Сны цвета воронова крыла

— Так, — спустя долгое молчание вдруг начал Генья, — ты меня учить собралась, Симидзу? Девушка подняла беспристрастный, скрывавший искреннее удивление взгляд от пыльной дороги к лицу товарища, совсем не понимая, по какой причине Мидзуното задал вопрос только сейчас, спустя многие часы с мгновения их последнего разговора на берегах Суми. — Симидзу-сан, — укоризненным шёпотом сказала Хиноэ, решив, что перед разговором стоит поправить товарища. Весь тот огромный путь, оставленный за плечами, — вперёд, по растянувшейся на многие километры тропке двигаться ещё много, хотя и значительно меньше, — был совершён в безмолвии. Гордом, желанном, и всё же безмолвии. Мечница ценила тишину, считая её красноречивее многих разговоров, но сдержанность младшего охотника, в недовольстве поджавшего губы, едва ли могла назваться солидарностью. Он просто не хотел с ней говорить, и собирался оттягивать момент, когда придётся начать беседу так долго, как только мог. Ждал неестественно терпеливо для человека своего темперамента, а солнце между тем медленно поднималось над горизонтом. Мрачное озеро осталось внизу, позади, и Аканэ не нашла в себе желания хоть раз обернуться, окинуть спасённый край теней серебряным взглядом. Ей не было дела до чужих, ныне спокойных жизней — она шла вперёд, на позолоченный первыми лучами холм, слушая пение птиц и свист ветра, уносящего тучи к западу. "Никогда не останавливайся, — сказали однажды, совсем давно, — а не то меч в твоих ножнах заржавеет". И она теперь не остановится. Юное, ещё бледно-жёлтое солнце сверкнуло над гребнями зелёных сосен вдали, задул тёплый ласковый ветер, когда на чистом горечавковом небосводе чёрными кляксами показались вестники. Касугай перекрикивались между собой, и Аканэ поморщилась, одним своим видом заставляя верного, — хотя бы частично, — ворона замолчать. Птица, описав круг над головами истребителей, опустилась на укрытое прочными одеяниями плечо Хиноэ, однако даже так девушка почувствовала укол до безобразия острых когтей. В этот раз было почти не больно, и охотница стерпела бестактность. — Аканэ Симидзу и Генья Шинадзугава, — чёрный говорун нахохлился, качаясь в такт шагам мечницы, — Двигайтесь дальше на восток! Префектура Фукусима по-прежнему в опасности, вперёд! — Почему раньше не прилетел? — неторопливым шёпотом Хиноэ пристыдила доносчика, — А если бы мы ушли в другую сторону? На север, например, что тогда? Касугай, стыдливо прикрывая клюв угольным крылом, замолчал. Совесть у него, всё-таки, есть, пускай и не много. Организация дала щедрую передышку, как стало ясно потом, а они так глупо спустили её на пологие подъёмы и резкие спуски. Лежащий через редкий пролесок ход то поднимался, в иные моменты походя на лестницу из корней и сырой земли, устланной гнилыми листьями, то опускался вновь, и охотники, вынужденные смотреть под ноги, ступали даже медленнее, чем при подъёме. Аканэ, признаться, очень не хотела идти этим путём, но выбора у неё и не было. Она украдкой посматривала на воющий ветром Змеиный перевал, но так и не решилась направиться к нему. На то был целый ряд причин, одна из которых ступала по левую руку, довольно долго предпочитая беседе молчание. Генья протестовал одним лишь взглядом, стоило Симидзу повернуть голову к восточным кручам, белеющим под светлым небом. "Не хочет туда идти? — пронеслось у неё в голове, когда юноша, не успевший отвернуться, фыркнул, выдавая себя с головой, — Забавно". В какой-то момент девушка серьёзно решила повернуть к скалистому переходу и его густо-золотому подножию, просто так, чтобы позлить спутника. Однако стоило ей заслонить глаза руками, дабы увидеть хоть что-то под ослепляющими лучами восходящего солнца, как она передумала. Слишком большой крюк для одного, пускай и манящего, недовольства. Её хмурый товарищ, причина раздражения и искреннего любопытства, как оказалось, не большой любитель получать новости. Или ему не нравятся птицы, в особенности говорящие вороны. А ещё у него не катана, а короткий сёто с иноземным ружьём. И в демона он клыкастого превращается. О, до чего странный этот Шинадзугава Генья, кто бы только знал. Парень не подпускал к себе своего касугайгарасу и тогда, когда негласный лидер экспедиции, Симидзу, уже давно смирилась с колющими кожу лапками. Чернокрылого помощника юноша отгонял всякий раз, когда тот пытался опуститься рядом, и бедная птица оказалась лишена возможности подать громогласный голос. Наверное, Мидзуното всё ещё злится, что первое задание, — принесённое, к слову, этой же вороной, — делил с двумя старшими рангами. Аканэ подавила хриплый смешок. Так или иначе, задание они получили: в небольшом городке на востоке пропала девочка, совсем маленькая, ещё и шести лет не сравнялось. Её родители, — чьё состояние, судя по докладу ворона, варьируется от паники до гнева, — доложили в Организацию сразу после похищения. Напрямую. Причин