Мы похоронены на Невском проспекте

    Он теряет свой излюбленный нож в очередной стычке — тот просто выпадает из ослабевших рук, скрывается где-то в траве, а что там происходит дальше, Антон уже помнит смутно. Он, кажется, всё-таки перестарался, потратил слишком много крови — столько, что даже Дар не помог её восстановить в достаточном количестве. Потом, кажется, начал просто заваливаться на спину, уже не в силах держаться на ногах. Арсений его, конечно, подхватил, с лёгкостью удерживая одной рукой. Где-то за спиной что-то кричала Ульяна; суетились другие оперативники — Позов с Матвиенко пытались оттеснить наседающих противников в сторону; матерился сквозь зубы Поперечный, поспешно стаскивая в себя одежду, чтобы не порвалась во время трансформации, пока его прикрывал Усачев; что-то напевно бормотала себе под нос Ахмедова, склонившись над раненым Белым.     Потом резко пахнуло озоном и снегом, вокруг Арсения и Антона из ниоткуда появилась высоченная ледяная стена. Мелькнула перед лицом знакомая фигура Никифорова, он склонился и что-то произнёс Арсу, сквозь шум в ушах Антон не расслышал, увидел только, как стихийник махнул рукой, давая знак отступать. Слева подбирался один из оборотней-противников, но со свистом вырвавшиеся из земли ледяные шипы заставили его отпрянуть.     Кажется, потом Арсений поднял его на руки — с трудом, потому что несмотря на нечеловеческую силу, разницу в росте никто не отменял, — и в этот момент Антон решил, что с него хватит приключений и отключился.     Очнулся потом уже в больнице — уставший, ослабевший, но в остальном целый и невредимый. Услышал хорошие новости — мол, отбились, жертв нет, Родину в очередной раз защитили. Только потом, перебирая свои пожитки, Антон вспомнил про нож. Расстроился, но не особенно переживал — вещица хоть и была памятной, но всё-таки не настолько, чтобы рвать на себе волосы от утраты. Арсу он пожаловался скорее чтобы поддержать разговор, но тот, видимо, воспринял это как сигнал к действию.     — Это чё? — спрашивает Антон, когда Арсений протягивает ему небольшую узкую коробку.     — Может, просто откроешь? — со смешком отзывается Арс.     Антон пожимает плечами. В конце концов, вряд ли внутри что-то опасное, способов его убить у Арсения было много и без таких вот подарков.     Внутри на чёрной замшевой обивке оказывается кинжал — тонкий, изящный, бликующий остро наточенными краями в солнечном свете. В рукояти — небольшой рубин, а по стали бежит руническая вязь, на скорую руку Антон определяет зачарование на защиту и, что самое смешное, на «привязку» к хозяину — чтоб не потерять.     Он осторожно берёт оружие в руку, прокручивает пару раз, привыкая к весу — кинжал ложится в ладонь как влитой.     — Серебряный что ли? — хмыкает Антон.     — Я подумал, раз уж тебе из-за меня пришлось заменить половину колец, то хотя бы здесь можно шикануть, — пожимает плечами Арсений. А затем, добавив в голос наигранного равнодушия, спрашивает: — Он тебе хоть нравится?     Антон встречается с ним взглядом, внимательно осматривает уже знакомые до боли черты лица и кивает.     — Нравится. — Спрятав оружие обратно в футляр — ему нужно подобрать ножны прежде, чем можно будет носить с собой, добавляет: — Кинжал тоже классный.     Арсений заметно расслабляется, шутливо пихает его в бок и сетует на то, что, по сути, сам только что вручил Антону оружие против себя. Антон в привычной манере отвечает, что он и без оружия с лёгкостью бы его отделал, хотя и знает, какая это наглая и неприкрытая ложь. А сам думает, что есть что-то по-вампирьи собственническое в том, что подарок Арса предназначен для того, чтобы Антон пускал себе кровь.