***
Со стороны океана то и дело накатывали порывы промозглого ветра, с каждой волной становясь всё сильнее. Послышались глухие раскаты грома. Пока ещё совсем тихие. Солнце уже скрылось за горизонтом, стремительно темнело, чему способствовали тёмные, почти чёрные тучи, нагоняющие каравеллу. Иво молча рассматривал в подзорную трубу корабли на цидарисском рейде. Поднималась дымка, стремительно темнело, и вот уже загорелись первые огоньки на фонарях кораблей, и окнах домов. Капитан внешне был спокоен, но на самом деле его буквально разрывал бурный поток эмоций и мыслей. После событий в Новиграде «Радовид II Мореход» устремился к Цидарису, но уже на второй день пути в океане разразилась буря, прижав корабль к берегу. Данное обстоятельство не было бы сколько-нибудь значимым, если бы каравелла не села мель. Вырваться из ловушки удалось лишь спустя две недели. Повезло, только в том, что никто из окружных деревень не обратил на застрявшую каравеллу внимания. Иво Эрландсен рассчитывал прибыть в Цидарис до того, как слухи о Новиградских событиях расползутся по Северным королевствам. Последние же события ставили крест не любых иллюзиях. Да, друзья у Иво в городе были. Но помогут ли они ему? Чем ближе каравелла подходила к городу-порту, тем чаще её капитана посещала мысль, что нет. Он даже начал размышлять, а не имеет ли смысл повернуть корабль на запад к архипелагу Скеллиге. Или даже уйти в Нильфграад. Сейчас же, когда до Цидариса было рукой подать, Иво решил рискнуть. Но всё-таки тревога кружила над ним надоедливым комаром. Капитан молча рассматривал в подзорную трубу корабли на цидарриском рейде, и был так увлечён этим занятием, что не заметил, как подошёл его новый помощник Тадеуш. — Нам бы пришвартоваться до бури, — немного понаблюдав за новоиспечённым капитаном, начал новоиспечённый штурман, — Правда, в силу обстоятельств… Я не могу быть до конца уверенным в успехе данного мероприятия. — Иво молчал. — Послушай, те друзья, о которых ты упоминал. Мы же можем рассчитывать на них? И как ты собираешься поставить реданский военный корабль на цидарисский рейд? — штурман также как и капитан ощущал сильную тревогу, — Новость о волнениях в Новиграде уже наверняка облетели весь Север. Ты же знаешь, как быстро распространяются слухи… Тем более такие. — Иво всё ещё был поглощён своим занятием. И неспроста – его внимание привлекла снявшаяся с якоря барка, ставившая в данный момент парус. Зачем такому мелком судёнышке сниматься с якоря именно в тот момент, когда вот-вот должна начаться буря, было ясно. Штурман тронул капитана за плечо. — Ты меня слушаешь вообще? — Угу, — не отрываясь от подзорной трубы, буркнул Иво. Тадеуш наконец почувствовал неладное. — А ну-ка дай, — штурман выхватил трубу из рук капитана. — Проклятье, — тихо сказал штурман. Он уже хотел окликнуть команду, но его остановил Иво. — Спокойно. — Спокойно?! — сглотнул теряющий самообладание помощник капитана, — Нас сейчас накроет шторм, а из Цидариса за нами выслали «тёплый» приём. О каком спокойствии ты говоришь? — Тадеуш говорил тихо, но голос его уже начал срываться. — Спокойно, — холодно повторил капитан. — Иво… Мы ещё успеем сменить курс. Да, нас потрясёт немного, но я знаю парочку удобных бухт неподалёку, мы сможем укрыться там. А эти, — он махнул в сторону барки, которой с корабля даже не было видно, — в море не сунутся. Послушай… — Замолчи, — твёрдо сказал Иво Эрландсен, — курс на Цидарис. Я знаю, что делаю, — капитан дернул уголками своих тонких губ в попытке изобразить улыбку и дружелюбно похлопал помощника по плечу. Волна становилась всё круче, корабль уже ощутимо клевал носом. Раскаты грома теперь громыхали над самыми головами команды. Первые молнии ударили где-то за кормой. Окончательно стемнело, и теперь основным ориентиром для каравеллы служил цидарисский маяк. Баркаса не было видно. — Убрать грот! — скомандовал Тадеуш. Порывы ветра теперь были настолько сильными, что корабль рисковал влететь в прибрежные скалы. До порта было рукой подать, и это, конечно, была хорошая новость, потому как мрачная перспектива путешествия в шторм вдоль побережья отпала. Едва ли это можно было