их уверенности Аканэ не знала, и даже более — людям этим она не доверяла от слова совсем, но долг обязывал явиться по первому зову нуждающихся. Вместе с Мидзуното, вдруг решившим, что она станет его учителем. Действительно забавно. — Плевать мне на обращения, — фыркнул, услышав поправку, Шинадзугава, — Ты немногим меня старше, чтобы я тебя "сан" называл. — И после этого ещё спрашиваешь, буду ли я тебя учить? — девушка вскинула светлые брови, — Как занятно всё складывается. Она недолго помолчала, слыша, как друг с другом перекликаются певчие птицы, шелестит листва их жилищ, и как теряет терпение Генья. — Нет, не буду, — бесцветным тоном, через несколько шагов, продолжила она, — На сенсея я, если правильно помню, не очень похожа, и в зеркале последний раз видела Хиноэ. С чего ты взял, что я возьмусь за обучение первого попавшегося кохая? — Да хотя бы с того, что ты сама, блять, сказала. Симидзу поморщилась чужому сквернословию. Как мерзко, неужели он не может следить за языком? — Ни разу и словом не обмолвилась о том, что стану твоим наставником, — раздражённым шёпотом упорствовала мечница, — Какое-то время у нас будут совместные задания, вот и всё. Мой ранг не Хашира*, и в наследнике я не нуждаюсь. — У озера ты... — юноша сжал кулаки, но Симидзу не поняла, почему именно: от кипящей злости или собираясь её ударить? — Я что? — девушка, чувствуя вспыхнувшую под рёбрами злость, позволила себе повысить тон голоса, о чём в будущем, вероятнее всего, пожалеет, — Сказала, что научу тебя держать меч? Обещала раскрыть секреты фехтования? Ты и сам знаешь ответ, Генья, так что перестань выпытывать из меня очевидное и смотри вперёд. Скоро мы будем на месте. Мидзуното замолчал. Совсем. Если раньше он бросал на охотницу короткие, пускай и недоброжелательные взгляды, то теперь не стало и этого порождённого недовольством внимания. Юноша, что удивительно, отныне глядел лишь вперёд, как она и советовала, — в агрессивной форме, но то и правда был совет, — на становившуюся с каждым шагом чище дорогу и виднеющиеся вдали медные пролески. Своим поступком молодой охотник оставил Аканэ в истинном, абсолютно правдивом замешательстве, какое она давно не испытывала. Так странно. Люди типажа Шинадзугавы, буйного и сквернословного, предпочитают спорить до тех пор, пока язык, что называется, не отвянет. Но Генья другой, теперь это ясно как день. Возможно, Симидзу крупно ошибалась на его счёт, и парень отнюдь не глуп, чтобы продолжать ставший бессмысленной перепалкой, — во многом из-за мечницы, конечно, — разговор. Она повернулась к нему, ища подтверждение или, пускай, так будет куда лучше, опровержение своих слов, однако товарищ и виду не подал, что Хиноэ вообще существует, что идёт рядом с ним, и что всего пару мгновений назад у них состоялась неприятная беседа. Да, этот Мидзуното совсем не глуп. Аканэ отвернулась и прикусила губу — на душе стало противно. Впереди, от пыльной тропы под ногами и до синего горизонта, растянулись светлые, залитые предрассветными красками поля. Жёлтые, зелёные и даже водянисто-голубые, они придавали широкой равнине именно то чувство, что убито в городах. Чисто, солнечно, без противных запахов масла и дыма. Аканэ глубоко вдохнула свежий, желанный после липкого тумана Суми воздух: как славно, что её направили именно сюда! Девушка зашагала вперёд, в тонкую рощу, оставляя товарища с его неприязнью за спиной. Пускай глотает пыль. По обоим краям дороги тянулись ветвистые кустарники, можжевельник и дубы, но чем дальше охотники шли, тем меньше растительности вокруг них становилось. В конце-концов юные ростки задевали разве что пятки, и тёмный, густо-синий лес на севере стал виден во всём своём мрачном великолепии. Аканэ заметила его и раньше, ещё когда взобралась на валун пару сотен метров назад, но сейчас, так близко, он вдруг показался ей устрашающим. Что-то внутри подсказывало, будто именно под чернеющие кроны охотников заведёт судьба, прямо нутром чувствовалось, однако раньше времени девушка предпочла не переживать — успеет ещё. Под конец, когда дорога стала едва ли не до блеска чистой, и поселение вдали выделялось скучной серостью на фоне золотисто-зелёных трав, деревья вовсе пропали. Время от времени встречались пеньки, свежие или совсем старые: мшистые, с грибами и клевером, поросшим сквозь древесину. Но и тех было мало. Местные жители, вон те, крохотными пятнышками виднеющиеся на затопленных рисовых полях по обеим сторонам тропы, как видно, истинные хозяева этих земель и строят дома себе сами. Своими руками, силами, молотками и топорами. Симидзу на миг даже позавидовала им — живёшь себе в большой дружной семье, работаешь вместе со всеми, солнечными днями запускаешь разрисованного бумажного змея, а в темноте вечера смотришь на светлячков в высокой, прямо до колена траве. Такая жизнь её бы устроила. Хиноэ сорвалась на бег, когда до посветлевшего в лучах солнца города