Lars the Human

      — И… готово, — выдохнул Санс, ставя последний тяжёлый мешок за дверь лаборатории. Бухнувшись на землю, он тотчас же сдулся и наполовину съехал вниз, на ходу издав пронзительный скрежет, от которого скелет брезгливо скривился. Наверное, надо было не лениться и получше стягивать железяки, но уже поздно об этом думать. Оставалось надеяться, что мешок не порвётся при погрузке.       Интересно, как давно Альфис не убиралась в лаборатории? Неделю? Месяц? Год? Хорошо, что из еды у неё всегда была только лапша быстрого приготовления… В смысле, конечно, это не очень хорошо для её здоровья. Но зато после лапши оставались только картонные коробки, от которых не было никакого запаха, даже если они лежали очень долго — и это, несомненно, улучшало ситуацию. Немного.       А сколько у неё набралось вещей, которые при всём желании уже негде было использовать. Рабочий кабинет Альфис был настолько завален какими-то обрезками, сломанными механизмами и прочей бесполезной ерундой, что в голову Санса начала закрадываться мысль о том, что его подруга страдает патологическим накопительством. И она ещё не пускает его в свою комнату! Откуда это только взялось.       Сам виноват, надо было чаще приходить к ней в гости. Может, заметил бы пораньше…       Обеспокоенный этими мыслями, скелет даже сам предложил помочь Альфис с уборкой. За это Санс брался только в самых исключительных случаях, Папирус не даст соврать! И всё же уборка — это меньшее, что он мог сделать после того, как бросил работу в лаборатории и оставил всё на хрупких плечах Королевской учёной.       — Ла-адненько, теперь дело за мусорщиком. Я свою часть работы выполнил, — скелет отряхнул руки друг о друга. После уборки в лаборатории стало просторнее и свежее. Теперь понятно, почему Папирус так часто убирается в доме. Может следовало активнее ему в этом помогать? Хм… Брат наверняка обрадуется таким переменам.       Вообще говоря, после того, как человек вернётся на поверхность, потребуется тонна идей для того, чтобы поднять Папсу настроение. И начинать думать лучше прямо сейчас, пока ребята ещё продолжают своё приключение. Размышляя об этом, Санс собрался уже отправиться на заслуженный отдых, после которого планировал помочь с починкой рации. Но стоило ему повернуться, как что-то привлекло его внимание.       Вернее, кто-то — его брат и человек, которых он недавно проводил в дальний путь, медленно приближались к лаборатории. Санс озадаченно почесал черепушку. Странно… С чего им вообще пришло в голову вернуться? Неужели планы изменились? Решили взять с собой пса? Что-то забыли?       — Хэй, бро. Ты чего это… — он начал мысленно прочёсывать закрома сознания в поисках подходящей шутки. Однако, присмотревшись, заметил то, что заставило его кости вмиг похолодеть.       — П… Папирус?       Санс инстинктивно ступил вперёд. Даже на расстоянии он был в состоянии заметить абсолютно пустой взгляд. Дорожки высохших слёз на скулах. Следы крови на одежде…?       Скелет сорвался на бег, рванув к брату изо всех сил. Телепортировавшись на полпути, он в два счёта оказался рядом с ним и схватил за руки. Ледяные пальцы обожгли даже через ткань перчаток. На лице против воли возникла идиотская нервная улыбка.       — Эй… Эй, бро, что случилось? Отчего такой… х-холодный приём…       Санс мысленно ругнулся. Когда дело касалось лично Папируса, у него не получалось держать себя под контролем. Привычка впихивать шутки тут и там была отработана до автоматизма… Но, к счастью или к несчастью, Папирус не обратил на это внимание. Более того, он никак не отреагировал на появление Санса перед собой. Когда старший брат остановил его, он лишь покачнулся, уставившись взглядом куда-то сквозь него, и молчал, не отвечая ни на какие вопросы. Санс в отчаянии повернулся к Ларсу и обмер, заметив наконец, в каком состоянии он был.       