назвать сильно обнадёживающей новостью — стояла такая темень, что разглядеть что-либо было решительно невозможно. Даже свет маяка выглядел бесконечно далёким, но это было обманчивое чувство, и штурман это знал, поэтому не рисковал подходить к маяку близко. На мгновение всё осветила белая вспышка, и Тадеуш смог определить точно расстояние до порта. — Лево руля, лево руля живо! — заорал штурман. Уоллас что было сил навалился на штурвал, но его сил не хватало для того, чтобы повернуть колесо руля достаточно быстро, и к нему на помощь одновременно бросились капитан со помощником. Каравелла дернулась влево. Вовремя – следующая вспышка осветила угрожающе торчащий из пенящейся воды чёрный зуб шхеры, прошедший по правому борту. Тадеуш грубо выругался. Каравелла осторожно рыскала в бухте, в поисках безопасного пути к рейду. Участившиеся вспышки помогали штурману, но поднимавшаяся всё сильнее волна усложняла управление кораблём. Рулевому, даже с помощью, стоило больших усилий, чтобы удерживать корабль на правильном курсе. А команда, и без того слишком немногочисленная, совсем выбилась из сил, выполняя лихорадочные команды по постановке и спуску парусов. Корабль подбрасывало, швыряло из стороны в сторону, разворачивало, а он стойко продолжал карабкаться к цели. Трудно сказать сколько времени «Радовид II Мореход» боролся со стихией. Целую вечность — не иначе! Как бы то ни было, после продолжительной борьбы со стихией, кораблю удалось зайти в бухту и пришвартоваться у северо-западного причала. Но злоключения на этом не закончились. Едва Иво сошёл на берег, как его окружили стражники во главе с худым лысым типом о козлиной бородке. — А ничего так гроза, правда? — начал козлиная бородка, — Ой велика будет буря… Зуб даю, велика! — покачал головой бородка, глядя в сторону извергающихся над океаном молний. – Мы с ребятами, - он провёл рукой в сторону своих протеже, — как раз собирались выйти в море, дабы указать вам верную дорогу в бухту, — козлиная бородка причмокнул, — но увы. Волна помешала выйти в море. Крутая она нынче — худой состроил как будто бы извиняющуюся мину и развёл руками. — Да, я заметил, — безучастно ответил Иво Эрландсен, — Как любезно с вашей стороны. — Ох, что вы, не стоит! — козлиная бородка махнул рукой, — слухи о цидарисском гостеприимстве совсем не слухи! — худой оскалился, а его глаза хищно сверкнули, — Но что мы тут под дождём стоим? — как раз начали падать первые капли, — извольте пройти со мной. Как раз вас приглашает на ужин сам глава города. Надеюсь, вы же не откажете в чести господину? Он для вас уже приготовил уютный ночлег. В тюрьме, — с нескрываемым наслаждением, протягивая каждый слог, говорил козлиная бородка. Его свита громогласно захохотала. — Будьте столь любезны сдать оружие, собраться всей вашей веселой компанией, и пройти под конвоем моих ребят к вашему новому дому – лицо худого озаряла сияющая улыбка, которой не хватало одного переднего зуба, из-за чего его речь приправляли лёгкие присвисты. «Некрасиво, — подумал Иво, — что только одного зуба не хватает. А должно быть красиво. Поэтому надо выбить все». Капитан оглядел конвой козлиной бородки – на него в упор смотрели три арбалета, четыре пики и одна мерзкая улыбка. Капитан вытащил меч. И бросил на землю. Апартаменты, в которых расположилась команда, не отличались особым изыском. Узкое решетчатое окно, из которого дул ужасный сквозняк, прогнившая солома, небрежно брошенная на каменный пол, да крысы. Вряд ли такое жилище можно было бы назвать комфортным, но иного цидарисская темница предоставить к сожалению не могла. — Так это и был твой план? — Тадеуш донимал Иво уже третий день к ряду, — А я ведь предупреждал! Я ведь говорил… — Эрландсену было всё равно. Он даже не слушал. Как ни пытался помощник достучаться до капитана, так ни разу ответа он и не получил. Под конец третьего дня его нервы сдали, плюнув Иво под ноги он уселся в стороне от всех, не произнося более ни слова. Уоллас с остальной командой сидел в углу, изредка перебрасываясь ничего не значащими фразами. Не до разговоров было сейчас. Пираты влипли по полной программе. Михаль был всё ещё слаб. Шторм