Мы похоронены на Невском проспекте

    В квартире сильно накурено, от тяжёлого густого дыма не продохнуть, и Слава даже подумывает перебороть лень, встать и открыть форточку, иначе они тут всей честной компанией и подохнут. Дэн, словно прочитав его мысли, делает это за него — благослови Господь, Аллах и Будда этого святого человека.     Слава зажимает косяк травы губами, чтобы освободить руки, и неторопливо тасует колоду. Карты — большие, длинные, даже в его широких ладонях умещаются с трудом, и перемешивать их неудобно. Но ощущение неловко растянутых пальцев знакомо и привычно, картонки как будто тёплые на ощупь, и в шорохе карт уже слышится невнятный шёпот.     — Ну давай, Слав, — тянет Замай, растянувший прямо на полу. — Погадай мне. Что у меня там с работой?     — Та же жопа, что и всегда, — отзывается Слава. — Я тебе это и без карт могу сказать.     — Экстрасенс из вас так себе, — гогочет Замай.     Слава незамысловато шлёт его нахуй, взвешивает в одной руке колоду, задумчиво разглядывая рубашку карты — там какие-то черно-белые узоры, в хитросплетениях которых чудятся не то змеи, не то лозы.     Сам себе он не гадал уже очень давно, последний раз сейчас даже не упомнишь. Да и на кой хер, а ну никак ему карты напророчат скорую кончину, и что потом, гроб заказывать? (Насчёт гроба это он, конечно, преувеличивает, — он бы предпочёл, чтобы его сожгли и красиво развеяли пепел где-нибудь над Невой. Мерзковато это — в земле лежать и червей кормить).     Но в этот раз настроение было какое-то непривычно-лиричное, может быть, под действием травы или вечер на дворе был такой томный, хуй его знает. Карты так и просились в руки, а когда карты что-то просили, Слава не имел привычки отказывать.     Он зажимает в пальцах косяк, выдыхает очередную порцию терпкого дыма. В голове приятно лёгко и пусто — самое идеальное состояние, в таком свои собственные мысли не будут мешать и перебивать то, что там хотят сказать звёзды. Или космос. Или судьба. В общем-то, глубоко похуй, кто или что именно.     Слава прикидывает, на что ему разложить — на жизнь в целом, на отношения, на карьеру, — но в конце концов решает, что не так уж это и важно, на что. Сдвигает пару раз колоду, снимает верхнюю часть, раскладывает веером по столу. Затем вытягивает три наугад, даже не задумываясь, и убирает лишние карты в сторону.     Он не медлит, не оттягивает момент, просто переворачивает первую карту рубашкой вниз, и от увиденного хочется не то присвистнуть — но тогда денег не будет, а их и так не шибко дохуя, — не то заржать.     — Смерть, — вслух произносит Слава, делая очередную затяжку. — Заебись. Всё, Замай, готовь мне аутодафе.     Замай поднимает голову, смотрит на него осоловело и пьяно с выражением искреннего недоумения на лице.     — Чего бля?     — Ничего, — отмахивается Слава.     «Смерть» — не всегда плохо, и это даже не философские бредни. Смерть — это просто конец чего-то старого, начало чего-то нового. Перерождение, трансформация, перемены. Само по себе это, конечно, не особо радует — перемены Славе конкретно сейчас нахуй не всрались. Если это, конечно, не неожиданно подаренная в наследство хата в центре Питера.     Ну хер с тобой, думает Слава, и выкладывает вторую карту. Вот тут уже точно хоть стой, хоть падай.     «Возлюбленные» ложатся рядом со «Смертью», прямо такой себе пересказ «Ромео и Джульетты» от высших сил.     Но тут тоже далеко не обязательно первое и самое очевидное значение. Выбор — вот где собака зарыта, вот на что, как кажется Славе, намекают карты. Какой только выбор? Помирать или не помирать? Переезжать в наследную хату или сдавать её за охуенные бабки?     Слава пожимает плечами, кладёт третью карту, аккурат между двумя предыдущими. И замирает, потому что вот тут-то шутки и кончились.     Перевёрнутая «Башня» взирает на него с немым укором, мол, вот и доигрался ты, придурок. Какие-то там положительные значения у неё тоже были, но все они — под ворохом предсказаний куда как более мрачных и невесёлых. Катастрофа, болезнь, коренной перелом. Смерть, в конце концов, самая что ни на есть непосредственная.     — Пацаны, запомните меня молодым и красивым, — вздыхает Слава, откидываясь спиной на диван.     — Чё там?     Замай предпринимает отважную попытку встать, но потом просто подползает поближе, таращится на карты так, как будто он в них что-то смыслит. Чейни и Микки встают рядом с куда как более глубокомысленными рожами, по крайней мере, что такое «Башня» — им известно.     — Пиздец, Славка, реально что ль хоронить тебя придётся? — озадаченно чешет затылок Микки.     — Хорошо, если помру быстро и безболезненно, — хмыкает Слава. Но внутри всё холодеет от мысли: а если нет?     Мирона он встречает месяц спустя, и от него за километр несёт гнилью и кладбищенской землёй. В голове тут же всплывает ебаный расклад: так вот же она, «Смерть». Собственной персоной. Слава не боится — некромантов что ли бояться? Пускай их мёртвые боятся.     Остаётся только понять, к чему здесь «Башня» и «Возлюбленные», но Слава совсем не уверен, что хочет это узнавать.