***
Красиво отделанная ванная с огромным зеркалом прямо напротив душевой кабины радует куда больше чем обставленная до сих пор не вскрытыми коробками собственная комната. Уже несколько минут как Ченлэ всматривается в своё отражение, понятия не имея что именно в нём ищет. Но он точно видит тёмные круги под глазами, как подтверждение бессонных ночей и переживаний, впалые от периодических отказов от еды щёки, сухие и потрескавшиеся от холода канадской зимы губы. Некрасиво. Видит бинт на предплечье с проступившими маленькими пятнами крови. Сколько он уже не менял его, день или два? Кожа под повязкой нестерпимо чешется. Чжон еле сдерживает себя о того, чтобы не сорвать её к чертям. Вместо этого он начинает аккуратно разматывать ткань, бережно складывая её на тумбу рядом с собой, чтобы потом незаметно от родителей выбросить. Дойдя до последнего слоя, корочкой прилипшего к коже, Ченлэ останавливается. Словно в трансе начинает выводить на нём короткие линии поперёк предплечья, постепенно начиная на них надавливать. Иррациональные вздохи облегчения срываются с губ, когда после этого он одним рывком срывает присохшую ткань, чувствуя как боль вместе с кровью разливается по коже. Край белой фарфоровой раковины маленькими каплями окрашивается в красный. Но Ченлэ этого не видит, пока, оперевшись боком на тумбу, скатывается на бок. Это приятно. Это заставляет хоть какое-то время ни о чём не думать, хотя бы короткий миг. А если боли недостаточно, то хотя бы отвлечься на неё. Только смотреть на результат потом не нужно. Потому что вид вновь открытых пульсирующих ран заставляет Ченлэ прижать невредимую руку ко рту, в попытке подавить в себе усиливающуюся тошноту. Его тошнит с самого ужина, после этого мяса, которое явно не стояло есть. Но уже ничего не исправишь, потому что давление уже чувствуется у самого корня языка. Удачно, что унитаз стоит совсем рядом, и отмывать пол придётся только от крови, которая всё так же не прекращает идти. Что странно но думать об этом нет никакого желания. Ченлэ жалеет, что на ужине проглатывал, хоть и мелкие, но цельные куски. Горло нещадно дерёт и дышать удаётся с трудом. На секунду хочется отключиться, но Ченлэ чувствует, что его всё ещё штормит, поэтому пальцы тут же оказываются на корне языка. Отдышавшись и наконец расслабившись, подросток снова смотрит на порезы. Тихо хмыкнув с неясной интонацией, он тянется к механизму смыва. Хорошо, что раковина новая и не фиксирует на себе пятна, думает Ченлэ, пока смывает кровь. Розовая вода скрючивается неровной спиралью и уходит в водосток. Эта картина необъяснимо завораживает мальчика. Либо же он это себе внушает, чтобы снова не смотреть на своё отражения, чтобы не видеть ничего некрасивого. Бред. Ченлэ всё ещё не поднимает голову, но под черепной коробкой давление словно увеличивается во стократ, а тишайшее хихиканье заставляет судорожно оглядываться по сторонам в поисках непонятно чего. Через секунду всё пропадает и рука начинает привычно ныть. Дрожащими пальцами он достаёт ещё в первый день запрятанные бинты с перекисью. С блаженным лицом он наблюдает за тем как розовая пена стекает с кожи. Это ненормально, Ченлэ уверен, но просить помощи безумно страшно и стыдно. Когда повязка туго наложена, а всё остальное убрано обратно, он внимательно прислушивается к шуму за дверью, пытаясь распознать шаги родителей. Но стоит звенящая тишина, которая, вместо того, чтобы успокоить, лишь заставляет нервничать сильнее. Однако сидеть здесь вечно нельзя, даже если по глупости надел футболку с коротким рукавом. В коридоре почти нет света, только тонкая стелящаяся по полу полоска идёт из комнаты Ченлэ и помогает хоть что-то видеть. На