и болтанка, две недели попыток вызволить каравеллу, снова шторм, а теперь тюрьма. Выдававшаяся раз день похлёбка тоже не способствовала укреплению сил, потому как смердела так, что ей брезговали даже крысы. Михаль из Блавикена мысленно проклинал всё. Семью, отца, брата, мать, Новиград, пиратов, Иво, Тадеуша, Уолласа, и главное себя. Проклинал легкомысленность, из-за которой теперь торчал в тюрьме; краснолюда, с которым имел несчастье заговорить; таверну, в которой встретился с пиратами; много ещё чего он проклинал. Ему хотелось отмотать всё назад. Забыть все свои мечты и снова вести беззаботную жизнь Блавикенского купца. В то же время он понимал, что жребий уже давно брошен, и настала пора ответить за всё сполна. Оставалось только гадать, когда же их выведут на последнюю в жизни прогулку. На исходе пятого дня в камеру вошёл толстощёкий стражник. — Ты, — он небрежно ткнул грязным пальцем в сторону Иво, — на выход. Вино зажурчало в серебряном кубке. Этот звук был приятен уху как никогда в жизни. Иво наблюдал, как кубок постепенно наполняется бордовым напитком. Человек наполнивший его, поднеся к носу потянул аромат. На мгновение его лицо расплылось в блаженной улыбке, слегка щёлкнув пальцами свободной руки и прошептав, — Да, оно! — протянул кубок Эрландсену. Иво взял бокал и жадно выпил всё до последней капли. Человек снисходительно улыбнулся. — Почему так долго? — глухо проговорил Иво, вытирая рукавом рот. — Ха-ха-ха! — залился звонким смехом человек, — Ну что ты, друг мой! Разве я мог отказать себе в удовольствии поиграть немного на нервах? — он налил вина и себе. — Ну что? За встречу? — Иво налил себе ещё кубок, и тут же выпил его весь. Шумно выдохнув, капитан, не стесняясь в выражениях, рассказал, что думает о таких удовольствиях, и о человеке, назначившим эти удовольствия. — Ха-ха-ха! – вновь залился смехом человек. — Знаешь, Иво, я всегда уважал тебя за честность и прямолинейность. Эх, в наши времена такие люди редкость. И, к сожалению, их в последнее время можно встретить разве что на какой-нибудь виселице. — Я отправил письмо ещё до того, как всё произошло, — не обращая внимания на последнюю реплику, сказал Иво Эрландсен. — Твоё послание прибыло уже тогда, когда новость о случившимся в Новиграде прогремела на весь север. Но когда я узнал, что в деле замешан ты, то, признаюсь, ни капли не удивился. Хотя, знаешь, — человек слегка пригубил вина, — угнать корабль, да ещё такой, и не у кого-нибудь, а у реданцев, — человек изменился в лице, и заговорил серьёзным тоном. — Опрометчивый план, друг мой. Весьма опрометчивый. Ты всегда был достаточно благоразумным, для таких… Назовём это шалостями. — А это и не было моим планом. — Вот как? — Это задумка одного парнишки, которого я встретил в Новиграде. — Ну да, — в задумчивости проговорил человек. В очередной раз насладившись букетом красного вина из Туссента, добавил, — Новиград сборище таких… талантов, — нотка пренебрежения не ускользнула от внимания Иво. — Где мой корабль? — Там же, где ты его видел в последний раз. — А удастся его… — Конечно, — перебил человек, — Но стоить это будет, — строго сказал он, — дорого. Весьма дорого. И, должен заметить, будет проблемно даже для меня. — Рик… — Я знаю, что ты хочешь сказать, — Человек по имени Рик жестом прервал Иво, — мой ответ – нет. Не сейчас. Отсидись некоторое время, пока всё кое-как не уляжется. То что ты пригнал сюда реданскую военную собственность, грозит серьёзными политическими последствиями для Цидариса, — он вновь испил вина. — Если их не утрясти сейчас, то может случиться так, что из-за кучки обалдуев и куска дерева может начаться война, а мне этого ох как не хотелось бы. — Так что же ты собираешься предпринять? — Это уж моё дело. Твоё дело – сидеть тише воды, ниже травы, — Рик сказал это тоном, подразумевающим отсутствие каких бы то ни было возражений. Иво промолчал. Человек по имени Рик долго о чём-то думал, затем добавил: — Будешь жить в моём старом доме у рынка. Твои охламоны тоже. Вы здесь под моей полной защитой. Но! – он строго посмотрел на Иво. — Ровно до того момента, пока вы тихо и мирно сидите, да гузно чешете. Любая, даже