Сны цвета воронова крыла

С рассветом охотникам позволили войти в дом. Дряхлый пол скрипел под их шагами, но это был куда более приятный звук, нежели осточертевший за бессонную ночь плеск воды. Целительница, как сама потом заявила, впускает парней из женской жалости. Откуда в ней, чёрствой, гадкой, взялась жалость — Генья не знал и знать не хотел. Главное то, что он наконец согреется и сможет нормально поесть. От мыслей о еде в животе неприятно заурчало, и пришлось делать вид, что постыдный звук принадлежит вовсе не ему, иначе от раздражающей заботы Кеничи так просто не отделаться. До чего же он голоден. Наверное, сейчас бы юноша даже с рук Хиноэ еду принял, но та заранее озаботилась, чтобы импульсивный товарищ не унижался лишний раз. Рядом с ней, если на то пошло, каждый раз лишний, поэтому отсутствие девушки вдвойне порадовало Шинадзугаву. Чего не скажешь о невинном Каното. Его опечаленные синие глаза реагировали на каждое движение, будь то трепещущий на ветру листок, случайно сорвавшийся с дзельквы* или неровный шаг младшего ранга. Генью это очень раздражало, и порой, когда Фудзивара излишне часто на него оглядывался, мечник без каких бы то ни было стеснений показывал всё имеющееся недовольство. Кеничи оставалось только нервно смеяться и переводить тему на более важные вещи, как, например, внезапная милость травницы. Истребителям приятно было наконец оказаться в стенах фунайи. Пусть изнутри дом также неказист, крив и убог, как снаружи, но всё же здесь тепло, а о большем просить грешно. Даже воздух здесь горячий, с довольством подумал парень и невольно вспомнил напавшую под луной бессонницу, нечеловеческой усталостью напоминающей о себе. Ночью Шинадзугава продрог до костей, и каждый раз, когда с гор дул ветер, ему хотелось съёжиться на пахнущих мхом дощечках и уснуть на ближайшую неделю. Приходилось, разумеется, держаться достойно и гордо, но ничто не смогло умалить его желание хорошенько выспаться. Предчувствие, что весьма скоро настанет время клинка, крепко осело в душе мечника, волнуя того с каждым часом всё больше. Генья с нетерпением будет ждать момента, когда потребуется обнажить сёто, но сейчас, ступая по кривому полу и чувствуя тонкий запах трав, он может думать лишь о завтраке. Поскорее бы. Татами оказались старыми и грязными, но из уважения к многовековым традициям мечникам пришлось снять обувь, оставаясь в одних белых таби*. Генье этого делать совсем не хотелось, но сейчас он был до такой степени обессилен, что банально не мог спорить. Старуха, словно чувствуя своё превосходство, повела их на второй этаж по хлипкой лестнице, странно улыбаясь. Внутреннее обустройство фунайи оставляло желать лучшего: местами дырявый потолок, повалившиеся полки со странными микстурами, на которые даже смотреть было запрещено, и бледно-жёлтые стены, служившие скорее местом скопления пауков и жуков, чем опорой дома. Мидзуното с трудом удержался от грубого замечания, надеясь, что за подобную учтивость его обязательно накормят и дадут погреться у огня. Надеялся он, однако, недолго, ибо у большого очага им сидеть всё же не позволили. Как выяснилось позже, — знахарка случайно ляпнула не подумав, когда Каното в привычной манере сверкал добротой и искренностью, — тёплое место выделили Йоко. После этого юноши даже не заикались о выборе комнаты, справедливо решив, что девушка достаточно настрадалась и имеет полное право хотя бы хворать с комфортом. Юным охотникам же пожертвовали крохотную коморку со склянками под потолком, свёртками в корзине и малым очажком, который надежд, если честно, особо не подавал, однако парни всё же смотрели на него, как на чудо. Присыпанные белым пеплом угли выглядели сырыми, и Кеничи, уповая на запасливость хозяйки дома, а также на то, что ему простят дерзость, принялся рыскать в поисках свежего топлива. Не сидеть же просто так, верно? Фудзивара оставил младшего, — пусть и только рангом, — смирно сидеть у будущего огня, искренне веря, что парень не вытворит чего-нибудь, что заставит травницу выгнать их обоих обратно на утренний холод. Однако Генья был глух к рациональности. Цепкий чёрный взгляд искал в убогой комнате хоть что-то интересное, в итоге остановившись на жалком клочке бумаги, заманчиво лежащим в самом тёмно углу. Справиться с внезапным приступом любопытства парень оказался не в силах, хотя раньше никогда не замечал за собой желания взять то, что плохо лежит. Не вор же он, в самом деле. Но, почему-то именно сейчас, долго не думая, Мидзуното потянулся за пергаментом. Пальцы почти сомкнулись на записке, когда рука Кеничи, внезапно отвлёкшегося от исследований тесной комнаты, словно по привычке легла на плечо. С рычанием Генья стряхнул ладонь, однако больше о васи* не думал. Не очень-то ему и хотелось, пускай Каното удавится своей вежливостью. Тот, не слыша чужое недовольство и что-то тихо напевая, спустя пару минут вдруг выудил пыльный, изуродованный временем чайник. — Смотри! — радостно воскликнул он, поднимая сосуд над головой, — Мы сможем сделать чай! Это ведь почти полноценный завтрак, Генья! — юноша улыбнулся товарищу, практически ослепляя того своим простодушием, — Как думаешь, здесь найдётся сенча? — Мне плевать, — фыркнул Шинадзугава, не ощущая даже половины чужой радости. — Я тебя угощу, — в ответ хихикнул старший охотник, игнорируя ворчание и подтаскивая мешок чёрного угля к их личному очагу, — Подожди немного, ладно? Я быстро со всем справлюсь! — Не буду пить твою гадскую сенчу, — с недовольством продолжил молодой охотник, не без злорадства наблюдая за нелепыми движениями Каното. — Да-да, — парень обхватил мешок поудобнее, — Осталось только воду найти! Почему никто никогда не слышит его отказ? Как же бесит. Генья отвернулся, желая как можно скорее закончить дурацкий разговор с упрямцем Фудзиварой и подумать о своём, хоть на секунду абстрагировавшись от свистящего над крышей дома ветра. Кеничи, что удивительно для человека его детского характера, пошёл навстречу нелюдимому товарищу, благоразумно замолчав. Однако обстоятельства, против воли Шинадзугавы, вновь свели охотников. Увесистый мешок угля, как минимум в два раза больше синеглазого юноши, вдруг оказался тому не по силам. Каното послал весьма красноречивый взгляд товарищу, вынуждая его подняться на ноги, пускай даже со слышимым возмущением. По правде сказать, Кеничи совсем не ожидал помощи, и безмолвно попросил её так, проверки ради. А Генья взял и откликнулся. "Всё-таки ты хороший" — с улыбкой думал юноша, уже со стороны глядя на усилия мечника и поражаясь собственной беспомощности, вдруг сковавшей ранее ловкие движения. Охотника бросило в холодный пот, но он продолжил улыбаться, не позволяя себе думать о плохом. Это всегда срабатывает. Вскоре им принесли холодную воду, которой Каното с неподдельной радостью наполнил уже забытый Геньей чайник, и завтрак. Последний оказался простым и совсем не питательным — по одному жалкому онигири они получили, сетуя про себя на то, что лёгкий перекус не восполнит