Сколько скелет ни пытался что-то выяснить, Ларс, как и Папирус, не мог выдавить из себя ни слова. Его растрескавшиеся от сухого воздуха губы едва заметно шевелились, будто он в самом деле пытался что-то сказать, но слова застревали в горле. Санс испуганно шарил по нему глазами, не в силах остановиться на чём-то конкретном. Парень стоял, сгорбившись, поддерживая подвешенную толстовкой за шею правую руку, которая своим видом напоминала скорее шматок мяса, чем здоровую конечность. Весь в порезах и ссадинах. На щеке алела рваная рана, перетянутая повязкой. Она была наложена наспех и немного неаккуратно, но, по крайней мере, этого хватило, чтобы остановить кровь. А её, судя по заметной бледности, Ларс потерял достаточно…       Едва ли он хорошо провёл время.       — Я… чёрт, — Санс потряс головой, прогоняя возникающие в ней один за другим вопросы. Сейчас пытать бедолаг бессмысленно. Самым правильным решением было отвести их в безопасное место и дать хотя бы немного прийти в себя, а уж затем… Что ж, там будет видно.       — Идём. Нечего тут жариться, — скелет встал между ними, мягко подтолкнув обоих к дверям лаборатории.       Оказавшись внутри, Санс позволил себе немного выдохнуть. Что бы ни случилось в Хотленде, главное, что эти двое были живы. Остальное решится по ходу. Лишь одна мысль назойливо крутилась у него в голове, не давая до конца успокоиться, но сейчас было не время спрашивать.       — Садись сюда, бро. Вот так, осторожнее… Хочешь чего-нибудь? Может, принести воды?       Усадив брата на диван, скелет заботливо накрыл его плечи тонким пледом и внимательно заглянул в глаза. Папирус не отвечал и, казалось, всё ещё не замечал его. Вероятно, он был в глубоком шоке и даже не до конца понимал, где находится. Ларс приближаться к скелетам не торопился, встав истуканом посреди комнаты, с совершенно остекленевшим взглядом. Время от времени его прошибала мелкая дрожь. Следовало, пожалуй, поискать у Альфис что-нибудь успокоительное в аптечке, но Санс просто не мог заставить себя отойти от брата…       К счастью, скоро из рабочего кабинета вышла хозяйка лаборатории. Скелет открыл было рот, чтобы попросить её об одолжении, но не успел ничего сказать: завидев гостей, та не на шутку перепугалась. Блокнот, с которым Альфис вышла, выпал из рук, а сама она коротко вскрикнула от неожиданности. Никто не отреагировал даже на это.       Санс помрачнел ещё сильнее.       — Ох! Вы… в-вы вернулись? Но я думала, ч-что вы уже на п-пути к Я… Я-я-я… — Альфис заикалась пуще прежнего, нервно поправляя очки и переводя ошарашенный взгляд с одного на другого, изучая страшные раны на теле пирата и заляпанную кровью одежду Папируса. Краска полностью покинула её лицо, когда глаза, в которых застыл безмолвный вопрос, обратились к Сансу. Жаль, он ничем не мог ей помочь.       — Что… ч-что с вами п-произошло? И г-где Ан…       Не закончив фразу, Альфис прервалась, испуганно расширив глаза и прикрыв рот ладонями.       Да. Санс не мог перестать думать об этом с тех пор, как увидел ребят. Но никак не позволял себе сказать это вслух.       Хорошо, что эти двое вернулись, пускай и в таком состоянии. Но где же тогда…       — Андайн… Андайн не вернётся.       Если бы слова имели вес, то эти определённо пробили бы пол лаборатории и упали бы ниже, к самому центру земли. На лице Ларса было такое выражение, словно эти слова обладали шипами и, вырвавшись наружу, разодрали ему горло.       — Мы поспорили с ней на мосту. Она вызвала меня на бой, и…       — Ты… победил её? — обронил Санс неверяще. Это не имело никакого значения, но разве был кто-то в этом мире, кто мог справиться в бою с главой Королевской Стражи? С той, что некогда одолела в спарринге самого короля?       