самая маломальская оплошность, и пеняй на себя, — Иво вновь промолчал. Человек по имени Рик налил очередной кубок, — Раз уж с формальностями покончено, — он вновь засиял добродушно улыбкой, — за встречу? Козлиная бородка привёл их старому дому человека по имени Рик. Это было большое двухэтажное здание с мансардой, обвиваемой хмелем. Фасад дома украшала вычурная резьба и фрески, изображавшие сюжеты из эльфских эпосов. — Прошу, пожалуйте, — с характерным присвистом сказал худой о козлиной бородке, — это ваш дом на ближайшее время, — он говорил это с таким кислым выражением лица, будто бы только что съел кудель лимонов. — Благодарю, Роби, ты так любезен, — с нарочитой вежливостью ответил Иво, сделав козлиной бородке церемонный поклон. Тот нехотя ответил, — Молодец, Роби, ты хороший мужик, — улыбаясь, сказал Иво. Роберт Козлиная Бородка скривился – он ненавидел, когда его так называют. Иво это знал от Человека по имени Рик. Откуда об этом знает, в свою очередь, Человек — он не уточнил. И даже запретил Иво проредить ротовую полость козлиной бороде. Зато подсказал капитану оторваться альтернативным способом. Иво Эрландсен применил оный, с большим удовольствием отмечая про себя, что способ действенный. Пираты собрались в центральной зале на первом этаже. Михаль огляделся. Богатство интерьера поражало – чёрное и красное дерево, картины именитых художников, золото, серебро, гранит, резные статуи, стеллажи с редкими книгами. Михалю стало не по себе. Совершенно очевидно, что человек, помогающий им, обладает не только огромным богатством, но и властью. А значит, попросит оплату за свою услугу. — Значит так, — начал Иво, сев на стул вырезанный из красного дерева, — как минимум до весны нам снова бить баклуши. Больше того, нам велено сидеть тихо. Можете забыть о кабаках и шлюхах, — команда переглянулась. — Ну ладно, — подумав, добавил Иво, — можете ходить по борделям, если уж так припрёт. Но вести себя прилично и дебошей не устраивать! А о корчмах, тавернах, кабаках вообще забудьте. Ещё не хватало и здесь вляпаться в неприятности. Выпивки здесь, — Иво кивнул в сторону окованной двери, судя по всему ведущей в погреб, — и так хватает. Ничего интересного в таком времяпрепровождении нет, согласен. Зато гузна в тепле, и в кой-то веки можно не ломать себе голову о завтрашнем дне. А, и ещё, — капитан стукнул кулаком по спинке стула, — не чувствуйте себя здесь как дома! — он строго оглядел команду — Мы здесь в гостях, и не дай Мелитэле, — капитан Иво погрозил пальцем, — кто-то что-нибудь сломает или разобьет, нас всех моментом «туда», — характерный жест большого пальца у горла пояснил «куда». — Вопросы? — Матросня зароптала. Спустя несколько минут из толпы вышел низкорослый и коренастый тип. — Каптан, — начал он, почесывая затылок, — мы, канечна, очення рады из тюрячки-то выползти, но энто шо ж выходит-то? Из темницы, значься, сырой, в клетку златую? То низя, это не можно. Шо ж мы ж не человеки, ась? — Вы будете тут как сыр в масле кататься, — угрюмо ответил Иво, уже понимая к чему идёт разговор. — Так то оно так, канечна… А нам-то оно и не над-то, — пожал плечами матрос, — мы, надыть, за свободу. — В таком случае, я никого не держу, — отмахнулся капитан. Матросы ещё немного посовещались. — Ну дык… Мы надыть, пойдём? А то потухним мы тута. — Подождите, — сказал их теперь уже бывший капитан, залезая рукой в карман, — Вот вам на первое время, — Иво достал из кармана мешочек туго набитый монетами. — Благодарим, ваш каптанство, — поклонился коренастый. Иво не ответил. Тадеуш, Михаль и Уоллас проводили взглядом уходящих матросов, — Вот, — заметил Михаль, когда за ушедшими захлопнулась дверь. — Нас снова четверо. — Почему вы остались? — неожиданно строго спросил Иво. Тадеуш принципиально молчал. Усевшись на такой же что и у Иво стул, он уставился на пламя в камине. — А мне что есть куды податься? – пожал плечами Уоллас, — Мы как бы уже друг к другу считай приросли, куда ж я подеваюсь-то? — Ну а ты, Михаль из Блавикена? — Иво Эрландсен смотрел Михалю прямо в глаза, — Почему не ушёл? Мог бы новую жизнь начать. Здесь, в Цидарисе, тебе ничего не угрожает. Здесь