оставались жалкие пару сотен метров, невольно увлекая Генью следом. Мечники неслись мимо низких домиков и произрастающего сквозь лазурную рябь риса быстро, словно сам ветер. Мидзуното не хочет отставать, вскоре поняла девушка, и возможно даже больше: собирается её обогнать. Каков дурак. "Лучше бы ты поберёг свои демонические силы, — подумала она почти с улыбкой, — этой ночью они тебе понадобятся, уж я-то знаю". Низкая трава шуршала у их ног, и охотники стремительно приближались к городу. Аканэ не хотела огорчать юношу, — и себя радовать, — раньше времени, поэтому упорно молчала о всей важности Шинадзугавы в его втором путешествии. Потом узнает, а она очень постарается запомнить выражение его злобного лица. Охотники вбежали в раскрытые, словно ожидавшие их одних, деревянные ворота города, больше походившего на излишне ухоженную деревню. По краям тонких улочек высились крепкие белые здания, отовсюду доносились острые запахи, кое-где ещё сверкали вывески, а электрические вышки, натыканные тут и там, признаться, портили всю картину, что Аканэ уже успела полюбить. Не вписываются они сюда, в обитель диких трав, светлячков и ярких воздушных змеев, совсем не вписываются. Как бы то ни было, Хиноэ, при всём желании высказать недовольство устройством поселения, промолчала. Никто её не послушает, а значит смысла говорить и нет. Они наконец на месте. Теперь, как ей казалось всю ту длинную дорогу, осталось дело за малым. Нужно лишь найти "дом с красной крышей". Всего лишь найти. Аканэ огляделась по сторонам, едва сдерживая себя от желания что-то сломать. Касугайгарасу, чёрт бы побрал его общительность, не утруждал себя конкретикой, а потому единственной зацепкой охотников стал именно окрас кровли. С немым раздражением мечница вновь подметила, что в белом городе половина домов может похвастаться багрянцем черепицы, пускай и не всегда целой. — Сходим перекусить, — шепнула Хиноэ, пальцем указывая на скромную рамённую с изрисованными каной ламбрекенами*. Генья, видимо и сам желавший в кои-то веки позавтракать, молча проследовал за старшей. Всё-таки отказываться от еды, когда тебя буквально к ней ведут, до жути неразумно. На том их мнения сошлись. Пышнотелый хозяин встретил посетителей с радушной улыбкой, но Хиноэ больше внимания обратила на сочащийся из кастрюль за его спиной запах. Последний кусочек пищи, что Симидзу довелось испробовать, был простым онигири, и пах он ничем. Но аромат куриного бульона со специями, что обволакивал лапшичную также, как совсем недавно это делал туман с её телом, заставил забыть обо всём, кроме обеда. Или это всё-таки завтрак? Аканэ помотала головой и прочистила горло тихим кашлем. — Два рамёна Шою*, — осипшим шёпотом попросила она. — А? — хозяин и по счастливому стечению обстоятельств единственный повар забегаловки перегнулся через прилавок, чтобы лучше расслышать, — Вы сказали что-то, или мне послышалось? "Ты уже второй, кто меня не слышит" — с внезапным разочарованием подумала Хиноэ. Ей не следовало кричать, точно не следовало. — Боже, — Генья раздражённо цокнул и сделал широкий шаг вперёд, — Она просит у тебя два Шою. Совсем со слухом беда, старик? Улыбчивый кулинар прямо воздухом подавился, и, вероятно, готов был прогнать голодных охотников в эту же секунду, но вовремя звякнувшие о деревянный стол сены*, кровью и потом заслуженные Хиноэ, переменили выражение его лица окончательно. Коротким жестом мужчина указал на тонконогие табуретки с мягкими красными сидениями перед прилавком, мол, садитесь, сейчас принесу. "Поскорее бы", — Аканэ мечтательно прикрыла глаза и вдохнула горячий воздух, пропахший сытным бульоном и специями. Её драгоценное спокойствие обычно никто не решался нарушить, — даже на крайне редких совместных заданиях с какими-нибудь младшими по рангу кохаями* те старались не говорить лишний раз, а в серебряные глаза Симидзу и вовсе не смотрели, — но Генья, видимо, случай далеко не обычный. Парень сел на удивление близко, прямо на соседнее сидение, словно они были закадычными друзьями, однако и это не мешало ему выказывать возмущение сложившейся ситуацией. Мидзуното поджимал губы в тонкую линию, никуда кроме стойки не смотрел, и весь его вид говорил об одном: сказать он что-то хочет, но языком пошевелить не решится. Симидзу усмехнулась. Через пару минут им подали обед. Миски, доверху наполненные горячим супом, дыхнули в охотников паром и запахом всего, кажется, самого вкусного. Украдкой Хиноэ заметила, каким голодом блеснули обсидиановые глаза товарища, хотя тот и старался выглядеть сдержанным, с особой аккуратностью перебирая палочками. Шинадзугава тоже сильно проголодался, пускай и скрывает это. "Ему нужно поесть", — беззлобно решила девушка, поднося лапшу ко рту. Истребителям предстоит долгий день, наполненный звуками чужих голосов, а когда на синем небосводе взойдёт луна, начнётся новая охота. Новая кровь, новые воспоминания, новое кольцо.