В ответ Ларс только в ужасе затряс головой.       — Что? Нет! Я… Когда мы сражались, мост обрушился, и она… она… — его голос на миг сорвался, и он обратил свой взгляд на Папируса. Санс последовал его примеру, но не было похоже, чтобы брат прислушивался. — Я не хотел, чтобы так получилось… Я правда не хотел!       — Андайн… н-н-не вернётся?       …чёрт.       Казалось, Альфис пропустила мимо ушей все дальнейшие объяснения. Её очки каким-то магическим образом закрывали от всех присутствующих взгляд, делая выражение её лица непроницаемым. Даже Санс не мог точно сказать, о чём она думала сейчас. Что чувствовала…       Точно ничего хорошего.       — Альфис, — обратился к ней пират после недолгой паузы. Пальцы, которыми он поддерживал перевязанную руку, дрожали. — Мне ужасно жаль…       — Понимаю. В-видимо, этого было не избежать. Она ведь… т-такая упрямая.       Учёная говорила медленно и настолько тихо, что приходилось с усилием прислушиваться, чтобы разобрать её слова. Гудение компьютера и вентиляции делало эту задачу почти невыполнимой. Её эмоции выдавало лишь то, как крепко маленькие когтистые пальцы сжимали ткань белого халата.       — Эй, Альф? Ты как? — аккуратно спросил Санс. Дурацкий вопрос… Он был совсем плох, когда дело касалось эмоциональной поддержки. Вот Папирус всегда знал, что и когда нужно говорить…       — Всё в п-порядке, Санс. Я… Мне… мне нужно з-закончить работу. Простите меня…       Последнее она произнесла уже шёпотом. Альфис быстро повернулась спиной к остальным и вернулась в кабинет, не дав Ларсу ни мгновения на то, чтобы что-то ей сказать. Он вздрогнул и съёжился, когда за ней закрылась дверь кабинета, отрезав все звуки с той стороны.       Санс неслышно вздохнул и кинул встревоженный взгляд на Папируса. Забравшись на диван с ногами, тот вжался в угол, обхватив колени руками и спрятав в них лицо, и до сих пор не проявлял никакой реакции. Ни на появление и уход Альфис. Ни на рассказ Ларса. Ни на брата, который всё это время сидел рядом.       Папирус был настоящим лучом солнца в подземелье. Всегда сохранял улыбку на лице и заражал надеждой всех, кто находился рядом с ним. Его неугасаемый позитивный настрой убеждал не терять крупицы веры в лучшее даже его старшего брата. Папирус всегда говорил, что всё наладится. Что так или иначе они придут к своему «счастливому концу». Но таким… Санс никогда его не видел. И оттого внутреннее чутьё истошно било тревогу, вынуждая сильнее сжимать холодные пальцы своими руками, силясь отдать всё тепло, которое только было в его костяном теле.       Санс не знал, что мог сделать для него сейчас. Хотелось так много сказать и в то же время… слов не находилось совершенно.       — Папс…       Ларс решился было нарушить молчание, но голос явно его не слушался. Пришлось выдержать ещё паузу, набираясь смелости для того, чтобы обратиться к другу напрямую. Он сжал здоровой рукой футболку в районе груди.       — Пожалуйста, прости меня… Я не смог ничего сделать. Это всё моя вина.       — Ты не виноват…       Такой слабый шёпот едва ли мог быть услышан в условиях шумной комнаты. Но оба — и Санс, и Ларс — услышали слова Папируса вполне чётко.       — Ты не виноват, — повторил скелет, медленно подняв голову. Взгляд мутный, уставший. Пустой. — Это просто… случилось. Она вызвала тебя на бой. Ты защищался. Ты просто не мог бездействовать, ведь от этого зависела твоя жизнь. Поэтому…       Санс наклонился поближе к брату, услышав, как задрожал его голос, и нежно погладил рукой по черепу.       — Поэтому… Ты не должен просить прощения. Здесь нет твоей вины…       — Не говори так. Пожалуйста. Только не ты…       Всё это время Санс неосознанно старался избегать взгляда Ларса, но теперь почему-то не мог оторвать от него глаз. Скелет мог поклясться, что тот даже не замечал, как после слов Папируса по его щекам потекли слёзы, как его лицо скривилось, будто от невыносимой боли. Он не моргал, не двигался. Казалось, даже не дышал.       — Всё это моя вина. Моя, слышишь! Я не оказался достаточно силён, я не среагировал вовремя, я не помог ей!       — Ты не успел бы, даже если бы мог двигаться, — возразил Папирус, всё так же не глядя ему в глаза. Ларс крепко зажмурился и замотал головой, словно отказываясь понимать.       — Ну почему… Ты стольким жертвуешь из-за меня. Ты отказался от мечты стать стражем. Принял на себя всю злость Андайн, когда она нас поймала. И даже теперь, когда это так очевидно, продолжаешь утверждать, что в произошедшем нет моей вины…       — Всё не так…       — Почему?       — Ты не должен так говорить…       Пират не сдержался, выкрикнув сквозь слёзы:       — Почему ты продолжаешь меня защищать?!       На секунду Санс заметил слабый блеск в глазах брата. Тот медленно повернул голову и взглянул на Ларса с тёплой улыбкой. Поднятое в напряжении плечо парня тут же безвольно опустилось, когда Папирус тихо ответил на его вопрос:       — Потому что я знаю, что ты хороший человек. И я… я просто очень хочу тебе помочь…       Санс покачал головой и устало прикрыл глаза. Это не должно было случиться. Но здесь в самом деле бессмысленно искать виноватых. Андайн слишком… была слишком упрямой. И с недоверием относилась к людям — на то у неё было множество причин. Она ни за что бы не сдалась. Не признала бы человека союзником. Хотя невооружённым глазом было видно, что Ларс не желал ей смерти — даже зная, что она пойдёт на всё, чтобы заполучить его душу. Санс не до конца понимал, в чём была загвоздка, но пират отличался от всех людей, что появлялись в подземелье до него. Он заметил это, наблюдая за человеком с самых первых минут его появления в лесу Сноудина. Иногда тот был растерян. Иногда до смерти напуган. Осторожен. Но в нём никогда не было злобы. Он даже предпочёл игнорировать и избегать первых встречных монстров, хотя мог с лёгкостью их одолеть. И что-то в этом поведении удивило Санса тогда…       Скелет отвлёкся от своих мыслей лишь когда услышал, как закрываются двери лаборатории. Он открыл глаза и медленно огляделся, продолжая сжимать брата в объятиях.       На одного в лаборатории стало явно меньше.

***

      Ларс шёл прочь от лаборатории, не обращая внимания на мир, что расплывался перед его глазами. На то, как слёзы разъедали открытые раны на лице. На душный горячий воздух, окутывающий его, словно глухой кокон. Он просто шёл, не зная и не задумываясь, куда, задыхаясь от сдавливающих горло рыданий и разрывающих душу эмоций. Пока не спустился к реке, и там, запнувшись о камни, обессиленно рухнул на колени. Раны на ногах вновь заныли, но ему не было до этого никакого дела.       Капитан Ларс грабил корабли и брал пленных в обмен на выкуп, обманывал и торговал тайной информацией. Это давно было в порядке вещей. Он нарушал закон множество раз — на то и был космическим пиратом. И потому его команду и его самого в частности считали преступниками во многих уголках космоса…       Но капитан Ларс никогда никого не убивал. Смерть — это табу. Убийство — это ниже его достоинства. Не важно, кто перед ним стоял, и сколько у него было грехов, Ларс никому не судья и не палач — у него не было права отбирать чужую жизнь! Но сегодня…       Он убил.       Пусть отчасти это и была случайность. Стечение обстоятельств. Всё это произошло по его вине, он знал это. Он должен был не поддаваться эмоциям. Должен был сдаться, признать поражение, остановить бой! Но не сделал этого, потому что был всё тем же упёртым, неуверенным в себе идиотом, которому важно было доказать свою правоту! И при этом… При этом всём Папирус всё ещё считал его хорошим!       