и половины затраченных сил. Бери от жизни, что дают — любимая фраза Шинадзугавы подходила в этой ситуации больше всех прочих, но вместе с этим безумно злила. Парень не понимал, почему Фудзивара вдруг благодарит старую стерву за настолько ничтожную долю, но вмешиваться не захотел. Если у него и рис отберут, то он совсем отчается. Бронзовый чайник с надломанной ручкой нагрелся достаточно быстро, и пар, что сосуд подобно дракону выдыхал из короткого носика, закружился вокруг истребителей. Ещё теплее. Генья безмятежно прикрыл глаза, вдыхая терпкий запах трав в горячей воде и слушая, как глухо свистит ветер за стенами. На секунду парню здесь даже понравилось: спокойно, тихо, и пускай весь мир подождёт. Товарищ, хоть и не был мастером чайных церемоний, тем не менее с особой любовью наливал горячий напиток в чаши. Именно чаши. Юнец даже слышать не хотел отказ Геньи, хотя тот бурно протестовал, говоря, что скорее озёрную воду выпьет, чем мутный чай из дома старухи. Однако Каното оказался непреклонен. Наполнив чашки практически до треснутых краёв, охотник первым делом поставил Генье, выбрав для того наиболее целую. Вспыльчивый Мидзуното заметил добрый жест и вдруг почувствовал мимолётный укол совести. Вскоре у них завязался разговор, — говорил один Фудзивара, но "собеседник" иногда делал вид, будто слушает, — обо всём, что Кеничи знал и о чём хотел бы узнать. Оказалось, мальчик с раннего детства мечтает пройти под парусом до берегов чужой страны, хотя дела организации обязывают его оставаться в стране восходящего солнца. В глубине души Геньи стало тоскливо, хотя его и злила чужая навязчивость. Так, впрочем, было ровно до того момента, пока он не услышал действительно неожиданную информацию. — Чего?! Восемнадцать лет?! Ей-то?! — парень едва не подавился остатками онигири, вовремя хлопнув себя по груди, — Ты уверен? — Да-да, уверен! — Кеничи аккуратно отпил чай из бледной кривой чашки, совсем не замечая жара под пальцами, — Сам очень удивился, когда узнал! Симидзу-сан сражается техникой своего отца, но я запамятовал её название, поэтому не скажу, прости. Помню ещё, что мечник она уже четыре года, а ранги последнее время меняет, ну точно перчатки! Здорово, правда? — Разве не два года? — импульсивный собеседник нахмурился, начиная раздражаться восторгу Фудзивары, — Ты сам так говорил. — Нет, четыре, я просто немножко перепутал, — Каното неловко почесал затылок и отвёл взгляд, вновь сделав глоток дымящегося напитка, — Всё-таки она моложе, чем ты думал. — А выглядит, будто войну прошла, — ученик Химеджимы в миг опустошил свою чашу, отмечая, что вкус вполне себе приемлем. — Героично? — Побито. — Ну, хватит, не говори о ней так! Она ведь наш... — охотник поднял на товарища сапфировый взгляд, но тут же его опустил, чувствуя давление чужой злобы. — Никогда не признаю её семпаем, — отрезал Шинадзугава и поднялся на ноги, всем своим видом давая понять, что находиться здесь более не намерен. Довольно слушать это беспричинное восхищение. Если Кеничи, и сам являющийся старшим по отношению к Генье, в упор не видит истинной личины Хиноэ, то это только его проблемы. Может, такого дурака девушка и смогла провести, но брата Столпа ей просто не взять. Девчонка ведь ему с самой первой секунды не понравилась, и не зря! Ушла, не сказав ни слова, а единственное, что напоминало о её существовании — та самая записка, из-за которой Генья теперь носит багровый знак отличия. Раз бумажка ей не нужна, то могла бы и вчера отдать. Вот стерва, чёрт бы тебя побрал. При воспоминании прошлого вечера рука сама потянулась к виску. Юноша аккуратно ощупал маленькое, не больше дюйма в длину ранение, и то заныло под грубыми пальцами. Алый, ещё не заживший рубец раздражающе чесался, но Генья не стал идти на поводу собственных желаний. Не хватало ему ещё больше себе вредить. Подумать только: его ранила какая-то девица, а он ей даже не ответил! Что это с ним происходит? Совсем на себя не похож. Это, наверное, здешний воздух виноват. От него у Шинадзугавы мурашки по коже, от него и дышать тяжелее. На душе с самого прибытия к Суми было неспокойно. Истребитель совсем не понимал, почему его бросает то в жар, то в холод, и почему каждое дуновение сухого ветра кажется тлетворным. Мысли о слабости своего тела Генья отбросил первым же делом, так как в этих спешных суждения не было ни капли правдивости. Не может он быть слабым, нет, исключено. И ведь не один Шинадзугава чувствует себя некомфортно на берегу озера. Кеничи, как юноша понял из поведения оного, — хотя тот умело скрывал всю тревожность, — также не по себе. Юный охотник постоянно оглядывается и инстинктивно хватается за катану, а когда нетерпеливый Мидзуното, вдоволь насмотревшись, всё же спросил его об этом — хитро увильнул. Говорит, мол, всё в порядке, не выспался просто. Как же, так Генья и поверил. Создавалось ощущение, что и слепой увидит ложь Фудзивары, но его вспыльчивый товарищ, при всём желании узнать причины, от допроса мысленно отказался. Хоть и скрипя зубами. Генья оставил Каното наедине с самим собой и весьма аппетитным рисовым шариком, который тот ещё не успел доесть. Жизнерадостный юноша хотел было остановить приятеля, — а как же называть того, с кем делил еду? — но вспоминая мрачное лицо коллеги тут же отступил. Исписанные традиционными сюжетами фусума* отодвинулись с тихим скрипом, и Шинадзугава, практически ощущая тяжесть над водой, переступил порог. Туман, путавший его в ночи, стал прозрачным, но озера не покинул. Казалось, серой дымки можно коснуться пальцами, но Генья проверять не стал. Как-то это глупо. Парень спрыгнул на нижнюю энгаву, умело схватившись за на удивление прочный карниз, однако едва не упав в воду. Расплывчатое отражение глядело на Шинадзугаву, когда тот вовремя схватился за тонкую колонну и удержался на ногах, нависая над спокойными волнами хмурым силуэтом. Не хотелось даже думать о том, что могло бы произойти, упади он в эту чёрную пучину. Сухим бы точно не вышел, здесь и к гадалке не ходи. Охотник медленно выпрямился. Игривый восточный ветер, паривший над Суми, пах тиной и хвоей. Ленивые дуновения трепали ещё короткие волосы парня, и он, словно не замечая холода, медленно бродил по энгаве. Тихий плеск под ногами в который раз напомнил, что дом ворчливой целительницы далеко не обычная хижина, и охотник удивился своему вчерашнему решению устроиться на сырых досках. Доверия к мрачным водам не было совсем, но Генья, считая страх лазурной ряби стыдливым, никому не признавался. Иной раз даже самому себе. Ну, правда, чего ему бояться? Вода как вода, нет в ней ничего страшного. Мрачная она, вот и всё тут. В тени дряхлой колонны тускло сверкнул огонёк, когда Генья, неторопливо прогуливаясь взад-вперёд, вдруг посмотрел под ноги. Это оно? Юноша удивился внезапной находке, но присел на корточки аккурат рядом с брошенной лампадкой, невольно вспоминая историю её здесь появления. ...