы, а на спине — руки, горячие шершавые руки, дарящие тепло, уют и умиротворение. — Я вернулся домой, родной, — возле уха раздался ласковый смех Ремуса. Он обнимал Сириуса, и в его голосе было столько нежности, что в глазах начинало щипать. Боже, как он был прекрасен. Чертовски прекрасен. Рем уже не был тем забитым запрыщавленным мальчишкой — черты стали жёстче, взгляд решительнее, поджарое тело обросло мышцами. Наверное, он не был красив — по крайней мере Сириус никогда не слышал, чтобы кто-то давал ему такую характеристику. И плевать, какой он для других. Главное, каким он был для Сириуса. Каким стал. Каким остался спустя все эти годы. — Господи, как я скучал, — Сириус выдохнул ему в губы. — Как же я скучал… — Вообще мне надо помыть руки, переодеться, а ещё, желательно, принять душ с антибактериальным шампунем… — Опасные игры, мистер Люпин. На первом пункте я ещё сдержусь, а вот насчёт остальных ничего не обещаю. Ремус тихо засмеялся, касаясь губами уха Сириуса. От этого подгибались колени. — Как ты догадался, что я сегодня приду? Пришёл к Поттерам, а тебя нет. — Видимо, передалось твоё волчье чутьё, — Сириус прижался к его шее, чувствуя, как сердце колотится от восторга. Ремус. Родной. Здесь. Больше ничего не имело значения. — Значит так: предлагаю выпить чаю и… Господи, он всё ещё способен думать о чае. — Пошли наверх, Рем, — пробормотал Сириус ему в шею. — Пошли наверх. Он точно не помнил, как они добрались до кровати — помнил лишь, как Рем аккуратно повалил его на плед и припал к губам. Руки двигались резко, торопливо, хотелось поскорее избавить их обоих от одежды, ведь со всех сторон окутывал этот запах, этот пьянящий, родной, звериный запах, уже даже дышать толком не получалось, рубашка рассеянно скомкалась и полетела на пол, за ней и тонкие брюки, и джинсы с футболкой, и… Два с половиной месяца Сириус не мог его почувствовать. — Как сегодня хочешь? — Рем спросил так буднично, словно и не было этой разлуки. — Догадайся с трёх раз, — хрипло прошептал Сириус и сорвался на стон, когда рука Рема сжала сквозь боксеры ноющий член. Возбуждение становилось почти болезненным. — Перевернёшься, или так?.. — Так. Хочу тебя видеть. Чёрт, он хотел его видеть всегда. Они были тихие, как обычно. Уже можно было не сдерживаться, но привычка вести себя как можно тише слишком глубоко въелась в сознание. Почему-то на глаза наворачивались слёзы, и вспышками вспоминались их первые разы — смешные, неуклюжие, невероятно робкие. Это сейчас они уже исследовали друг друга до мельчайших подробностей, а в те годы боялись каждого шага. Им ведь было очень стыдно тогда. Стыдно за то, что это было всем, о чём они думали. За то, что, казалось, считали секунды до момента, когда в следующий раз появится возможность сблизиться. Но, в конце концов, глупо стыдиться того, что приносит удовольствие. Разряд наслаждения пробил их практически одновременно. Рем упал на кровать рядом, притягивая Сириуса к себе. А тот, удовлетворённый и разомлевший, приткнулся к его груди и вдруг тихо рассмеялся. — Ты чего? — Ремус улыбнулся. — Ничего, просто… Просто ты здесь, Рем, — Сириус вытер навернувшиеся на глаза слёзы, улыбаясь. — Ты здесь. Наконец-то. И первое, что я сделал, это набросился на тебя с порога, как какой-то подросток. Могли бы… выпить чаю, как нормальные люди. Я бы расспросил тебя о волонтёрстве. Узнал бы, сколько жизней тебе удалось спасти… — Звучит очень нудно и гетеросексуально, мне так больше нравится, — Ремус прижался губами к его уху. Потом вдруг выпрямился и серьёзно посмотрел на него, касаясь пальцами щеки. — Но есть кое-что, что я должен срочно рассказать. Потому что это «что-то» приезжает очень скоро к нам домой. Сириус растерянно взглянул на него. Потом медленно разлепил влажные губы. — Рем, ты о… — Он родился, — Ремус кивнул, и вдруг смущённо улыбнулся, утыкаясь Сириусу в плечо. — Наш сынишка. Сегодня утром. Мне прислали фото… Он потянулся за телефоном. Пальцы снова сильно дрожали, никак не могли нажать на фотогалерею. Ремус волновался, и от того, что у него не получалось, на лицо снова упала тень раздражения. — Тише, Рем, — Сириус взял его ладонь и припал к костяшкам губами. — Тише. Прерывистое дыхание Рема смягчилось. Скользнув по Сириусу благодарным взглядом, он всё же сумел открыть нужную фотографию. На ней был сморщенный запелёнутый кроха с топорщащимися светлыми волосинками и большими тёмными глазами. Сириус тихо рассмеялся, коснувшись экрана пальцем. — Я понимал, что это когда-нибудь случится, но всякий раз думал, что точно не сегодня, — очарованно сказал он. — О, Рем… Сорок лет назад они и помыслить не могли, что станут отцами. Двадцать лет назад не думали, что у них хватит духу. Десять лет назад не знали, найдут ли денег. Они шли к этому долго. Ещё одна ступенька, собирающая их семью. Ещё одна деталь, делающая их цельными. Маленький Тедди Люпин. Было немного грустно от того, что они не могли присутствовать на его родах — об этом их предупредили ещё когда пандемия только начиналась. Но для него уже была заготовлена соседняя комната. Стоило зайти туда сегодня, протереть всё от пыли. Выложить игрушки, приготовить комбенизончик с принтом волчонка. Замешать в бутылочке смесь… — Первые минуты его жизни, — прошептал Сириус. Он примолк, заворожённо рассматривая малыша. Затем обернулся на Ремуса. — Он вылитый ты, Рем. Тот же взгляд. Вырастет таким же красавцем. — Господи, надеюсь нет, — Ремус запрокинул голову, смеясь. — Никому не пожелаю такую внешность, как у меня. — Шутишь? — искренне сказал Сириус. — Ты изумителен. Красивее тебя на этой планете человека нет. Рем не ответил. Лишь улыбнулся — и эта улыбка была такой же красивой, как в давно минувшей юности. Глядя на неё, улыбнулся и Сириус. Они пережили семидесятые. Дожили до двадцать первого века. Они переживут эту чёртову пандемию, перешагнут через неё так же, как и через все трудности до неё. А ещё у них появился ребёнок, а вместе с ним пришло сумасшедшее осознание того, что их ещё столько всего неизведанного ждёт впереди. Они словно снова стали юными, неопытными и немного застенчивыми… Наверное, им никогда не перестанет быть восемнадцать лет. Ведь жизнь ещё только начинается.