***

Дом с красной крышей, единственный и неповторимый, они искали уже около часа. Симидзу устала разворачиваться на половине пути, наивно полагая, что вон тот, с краю, у бронзового фонарного столба и новенькой вывески, окажется нужным. Генья ступал рядом и молчал, но Аканэ прекрасно знала, что он над ней насмехается, даже если не вслух. Пусть себе злорадствует, это его право, искать-то им приходится вместе. Утомлённые охотники перешли на южную сторону улицы, поднимая глаза к черепицам и ослепляющему солнцу. Радовало то, что минки, выстроенные поодаль от города, за его выбеленными стенами, у рисовых полей, у высоких сорных трав, имели самые обыкновенные, порой даже некрепкие и откровенно хлипкие крыши из старой соломы. Окрас верхушек домов отнюдь не красный, а тусклый-рыжий, иногда даже жёлтый — это значит, что нужно искать в пределах городка. Мечники вновь поменяли направление. На самом деле, Аканэ бы с большой охотой вышла за ворота ставшего современным (из-за одного только электричества) поселения туда, на волю, к зелёным полям и одноэтажным хибарам. Городские жители, одетые, как говорят, с иголочки, смотрели на охотников опасливо, и не нужно быть провидцем, чтобы понимать причину настороженности. Им не нравится её катана, и, видимо, выражение лица товарища. Тут она с горожанами солидарна более чем, но это немое согласие не смогло умалить желания Аканэ выйти в просторную долину. Прилетевший к полудню ворон, однако, её стремления подышать свежим воздухом не разделял, а потому каждый раз, когда охотники тормозили, подгонял тех вперёд, облетая цепкие руки Шинадзугавы и игнорируя косые взгляды Симидзу. "Гордый хозяин, гордая птица", — сказал ей кузнец, принеся меч в плотном свёртке, когда охотница ещё была зелёным Мидзуното. Да только птица эта дурашливая, и гордости в ней столько же, сколько в Аканэ желания продолжать поиски — совсем нет, если кратко. С Шинадзугавой разговоров не было. Последний раз, когда девушка слышала его голос, они собирались обедать, и юный товарищ который раз доказал, что этикет ему чужд. В выражениях парень ничуть не сдерживался, и всё же стоило поблагодарить за разъяснение заказа тому меркантильному лапшичнику, даже если Аканэ напрямую помощи не просила. Шёпот благодарности, — пускай и вынужденной, — застрял у неё в горле, и надо бы, конечно, выказать всю признательность, но мечница не предпринимала попыток выдавливать столь простые слова. Как-нибудь в другой раз. Юноша сохранял молчание, время от времени озираясь по сторонам, самолично ища среди выбеленных зданий с открытыми окошками то самое, но и его личные поиски успехом не увенчались. Вряд ли кто-то подскажет им дорогу, а в особенности если говорить будет Мидзуното, поэтому Аканэ, скрипя зубами, решила искать самостоятельно. Пару раз её товарищ останавливался, подходил к двери, сверлил ту взглядом и уже собирался стучать, однако за мгновение отступал. "Не та, — читала девушка в его угольных глазах, — Опять не та!". Охотники блуждали довольно долго. Золотое солнце поднялось над их головами, и серые тени сделались короче. Этот день оказался куда теплее предыдущего, и если тело, облачённое в чудесную ткань одеяний истребителя дискомфорта не испытывало, то макушка нагрелась, как под жарким огнём. Неприятно. Ещё через пару минут Симидзу ловила себя на мысли, что им следует повернуть назад и совершить круг, оглядываясь на крыши внимательнее, как вдруг из-за спины послышался хриплый, громкий голос: — Охотники! Вот вы где! Те как по команде обернулись ещё на слове "охотники", являясь среди чистых улиц единственными, кто на них похож. Вид окликнувшего мужчины, признаться, оказался не из лучших, хотя Аканэ и понимала, что думать в подобном ключе крайне невежливо. Всё-таки человек этот, вероятнее всего, их заказчик, как бы он ни выглядел. Судить о человеке по внешности удел не её, а Геньи — слишком это низко для рода Симидзу. Звучание голоса, однако, соответствовало обладателю: худощавый мужчина с видной проседью в чёрных волосах, бледной, почти серой кожей и впалыми белёсыми глазами, одет был в потрёпанную накидку и пыльные шаровары. Он смотрел уверенно, так что сомнений не оставалось, и охотники, переглянувшись, шагнули ему навстречу. — Моё имя Аканэ Симидзу, — начала Хиноэ, стараясь смотреть только в мутные глаза мужчины и всячески игнорировать вид его одежды, — рада приветствовать. Вы Господин Сатоши Мацуо? — Господин, — заказчик усмехнулся, и за хрипотцой мечница услышала горечь, — Господин чего я, по-вашему? Клочка земли в пыльном городе? — он коротко посмеялся, но в его глазах вдруг блеснули слёзы, — Мне нечем кормить жену, платить налог, и даже дочь у меня пропала, но я всё ещё Господин? Вы, верно, шутите. Генья глянул на охотницу настороженно, не поворачивая головы. — Я не знала о Ваших нуждах. — ей следовало хотя бы разыграть жалость, но желания, как и сил, совсем не оказалось, — Прошу прощения. — Просите его за то, что ни одного из вас, ворон, не оказалось рядом раньше, — на секунду Аканэ подумала, что мужчина её ударит, но тот, хмыкнув, прошёл мимо, вперёд по пыльной дороге. Мечники, искренне удивлённые, последовали за ним. Сатоши вёл теми путями, какими они ещё не ходили, и это сильно порадовало Аканэ. Она не пропустила цель, а просто не нашла её, что, конечно, для Хиноэ грешно, но хотя бы не так обидно. Мужчина больше ничего не говорил, ни колкостей, ни вопросов, и, казалось, совсем забыл о существовании истребителей за плечами. "Если это его привычный путь домой, — думала Аканэ, протискиваясь в тонкой щели меж зданий, — то нам следовало сделать его охотником годами раньше". Спустя ещё пять узких проходов, две малые рыночные площади и одну весьма вычурную статую самурая, неожиданно оказавшуюся в городе ремесленников, "дом с красной крышей" предстал перед глазами. Аканэ с облегчением выдохнула, даже несмотря на разочарование. Кровля действительно была красной, хоть и облупленной. На первый взгляд казалось, что в доме либо кто-то умер, — что вполне