Луна белым диском сияла на холодном небосводе. Кеничи пришёл за Мидзуното в темноте, когда деревья, ещё черные под синим небом, растворялись в шепчущем тумане. Белая дымка медленно ползла над сверкающей литым серебром воде, обволакивая шуршащие у берегов камыши и голубые травы. Под нежными касаниями холода те говорили своим, старым языком, известным теперь лишь одним Богам. Мрачные кроны стройных сосен шевельнулись под ленивым дуновением ветра, с чёрной ветви дзельквы, бесшумно расправив крылья, сорвалась маленькая сойка. Ночь завела свою песнь, без слов и звуков, одной лишь тишиной. Почти красиво. В переулках беспокойной деревни плясали тени, а редкие фонари, выкрашенные красным, сами собой тухли, выпуская тонкий голубой дым. Почти страшно. Определить время оказалось невозможно, поэтому Генья терпеливо сидел, слыша в белой пелене аккуратные, торопливые шаги. Это ведь Кеничи, пронеслось в разуме не менее туманном, чем сумрак. Уже проснулся. Ночь, сотканная из ветра и синевы, медленно подходила к концу. — Просыпайся, — послышался шёпот ещё до того, как фигура, подсвеченная гадким жёлтым светом лампадки, стала видна, — Нам нужно вставать. — Я и не спал, — Генья раздражённо цокнул, принимая положение полусидя и зевая во весь рот. — Нет? — Фудзивара плавно опустился перед товарищем, сразу отодвигая свет подальше, уж больно сонный мечник щурился, — Лучше бы поспал. Нам сегодня демона ловить, а ты ни в одном глазу. Что, если посреди боя уснёшь? — Не твоё дело, — парень протёр глаза, пока ещё сохраняя спокойствие, — Ты меня только разбудить пришёл? Издеваешься? Каното раскрыл рот, явно собираясь что-то сказать, но Генья его бесстыже прервал. — Даже не думай нести всякий бред, — парень усмехнулся, даже мутным глазом видя, как покраснели уши Фудзивары, — я этим хождением вокруг да около по горло сыт. Хочешь что-то важное сказать — говори, но чепуху про беспокойство за меня и "хорошую погоду" себе в задницу засунь. Ненадолго воцарилось молчание. — Симидзу-сан ушла, — юноша удручённо вздохнул, — Я даже не знаю, куда именно! Вдруг она пошла сражаться с о'ни в одиночку?! Мы должны её найти! — Да нихрена, — Генья разочарованно закатил глаза, понимая, что лучше бы они о погоде говорили, — Если сдохнет — то не такая уж она сильная. Да и разве смерть охотника это что-то удивительное? Насколько мне известно, истребители редеют с каждым новым днём, и здесь нет ничего диковинного. Пускай твоя Симидзу хоть с сотней демонов сражается, я за ней не пойду. — Слушай, — в голосе вдруг прозвучала холодная серьёзность и несвойственная молодому мечнику усталость, — её ранг очень, очень важен, ведь Хиноэ на данный момент всего двадцать восемь. Киното и того меньше, а Киноэ со Столпами по пальцам пересчитать можно. Из уважения к Организации истребителей, из чувства долга, мы должны помогать старшим рангам, даже если придётся жертвовать нашими жизнями. Понимаешь? По сравнению с такими, как Симидзу-сан, мы с тобой ничего не стоим. Придёт время, и ты поймёшь кредо охотников, а пока просыпайся. Нужно торопиться. И он ушёл, забыв горящую лампадку...

***

Аканэ стояла по колено в воде с самого утра, когда солнце ещё не показалось над восточным перевалом. Её глаза настолько привыкли к темноте, что она видела в ней практически также хорошо, как и при свете дня, однако это не мешало ей искренне радоваться, завидев на острых кончиках сосен жёлтые касания первых лучей. Восточный ветер принёс приятный запах дождя. Свежий и сладкий, он казался лучше всякого другого, а в особенности того, что витал над серым озером. Мечница втянула желанный дух жизни, на секунду оказываясь за пределами власти Суми. Она представила, как солнце ласково греет её белую кожу, как дивно поют сойки, а над головой плывут молочные облака. Красиво... но здесь, в краю теней и сырости, надеяться на подобную милость попросту нелепо. У мутных берегов озера девушке до безумия тревожно, и она давно перестала искать причину. Её страшит туман, укутавший в своих объятиях агонию, или неведомый, встречу с которым ознаменует запах крови? Лишь ночь ответит на её вопросы, ночь и луна. Хиноэ опасается того мгновения, когда алая полоса заката исчезнет во мраке, но и ждёт его больше всего на свете. Странное, пугающее сочетание. В усердных поисках, — только вот Симидзу не знала, чего именно, — охотнице постоянно приходилось отгонять скверные мысли о встрече под луной, хотя изначально она надеялась, что какое-никакое дело её отвлечёт. Что ж, стоит признать свою наивность. Ноги проваливались в холодный чёрный ил при малейшем шаге, и девушка морщилась, когда под слоем влажной земли вдруг оказывались острые камни. Болезненные уколы помогли в очередной раз вспомнить, чьей прихотью она тут оказалась, тихонько шипя. Как неприятно всё-таки быть девочкой на побегушках у какого-то трусливого старосты, закрывшего окна и двери от всего мира. Неприятно было ещё и то, что любимые хакама пришлось снять, оставаясь в одном чёрном пиджаке и накинутом на плечи хаори. О том, в каком положении катана, сейчас и думать смешно. Истребительница никогда не расставалась со своим клинком, а сейчас, в ситуации, когда враг может появиться прямо перед носом, это и вовсе казалось нонсенсом. Никто не увидит, успокаивала себя Аканэ, застёгивая белый ремень на рёбрах и затыкая ножны за спину. Никто не увидит её голых ног, перепачканных грязью белых волос и болтающегося в неположенном месте клинка. Никто. Симидзу обеспокоенно оглянулась, ища подтверждение своих слов в тиши рыжего пролеска, и на этот раз Боги исполнили её маленькое желание. Она здесь одна. Прошла ещё пара долгих часов, но истребительница всё лениво брела вперёд, стараясь не спотыкаться о камни под илом. Даже несмотря на свой ранг и навыки, Аканэ не смогла совладать с усталостью, накатившей ещё вчера после короткой погони. Всю ночь мечница приходила в себя, ощущая острый взгляд чёрных глаз и силясь не ударить наглого Мидзуното. Он смотрел на неё, она это знала, а желание закатить хлёсткую пощёчину никуда не исчезло. Гадство. Девушка сохраняла видимое безразличие там, перед ним, на ужасной энгаве, когда его зоркий взгляд следил за каждым движением. Но ведь теперь никто не смотрит, и можно не лгать. Ей страшно. Пусть и Хиноэ, но Аканэ никогда не имела привычки обманывать себя якобы присущей каждому охотнику храбростью. Разве можно сейчас быть смелым? На голубом небе ярко светит солнце, однако слабость сковывает тело, будто в затяжном сражении, а враг прячется в сумраке, непременно зная, что тень солнечного клинка уже нависла над его шеей. Но он совсем не боится, лишь ждёт, играет. Аканэ смахнула испачканные волосы со лба и вытерла ил на щеке. Пусто. Здесь нет ничего, что могло бы навести её на след демона, даже малейшей зацепки в виде клочка одежды невинно-убиенной жертвы. О, ну почему охотник столь высокого положения вообще бегает по поручениям кого попало сейчас, посреди бела дня? Неужели не очевидно, что она ничего не найдёт? Какой же этот староста идиот, просто слов нет. Второй день гоняет на каждый шорох, боясь, что