тебя никто не знает. — В Новиграде меня тоже никто не знал, — тяжело вздохнув ответил Михаль из Блавикена, — а потом появились вы, — он как-то невесело улыбнулся. — Ты на что это намекаешь? – с обидой в голосе сказал Уоллас. — На то, — ответил капитан, — что считает, мол, уже покатился по наклонной, и куда бы не двинул везде натолкнётся на таких, как мы. Я прав? – Михаль из Блавикена пожал плечами. — Чёрт возьми, где тут выпивка?! – вскочив со стула, прорычал Тадеуш. Впервые с того момента, как перестал разговаривать в тюрьме. Счастью Михаля не было предела – он впервые за долгое-долгое время помылся в горячей бадье. А теперь великолепная, мягкая, чистая кровать. Никакой вони, никаких клопов, никаких крыс! Он катался по перине, наслаждаясь каждым миллиметром этого белого блаженства. Михаль из Блавикена не заметил, как уснул. Проснулся парень от того, что почувствовал, как на него кто-то смотрит. Приоткрыв глаз, Михаль закричал от испуга – перед ним стоял совершенно незнакомый человек. Человек по имени Рик выделил несколько слуг для обслуживания дома и ухода за «постояльцами», но разбудивший Михаля мужчина был новым лицом. — Прошу, ваша милость, проследовать в столовую, завтрак готов, — церемонно проговорил человек в зеленой рубахе и причудливых кальсонах. — Ты ещё кто такой?! – пробормотал парень, хватаясь за сердце. — Моё имя Томас фон Лемендорф, я дворецкий вашей милости, — он заметно гнусавил, и это позабавило Михаля из Блавикена, сгладив первоначальный испуг. — Кто?! – Михаль выпучил глаза от изумления. — Дворецкий вашей милости, — повторил Томас. — Это что какой-то сон? – Михаль из Блавикена отхлестал себя по щекам, — Или меня всё-таки повесили и это рай? — Позволю себе возразить, ваша милость, — сказал своим гнусавым голосом дворецкий, — вы находитесь в гостях у моего господина, и мне велено заботиться о вас также, как и о своём господине. Прошу, ваша милость, — Томас протянул домашние тапочки, которые до сих пор держал в руке, — обуйте это, и извольте пройти со мной. Остальные уже ждут. — Вчера тебя не было, — мысленно прокрутив последние сутки, заметил Михаль. — Это потому что я прибыл сегодня утром. — А сейчас?.. — Полдень, ваша милость.***
— Ух, как! – прогремел Персиваль Хивай, — Из грязи да в князи, хех! Так хто ж этот таинственный «Человек по имени Рик»? — Да кто его знает, — пожал плечами рыбак Рагне. Немного помолчав, откровенно добавил, — Хотел бы я и сам это знать. Альфред немало удивился. Он как раз рассчитывал получить ответ на этот вопрос. Старый шпион подумал, что Михаль из Блавикена возможно блефует. Однако, конкретно сейчас узнать говорит ли правду Михаль он же Рагне не представлялось возможным. Шпик осторожно поинтересовался: — А что же, никто его даже не видел? Никаких слухов о нём не было? — Может и были, — флегматично ответил рыбак, отхлёбывая мёду, — но за этим лучше к каким-нибудь шпионам обратиться. Феликс сглотнул. Он почувствовал закипающую в нём панику. Их раскрыли. Вот так легко! Молодой шпик почувствовал, как сильно сосёт под ложечкой. Он попробовал отдышаться, замаскировав вздохи под кашель. — Не сопливь, парень, — добродушно сказал Рагне, — а то климат здесь суровый. Эй, трактирщик, а ну налей парнишке чего-нибудь погорячее да покрепче! – трактирщик кивнул и пошёл варить грог. — Довольно! – по-детски закапризничал Персиваль, — Историю! Историю давай! — Слушай, поздно уже… — Историю! – не унимался дядюшка Хивай, — А ну парни, — Персиваль Хивай подключил своих племянников, — вместе! Историю! Историю! — те подхватили, хотя и без особого энтузиазма. — Ладно-ладно, — улыбнулся старик Рагне, — Но это последняя на сегодня.***
