Criminal

Тайпу чертовски идёт оружие в руках, вообще любое. Тарну всегда доставляло невероятное удовольствие смотреть на то, как тонкие и длинные пальцы его парня оплетают холодную рукоять пистолета или самого невзрачного кинжала, сжимаемые аккуратной, но крепкой ладонью, исчерченной переплетениями голубоватых вен. У Тайпа очень ловкие руки, любое оружие ложилось в них как нельзя лучше и удобнее, чувствовалось — ещё лучше, укрощалось быстрее, чем у кого-то другого. У Тайпа взгляд в самые ответственные моменты тяжёлый, до костей пробирающий, злобно-колючий, словно предупреждающий — ещё шаг-влево-шаг-вправо и снесу башку к хренам свинячьим, не сбежишь, этот взгляд пропитывал его самого какой-то неизвестной ныне энергией, струился и сочился отовсюду, откуда можно, заполнял и маленькие, и большие помещения и пространства, пугал всех. Кроме Тарна. Тайп не входил в состав его личной охраны. Вообще никуда не входил, если так можно было сказать, был, по сути, никем, но именно этому «никому» Тарн доверял и свою жизнь, и больше этой жизни. Потому что они вдвоём — убийственный дуэт. В обоих смыслах и пониманиях, и своих, и чужих. Им ни вдвоём, ни по одиночке не страшно и в огонь пойти, и в воду прыгнуть, чтоб с головой, чтоб сомкнулся пронизывающе-ледяной купол над головой, чтоб залил глаза и нос, затекая в уши и лишая временно слуха. Они вдвоём воедино собирали на части всё когда-то ими же и разбитое. Друг друга, свои жизни, выстраивая с нуля взаимопонимание и принятие, учились и учили друг друга. Не зря. Их боялись — совершенно оправдано. Не столько их самих, как то, что они умели что могли с неугодными должниками сделать. Они доставали из-под земли на пару, отсылали своих «вестников» по всем известным им местам, предупреждали. И Тарн не понимал, как Тайп смог ужиться с ним, с человеком без прошлого, сбоем в матрице и необыкновенным недочётом в системе. Которого ни полюбить, ни принять невозможно без сопротивления или страха за себя. Тайп смог. Он заставил, влюбил Тарна в живые панельки городских многоэтажек и чёрные плащи, будучи при этом из совершенно другой реальности — где нет ни Киригана, ни смерти от его руки. Ни крови, ни боли, последующую почти любому его появлению. Тайп не боялся его, как не боялся его огромный и добрый дворовый пёс, забранный с улицы Тиватом и оставленный дома несмотря на протест Тарна. Потому что как можно бояться того, кого сам же и приручил? И приручил настолько, что даже и быть предательству — Тайп убьёт. Во имя долга и чести, разумеется. Ничего личного, ничего. Не сможет. «Да, я не герой, — думал Тарн, сидя вечером за столом, пока где-то на периферии сознания и ванной слышалась возня Тайпа, действующие как-то странно и успокаивающе. — Да, мои руки по локоть в крови, но у меня, будь она проклята, есть совесть! Только она (ничего ведь личного, правда?) не даёт мне забывать о том, кто я такой, что делаю и кем являюсь, но и не развязывает мне руки, не даёт лить кровь ни за что» О таком не забывалось никем: ни им самим, ни его любимым, ни подчинёнными, это его кодекс чести и правило жизни, выбитое на корке подсознания кроваво-алым по чёрному фону. Плечи обвивают руки Тайпа — горячие и влажные от воды, с саднящими ободранными ладонями, пропитанными до сих пор едким запахом пороха и металла, въевшегося в кожу невымываемым напоминанием. О том, кто Тайп всё ещё такой и что для Тарна значит. — Тайп, — зовёт негромко, разворачиваясь почти всем корпусом и почти на колени к себе укладывая. Потому что Тиват устал за сегодня не меньше него самого. Но Тайп неожиданно упирается в спинку дивана коленями. — Помолчи. Ничего не говори. Просто давай посидим в тишине. — Тайп… Что случилось? — Я устал, — честно признаются сверху, прижимаясь тёплой щекой ко всё ещё потной и влажной спине. — Честно устал, устал быть сильным и непробиваемым. Я удивляюсь тому, как ты всё это выдерживаешь, и выдерживаешь уже далеко не первый год, но… Я устал от твоей силы и хочу просто побыть с тобой настоящим, каким ты бываешь только дома, только со мной. Как бы Тайп ни любил Тарна — он одинок. Одинок из-за того, что Тарн слишком силён для него. И тоже в обоих смыслах. Он настоящий — это то, что далеко не все готовы знать. «Я ведь не просил тебя быть сильным…»       «Я знаю» «А теперь… Будь что будет?..»       «Хотя бы что-то» «А если я не хочу, чтобы ты был сильным только ради меня?»       «…» «…я ведь не осужу, я не страж и не судья, чтобы тебе приговоры выносить, только руку протяну да тебя покрепче ухвачу»       «То есть, я могу не?..» «Если хочешь. Взвесь pro et contra*, судить не буду» — Хорошо. Я знаю, — Тарн всё-таки перекладывает Тайпа к себе на колени, мягко следя губами по излому худого запястья, припечатывая финальный раз почти целомудренным поцелуем в губы. — Я люблю тебя. — Помолчи. Я знаю.