о'ни выползет днём. Дурак! Разочарованная и вместе с тем сердитая Симидзу вышла на берег, совсем тихо причитая, как делала всегда, будучи разозлённой. Вредная привычка не исчезла со временем, несмотря на все надежды матери, хотя и после события двухлетней давности Аканэ стала гораздо тише, спокойнее, гранича в этом плане с равнодушием. Из крайности, что называется, в крайность. Симидзу помотала головой, отгоняя от себя мысли о доме и возвращаясь в неутешительную реальность с холодной водой, тухлым воздухом и противным Мидзуното. Возмущению вовсе не было предела, когда она поняла, что её изнурительный поход оказался бесполезен. Совершенно бесполезен. Единственная находка, волей случая попавшая в руки истребительницы — это жалкий значок в форме камелии. Ржавый и неказистый, он не сверкал в тёмном озере, и найти, просто неспешно прогуливаясь по мелководью, не вышло. Девушка обнаружила бурый цветок, — с шипением опуская руки в холодную воду, — лишь из-за того, что случайно качнулась в сторону, наступая на столь неприметный символ. Безделушка, благо, острой не оказалась, а потому кровь раньше времени Аканэ не пролила. Дурацкая камелия вдруг разозлила мечницу, но та, тем не менее, оставила маленький клад себе, в напоминание об утренней прогулке. Теперь нужно возвращаться. Снятые элементы одежды были брошены далеко от берега, и Аканэ упрекнула себя за столь глупое решение, ведь придётся идти, собирая босыми ступнями грязь и опавшие листья. Ну, делать нечего, в следующий раз она будет предусмотрительнее. Хиноэ вышла из воды, на ходу отряхиваясь от оставшегося между пальцами ила, и стараясь ступать по редким камням, казавшимся на фоне сырой земли совсем чистыми. Передвигаясь таким странным образом, во всяком случае, не придётся тратить лишнее время, ожидая, пока ноги высохнут и ил сам опадёт. Когда расстояние между валуном с положенной на него формой стало совсем незначительное, Симидзу, легко оттолкнувшись от земли, прыгнула, через мгновение ловко приземляясь на плоские сандалии. Так-то! Нельзя забывать, что она остаётся истребителем с гибким телом даже в бытовой ситуации. На короткую секунду стало жаль, что никто не увидел... а потом Аканэ вспомнила, что почти не одета. Уши под белыми волосами заметно покраснели, и охотница опустилась на валун, стараясь не думать о своём внешнем виде. Спустя пару минут остался последний штрих. Симидзу неторопливыми движениями возвращала на голени пунцовые перевязки, аккуратно, будто те были живыми. Маленькие, совсем лёгкие колечки, плотно пришитые серебряными нитями, тихо звякнули, касаясь друг друга. Эта крохотная деталь могла выделить Аканэ среди товарищей, одевавшихся вполне сдержано, но никто в здравом уме не станет смотреть на чужие ноги. Ей же лучше. Не придётся объяснять причину появления восьми безделушек, совсем не характерных человеку темперамента Симидзу. Уставшая за весьма долгое приключение истребительница лениво подняла голову к небу, где за грядой тусклых облаков сияло солнце. По лёгкому золотистому ореолу прямо над головой было легко понять, что небесное светило близко к зениту, а значит, холодное утро миновало и настал день. Аканэ плавно встала с валуна: пора возвращаться, староста ждёт. Рыбачья деревня стояла далеко, практически на другом краю Суми. Симидзу и сама не заметила, как ещё утром, в синих потёмках, за короткий срок прошла настолько большой путь без единого намёка на отдышку, — чего не скажешь о её состоянии теперь, — и даже успела обследовать скудные окрестности. Действительно удивительно. Ближе к северному побережью из озера показывались острые выступы, вздымающиеся над водой каменными копьями. Вокруг них туман сгущался, и даже сейчас, под жёлтыми лучами солнца, разглядеть самые дальние утёсы довольно проблематично. Аканэ, признаться, даже не пыталась, — лишь запомнила их положение и сделала выводы. Возможно, скоро ей придётся повернуть обратно к ним, только уже с клинком в руках и двумя юношами за плечами. И почему нельзя идти одной? Возвращалась она медленнее, чем ступала под тускнеющими рядом с солнцем звёздами, и ещё медленнее, чем ей самой того хотелось. Поддерживать полную концентрацию, используя гадкий озёрный воздух, так ещё и два дня подряд, оказалось невероятно сложно. Аканэ истощила себя банальным пребыванием у Суми, а ведь до открытого сражения с о'ни ещё и не дошло. Как бы не потерять сознание на этой сырой земле, пахнущей рыбой и хвоей. Как бы не умереть. От усталости её ноги сделались ватными и непослушными. Брести, — ибо обычным хождением это не назовёшь, — стало до безобразия трудно. Аканэ постоянно отдёргивала себя от желания вздохнуть полной грудью мыслью, что тогда она, вероятно, и правда потеряет сознание. То были лишь догадки, основанные на опасениях, но проверять не хотелось. "Нужно идти вперёд, — думала Хиноэ, когда перед глазами плыло, — к дому старосты. Поговорить с ним и ждать ночи". Путь до деревни девушка помнила смутно. Она вернула ясность ума только тогда, когда туман оказался далеко за спиной, у самого края озера скрывая серые копья. Какой-то прохожий зевака толкнул её плечом, но тут же скрылся в узком переулке, видно, испугавшись клинка за белым поясом. Симидзу не успела даже силуэта разглядеть, так быстро тот ретировался. Берег Суми наполнился голосами и запахами. По правде говоря, Аканэ успела забыть, что в деревне ещё живут люди. Ночью они проходили мимо неё даже не смотря в глаза, двигаясь почти бесшумно, изредка постукивая деревянными гэта и опасливо вздыхая. Но днём дела обстояли иначе. Пугливые под ночной пеленой жители вышли из своих хибар — кто с удочками, кто с корзинами. Торговые лавки раскрыли свои двери, и на каждый кусок съестного, будь то рыба или краюха хлеба, приходилось несколько покупателей, неизвестно каким образом деливших скромное продовольствие. И ведь не скажешь, что где-то неподалёку засел демон. В узких переходах Симидзу порой приходилось проталкиваться между людьми, бурча извинения всякий раз, когда она кого-то заденет. С ней, однако, никто заговорить не решился, бросая настороженные взгляды на клинок в ножнах и молчаливо уступая дорогу. Лишь раз, спешным шагом минуя покосившийся дом, Аканэ услышала чей-то неожиданно громкий голос над самым ухом. Останавливаться желания не было, но чужая настойчивость, выраженная криками в спину, изменила её решение. — У нас тут раньше совсем по-другому было, так и знайте, — мужчина с ярко-рыжими волосами закинул удочку на плечо, явно радуясь, что его бас смог остановить охотницу, — Спокойно, понимаете ли, тихо. Иногда, бывало, выйдешь один, ещё до рассвета, так тебя никто не трогает! Представляете? А сейчас что? — мужчина невежливо сплюнул, — Иной раз боишься нос высунуть, а на небе-то вон, солнце светит! — Что именно стало с вашей деревней? — Симидзу выгнула бровь, уже порядком устав от манер собеседника, но всё же поверив, что тот даст ей содержательный ответ. — Как что? — рыбак удивлённо вскинул брови, — Прокляли нас! Разве вы не