Он, кто потерял из-за Ларса свою лучшую подругу, а вместе с нею, возможно, и надежду, продолжал непреклонно верить в него. Готов был помогать ему и дальше, несмотря ни на что. Ну не шутка ли…       Ларс обнял себя здоровой рукой, согнувшись над землёй ещё сильнее. Он не знал, сколько времени там сидел, прокручивая в голове последний разговор… Нет, он не мог позволить Папирусу и дальше себе помогать! Стоило уйти в одиночку и никогда больше не показываться ему на глаза. Даже если не сумеет вернуться на поверхность. Ну, а если… если кто-то поймает его по пути и убьёт, тогда, по крайней мере, он отплатит за то, что сделал…       — Приветик!       Знакомый писклявый голос резанул по слуху и вывел Ларса из оцепенения. Он поднял голову и увидел перед собой мутное жёлтое пятнышко с тёмными провалами в центре. После пары секунд частых морганий, впрочем, пятнышко превратилось в маленький цветок, который улыбался и качал лепестками, словно пританцовывая на месте.       — Давно не виделись, Ларс! Как дела? Нашёл своего друга?       Пират болезненно поморщился. Он не знал почему, но Флауи был последним, кого ему хотелось видеть сейчас. Не найдя в себе силы ответить, он просто снова опустил голову. Но тот, кажется, намёков не понимал.       — Ладно, прости. Это было невежливо… Особенно учитывая, что ты пережил на том мосту. Жуткое событие, да?       Силы удивляться тому, что цветок был в курсе, Ларс также не нашёл.       — Правда, ужасно тебе сочувствую, — между тем продолжил Флауи. — Но подумай, прежде чем корить себя за случившееся: ты ведь не виноват! Вот ни капельки! Девчонка сама нарывалась. Возомнила себя героиней, кидалась пафосными речами о том, какие люди жалкие! Знаешь, скажу тебе по секрету, она всегда была такой идиоткой…       — Она… не идиотка.       Цветок невинно улыбнулся, наклонив голову туда-сюда, отчего его лепестки весело запружинились. Он как будто радовался тому, что получилось наконец вытянуть из собеседника хотя бы несколько слов. Ларс смотрел на него исподлобья, чувствуя, как с каждым словом внутри него сильнее закипает раздражение.       — Разве? Хмм… — Флауи задумался, приложив зелёный лепесток к круглому лицу. — Ну не знаю. Как по мне, всё это было довольно глупо с её стороны. Предложила тебе сразиться на том старом мосту, не рассчитала силы… Да и вообще, нашла же для разборок подходящее место! Ну кто она после этого как не идиотка?       — Перестань, Флауи.       Не обращая внимание на предупреждающие интонации, цветок тоненько захихикал. Ларс сморщился от назойливого чувства, как будто этот смех, как булавка, проникал через уши прямо в мозг.       — Идиотка, идиотка! Дважды идиотка! Идиотке идиотская смерть!       — Я сказал, захлопнись!!!       Флауи припал к земле от неожиданности, изумлённо вытаращившись на пирата. Тот и сам не ожидал, что настолько разозлится… Его здоровая рука крепко сжималась в кулаке, впиваясь ногтями в ладонь, а горло саднило от вырвавшегося крика.       — Ого… Какой ты стал внезапно грозный! Погоди, тебе что, в самом деле её жаль?       — Сейчас же извинись за свои слова! — потребовал пират, всё ещё сгорая изнутри от негодования.       — Но ведь она сама тебя чуть не убила! — всплеснул лепестками Флауи. — Я тут вообще-то тебя защищаю, дурачок!       — Не нужно меня защищать.       Ларс поднялся на ноги и отвернулся от цветка, намереваясь уйти. Оставаться рядом с ним в одном месте дольше пяти минут было поистине невыносимо.       — Избавь меня от своей компании, будь добр. Мне и без тебя хреново…       — О. Ты никуда не пойдёшь.       