вероятно, учитывая вероломное похищение ребёнка, — либо его давно покинули. Заколоченные кривыми досками сёдзи способны пропустить разве что скромные полоски дневного света, ночью превращая комнаты в пространство вечной тьмы. Симидзу очень надеялась, что задерживаться ей здесь не придётся. — Чай жена уже приготовила, — Сатоши раскрыл двери с видным усилием, — проходите, пожалуйста. Шинадзугава, весь путь молча буравящий спину мужчины подозревающим взглядом, к удивлению Хиноэ пропустил её первой. Возможно, он просто не успел зайти, но это однозначно успех. Понимает своё место. Внутри жилище оказалось скромным и весьма опрятным. Царящая в комнатах полутьма ничуть не напрягала девушку, особенно учитывая тот мрак, какой укутывал её прошлой ночью своим липким как кровь туманом. Хиноэ незаметно поёжилась: опять вспоминает. Стены минки, лишённые хотя бы одной гравюрки, казались донельзя голыми. У Аканэ дома всё не так, даже пол по-другому устлан. В углах коридоров поместья её отца стоят расписные чаши с длинными сухими ветвями и постаменты с резными статуями драконов, птиц, и чего-то странного, чьё происхождение девушка не знает. Мечница, тихо ступая за хозяином обители по жёлтым татами, старалась не рассматривать бедную хижину, но всё-таки часто замечала трещины под крышей. Хозяевам следует озаботиться починкой собственного укрытия, иначе деревянные балки упадут прямо им на головы. Сатоши, хмуря тонкие брови, пригласил гостей в широкую комнату небрежным жестом. Запахло чаем и ягодами, но Аканэ не заметила за собой голода, — что вполне понятно, — хотя горячий, сладко пахнущий напиток, если предложат, примет с радостью. Даже от этих людей, даже в этой тусклой комнате. У очага с тлеющими углями сидела, подогнув под себя ноги, женщина. Её тонкий силуэт отбрасывал на бумажные стены длинную чёрную тень. Молодая лицом, но старая взглядом, она смотрела прямо перед собой, в редкие искры, однако, кажется, ничего не видела. Серебряные волосы, все до одного, напомнили Аканэ о собственной матери, но с этой женщиной они различались как небо и земля. Элинор прекрасна, словно рассвет, и улыбчива, как дитя, а Госпожа у дымящихся углей больше походит на каменное изваяние с застывшей на лице тоской. Локоны белы, словно снег. "Седина, — неожиданно поняла девушка, — Она поседела в свои... сколько ей лет?". — Джун, милая, — мужчина тихо опустился рядом с супругой, поцеловав ту в висок и накрыв её руки своими, — они пришли, истребители. Ну же, Джун, смотри. Хозяйка подняла на охотников пустые глаза, в секунду налившиеся ярой злобой и презрением. — Вы... — прошипела она, и лицо её, без единой морщины, вдруг исказилось в гневе, — Вороны несчастные! Стоите тут передо мной, как ни в чём не бывало! В гости они пришли, посмотрите только! Что глазами хлопаете-то, а? — женщина потянулась за полным медным чайником, пускающим пар, но Сатоши остановил её руку, — За поясом катаны, да вы, наверное, забыли! Почему всё ещё здесь?! Летите же, давайте, выполняйте свою грязную работу! Генья не шевелился, и Аканэ сочла это дурным знаком. Как бы он всё не испортил. — Где моя Мари, вороны? Я писала письмо в ваш чёрный дом не для того, чтобы смотреть на клинки в ножнах! "Ох, чёрт, — Симидзу вздохнула с усталостью, — я и сама сейчас всё испорчу". Возникло острое желание встать и уйти, даже не дослушивая возгласов заказчицы, но вместо этого Хиноэ отогнала скверные мысли и осталась на месте, не желая выглядеть нерешительным отступником в глазах Мидзуното, необычайно спокойно стоящего по левую руку. К счастью, супруг излишне крикливой, — пусть и по понятным причинам, — женщины оказался многим её разумнее. Мужчина успокаивал Джун всякий раз, когда в синих глазах той мелькала злоба, а мелькала она, если быть откровенным, часто. Чернокрылые касугайгарасу оказались неожиданно точны, и члены дома Мацуо создавали впечатление действительно нестандартной, эмоциональной семьи. Слишком громко. Хотелось поскорее закончить разговор, а ещё больше — выпить чёртов чай, который им давно обещали, даже если не напрямую. — Моя Мари, маленькая дочка, не вернулась домой, — успокоенная словами мужа Джун разлила напиток по чашам и передала каждому из присутствующих, — Вот уже два дня её нет, маленькие вороны, целых два дня! Она ушла в лес, к ручью, чтобы набрать чистой проточной воды и свежих ягод. Я сама отправила её... — Два дня, — Симидзу шепнула даже тише обычного, будто пробуя слова на вкус. — Мы отправили письмо в вашу Организацию в тот вечер, когда она не пришла, — пояснил Сатоши. — И вы уже тогда были уверены, что это демон? — Разумеется! — вновь заговорила женщина, — Это о'ни, как же ещё! У нас тут давно чертовщина происходит, ещё со дня... со дня... — она заметно замялась и глянула на супруга, ожидая, что тот поможет ей с ответом. — Когда наш город организовал праздничную ярмарку, — договорил за неё Сатоши, — В прошлый день урожая это было, совсем недавно. С тех пор у нас иногда... затруднения. Хиноэ прищурилась: что-то ей не договаривают. Вспыхнуло желание расспросить подробнее, прямо потребовать истину, что должна была явиться ей вместе с вежливостью, ещё на пороге хижины, но так ведь нельзя. Так не принято. В нависшей на пару мгновений тишине послышались слова, произнесённые голосом, что она давно не слышала, и все мысли вдруг забылись. — То есть, — голос парня осип, и он спешно прокашлялся, затем продолжая, — вы встречались с "трудностями" уже около трёх месяцев, но тихонько сидели, пока ребёнка из вашей семьи не украли? Сколько людей умерло, пока вы молчали? Он говорит больше, чем дозволено, но говорит правильно. Ему бы продолжить... Аканэ вдруг позавидовала чужой смелости и устыдилась собственной привычке умалчивать мысли, что, возможно, значительно упростили бы её работу. Лица супругов Мацуо, однако, говорили далеко не о восхищении Мидзуното. Побагровевшие, — видимо от злости, — щёки пылали ярче всякого пламени, и это, как решила Аканэ, стоит сгладить. Как можно быстрее. Генье, если очень