для нашего спасения пришли? И, уж не сочтите за грубость, того со шрамом привели? Страшный он у вас, точно бес! Нам тут таких не надо! И этот о проклятиях! — Я "того со шрамами" знать не знаю, — с разочарованием ответила мечница, прекрасно понимая, о ком идёт речь. Более Аканэ беседовать смысла не видела. Когда она продолжила свой путь до единственного здравомыслящего поселенца берегов берегов Суми, рыжий мужчина окликнул её вновь, но девушка не обернулась. Недостатки товарища, которые громогласный мужчина, вне сомнений, озвучил бы, она без чьих-то подсказок знала, и их куда больше одного только шрама. После вынужденной прогулки, — из-за неожиданно большого скопления людей пришлось петлять переулками, — Хиноэ наконец предстала перед белой минкой старосты. Маленькие окошки по-прежнему затворены, и ничего не говорит о присутствии жизни в чистом доме. Не сдержавшись, Симидзу фыркнула, затем очень надеясь, что никто её не услышал. Как же она устала, о, кто бы только знал. Весь этот старческий бред о проклятиях и сглазе у Аканэ уже в печёнках сидит. Неужто в народе не ходят россказни о демонах? Почему все так уверены, что их сглазили? Идиоты. Один староста, несмотря на всю робость, понимает истинную причину напавшей на деревню хвори. "Могу рассказать всё только ему" — пронеслось в мыслях Симидзу, когда та стучала в двери, терпеливо ожидая ответа. В прошлый раз она, помнится, простояла около десяти минут, прежде чем минка приняла её в свою темноту, и затхлый воздух наполнил лёгкие. Так с чего сейчас должно повезти? Ждать дозволения войти пришлось долго — собственно, как и ожидалось. Пришёл он тягучими минутами позже, и даже не с самим главой. Двери девушке раскрыл беспристрастный сын старосты — Макото Ито. Совсем юный, он не испытывал ни страха, ни заинтересованности в делах насущных, и присутствовал при беседах охотницы с отцом лишь в качестве помощника. Подливал чай, приносил по неизвестным причинам вдруг требующиеся родителю бумаги из прочих комнат, разжигал очаг. Аканэ один раз, не удержавшись, спросила юнца о причине его безэмоциональности, словно сама не была уличена в этом же. Вскинутые в неподдельном удивлении брови мальчишки говорили сами за себя, хоть он и продолжил молчать, всё больше обрастая вопросами. Симидзу, однако, с тех пор ему не докучала, хотя любопытство не утухло. Первый этаж дома нравился Аканэ меньше всего: без единого источника света, с пустыми коридорами и закрытыми комнатами, в которые её никогда не приглашали. Макото вёл гостью, крепко сжав её рукав, словно боясь, что та потеряется. От внезапного проявления фамильярности мечнице стало тошно, и в какой-то момент она хотела выдернуть руку, пока не почувствовала, что беспокоившийся, — как девушке казалось, — за неё мальчик и сам начинает падать. Споткнулся, что ли? Вот ведь неуклюжий. Нехотя пришлось поднять руку, ценой целостности хаори спасая сына Господина Ито. Аканэ удержала сначала юношу, а потом и удручённый вздох, отчётливо слыша, как рвётся под тяжестью чужого тела драгоценная ткань. В темноте разглядеть выражения лица Хиноэ не представлялось возможным, и это, несомненно, сыграло на руку сложившейся за короткое пребывание в деревне репутации. Чёртов мальчишка. Дальше они шли порознь. Макото отпустил её, то ли из чувства вины, то ли из-за приглушённого света за бумажными ширмами, и дальше они шли порознь. Гостевые покои на втором этаже оказались открыты, и из щели фусумы струились оранжевые языки, говорящие лишь о том, что в доме, помимо Аканэ и Макото, кто-то всё же есть. Мог бы и раньше встретить. — Симидзу! — староста выскочил из комнаты, запинаясь о свои чересчур длинные одежды, — Вы пришли! Я уж боялся, что демон под воду утащил. Напридумывал себе, понимаете, всякого, а Вы... что с рукавом? Юный Макото опустил взгляд, старательно изображая предмет интерьера. — Споткнулась и порвала, — на выдохе молвила мечница, вдруг решив не выдавать юношу. — Ох, это, наверное, из-за расставленных на берегу ловушек, — мужчина сделал шаг вперёд и потянулся к гостье, желая помочь ей снять повреждённую одежду, но девушка уклонилась в сторону, самостоятельно справляясь с таким простым движением, — Позвольте моему сыну Вам помочь, Симидзу. Он очень умело шьёт. — Только быстро, — девушка нехотя распрощалась с милой сердцу накидкой, и Макото, не ставший возражать, понёс её куда-то вниз. — А теперь пойдёмте, чай уже готов, — Таро, мужчина полноватый, с мягкими руками и бегающими серыми глазками, пусть и не нравился мечнице, однако внимательно выслушивал её слова и рассказывал всё, что знал о поселившейся у Суми нечисти. Мужчина жестом поманил девушку, пропуская, как приличный хозяин дома, сначала её. На аккуратном чабудае* в центре гостиной уже стояли белые чашки, — староста здесь не солгал, — а подле них, сверкая чистотой, расположился плоский чайничек. Из его узорчатого носика струился голубой дым, видимый даже при блёклом свете квадратного фонаря на тонкой этажерке у бумажной стены. Аканэ бы подумала, что обстановка излишне романтичная, но Господин Ито не выглядел пределом её мечтаний. Утомлённая Хиноэ опустилась на песчаный дзабутон* даже раньше старосты, однако тот не стал её упрекать. Оно и к лучшему. — Что Вы нашли? — мужчина наполнил чашки горячим напитком, подставляя, как ни странно, сперва себе. — Абсолютное ничего, — быть вежливой с этим пышнотелым трусом совсем не хотелось, — Я собрала весь ваш озёрный ил этим утром, но ничего более. В Суми нет никаких следов о'ни, — Симидзу выждала паузу, отделяя одно донесение от другого, — Этой ночью, или даже ещё вечером, на одну из ваших девушек напали. Я собиралась убить о'ни, но... — На одну из наших девушек?! — староста закричал так громко, что у Аканэ зазвенело в ушах, — Плохо, очень-очень плохо! Я ведь всех предупреждал: после наступления темноты не покидать дома! Почему меня не послушали?! — паника Таро начинала выходить за любые рамки, — И вот, как доказательство, теперь мы потеряли невинную девочку! — Не потеряли, — "У вас есть истребитель, если ещё не заметил!" — Она, эта девушка... Йоко была жива, когда я уходила по вашему поручению. С ней всё хорошо, пожалуйста, успокойтесь. Симидзу не сразу вспомнила имя бледноликой жертвы, что сейчас, вероятно, страдает от горячки где-то на холодном полу. Стыдно не было. — Мой младший товарищ привёл здешнюю целительницу почти сразу, — охотница отпила горячий чай, закрывая глаза лишь для того, чтобы не видеть лица старосты, — Старушка, как я понимаю, родная бабушка Йоко, так что мы отнесли девушку к ней в фунайю. — А-а, хорошо... Каору-сан сможет позаботиться о своей родной крови, тут не сомневаюсь, — мужчина облегчённо выдохнул и вытер пот со лба, — Что-то ещё случилось? — Больше ничего, — девушке пришлось прикусить язык, чтобы не сказать лишнего. — Вы как всегда кратки, Симидзу, — Таро добро улыбнулся, но при свете фонаря его выражение лица вдруг стало жутким, — Что ж, думаю, теперь моя очередь рассказывать, — глава деревни прочистил