— Я сказал мест нет! — дребезжащим голосом заявил престарелый капитан когги.
— Да ты издеваешься! — возмутился Михаль, — У тебя на борту можно отряд пехтуры разместить! — путешественник из Блавикена махнул рукой в сторону слегка припорошенной снегом когги.
— Милсдарь купец. На дворе, мать его перемать, зима! Холодрыга стоит такая, что у меня все крысы попрятались, а этот хрен, — он небрежно ткнул в юношу пальцем, — ещё плыть куда-то собрался. На борту мест нет, в последний раз повторяю! — капитан чуть прищурился, — Только если ты на палубе не расположишься.
— Да легко! — Михаль упёр руки в бока, пытаясь показать всю серьёзность своих намерений.
Капитан рассмеялся.
— Слыхали, парни? Купчишко хочет на палубе в такую погоду прокатиться, — команда хором захохотала. Новоиспечённый путешественник засомневался.
— Коли хош в Новиград, — престарелый капитан отёр нос рукавом, — жди следующей посудины. Она будет через месяца два, когда начнётся весенняя навигация.
Михаль задумался. Нет, ждать столько времени он не мог. — Плыву, — сказал юноша, наконец.
— Пёсья кровь, какой ты упрямый! А, ладно! — Капитан махнул рукой. — Замёрзнешь — не мои проблемы. Выкинем за борт и всех делов. Грузись!
Молодой путешественник уже пожалел о своём решении. Они отошли от Блавикена едва ли на пару-тройку миль, а он уже весь продрог. Пытаясь согреться, переминался с ноги на ногу, дрожа от холода. Изо рта шёл пар. А вернее сказать валил. Уходя из дому, Михалю позволили забрать с собой некоторые средства к существованию, и тепло одеться. Только вот его одежда не была приспособлена к морским путешествиям, тем более зимним, когда влажный речной воздух усиливал и без того суровый холод.
Молодой человек вспоминал, как отец на протянутую руку лишь ответил лишь сухим кивком. Мать хоть и старалась не показывать никаких эмоций, всё же всплакнула. Впервые в жизни. Во всяком случае, Михаль не припоминал ни единого случая, когда бы он видел мать плачущей. Брат на прощание обнял его сказав:
— Ещё увидимся, — немного помешкавшись, добавил, — когда… ты приползёшь домой дрожа от голода и холода, — он сказал это наигранно, и явно чтобы покрасоваться перед Витовтом.
— Ну-ну, — Михаль скривился, — посмотрим.
Мимо медленно проплывали засыпанные снегом берега. По проходящей рядом с рекой дороге ездили купеческие повозки, сновали туда-сюда кметы с узелками на спинах. Блавикен готовился к новогодней ярмарке, и все эти люди спешили выставить свои товары на городском рынке. Но Михаля это больше не интересовало. Его ждала новая жизнь, без финансовых отчетов, сделок купли-продажи и заполнения деклараций. Но какой будет новая жизнь? Что преподнесёт ему судьба? Эти мысли были захватывающими и тревожными одновременно. Но назад дороги нет. Он, Михаль из Блавикена, решил, и он своего добьётся. Любой ценой!
К вечеру корабль вышел в залив Праксены. В море ветер был ощутимо сильнее, и судно пошло быстрее. Это было бы определённо хорошей новостью, если бы Михаль не окоченел совсем. Возникла ещё одна неприятность: когга сильно качалась на серой водной поверхности, скрипя дубовым корпусом, и вскоре путник открыл для себя новый термин — морская болезнь.
Михаль стоял на кормовой[1] надстройке рядом с рулевыми, которым, казалось, и сам чёрт нипочём. Моряки спокойно вели корабль, что-то бубня себе под нос, не обращая внимания ни на ледяной ветер, ни на брызги. Из каюты вышел капитан. Молодой искатель приключений про себя отметил, что едва судно отошло от берега, как его капитан тут же помолодел лет на двадцать. Его старческий дребезжащий голос вдруг наполнился былой молодецкой силой, а лицо, усыпанное глубокими морщинами, разгладилось. «Вот что с людьми делает любимое дело» — подумал он.
— Эй, крысы, — гаркнул капитан, осмотревшись — почему на моём корабле тишина?! А ну, запевай! — С бака[2] донёсся свист, затем послышался бой барабана.