уж хочется подать голос, следует выражаться корректнее, чтобы не заставлять товарища прибегать к напускной вежливости. Но ведь его слова были нужны. В любом случае, охотникам повезло, что манерам Аканэ всегда верили, и, несомненно, поверят теперь. — Мой кохай совсем новичок и ещё не понимает, как ведутся наши с вами дела, — с наигранной мягкостью начала она, — прошу прощения за его дурной тон. Я ещё не успела объяснить наших правил, но он, уверена, сожалеет о сказанном, — девушка низко склонила голову, — Прошу прощения от имени всех истребителей. Ответа со стороны разгорячённых супругов не последовало, а вот Генья злобно шикнул, как видно, ни о чём не жалея. Скандала он, однако, при лишних ушах устраивать не пожелал, и Аканэ была благодарна уже за это. — Последнее, что я хочу знать, — пошевелила губами мечница, осушая чашку зелёного чая и отставляя её от себя, — Куда, как вы думаете, пошёл демон? Есть ли какие-то доказательства, что он именно там? Поймите правильно, это не допрос, просто мы не можем терять время зря, нам нужна точная информация. — Хм-м... — Сатоши, явно не ожидавший более вопросов, задумчиво нахмурил брови, — В лес, я полагаю. Здесь недалеко, вы должны были видеть его, если шли со стороны озёрной деревни или севера. Он полон вековых деревьев, и даже днём солнечный свет практически не просачивается сквозь листву. А доказательства... их нет, маленькие вороны. — Вообще? — Ни одной, — вздохнула на этот раз Джун, — Если о'ни не там, то, наверное, сквозь землю провалился. "Ты, видно, не знаешь, что они и правда так умеют", — подумала Симидзу, но дерзких мыслей вновь не озвучила. Больше ей с импульсивными Мацуо, благо, говорить не требуется. Окончено. На этот раз девушка не удержала полный усталости вздох, и была очень рада, что внимания никто не обратил. Аканэ плавно поднялась на ноги, прошелестев короткое "спасибо" хозяевам дома, — и руководствуясь одними лишь манерами, а никак не собственным желание благодарить, — поклонилась и направилась к выходу, как всегда, словно была одна. Шинадзугава злобной тенью последовал за ней, но выразил раздражение лишь тогда, когда они, щурясь, вышли из полумрака хижины на свет ясного дня: — Не понимаю, как ведутся ваши дела?! — Да, — бесцветно согласилась Хиноэ, лениво потягиваясь, — Всё так. — Если ты не можешь чего-то сказать сама, то это не значит, что остальные обязаны молчать, — бросил ей в лицо юноша, и, вероятно, ухмыльнулся бы, знай он, как точно попал в слабое место старшей, — Уж я точно немой рыбой не буду. — Разве что фугой. — кисло заметила девушка, и дабы избежать долгих разговоров о техники вырывания своего языка, указала на улочку по левую сторону, что извивалась и пестрила яркими вывесками лавок. — Если пройдём так, то выйдем на центральную площадь, а от неё сразу к западным воротам, через которые зашли. Это самый короткий путь. — Откуда знаешь? — на выдохе, уже спокойнее, спросил Генья. — Я смотрела по сторонам. Идём, — охотница прошла мимо, жестом руки маня товарища за собой. Дорога оказалась действительно простой, и истребители уже совсем скоро чувствовали свежий ветер, мчавшийся с зелёных полей.

***

Впереди виднелась зелёная, с синими верхушками лесная гряда. Едва завидев гигантские кроны, Генья сразу понял, что любой обладающий хотя бы толикой разума демон потащит человека именно сюда: темно, как и сказал Сатоши, будь он неладен, и солнечный свет совсем не проникает. Они на верном пути, и Мари, можно сказать, почти найдена. Живая или мёртвая — вопрос другой, и задавать его Мацуо было бы глупо, ведь те, кажется, о кровожадности о'ни только слышали. "Мозги набекрень", — решил, уже на половине пути размышляя о заказчиках, Генья. И ведь правда. Причин, по которым взбалмошные супруги слепо верят в жизнь своей дочери, — Шинадзугава, конечно, извергом не было, но ведь не может о'ни просто так забрать человека, — юноша не знал, но очень хотел. Под ногами хрустнула, словно его терпение рядом с Симидзу, сухая ветка. Он бы точно, вне всяких сомнений, выпытал из родителей похищенной куда больше, но Хиноэ как назло встряла в самый важный момент, будто ей самой не интересно. Гадство. Несмотря на всё кипящее недовольство, Генья молча ступал за ней. Аканэ вела уверенно, как и тогда, на берегу озера, однако парень упорно отказывался признавать её лидером. Слишком уж гнусная она для вожака. По пыльной жёлтой дороге, ведущей точно в густую чащу, они шли уже около десяти минут. Белый город, как прозвал его Генья, не желая узнавать настоящее имя, остался далеко за плечами, и охотники одно за другим миновали лазурные рисовые поля и покосившиеся хижины, с каждым тихим шагом приближаясь к обители нечисти. На девственных долинах вдали, под дуновениями игривого восточного ветра, сладко зашуршала высокая трава. Вскоре они не смогут её услышать. Идти от города оказалось куда проще, чем к нему. Солнце теперь светило в спины мечников, приятно грело макушку, не заставляло щуриться и отворачиваться. Шинадзугава мог внимательно рассмотреть тёмную гущу ветвей, под которой им предстоит скрыться, и сейчас, по крайней мере, не чувствовал себя слепым котёнком. Это его несказанно радовало. Если не знать, что ждёт под шепчущей листвой впереди, можно запросто решить, будто на мили окрест царит спокойствие. Генья огляделся. Разница с ныне ожившим озером Суми налицо: едва миновав облупившуюся багряной краской арку деревни, Шинадзугава понял, что ситуация в поселении далеко не из сказочных. Но здесь, в солнечной долине, доме ветров и поющих птиц, дела обстоят иначе. Совсем иначе. Люди, живущие подле вековых сосен и дубов, будто и не знают о "трудностях", острыми когтями вцепившихся в сердце их Белого города. "Этой ночью, — решил юноша, — проблемы решатся",— но он только гадал, какой ценой. Шинадзугава, словно почувствовав нужду удостовериться в реальности, опустил глаза с мрачной листвы вековых стражников леса на спину, укрытую светлой тканью. Симидзу по-прежнему ведёт его также уверенно, как у высоких