горло, закрывая рот кулаком, — Сегодня ко мне с новостями приходил Нарайо, один из наших охотников. Говорит, что на западное побережье, прямо противоположное Вашему, его акита-ину отказываются идти. Скулят, бедные, а не идут, чем он их не манил. Собачки-то у него всегда послушные были, а теперь... Что Вы думаете? Правда хочешь узнать? — Собаки, — с ноткой презрения повторила Аканэ, — Вам рассказали о собаках. — Я понимаю Ваше негодование, — Таро расстроенно потупил взгляд, — Но это правда всё, что я знаю, и... Фусума резко двинулась в сторону и в тёмном проёме показался Макото. Мальчик держал свёрнутое хаори родных цветов Симидзу на вытянутых руках, будто боялся к нему прикасаться. Быстро же он. Аканэ, забыв о всех правилах, — на то повлияли ещё и занимательные рассказы о псах, — встала на ноги, желая вернуть свою вещь как можно скорее. Повреждённый минутами ранее рукав оказался зашит с такой аккуратностью, что если бы Аканэ не знала о инциденте, то никогда бы и не подумала, что плечо было жестоко разорвано. Мальчик шагнул вперёд, сокращая расстояние между владелицей светлой накидки, и когда бледные девичьи руки уже потянулись за одеждой, расправил её. Из широкого рукава незамедлительно сорвалось тёмное пятнышко, звонко стукаясь о пол. Все присутствующие в гостиной опустили глаза, и когда сомнений в том, что же это такое лежит на бледных татами, сверкая редкими серебряными проблесками среди ржавчины, не осталось, староста со слышимым испугом ахнул: — К-камелия... Ханоко! Мужчина вдруг задрожал, подобно листу под порывами грозного ветра, побледнел и качнулся в сторону, в надежде встать, но ноги его не послушались. Юный сын, напуганный гораздо меньше Таро, в два прыжка оказался за спиной родителя, хватая того за плечи и помогая удержать равновесие. Староста открывал и закрывал рот, пытаясь что-то сказать, но язык не двигался, и мужчина напоминал выброшенную на берег рыбу, жадно глотающую воздух. — Идите, пожалуйста, — вдруг послышался поразительно спокойный голос, но Аканэ не сразу поняла, кому он принадлежит, — Не беспокойтесь за него. И она послушно вышла. Идти, как мечница вспомнила уже на ходу, было некуда. Возвращаться к целительнице и товарищам слишком рано, да и не хотелось, если быть откровенным. Девушка медленным шагом спускалась по пологой лестнице, глазами ища место, куда можно себя деть. Почему-то ей казалось, что покидать минку сейчас нельзя. Будто она не всё услышала. На нелюбимом первом этаже всё также царила темнота, но Симидзу это совсем не смущало. Может, другие люди и будут идти, опираясь на стены, чтобы не заблудиться, но охотники сражаются ночью, и чернота перед глазами им не страшна. Не на шутку поражённая Аканэ уложила хаори на колени и села на нижнюю ступеньку, стараясь осмыслить произошедшее. Что это с Таро? Мужчина с первых секунд их знакомства произвёл впечатление крайне смешанное: трусливый, но общительный; понимающий, но наивный. Единственная причина, по которой Аканэ продолжала его посещать, это именно то, что он верит в клинок за её поясом, и в несущий сталью свет. Истребительница не знала, сколько времени просидела здесь, в темноте и раздумьях. Из собственных рассуждений её вывел лишь звук торопливых шагов, остановившийся точно за спиной. — Я рад, что вы не ушли, — тихо, почти что шёпотом звучал тот самый спокойный голос, — Можно мне сесть рядом? — Твой дом, ты не должен спрашивать у меня дозволения, — Аканэ едва ли смогла скрыть изумление за привычным безразличием. Она действительно слышит голос Макото. — Извините моего отца, он перенервничал. С ним такое бывает, хотя я стараюсь беречь его от волнений. И за рукав тоже извините, — парень мягко, ощупывая ступеньку, чтобы не упасть, опустился рядом, и девушка не видела, но готова была поклясться, что он поджал губы. — Я не злюсь. Ты вернул ему прежний вид, когда мог этого не делать. — Как же? — мальчик обратил на голос собеседницы удивлённый взгляд, как и тогда вскинув брови, — Никогда бы себя не простил, если бы не загладил вину. Макото резко замолчал. Его здесь словно и нет, решила Симидзу, погружаясь в свои мысли, как вдруг шёпот вновь наполнил темноту, заставляя прислушиваться. — Этот цветок, — юноша аккуратным жестом, пытаясь не касаться чужих пальцев лишний раз, вложил неказистую камелию в руки охотницы, — совсем не так прост, как может показаться на первый взгляд, Симидзу-сан. Вы помните, что мой отец назвал имя Ханоко? — Конечно. Ты хочешь рассказать мне историю ржавой безделушки? — скептически молвила Аканэ. — Совсем не безделушка, — в тоне Ито-младшего послышалась тоска, и Симидзу обернулась, ища ответы на его юном, спрятанным в тени лице, — Год назад на Змеином перевале, что к востоку от нас, поселились разбойники. Отец часто называл их "снег в мае", и я с ним согласен. Несколько раз они совершали набеги на нашу деревню, но мы всегда отбивались, уж не знаю как. Меня запирали в доме, когда они приходили, — в глазах парня сияли воспоминания, ни одно из которых нельзя назвать хорошим, — В скором времени на перевале стали исчезать путники, и все знали, что причина тому не оползни. Нам, наверное, нужно было послать за кем-то на север, там город крупнее и за небольшую плату нам бы помогли. Один раз я даже хотел написать вашей Организации... — Мы боремся только с демонами, — Аканэ грубо пресекла последующие слова о бравых истребителях, примерно догадываясь, о чём заговорит мальчик. — ...но отец мне запретил, — Макото глубоко вдохнул, и Хиноэ поняла, что ему трудно даётся столь долгий рассказ, — Потом пришла зима, перевал утих. Наш первый охотник, Горо-сан, отравился за дичью, когда снег на пару дней прекратился. Деревня в холода голодает, а он всегда приносил мясо, даже если мы нуждались в простом кусочке хлеба. Его дочь, Ханоко, решила последовать за ним, прямо в горы, — юнога повернул голову на Симидзу, смотря глазами полными слёз и сожаления, — Я пытался её остановить, правда пытался! Она меня не послушала! Что это он вдруг? Сердце Аканэ больно кольнуло, и она впервые за долгое время почувствовала чужую горечь. Странное чувство, ей определённо не нравится. — Она ушла, а потом не вернулась... Мой отец собирался отправить поисковый отряд, хотя бы одного дядюшку Нарайо с его собаками! Честно говорю! — Макото всхлипнул, не стесняясь нахлынувших эмоций, — Через неделю Горо-сан вернулся. Без дичи, но с дочкой на руках. — Ханоко умерла? — услышала свой голос Симидзу. — Д-да, — юноша вытер слёзы рукавом зелёного кимоно, — Это сделали они, те разбойники. Единственное, что им удалось украсть из деревни — это жизнь Ханоко... — А что её отец, Горо-сан? — Той ночью он вошёл в озеро и больше не вернулся. Так мне сказали, — мальчик выдохнул, очень стараясь вновь обрести самообладание, после чего продолжил: — Та камелия, которую Вы нашли, принадлежала Ханоко. Его ей подарил отец, она всегда носила цветок с собой, и называла своим оберегом. Но он её не сберёг — прочитала Аканэ в глазах Ито-младшего. Рассказ, заставивший