Что нам делать с пьяным моряком,
Что нам делать с пьяным моряком,
Что нам делать с пьяным моряком,
Да этим ранним утром? – затянул один из моряков.
Вей-хей, якорь выше,
Вей-хей, якорь выше,
Вей-хей, якорь выше,
Да этим ранним утром! – подхватила остальная команда.[3]
На палубе тут стало заметно веселее. Команда принялась отбивать ритм, топая ногами, выстукивая кулаками и ладонями по палубе, мачте, бочкам и вообще всему, что попадалось под руку. Михаль был очарован этим зрелищем, он даже забыл о том что замёрз и что ему сделалось плохо из-за качки. Песня была настолько заводная, что новоиспечённый путешественник, невольно и сам начал пританцовывать в такт ритму, отбиваемому моряками. Это позволило несколько отойти от первых неприятностей начавшегося путешествия и заодно прогнало накатившую на Михаля тоску, когда судно отошло от берега. Когда стемнело, не смотря на все первоначальные угрозы капитана, ему позволили спуститься в трюм, и расположиться рядом с другими пассажирами.
Ночь была беспокойной. Поднялось волнение, корабль тяжело ухал носом в волны, угрожающе скрипя и кряхтя. Путник боялся, что первый в его жизни морской поход окажется и последним. Выл ветер, скрипели снасти, хлопал парус, а маленькое судёнышко отважно преодолевало один вал за другим. Михаль не заметил, как уснул.
Проснулся от дрожи, пробивающей тело. Все кости ломило, а мышцы задеревенели. Путешественник с трудом поднялся, кое-как расходился. Когда Михаль поднялся на палубу, увидел, что судно идёт сквозь густой туман. Настолько плотный, что едва ли можно было что-нибудь разглядеть в пяти шагах от себя. Юноша поднялся на ют[4]. У штурвала стояли рулевые, а чуть поодаль капитан.
— Капитан, — начал Михаль, подойдя к нему, — я хотел бы…
— Не намочить штаны со страху, — перебил его капитан, — Мы не потеряемся, сразу говорю. На нашей стороне прогресс, — уверенно сказал он, хлопнув по свисающей с ремня коробочке. Михаль недоверчиво посмотрел на неё.
— Какая-нибудь новая магическая приспособа? — предположил несведущий в морских делах молодой человек.
— Нет, — беспристрастно ответил капитан, — Чистая механика. Это называется компáс. Устройство, благодаря которому человек может безошибочно определить, где север. Благодаря ему стало возможным ходить не только у берега, но и выходить далеко в море, не боясь заблудиться, — путник с интересом слушал капитана, — Туманы, раньше были сущим проклятием. Теперь же, они не более чем мелкая неприятность. Такая, как блёв этих сухопутных мышей, — капитан когги с презрением во взгляде покосился в сторону люка, что вёл в трюм, — что ночью мне весь борт обгадили, — Михаль вспоминал, что сквозь сон слышал, как несколько пассажиров выбегало на палубу, «поговорить» с царём морским. Ему и самому было нехорошо, но сон оказался сильнее. — Так что, — продолжал капитан, — мы не слепые котята, а самые настоящие, — он с учёным видом поднял вверх указательный палец, — морские котики, хе-хе!
К полудню туман рассеялся и подул южный ветер. Когга, подхватив его, бодро побежала по водной глади, разбивая корпусом волны.
Прибыв через несколько дней в Новиград, Михаль принялся вкушать свободу, к которой так жадно рвался. Кабаки и бордели, азартные игры и вино, дешевая любовь и страсть — всё это так пьянило и так быстро опустошило карман. Когда искатель приключений потратил на краюху хлеба последний грош, он вдруг понял, что погорячился с определением свободы. Свобода — это когда звонкая монета в кошельке, а коли её нет, ему не видать ни свободы, ни даже этой захудалой краюшки хлеба. Ночевать на улице в зиму любителю свободы не понравилось. Он едва не замерз насмерть. Только разломав чей-то забор, и разведя костёр, с помощью украденного с крепостной стены факела, он кое-как согрелся. Теперь уж было не до свободы, перед ним стоял вопрос самого настоящего выживания. Нужно было что-то делать.