Уоллас с Михалем вышли прогуляться. Стоял ясный морозный день, рыночная площадь была забита людьми – в самом разгаре городская ярмарка. Купцы и ремесленники со всей округи собрались дабы показать свои товары. Кузнецы хвалились доспехами, мечами и лошадиными подковами; столяры и плотники изделиями из дерева, резчики резьбой и узорами; купцы уникальностью товара — этот привёз шкуру полосатой лошади из Зангвебара, вон тот лампу из далёкого Офира с сокрытым джином внутри , а этот продаёт самые тёплые шкуры на всём севере. Разумеется только сегодня всё по самым выгодным ценам! И только сегодня есть шанс обдурить не покупателя, но продавца! — О, даёт! — Михаль усмехнулся, — Слыхал, какую завлекаловку придумал вон тот плешивый? — Брехло, — скривился Уоллас. Они продолжали бесцельно ходить среди нестройного ряда лотков. Собственно, им и не нужно было ничего. Однообразные дни, проведённые в доме Человека по имени Рик, выматывали. Уоллас даже пару раз вспоминал тех ушедших матросов и слова о золотой клетке, с сожалением отмечая правдивость их слов. Михаль в свою очередь отмечал, что никто квартет доме силой не держит. Просто некуда и незачем выходить. Тем более хорошо, что началась ярмарка, и теперь можно хоть как-то развеяться. Но если честно к Михалю тоска относилась в меньшей степени. Основную часть дня он проводил в библиотеке, жадно глотая книги одну за другой. Уоллас же читать не умел, а учиться не хотел, говоря, что не дело для моряка над бумагой чахнуть. Первые дни четвёрка проводила в основном вместе. Просыпались, обедали, разговаривали, играли в кости и карты, выпивали, ложились. Спустя время Иво стал целыми днями пропадать где-то в городе, вместе с ним Тадеуш. Михаль начал пропадать в библиотеке, а Уолласу только и осталось, что скучать. Попытки напроситься пойти с Иво и Тадеушем не увенчались успехом, а Михаль уткнётся в свой пергамент, и не вытянешь из него ни слова. Так и изнывал со скуки рулевой, пока однажды он не уговорил Михаля выйти с ним хотя бы на небольшую прогулку. Вот они прохаживались среди прилавков, изредка делая вид, будто заинтересованы в чём-то. Так и набрели они на лавку травницы. За прилавком стояла красивая, зеленоглазая девушка. Она была одета в шубу из собачьего меха и лисью шапку, из под которой спускалась до лопаток светлая коса. Её бледное веснушчатое лицо украшал румянец, делая и без того миловидное лицо ещё более привлекательным. — Привет вам, господа, — пропела она, своим тоненьким голоском, — травы, отвары, настойки? Покупайте, мальчики, сама собирала, а уж я-то толк в травках знаю. Вы уж мне поверьте! — она стрельнула глазками в сторону приятелей. — Хах, благодарю, милашка, — Михаль, доселе скучающий, оживился. — Так уж случилось, что мне и правда кое-что нужно, — Михаль их Блавикена солгал. Ему ничего не было нужно, просто не хотелось оставлять без заработка такую миловидную особу. — О, это пожалуйста! — она кокетливо посмотрела сначала на Михаля, затем на Уолласа. Последний покраснел и отвел взгляд, — Что вас, мальчики, интересует? — Михаль задумался. — Пойдём отсюда, — прошептал, запинаясь, Уоллас на ухо Михалю. — Что? Почему? – Михаль из Блавикена отвёл рулевого чуть в сторону, — Что случилось? Заметил что-то? — Михаль быстро огляделся. — Она… я… А, пойдём отсюда, говорю! — голос рулевого дрожал. — Ну трав-то я куплю, — Михаль не придал значения дрожи в голосе Уолласа и его раскрасневшемуся лицу, решив, что это вина легкого мороза, стоявшего сегодня. – Будь так добра, дай мне немного мяты и чабреца. — А-а-а! – догадалась девушка, — Чаю хотишь? — Ага, — покивал Михаль из Блавикена, ища в карманах деньги. Найдя оные, он расплатился, и приятели пошли домой. Весь вечер Уоллас молча сидел у камина, смотря на огонь. Михаль даже радовался этому – наконец-то он мог спокойно почитать. Следующие дни рулевой вёл себя странно. То ходил по дому туда-сюда без дела, то внезапно уходил, не возвращаясь до самой ночи, то просто сидел у камина. Странное поведение Уолласа отметил и Иво с Тадеушем, и даже дворецкий. — Его милость Уоллас, вновь ушёл к рыночной площади, — как бы невзначай бросил дворецкий Томас протягивая капитану наполненный глинтвейном кубок, — уже стемнело, начинается метель. — Чёрт бы его побрал! – проворчал Иво, — На кой он туда мотается каждый божий день? — Может он «того»? – Тадеуш сделал неоднозначный жест. — Новых друзей нашёл? — Или хуже, — пробормотал, задумавшийся о чём-то своём Михаль. — Что ты имеешь ввиду? — Дело в том, что наш рулевой… — распахнулась дверь, и в залу зашёл засыпанный снегом Уоллас. — Холера, мелкий чёрт, где тебя носит?! – свирепо рявкнул Тадеуш