девушку чувствовать скорбь во рту, подошёл к концу. Хиноэ поднялась на ноги и спрятала ржавую камелию, резко ставшую значимой, в кармашек на груди. Теперь она услышала достаточно, можно идти. Но у самого порога девушка неожиданно для себя обернулась, накидывая хаори и глядя на лестницу, оставшуюся где-то за плечами. — Если что-то такое произойдёт вновь, можешь позвать меня. Я приду. Не получив ответа, истребительница раскрыла двери, и яркий свет на секунду её ослепил. Она возвращается к товарищам, самое время. Дорога до фунайи оказалась спокойнее и заметно тише, однако несмотря на это, в ушах девушки гудело. "Мне жаль, — повторяла про себя Аканэ, мне очень тебя жаль. Если ты с ним знакома, то, пожалуйста, скажи, что я скучаю". Непрошенные слёзы подступили к глазам, когда в памяти вдруг возникла красная лента и лиловые глаза. Нет, не сейчас, не здесь! Спешным движением Хиноэ смахнула влагу, ускоряя шаг в надежде, что никто не увидел мгновение её бессилия. Фунайя, — наверняка чудом не сломавшаяся в присутствии Геньи — буквально выросла перед ней спустя каких-то пару минут, и девушка, уверенная в своих дальнейших действиях, шагнула к обители травницы. Почему-то сейчас она была готова поделиться всеми своими знаниями даже с таким человеком, как Шинадзугава. Это история Ханоко на неё так повлияла? Не надо было слушать. С Мидзуното, мысли к которому постоянно возвращались, они столкнулись глупо, совсем уж нелепо. Парень, видимо, собирался выйти, — вряд ли искать старшую, но куда-то ему явно хотелось, — а Аканэ наоборот желала зайти. От того, чтобы не сбить юношу с ног, Симидзу спасли охотничьи рефлексы. Она остановилась в коротких сантиметрах перед парнем, не до конца понимая, что сейчас происходит. Ситуация из ряда тех, которые она престарательно избегала, сколько себя помнила. Генья перед ней не шевелился. Так, нос к носу, короткое мгновение они стояли совсем близко, лишь после отскакивая с отвращением. Юноша хмурил брови, и девушка, соскочившая с короткой лестницы, была вынуждена смотреть на грозного Мидзуното снизу вверх. Как унизительно. — Чёртова Хиноэ! — громко воскликнул он, — Совсем жить надоело?! — Я же не видела, — Аканэ презрительно скривила губы, — И разве так приветствуют старших? Безнадёжный ребёнок. — Ты меня ещё вчера этим достала, — шикнул Генья, и за его спиной, кажется, что-то шевельнулось, — Мерзкая... — Симидзу-сан! — маленькая тень вдруг бесцеремонно оттолкнула парня, и тот, бранясь, был вынужден отступить, — Я так за вас волновался! Где вы были? Почему нас с собой не взяли? Кеничи. Этот простодушный паренёк с глазами морской воды нравился девушке гораздо больше, хотя и бесконечные вопросы порой безумно раздражали. Ну, что-ж, она решила отвечать на каждый. — Вы спали, — девушка чудесно помнила вид Геньи, что очень неубедительно притворялся спящим, хотя говорить об этом не стала, — Не хотела будить. — Но мы ведь охотники, должны всегда быть готовыми к... — Кеничи, — Симидзу вдруг прервала юношу весьма жёстким тоном, — я хочу с вами поговорить. С вами двумя, — эти слова дались ей тяжело, но она всё же смогла их выдавить. Повторять дважды не пришлось. Фудзивара, как и полагает его рангу и полу, пропустил сначала девушку, — позабыв, однако, о Шинадзугаве, хмурым силуэтом стоящим в тени, — и лишь затем вошёл сам. Аканэ была приятно удивлена манерами столь юного мальчишки, хотя хвалить раньше времени смысла не видела. Госпожа целительница, Каору-сан, продолжала мешать отвары над бедной внучкой, и охотники, теперь все до одного сожалеющее о случившемся, прошли на уже полюбившуюся веранду. Ветра почти не было. Иногда воды колебались где-то под самым горизонтом, иногда — под ногами. Рыбы, думала Аканэ, их тут всё ещё хватает. В животе слышно заурчало, и Генья, подняв голову на позорный звук, криво ухмыльнулся. Чёрт бы побрал твой слух. Симидзу, тем не менее, сохраняла прежний покой. Лишь глаза порой выдавали её напряжённость, нарастающую, по закону подлости, с каждым часом у озера. Нужно скорее рассказать, дождаться ночи и выдвигаться. Девушка сомневалась, что переживёт ещё одну ночь, вдыхая запах гнили и крови. — Кеничи, Генья, — начала она, устраиваясь под стеной фунайи, — Хочу сразу предупредить: если вы не захотите идти, я приму это. Здесь нет ничего постыдного. По правде сказать, на вашем месте я бы уже давно отказалась сопровождать случайного Хиноэ. — Мы не можем так поступить! — Фудзивара не дал договорить старшей, считая своим долгом доказать преданность. — Я понимаю, почему ты так говоришь, — слабая улыбка невольно появилась на лице Симидзу, настолько слабая, что и разглядеть невозможно, — но мечники сражаются не языком. Когда придётся обнажать клинки, вы можете неожиданно потерять самообладание. Вам захочется отступить, а я не обещаю, что прикрою. — Вообще нас ни во что не ставишь? — злобно фыркнул Генья, доселе молчавший. — Нет же, — девушка потёрла переносицу, — Дело не в этом, послушай меня. — Так в чём же? Отказываешься от нашей поддержки, а? Считаешь себя выше? Столпом вдруг стала? — Замолчи, — с внезапным для самой себя рычанием прервала она юношу, — прекрати меня перебивать! Я ведь для вас стараюсь. И Шинадзугава, с тихим ворчанием, замолчал. Были ли тому причиной слова Хиноэ, или рука тактичного Фудзивары, что вовремя оказалась на чужом плече? По правде сказать, охотницу это совсем не волновало. Аканэ была рада, что может продолжить свою прерванную речь, но если он откроет рот снова, то девушка просто встанет и уйдёт. — Вчера я видела, как концентрация вашего дыхания постоянно прерывалась. Из-за этого вы бежали медленнее, а уставали быстрее. Если вы и без моих слов заметили и думали, что оказались слишком слабы, то я отвечу нет, — раздобревшая истребительница подняла глаза на внимательного Кеничи и вполуха слушающего Генью, — Демоническая техника крови высшего уровня — вот причина ваших неудач. Воздух здесь гадкий, но охотникам, как нам с вами, всё же легче, и даже Мидзуното способны сохранять ясность ума. Названный по рангу мечник дёрнулся, очевидно недовольный своим упоминанием. Говорить он, тем не менее, ничего не стал, но Аканэ ощутила колкое возмущение во взгляде. Фудзивара всё ещё держал товарища за плечо, явно ограничивая предел чужой агрессии, хоть Хиноэ и не понимала причин столь резкой перемены в характере Шинадзугавы. — Поэтому я говорю, что вы можете уйти, — последние слова Хиноэ говорила со вздохом, едва не погубившим её концентрацию, — Раз техника этого о'ни даже днём сохраняет силу, значит против нас стоит приближенный к двенадцати лунам демон. Теперь вам ясно? — И всё же, — Кеничи замялся, незаметно для самого себя постукивая пальцами по плечу ныне молчаливого Геньи, чем вызывал у того недюжинное негодование, — я Вас не оставлю, Симидзу-сан. Бросьте меня, если стану обузой, но я пойду! И Генья, — парень повернулся, ища подтверждение в чужих глаза, — он тоже пойдёт! Мы обязательно Вам поможем! Обязательно. Лучше бы ты солгал, Кеничи.