Михаль околачивался около таверны «Золотой осётр». Он ходил туда и сюда, дрожа от холода, и обдумывая, как бы поесть за чей-нибудь счёт. Мысли о просьбе в подаянии или воровстве он отбросил тут же. «Надо найти другой способ, — думал Михаль, — А если такого не найдётся?.. Ну, только если в крайнем случае… Да нет же! Я не опущусь до такого!» Михаль из Блавикена припомнил, как прошлой ночью, встретил замерзшего бедняка. Он больше походил на статую. Жуткую, и отчего-то очень выразительную. Сгорбленный, неестественно худой мужчина лежал у затухшего костерка, в его руке зажато полено, очевидно предназначенное для костра. Почему не кинул? Не успел? Не хватило сил?.. А его лицо! Сине-бурое, оголённые стопы чёрные, как угли, и…
— Нет! — вскрикнул, дрожащий всем телом, молодой и незадачливый путешественник, схватившись за голову. Он дрожал не от холода, а от накатившего ужаса и жалости к незнакомцу, чья участь теперь гильотинным топором нависала над ним самим.
Погружённый в эти мрачные мысли Михаль не заметил вышедшего из таверны человека. И, натолкнувшись на него, сбил с ног. Тот с возмущённым мычанием рухнул в сугроб. Грубо выругавшись, он попытался встать — не смог. Наклонившись к нему, юноше стало понятно почему — от упавшего разило так, что горе-путешественник едва сам не свалился с ног. Вдохнув глубже, он всё-таки поднял пьяницу на ноги. И уперев его о стенку, оглядел: худощавый молодой человек, несколько младше его самого. Не смотря на то, что на улице была зима и стоял мороз, одет пьянчуга был очень легко. Кальсоны да льняная рубаха, вот вся одежда. Снежная процедура пошла на пользу гуляке, приведя его в кое-какое чувство. Отряхнув свои засаленные черные волосы и кальсоны от снега, он сказал: «Ух-х, великая мать!» — и уставился на «обидчика». Михаль ожидал, что пьянчуга скажет что-то ещё. Но тот просто стоял и смотрел на него мутным взглядом. Так продолжалось некоторое время, пока авантюрист не взял ситуацию в свои руки.
— Пойдём, — он кивнул в сторону входа и вошёл в таверну. Войдя внутрь, он почувствовал, как гуляка тянет его за рукав.
— Нам с-с-сюда, — пьяница, повёл за собой. «Удивительно, в своём-то состоянии, а ещё помнит, где сидел», — подумал путешественник. Они спустились в нижний зал таверны. Проходя вслед за гулякой, в дальний угол нижнего яруса таверны, Михаль заприметил стол, за которым сидела подозрительная парочка. Путешественник заколебался. Он уже хотел было повернуть назад к выходу, благо толпа, собравшаяся в таверне, легко позволяла уйти незамеченным, но тут же заметил две пары глаз пристально смотрящих на него. Поздно, заметили. Михаль сглотнул.
— Мать твою, Уоллас, где тебя носило?! — суровым басом сказал рыжебородый крупный мужчина средних лет. Он сжимал в своём огромном кулаке нож, которым он разделывал жареную тушку поросёнка. — Это ты так за своей темерской ржаной сходил? — рыжебородый раздражённо. Разделывал детина тушку быстро и точно. Движение — и поросёнок уже разрезан пополам. Движение — и отрезана нога. Быстро, чётко. Выглядело впечатляюще, и от того страшно.
— Да отстань ты от него, — сказал человек на вид несколько моложе рыжебородого. Его висок «украшал» шрам, очевидно полученный им в ходе схватки с кем-то, вооружённым скорее всего булавой. Михаль мысленно удивился, как этот человек вообще выжил, после такого. Чтобы не думать о том, с кем он имеет дело, молодой человек перевёл взгляд. Обратив внимание как увлечённо в этот момент этот человек поедал свиную ногу, юноша невольно сглотнул. — Ты ве внаешь этого хорвьвка, — попытался заговорить с полным ртом, человек со шрамом. Получалось глуповато, поэтому он через силу проглотил кусок, и продолжил, — Стоит ему чуть выпить, как с катушек к чертям слетает, — договорив, «шрам» вновь принялся за ногу.