ворот селения, где путь ясен — только вперёд. Здешняя же дорога, под кустарниками и сорняками, с каждым пройденным шагом становится лишь уже, неприметнее. Генья хотел задать вопрос, один или десять, но не сделал этого ни когда под ногами вилась совсем тонкая тропка, ни когда тени первых крон укрыли их от жаркого солнца, ни когда лес вдруг зашептал, а небесное светило окончательно скрылось за лапами ветвей. Юноша помотал головой, справедливо для себя решив, что говорить им не о чём. Лес укутал охотников своими цепкими ветвями и сине-зелёной, лишь в некоторых местах рыжей с жёлтым, листвой. Поначалу на лицо ещё падали крохотные золотистые пятнышки — это солнце с ними прощается — но спустя пару десятков метров мечники, углубившись в тенистую чащу, видели свет лишь высоко подняв головы, и делали они это не часто. Не для лицезрения ясного неба им в руки вложили клинки. Истребители ступили дальше. Почти сразу попался след. Разодранная, словно в приступе животного гнева кора кривого вяза стала весьма красноречивой зацепкой, и Аканэ, едва завидев, шагнула к ней. На пару мгновений мечница застыла, как самая настоящая статуя, с явным, читаемым вопросом в глазах, на который Генья и сам искал ответ. Однако оба молчали. Вдоволь насмотревшись, — и всё же не спросив мнения товарища, — девушка обошла пострадавшее дерево и двинулась меж кустов с надломанными ветвями. "Как-то просто, — подумал Генья, замечая следы чуть ли не на каждом шагу, — Тут и дурак всё поймёт". Сам он, разумеется, дураком не был, а потому угадывал происхождение царапин на пнях и стволах дубов так, будто те были сложной дилеммой. В голове зарождались мысли о хитрости демона, его недюжинной силе и о том, что вся прозрачность — лишь ловушка, в которую они с Хиноэ так просто угодили. Однако Симидзу без тени сомнений продолжала идти вперёд, перепрыгивая мшистые корни и ступая так легко, что даже приглушённого стука твёрдой подошвы её сандалий Генья не слышал. Она всегда так тихо ходит. По обе стороны висели переломанные ветки, и стало ясно, что охотники идут там же, где проносился демон. Прямо за ним. В рыхлой земле отчётливо виднелись следы стоп, а в какой-то момент появилась и кровь. Ярко-красная, как праздничные ленты, и такая же чистая. Сначала лишь на примятой жухлой траве и опавших листьях, цвета ржавчины, затем — на покрытых мхом камнях и ветвях. Багряные капли то появлялись, наводя истребителей, как стрелка компаса, то исчезали вновь. Но вскоре показались особенно ярко, и сомнений в принадлежности алых пятен человеку не осталось. Валун. Шинадзугава поравнялся с Хиноэ, когда та остановилась напротив высокого серого камня с красными кляксами, смотря так внимательно, словно те могли прямо здесь и сейчас ответить на роившиеся в голове вопросы. Юноша провёл по холодному камню пальцами, надеясь, что человеческие соки испачкают кожу, но напрасно. Пятна остались там же, где и были, даже не размазавшись. — Засохла уже, — Аканэ развернулась и зашагала дальше, глубже в лес, — Пошли, нам туда. "Всё-то ты знаешь", — парень шикнул, но мыслей не озвучил. Теперь они никуда не сворачивали и шли строго вперёд, как по разметке. Под ногами шуршала запятнанная человеческой болью трава, тут и там качались сломанные сучки, но мечники ступали мимо, с пальцами у рукоятей клинков и мыслями о людском страхе. Надежда, что они найдут девочку живой и без того крохотная, совсем умерла, когда над головами охотников, среди листвы, запестрили куски яркой, украшенной, кажется, узорами цветов, ткани. Одежда Мари, бесспорно. Вся в крови и пятнах бурой грязи, но по-прежнему красивая. Нужно снять и отнести её семье, верно? Так поступают? Аканэ не остановилась. Генья разозлился на холод её глаз, что она лениво подняла вверх к листве и последнему из следов мёртвого дитя, но потом вспомнил, что несмотря на возможную снисходительность к пострадавшим, чей отблеск он увидел при спасении Йоко, Симидзу остаётся истребителем. Идёт не спасать, но убивать. Почему-то Шинадзугава очень надеялся, что это не то самое кредо мечников, о котором говорил Кеничи. Совсем скоро до его ушей донеслось тихое, как скромная трель, журчание воды, и юноша тут же вспомнил о словах матери Мацуо про ручей, проточную воду и ягоды. Если девочка дошла до родника, — или же её донесли, — то здесь, на берегу гальки, мечники смогут найти новые следы, и пройти дальше. Будет здорово, если они убьют демона, пока тот прячется в какой-нибудь гнилой норе. Генья ухмыльнулся мыслям о хитрой победе. Нефритовая листва редела над тонкой, чистой, словно само небо за размашистыми кронами, полоской воды, и пропускала крохотных солнечных зайчиков на светлую рябь. Ручей блестел, как драгоценные камни, журча свои мотивы лесу и птицам. Аканэ перепрыгнула через голубые потоки с женской грацией и обернулась к товарищу, собиравшемуся перейти на другую сторону следом, как и всё то время, что они вместе блуждали в тенях. — Оставайся здесь и следи, — Генье пришлось прислушаться, чтобы разобрать её шёпот за шелестом вокруг, — я скоро вернусь. — Мы идём вместе, — он нахмурился, но позволил себе ухмыльнуться, — Почему это я должен оставаться, когда ты куда-то собираешься? — Потому что, — Хиноэ начала объяснять, как малому дитя, и парень сразу же почувствовал отвращение к её манере, — будет разумнее, если один из нас останется на изученном берегу наблюдать. Я осмотрюсь чуть дальше и вернусь. Не бойся, тебя никто не съест. Шинадзугава собирался яро возразить, но мечница, увидев в его глазах протест, быстро добавила: — Слушай меня, глупый кохай, или я напишу в Организацию с просьбой отстранить тебя по причине некомпетентности. Мой ранг гарантирует правдивость сказанных слов, так что хорошенько подумай. Генья побагровел от злости, но не нашёлся с ответом. Пускай валит на все четыре стороны, если ей так угодно! Парень отвернулся, а девушка пропала в тот же миг, как он упустил её из вида. "Глупый кохай",— неустанно вертелось в голове, и эти слова злили Мидзуното больше всех прочих.