из Бругге. — Меня-то? — рулевой растерялся — Я-то… Да я… Да я ничего такого, — мялся Уоллас. Каждое его слово звучало всё более неуверенно, — в общем-то, не делал. Я… — Кажется, — Иво угрожающе повертел в руке нож, — нам нужно кое-о-чём поговорить. У нас на твой счёт возникли подозрения… — Что ты как малолетний кретин влюбился, — перебил капитана Михаль. — Что?! – в один голос ахнули Иво, Тадеуш, и даже, что странно, Уоллас. Дворецкий таинственно улыбнулся уголками губ. — А то. Пару тройку дней тому назад мы были с ним на ярмарке, — Михаль рассказал о происшествии с девушкой, — С тех пор ты только и делаешь, что вздыхаешь, да шатаешься по рынку, очевидно в поисках её. Я прав? – торжествующе завершил Михаль из Блавикена. Уоллас покраснел. — Вот те раз, — почесав затылок, протянул Тадеуш, — я уже успел тут на тебя грехи смертные повесить... А тут вон оно чё! – Тадеуш из Бругге провел пальцами по своему шраму на виске, и, не сдержавшись, засмеялся. Засмеялся и Иво Эрландсен. — То-то я думаю, — отметил Михаль, — чего это ты у нашего Томаса крутиться начал, ты верно… погоди, — Михаль из Блавикена внимательно посмотрел на Уолласа, — Ты что… Причесался?! – Иво и Тадеуш уже хохотали в полный голос — Мда-а, ну и дела, — протянул Михаль. И тоже захохотал. Уоллас стоял осунувшись, лицо его было краснее варёного рака. Обучение Уолласа премудростям ухаживания за слабым полом оказалось нетривиальной задачей. В свои 20 с лишним лет рулевой, как оказалось, ещё ни разу не был с женщиной, и даже больше – последняя женщина, с которой он разговаривал – портовая шлюха, которая отказалась сделать рулевому скидку по причине нехватки денег у последнего. Было сие пять лет назад. К счастью, Уоллас уже успел получить некоторые уроки у дворецкого Томаса, поэтому часть с внешним видом и походкой можно было пропустить. Но оставалось главное – наука бабы покоренья. Вот здесь-то и таилось яблоко раздора, здесь и нашёлся камень преткновения. Оказалось, что над рассматриваемой проблемой имеются два диаметрально противоположных мнения. Иво и Тадеуш считали, что бабу покорять – оно как в бой идти. Они говорили: — Запомни, малец, баба – она как купеческая когга. Её надобно абордажем брать. Лихо подойти на всех парусах, кошками вцепиться в борта и вперёд – на штурм! В то время, как Михаль и дворецкий Томас являлись сторонниками более деликатных методов: — Не всякой бабе, — говорили они, — понравится такой маневр. Нужно к ней аккуратно, дабы не спугнуть. Речи твои должны быть аки песня литься бабе в уши. Они романтику любят, гулянья под луной, и… — Пустое! — возражали оппоненты, — Так можно десять лет вдоль бухты бродить туда-сюда, и всё без толку окажется. — Да нет же! — настаивали сторонники романтики и гуляний под луной, — Это существо нежное, тут торопливость излишняя… Жаркие споры продолжались целых два дня, в ходе которых было выпито много пива, вина и водки, глотки сорваны, а консенсуса не достигнуто. Уоллас пребывал в ужасном настроении. Мало того, что он так и не смог понять, как ему быть вообще, так ещё и о нём и его проблеме позабыли, едва только диспут начался. Каждая сторона отстаивала свою позицию, каждая сторона доказывала свою истину. На исходе первого дня дискуссия превратилась в нечто похожее на политические дебаты в какой-нибудь корчме. На исходе дня второго, дискутирующие едва не передрались. А рулевой так и остался без конкретных указаний. Понимая, что какого-либо толку, от напившихся до свинского состояния он не добьётся, Уоллас решил действовать самостоятельно. Как умеет. На утро третьего дня, он оделся, выпил для храбрости, и пошёл на рыночную площадь. Дискутирующие не сразу заметили отсутствия виновника их диспута. Только когда отворилась в дверь, и Уоллас вошёл в залу, они вспомнили о нём и истинных причинах их спора. Рулевой был мрачнее тучи. — Та-ак, - не дожидаясь каких-либо слов, начал Иво, — что стряслось? — Она, — начал запинаясь Уоллас, — она… — Ну? – нетерпеливо подхватил Тадеуш. — Она, — у «мальца» навернулись слёзы. — Что? Отмахнулась? Послала? По мордам заехала? Ну что? — Она… уехала, — голосом полным растерянности и горечи пробормотал