— Знаю, и это-то меня и злит. Мы уже собирались выходить тебя искать… — рыжебородый смерил взглядом, не предвещающим ничего хорошего, Михаля. — А это ещё кто с тобой? — голос рыжебородого низкий и как бы урчащий, на слух напоминающий медвежий рык. По спине молодого путешественника пробежал холодок, но он успокоил себя тем, что у страха глаза велики.
— Да ус-с-спокойся ты, Иво,— неуверенной походкой Уоллас подошёл к столу, и кое-как уселся на скамью. — Ну чего ты в-с-с-тал? Подходи др… друш… друшжищ-ще. Присажуйся, угощ-щаяйся!
— Так он уже твой друг? — «шрам» многозначительно хохотнул, не отрываясь от пищи. Михаль неуверенно топтался на месте, не зная что делать. Рыжебородый, которого Уоллас назвал Иво, ещё раз смерил его взглядом. Цмыкнув, он сказал, — Ну чего ты стоишь? Обмяк, как девица. Присоединяйся, — он жестом пригласил за стол, — негоже гнать гостя, даже если никаких гостей не ожидалось. Михаль сел рядом с качающимся, икающим Уолласом.
— Меня и этого доходягу Уолласа ты уже знаешь. — снова заговорил Иво, — Надобно представить тебе Тадеуша, — он указал на него лезвием ножа, тот кивнул. — А как тебя зовут?
— Михаль, — путешественник решил, что лучше бы не лгать этому огромному мужику с ножом руке.
— Так скажи мне, Михаль, — рыжебородый почесал бороду свободной рукой, — где ты откопал это тело? — Юноша рассказал.
— Значится, — заговорил Тадеуш после рассказа, — этот хрен всё это время ошивался где-то на верхнем ярусе. Надеюсь, он там делов не натворил. Не хотелось бы разгребать ещё и это дерьмо. Дерьма у нас и так по горло, и лишнего внимания нам не надобно, — «шрам» как бы невзначай оглядел посетителей в таверне. По-видимому убедившись в том, что всё в порядке, снова занялся едой.
— Раз он пришёл сюда целым и невредимым, да ещё и с новым другом, значит, не натворил, — сказал Иво, стряхивая с бороды кусочки пищи.
— Хотелось бы в это верить, — Тадеуш сплюнул кусочек кости.
Михаль чувствовал себя крайне неловко. Ему хотелось поскорее избавиться от новоиспечённых друзей.
***
— Дай-ка, угадаю! — захмелевший Ларс перебил рассказчика, — Но парень не избавился от этой компании, и вместе с ними пустился на поиски приключений! — горячо и с воодушевлением воскликнул кожевенник.
— Ты очень догадлив, дорогой друг, — с лёгкой долей укоризны в голосе ответил Рагне. — Но ты даже представить себе не можешь, что это будут за приключения, — рыбак Рагне многозначительно посмотрел на заинтригованного приятеля. — Продолжим.
***
— Иво! Мы с тобой некультурные свиньи! Позор на наши головы! — Тадеуш толкнул рыжебородого в плечо, Иво непонимающе посмотрел на него.
— Мы за знакомство не выпили, — пояснил Тадеуш.
— Тьфу ты!.. Но, что правда, то правда, — Иво пододвинул к Михалю глинянную кружку и блюдо с нарезанной свининой, некогда стоявшие напротив Уолласа, который теперь спал, уткнувшись лбом в дубовый стол. Наполнив кубок пивом, рыжая борода, провозгласил тост: — За новое знакомство! — он поднял свою кружку, затем принялся пить большими глотками.
«Кратко и понятно», — подумал Михаль, проделав то же самое. Тадеуш не отставал.
Почувствовав вкус благодатного напитка, юношу скрутил страшный голод. Его организм как будто вспомнил недавно пережитый ужас и теперь требовал срочно забыть его посредством приёма пищи. Михаль набросился на любезно предоставленное блюдо, буквально сметая всё что находилось на нём. Юноша заприметил, как ухмыльнулся Тадеуш, и на него накатило чувство стыда. Желая как-то разбавить эту неловкую ситуацию, Михаль попробовал завязать разговор.