Стоило Ларсу сделать пару шагов от реки, как за его спиной послышалось странное шевеление. Флауи нырнул под землю и в мгновение ока оказался перед ним, зависнув сверху маленьким жёлтым зонтиком. Пират испуганно отшатнулся назад, но в лопатки ему тут же упёрлась колючая лоза.       — Постой, дружочек, ну куда ты так спешишь! Я ещё не наговорился с тобой! — Флауи погладил его по щеке лепестком, успокаивая. Можно подумать, что говорящий цветок, который со страшной улыбкой нависает сверху, влезая в чужое личное пространство и ограничивая область передвижения, может кого-либо успокоить.       — Н-не о чем мне с тобой разговаривать! — как можно увереннее произнёс пират, стараясь игнорировать то, как сердце отбивало чечётку от волнения. — Отвали!       Цветок обиженно надулся.       — Фу как грубо. Мамочка не учила тебя манерам? Значит, придётся мне.       Ларс почувствовал, как тонкие стебли потянулись вверх по его ногам, крепко их оплетая. Мелкие шипы задевали и раздирали раны, а одна особенно колючая лоза, скрепя, протиснулась в толстовку и сжала повреждённую руку. Резкая тянущая боль прострелила насквозь. Пират застонал и дёрнулся было… но сопротивляться было уже поздно. Тонкие лозы держали его тело крепко, словно адамантовые прутья.       Сердце панически колотилось в груди.       — Ф… Флауи! Что ты де…       — Скажи-ка мне, Ларс, тебе было страшно умирать?       — …что?       Флауи раздражённо выдохнул, закатив глаза.       — Ну, ты знаешь. Мне интересно, какие чувства люди испытывают перед смертью. Согласись, не у каждого об этом можно спросить.       Ларс медленно помотал головой, не сводя ошарашенный взгляд с его лица.       — Я… н-не понимаю, о чём ты…       — Правда? Не понимаешь? Ммм, досадно, — Флауи цокнул языком. Лозы снова заскрипели, с лёгкостью сжимая тело, словно резиновую игрушку. — Знаешь, мне кажется, что перед смертью боятся все, даже такая крутая девчонка, как Андайн. И Санс боится, сколько бы ни строил из себя нигилиста. И его братец…       Парень привлёк его внимание резким вздохом — на большее его сейчас просто не хватило. Стебли давили так сильно, что мешали даже думать.       Оживившись, цветок слегка ослабил объятия.       — А? Что такое? Хочешь мне что-то сказать?       Ларс собрал все силы для того, чтобы вложить их в одну фразу:       — Не… смей… трогать Папируса… урод!       — А иначе? Что ты мне сделаешь? Прочтёшь лекцию? Заговоришь меня до зевоты? Или, быть может… — на лице Флауи мигнула страшная тень. Он широко улыбнулся, демонстрируя ряд острых тонких зубов. — Убьёшь меня?       Стебли снова крепко сомкнулись, и через мгновение надсадный крик сотряс неподвижный воздух над рекой. Тело пирата забила мелкая дрожь, а сознание заметалось испуганной птицей, путаясь в мыслях и ощущениях. Толстая колючая лоза, упирающаяся Ларсу в лопатки всё это время, окрашенная в багрово-красный, пробила себе путь наружу через его грудную клетку.       Флауи досадливо хмыкнул.       — Упс, слегка переборщил… Всегда так с новыми игрушками. Ломаются от малейшего нажатия!       Каждый сантиметр тела прожигала безумная боль. Каждый вздох ощущался внутри, словно тонкая ледяная игла, проскальзывающая сквозь разорванные лёгкие. Ларс закашлялся от чего-то, мешающего в горле — и кашель тут же потонул в густом потоке крови.       Мозг начал постепенно пропускать секунды, затем и целые обрывки мыслей. Свет перед глазами замигал.       — Эй, Ларс. А сейчас тебе страшно?       Пират едва мог сконцентрироваться на чужом тягучем голосе. Ему казалось, что Флауи продолжал говорить, но слова глушил какой-то внутренний шум, похожий на разряды тока. Вспышки. Он смотрел широко распахнутыми глазами на то, как мир перед ним теряет свои цвета. Как стираются границы. Всего через мгновение — а может, через вечность — всё исчезло, и он оказался в пустоте.       Один.