***

День стал пепельно-серым, когда охотники, дождавшись нужного часа, двинулись в путь. Чуткая за счёт своего опыта Симидзу не знала, но догадывалась, где же прячется нечисть. Девушка вела двух мечников за собой, словно была добровольно выбранным лидером, а совсем не тем Хиноэ, с решениями которого спорит даже Мидзуното. По правде сказать, этот вспыльчивый парень до чёртиков злил Аканэ одним своим присутствием. Гадость какая — делить с ним задание. Она до конца надеялась, что на совместную охоту согласится один только Фудзивара, но упёртый, точно баран, Генья, порушил все ожидания. Всю дорогу, от самой фунайи, через медный пролесок и по западному побережью, истребители шли молча. Каното, что для него естественно, пытался разбавить поход лёгкими разговорами о погоде, а иногда и вопросами о прошлом товарищей, но те не горели желанием отвечать бесконечно. Юноша разочаровано замолчал, и правильно. С каждым шагом дышать становилось тяжелее, а в глазах иногда темнело так, что, казалось, солнце, ещё сияющее над горизонтом, потухло. Так, в тишине, прерываемой разве что песнью ветра и хрустом сухих листьев под ногами, истребители шествовали дальше. Симидзу слышала, как никогда хорошо слышала дыхание у себя за спиной. Одно излишне медленное, другое чересчур торопливое. Они истощают себя сами, с жалостью думала Аканэ. Хиноэ уже хотела обернуться, прекратить это безрассудство, отослать обоих прочь, но Кеничи, словно ожидавший упрёка, подал голос первым: — Идёмте дальше, я совсем не устал. Больше она не оборачивалась. Время склонялось к вечеру, над горизонтом засияла пурпурная с жёлтым полоса. Пушистые облака, окрашенные в фиолетовый и розовый, ярко сверкали под последними лучами. Скоро начнётся — этой ночью прольётся кровь, и пусть древние Боги решают, кому она будет принадлежать. Симидзу сделала глубокий вдох, наполняя лёгкие таким количеством кислорода, какой только помещался. Пришли. Полуразрушенный домик в голубом тумане выглядел устрашающе. Окружённый каменными выступами, пугающими Аканэ ещё при свете дня, он соединялся с берегом одним только дырявым мостом. Гнилые сваи, давно покрытые мхом, чудом не сломались, когда истребители медленным шагом ступали по мосту. У разрушенных дверей он вовсе прервался, и мечники, недолго думая, один за другим прыгнули. — Блять, — вырвалось у Шинадзугавы, когда мокрое дерево, не выдержав третьего толчка, заскрипело и ушло у него из под ног. Но ему было рано падать. — О, поглядите-ка, кого я спасаю, — Хиноэ схватила парня за воротник, будто его вес ничего не значил. — Мне твоя помощь не нужна, — огрызнулся Генья, встречая презрительный взгляд девушки своим, чёрным и полным отвращения. — Да-да, — Аканэ охотно отпустила его, когда парень схватился за остатки деревянной опоры, — спасибо потом скажешь, я подожду. Мидзуното, злобно сверкая глазами, довольно быстро выровнялся и прошёл мимо спасительницы, не удостоив ту и коротким кивком, мол, спасибо. Каков нахал! Истребители перепрыгнули обломки дверей, раздвинули гнилые фусума, и, оказавшись внутри, неутешительно подметили, что дом куда более безобразнее, чем казалось. Стены практически отсутствовали, а в тех немногих, коим повезло сохраниться, зияли дыры. Осторожные мечники шли неспеша, под их ногами шуршали изорванные бумаги, трещали осколки глиняных чаш. Находиться здесь было настоящей пыткой — дышать почти нечем, туман пахнет гнилью, а ощущение, будто на тебя смотрят тысячи глаз, и вовсе сводит с ума. Темнота вокруг звенела, и её руки тянулись в мечникам со всех сторон. Симидзу вдруг ощутила желание сбежать, но удержалась от открытого дезертирства. Она ещё не убила его. Рано уходить. Страшнее всего были алые пятна: какие-то старые, но большинство совсем свежие. Запах пугающей обители был ощутим ещё до того, как мечники вошли, но здесь, кажется, каждый сантиметр пропитан ядом. Ядом и кровью. Багровый след на разодранных татами тянулся в дальнюю комнату жуткой дорожкой. Аканэ сглотнула. Выбора не было совсем, и истребители, собрав всё возможное мужество, двинулись вперёд навстречу смерти — своей или чужой. Стараясь ступать как можно тише, они осторожно продвигались вглубь, ещё не догадываясь о своей роли в пьесе охоты. Храбрые мечники должны погибать за невинных, но умереть здесь, среди тёмных вод и каменистых пик казалось Симидзу глупым. Нет, она не умрёт, что за мысли? Воздух выбивает из груди. След завернул в темень комнаты прямо у них под сандалиями. Вот оно. Шаг, ещё один, а ноги совсем не слушаются... во мраке послышался хруст, от которого волосы на затылки встали дыбом, но Симидзу не дёрнулась, лишь положила руку на гранатовую рукоять клинка. Каното за спиной обеспокоенно встрепенулся, готовый в ту же секунду достать меч, но жест старшей истребительницы его остановил. — Рано, — шепнула она, практически не шевеля губами, — Зайдём по моему сигналу... Но сигнала не последовало. Бумажные стены перед их лицами в короткое мгновение сломались под чудовищной силой, и поднялось грязное облако пыли. Аканэ думала, что запаха хуже того, что она уже ощутила, не будет, но сейчас поняла, как сильно ошибалась. Пахло самой смертью. Симидзу, оцепеневшая от холодной волны ужаса, смотрела на то, как пепельные клубы перед ней исчезают, и как лужи чёрной крови сверкают лунным светом. Прямо у ног девушки упала чья-то голова, изуродованная и деформированная. Аканэ не смогла бы узнать этого человека, даже если бы они были знакомы всю жизнь. Перед моим появлением в деревне пропал кузнец, эфемерно пронеслось в мыслях, это он? Я могла спасти его, если бы поторопилась. — Вы так долго мялись, — сладко пропел женский голос, — поэтому я сама решила выйти! Встречайте! В туманной черноте сверкнули золотые глаза, и болезненные воспоминания вдруг замерцали в голове Хиноэ, пока она не поняла, что демонические очи имеют привычный вертикальный зрачок. Не цифры. Наваждение, сковавшее девушку, исчезло также быстро, как и появилось. В паре метров от неё, на таком ничтожном расстоянии, из туманной пелены показался тонкий силуэт. Светлая кожа под луной пестрила отметинами, но Аканэ не поняла — кровь это или свойственные демонам узоры? С синих улыбающихся губ стекала густо-красная кровь, видимая даже в непроглядной мрачности дома. О'ни, совсем не боясь охотников с солнечными клинками под пальцами, лениво вытерла тёмные струи у рта. Неторопливые, вальяжные движения демоницы пугали Аканэ больше разъярённого рычания её низших сородичей, но Хиноэ старалась дышать ровнее. Должна быть спокойной, как вода. Убийца перескочила в узкий проход, откинула смоляную шевелюру назад и лукаво улыбнулась. — Мне очень хочется стать одной из Высших лун, — сладко прощебетала о'ни, не спуская глаз с Симидзу, — Поможешь мне, подружка? Я чувствую в тебе что-то такое странное... вкусное, что ли? — Думаю, это моя плоть, — хмыкнула истребительница. В её руках сверкнула белая сталь, а горячая кровь в жилах наполнилась адреналином, — Я нападаю. Отражай, если голова дорога. Симидзу золотистой тенью ринулась вперёд, замахиваясь сталью для кругового удара. Взмах прошёл плавно и легко, словно война всегда была её уделом, а женские руки ни для чего другого не предназначались. Но о'ни лишь засмеялась, проворно отскакивая в сторону. Удар метил точно в шею, и битва могла завершиться в мгновение ока. Вот дрянь! Симидзу оказалась в невыгодном положении и слышала, как мглу за спиной разрезает нечто острое, несомненно убийственное. Девушка оттолкнулась от стены впереди, подпрыгнула, и угроза ударила парой сантиметров ниже. — Так быстро! — восхищённо вздохнула демоница, наблюдая за движениями мечницы, словно была лишь зрителем, — Мне тебя так просто не поймать, да? Она не будет отвечать. Чёрный хвост ударил сверху, потом ещё, ещё и ещё. Нечисть рубила сверху и снизу, а единственное, что оставалось "охотнице" — это отступать. Её сейчас не волновало, где же застыли Мидзуното и Каното, ведь на кону была жизнь, с которой она не готова расстаться. Девушка прыгнула вправо, тут же отражая рубящий диагональный удар молочной сталью. Сейчас! Разгорячённая Аканэ устремилась вперёд, и атаки, с остервенением сыпавшиеся на неё со всех сторон, резво отражала. Не медли! Клинок сверкнул утренней зарёй — Симидзу оказалась на предельно близком расстоянии. Этот удар всё решит, ну же, руби! Кровь кипела в жилах, и казалось, что ничего невозможного нет. Кончик меча почти коснулся окровавленной шеи, тень почти рассеялась... снизу вырвалось обсидиановое лезвие, и Хиноэ едва успела уклониться, жертвуя идеальной атакой. Чёрт! — Ну, зачем нам так спешить? — о'ни громко, до гула в ушах засмеялась, окружая себя десятком зубчатых хвостов, растущих прямо из спины, — Ночь только началась!