неё мальчик и идёт, внимательно прислушиваясь к звукам с первого этажа. Но слышно только тихое бормотание телевизора, за которым отец снова наверняка уснул. Оказавшись в комнате он не испытывает почти никакого облегчения, ему так и не удалось убедить родителей в том, что на дверь в его личную комнату нужен замок. Плеваться от неуважения к себе Ченлэ уже устал, поэтому оставалось только смириться. Однако сейчас он думает, что нужно было пойти тогда до конца. Коробки осуждающе молчат, когда мальчик роется в одной из них, пытаясь найти ночник. Простой белый круг всё никак не попадается на глаза, однако, почти сдавшись, Ченлэ находит его в самом дальнем углу коробки. Он покупал его впопыхах, прямо перед отъездом, едва успев незаметно положить его в свои вещи. В Сиэтле у него тоже был похожий, только давал тёплый жёлтый свет, который нравился Ченлэ на порядок больше холодного белого, но какая разница, особенно сейчас. Подключив ночник в розетку напротив кровати и плотно закрыв шторы, мальчик ложится на холодные белые простыни, благо, что они быстро согреваются от тепла его тела. Даже привычно искать удобную позу не нужно, сон приходит непривычно быстро. Наконец согревшись до кончиков пальцев, Ченлэ засыпает со странным чувством покоя.Часть 3
16 декабря 2020 г. в 20:31
Примечания:
Просьба пользоваться пб всё ещё актуальна
В окнах горит свет.
Ченлэ стоит на месте, чувствуя до боли ледяной ветер на щеках, пока пытается осознать это. Дома всё это время кто-то был, будь то отец или мать. Вероятно, ничем не занятый и, соответственно, не имеющий никакого оправдания.
Чжон делает пару маленьких шагов назад, натыкаясь на всё ещё стоящую на месте машину. Рука отчего-то сама нащупывает метал ручки за спиной, даже глаза начинают слезиться. Ченлэ не уверен, что это от холода.
Становится по-детски обидно, хотя в семнадцать лет допускать себе такие чувства – табу. По крайней мере, так Ченлэ всегда учили. Однако понимать, что тебя оставили одного, хоть и временно, до слёз обидно.
Под бинтом на левой руке словно снова пульсирующим теплом расползается кровь. Стянутая кожа начинает чесаться, и Чжон уже тянется к ней, как опора за спиной начинает исчезать под звук опускающегося окна. Короткое наваждение проходит, когда сзади раздаётся голос Джона.
– Ты в порядке? – Ченле поворачивается к нему и немного сгибается, чтобы увидеть лицо. Оно у мужчины немного обеспокоенное, от этого Чжону ещё хуже. Но заплакать на чужих глазах уже слишком.
– Абсолютно, – быстро отвечает Ченлэ, - ещё раз спасибо, до свидания.
От машины он быстрыми шагами отходит к дому, единственному выделяющемуся на этой улице тёмным серым, а сейчас и вовсе кажущимся чёрным цветом. В какую-то секунду ноги снова начинают разъезжаться по льду, но в последний момент Чжону удается не упасть, вцепившись руками в перила крыльца. Пальцы сразу разжимаются от ощущения обжигающего холода железа, а на глаза всё же выступает пара слезинок.
Ченлэ стоит так, оперевшись локтями на перила, ещё несколько секунд, собираясь с силами.
Ну ты и тряпка.
Чжон резко распрямляется, позабыв о холоде и вновь взявшись руками за металл. В голове внезапно стало пусто. Настолько, что даже скрип деревянных ступеней под его немалым весом отзывается эхом в ушах, но отчего-то остаётся незамеченным. Раскрасневшиеся пальцы уже тянутся к некрасивой ручке двери, когда сигнал машины выводит Ченлэ из странного транса. Он оборачивается и только сильно прищурившись видит, как Джон машет ему на прощание. Вернувшиеся мысли путаются, поэтому Чжону хватает сил только кивнуть в надежде, что мужчина это заметит. Отвернувшись и поколебавшись ещё несколько секунд он всё же открывает дверь.