— А вы… путешественники, надо думать? Куда вы направляетесь? — в то же мгновение юноша мысленно проклял себя за идиотизм.
— А тебе-то что с того? — поставив кружку на стол, с явным подозрением в голосе сказал «шрам».
— Просто… Мне самому некуда податься, — откровенно и с горечью в голосе признался незадачливый путешественник.
— Странно, — проговорил Тадеуш, — а ещё несколько дней назад тебе, кажется, как раз было куда податься, разве нет? Я запомнил тебя — ты гулял тут пару дней. Что, деньги закончились и сразу концы обрубились? А то монетами разбрасывался, угощал, девок ублажал... Теперь чего ж не веселишься? — Тадеуш смотрел на горе-путешественника грозно и с назиданием. Михаль покраснел, и не ответил. Тадеуш продолжил.
— Знаешь, сколько таких как ты сейчас ходят оборванные и милостыню выпрашивают? А знаешь, сколько таких уже с голоду и холоду померли?.. Думаю, знаешь, — Михаль тут же вспомнил замерзшего бедняка, юноше стало страшно, — Позволь спросить, а на что ты надеешься? Может быть на то, что мы тебя с распростёртыми объятиями примем, будем из своей тарелки кормить и кубка своего поить? — «шрам» провёл пальцами по шраму, — А может ты надеешься, что девок приводить будем? — Михаль надеялся только на одно: что провалится сейчас сквозь землю.
— Смотри как скукожился. Сейчас мельче, чем тот орех станет, — Иво криво улыбнулся — эта сцена, очевидно, доставляла ему немало удовольствия.
— Значит вот что, — сказал после недолгого молчания Тадеуш, удовлетворённый достижением желаемого результата, — Мы позволим тебе остаться с нами, но только если покажешь себя в деле. Нам сейчас нужны люди, а людям, как известно, нужно платить. Какая удача, что теперь на одно рыло затрат меньше будет.
— Ты погоди, — сказал рыжая борода, — посмотрим ещё сколько он жрёт.
— Будет жрать столько, сколько дадут, — «шрам» многозначительно посмотрел на юношу. Михаль не возражал. Нечего было возразить. Тадеуш в очередной раз грозно взглянул на горе-путешественника.
— Дай слово, что беспрекословно будешь выполнять наши приказы. Ты теперь один из нас — часть ганзы, и должен чётко для себя уяснить своё место. А место твоё вот здесь — «шрам» указал на свой грязный ноготь — Посыл ясен? — Михаль кивнул. — Отлично. Значит так, даёшь слово верности и беспрекословного подчинения приказам — идёшь с нами. Будешь в сытости тепле, и, может быть, при девках, если повезёт. Нет — дуй себе дальше. — Тадеуш сложил руки на груди. Иво молча смотрел на молодого путешественника, крутя в руке нож. Уоллас храпел.
Михаль может быть и сомневался где-то в глубине сознания, но представленный ему выбор был вполне однозначный — жизнь по ту сторону закона, а по какую сторону закона живут эти трое было уже очевидно, либо смерть от холода и голода. Шансы выжить самостоятельно, конечно, были, но весьма туманные, и даже если бы юноша дожил до весны, вряд ли бы он занял в Новиграде положение выше попрошайки. Но нет времени рассуждать. Время сделать выбор.
— Даю слово, — набрав побольше воздуха, сказал Михаль. В этот же миг он попрощался со своей прошлой жизнью. Его разрывали сомнения и страх, отныне авантюрист, даже на мгновение пожелал приползти к брату дрожа от холода и голода, однако прекрасно представлял себе, чем это для него самого обернётся. В лучшем случае возвращение к прежней жизни, в худшем участь паршивой овцы, которой Михаль и так стал накануне отплытия из Блавикена. Михаль хотел новой жизни. Своей жизни. Он её получил. Не совсем в том виде, на который рассчитывал, но получил же. Разве нет?
_____________________________________________________________________________
[1] Корма – задняя часть корпуса корабля.
[2] Бак – носовая часть корабля.
[3] Drunken sailor (рус. «Пьяный моряк»), также «What Will We Do with a Drunken Sailor?» (рус. «Что нам делать с пьяным моряком?») — народная песня шанти XIX века. Является намеренным анахронизмом.
[4] Ют – кормовая надстройка судна.