рулевой. — Как? Куда? – Михаль вскочил со стула. — Я не знаю… Говорят в деревню свою уехала. — Тьфу ты! — сплюнул Иво, — Так то не беда! Поедем мы в твою деревню, за девчонкой твоей. Куда ехать-то? — Никто не знает, — заикаясь, промямлил Уоллас. — Так-так-так, оставить слёзы! Тадеуш, налей ему. — Позвольте, ваша милость, — деликатно вставил дворецкий, — сварить его милости грогу? — Разрешаю. Двухнедельные поиски каких-либо зацепок не дали результата. Кто была это девушка, откуда приехала никто не знал. Приехала из ниоткуда, уехала в никуда. Четверка чувствовала себя скверно. Мало того, что они не помогли своему, так ещё и косвенно помешали ему. Уоллас сидел целыми днями у камина и пил грог. Ничего и никого он не хотел ни слышать, ни видеть. Его никто не трогал. Понимали. — Ладно, переживёт, — отмахнулся Тадеуш, — Не последняя баба поди в его жизни. — Может быть и не последняя, но первая, к которой он чувства испытал, — серьёзно сказал Михаль, — такое не забывается. — Ишь ты, какой умник нашёлся! — Я знаю, о чём говорю. Немного помолчав, Михаль из Блавикена добавил: — Знаете что самое грустное во всей это скоротечной любви? Это то, что Уоллас даже не узнал её имени. Для того, чтобы забыть, нужно что-то помнить, а как же помнить, если он даже ничего о ней не знает? — Но видеть-то, он её видел, — проворчал Тадеуш. — Видеть, видел. И что толку? Будет теперь помнить смутные очертания не исполнившейся надежды. Так и останется в его памяти только лишь размытое пятно без чётких очертаний. Так и будет он тосковать, не зная по кому. Грустно это.***
Феликс из Третогора, шпион его королевского величества Визимира Реданского чувствовал себя скверно. И нет, не от истории рыбака Рагне, а от того, что последний «расколол» шпика, едва только ему стоило взглянуть. Вот так просто, даже играючи. — Надо думать в Третогоре сильно недооценивают Михаля из Блавикена, раз прислали за ним тебя, — задумчиво сказал Альфред Рихтер, протягивая Феликсу кружку крепкого грогу. Феликс из Третогора, впрочем, не слышал последней реплики. В его голове царила безмолвие, нарушаемое лишь тенью позора то и дело проносящейся в сознании. — Знаешь, дорогой мой «Янек», я думаю «там», — Рихтер кивнул куда-то на северо-восток, — считают, что дело Блавикенского пирата ныне не имеет хоть сколь-либо значимого веса… Что ж, может быть это теперь и верно, — Альфред отпил грогу, — но не должно относиться к прошлым преступлениям как к чему-то такому, чем можно пренебрегать. Как думаешь, Феликс?.. Феликс. — А? – молодой шпик оторвал взгляд от пламени в печке. — Я спрашиваю, что ты собираешься предпринять? — Я? — Ты. Твоё же задание, — Рихтер как бы безучастно, но с поучительной ноткой сказал тот. — Я… думаю, — Феликс растягивал слова, — что… — Что не знаешь, — закончил Альфред. Феликс стыдливо промолчал. — Непрофессионально, дружок. Непрофессионально. Ты должен был явиться… — Он раскрыл нас! — вскочил молодой шпик, — Ты понимаешь, «дядюшка»?! — Да. И что? – спокойно ответил Рихтер. — Как это что?! Может быть он уже нанял банду головорезов, и они сейчас стоят у порога, выжидая удобный момент! — взволнованно протарахтел «Янек». — Если бы он хотел нас убить, мы бы не покинули пределов таверны, — спокойно и уверенно сказал Рихтер. — Откуда такая уверенность? — Ну мы же здесь. — Это и есть аргумент? — Феликс на мгновение подвис. — Поверь мне, сынок, это аргумент. Я повторяю свой вопрос – что ты собираешься предпринять? – Рихтер сложил руки на груди. — Преступника необходимо «брать»! — горячо подхватил молодой шпион. — Как? Где? Когда? Феликс задумался. Он понимал, что «брать» Михаля из Блавикена в центре Каэр Трольде не самый разумный шаг. Нужно было действовать более осмотрительно и расчётливо. — Нужно выяснить где он живёт, — наконец проговорил шпион его королевского Величества Визимира Реданского, Феликс из Третогора — Браво! – Альфред Рихтер саркастично поаплодировал. — Недюжинный, однако, у тебя тактический гений, «племянничек»! Ты додумался до этого решения всего-то за каких-то две недели! Растёшь, малыш! Растёшь! Феликс отвернулся. Мысленно он высказал всё что думал о своём «дядюшке».