Тёплый воздух обжигает щёки не хуже ледяного, но никакого облегчения, как считанные минуты назад, не приносит. Как и тусклый свет, струящийся из гостиной и иррационально слепящий глаза. В нос забивается запах жаренного мяса, от которого Ченлэ тут же чувствует подкатывающую к горлу тошноту.
– Широнг? Ты приехал? – вдруг раздаётся приглушённый неприятный голос матери. Громкие шаги раздаются всё ближе, пока Чжон пытается сделать беспристрастное лицо. Лишь бы она не увидела в нём чего-то, за что можно осудить. Снова.
– Ченлэ? – это она спрашивает уже не столь заинтересованно, сколько удивлённо. – А где отец?
Её тусклые глаза при взгляде на сына снова почти ничего не выражают, либо же Ченлэ просто не может это увидеть. Он видит только собранные в небрежный пучок длинные волосы, глаза с красивым разрезом, около которых обрались возрастные морщины, тонкую бледную шею, аккуратную грудь, длинные пальцы. Возраст так ей к лицу.
Но на это всё.
– Не знаю, – произносит Чжон, не сводя взгляда с её лица, – задержался на работе, видимо.
– Тогда кто тебя привёз? – неподдельно удивляется женщина, мельком поглядывая за плечо сына, словно муж может прятаться где-то за ним.
Ченлэ уже набирает воздух в лёгкие, чтобы кратко рассказать про Джона и про всё остальное. Однако в сознание просачивается мысль о том, что матери вновь на самом деле не интересно слушать сына. Он уже привык, но привыкнуть не означает смириться. Поэтому заготовленные слова мгновенно превращаются в совершенно другие.
– Я сам дошёл до дома. – ложь срывается с губ легко. Единственное, за что Ченлэ благодарен родителям, что научили обманывать, смотря в глаза. Пусть и не целенаправленно.
Может сейчас в женщине проснётся хоть какая-то толика беспокойства и заботы о своём ребёнке. Чжон мысленно усмехается от мысли о том, что заставить её переживать можно только подобным способ, не считая пары других.
Однако на секунду растерянное выражение её лица медленно становится раздражённым и высокомерным. Что же, этого стояло ожидать, думает Ченлэ.
– Если ты это сейчас серьёзно, то ты просто идиот. Заболеешь, сам будешь себя лечить, не маленький уже. – практически выплёвывает она ему в лицо, скрестив руки на груди, отчего кажется ещё меньше рядом с сыном. Снисходительно хмыкнув, она разворачивается обратно в сторону кухни, напоследок бросая:
– Хотя, если учитывать твои поступки…
Пусть она и не договаривает, смысл в любом случае понятен. Подростка это злит, неимоверно.
Действительно, прости, что ты настолько глупа, что табуируешь детство.
Однако эта злость ни к чему не приведёт. На душе теплее не станет. Мать никак не поменяет своё отношение. Отец не перестанет днями пропадать на работе и с любовницами. Поэтому Ченлэ старается успокоиться, пока снимет обувь и скидывает с себя куртку. Из внутреннего кармана на пол падает перочинный нож, о котором Чжон уже успел забыть. Подросток чувствует, как начинают гореть щёки. Стыдно, безумно стыдно. Однако сдержать очередной порыв там, в машине, он был не в силах. Приятные мурашки и мизерная порция адреналина от чувства мнимой вседозволенности всё же сильнее. Серьги, оставленные в кармане осуждающе молчат ему вслед.
– Раз уж отца ещё нет, то спускайся минут через пять, Ченлэ. Поужинаем без него. – мать окликает его на самом верху лестницы, когда до ванной оставалась пара метров. Подросток на мгновение морщит лицо, даже от воспоминания о пряном запахе, к которому нос, к счастью, успел привыкнуть, снова начинает тошнить.
– Я не… – без раздумий начинает он, чтобы отказаться. Но в голове эхом раздаются просьбы Джона, на которые Ченлэ ответил согласием. Отчего-то не хочется подводить, даже на словах. Это не от стыда перед ним, совершенно нет. – Ладно.
Внезапно появившаяся у первых ступенек лестницы мать снисходительно хмыкает ему вслед.