***

Уже начало смеркаться, и оранжевое солнце просачивалось между стволами деревьев на западе, когда она возвращалась. Возвращалась с пустыми руками и такими же пустыми мыслями. Ничего, даже надломанных ветвей и кровавых пятен, какими изобиловала противоположная сторона, — про себя названная "стороной Мидзуното", — не обнаружилось. Всё, как она и думала, с лёгким сердцем оставляя товарища у ручья: дальше идти смысла не было, совсем, быстро осмотрелась и вернулась. Ну точно прогулка, а всё же обидно. Она, Хиноэ, совершила такой большой обход, — так ещё и бегом, не жалея сил израненного тела, — но обнаружила даже меньше, чем тогда, на илистом берегу Суми. Ржавый цветок Ханако, да упокоится она с миром, теперь казался величайшей в её карьере находкой, по сравнению с той пустотой, что таилась под высокими кронами темного леса. Нужно придумать, что сказать Шинадзугаве, — умное и одновременно простое, дабы не слышать его усмешек, и, что ещё желаннее, не видеть издёвки в чёрных глазах. Впереди, среди глухой темноты темноты, замаячило жёлтое с красным зарево, тянущее длинные ленточки к верху, и Аканэ, приближаясь, ощутила неожиданно приятный запах гари. Генья разжёг костёр. Признаться, она была рада, даже очень. После всех приключений хотелось согреться и хоть немного подремать в ночной тиши этого мира, пусть и просыпаясь там, по другую стороны своих грёз, что разбивают сердце и спустя года. Спать, конечно, если смотреть здраво, не дадут, слишком уж это для истребителя роскошно, — тем более, что ночью, — а вот отогреть холодные ладони можно. Девушка раздвинула колючие ветви руками и вышла к ручью, излишне шурша листвой, чем ожидаемо привлекла внимание товарища. Мидзуното сидел у костра скрестив ноги и умиротворённо, будто простой путник, грел ладони над языками пламени. Милая картина, если не знать, какой шум издаёт ружьё за его поясом, как рассекает воздух сёто, и, разумеется, если не обращать внимания на собственный клинок в ножнах. Аканэ изящно прыгнула на сторону с огнём, кровавыми следами и Геньей. — И? — парень смотрел на неё выжидающе и с раздражением, но сесть напротив позволил, — Нашла что-нибудь? — Ничего, — нехотя ответила она, не придумав ничего лучше, — О'ни на этой стороне. Товарищ, в чьих глазах блеснуло довольство уже после слова "ничего", приподнял уголки губ в злорадной улыбке, мол, так тебе и надо, и на этом вопросы прекратил. Хиноэ была рада молчанию, пусть чужая надменность злила, и вскоре, чтобы не нервировать себя лишний раз, решила, что лучше будет о нём не думать. Совсем. Внутри горла неприятно кольнуло, засаднило, и девушка, незаметно даже для самой себя, нахмурилась. Ставшее алым солнце ещё не упало за горизонт — значит, осталось немного времени. Она успеет. Симидзу торопливо расстегнула верхнюю, ставшую красной под бликами костра пуговицу пиджака, ни секунды не смущаясь удивлённого взгляда юноши, глядевшего на неё из-за языков пламени. Ловко смахнула воротник, вытянула шею и запустила руки под макушку, нащупывая маленькую металлическую заклёпку. Славно, что та почти не колется. Застёжка легко поддалась пальцам Хиноэ, и бинты стали сползать с её шеи почти без помощи. В скором времени покрасневшая шея, — но всё же сохранившая привычную Аканэ бледность, — оказалась свободна и готова к самоличному, прописанному Какуши лечению. Взгляд Геньи мечнице не нравился, но сейчас, пожалуй, не до него. Зелёная мазь из миниатюрной сумки за поясом неприятно холодила кожу ещё до дуновений вечернего ветра, и даже жаркий костёр не спасал её от ледяных касаний собственных пальцев. Противно. Рана чудовищно заныла, когда девушка случайно дёрнула рукой, задевая свежий, не успевший затянуться шрам ногтями. Кровь, благо, не заструилась по её белой коже, однако от такой боли вполне можно сознание потерять. С усилием, удерживая себя от обморока, Аканэ подавила и болезненный стон, но на то была лишь одна причина: Шинадзугава. Он зорко наблюдал за каждым действием старшей, следил за движениями пальцев, и, несомненно, углядел как она стиснула зубы. До чего раздражает. — Отвернись, — не выдержав прошипела Хиноэ, уже заматывая вокруг шеи новые, чистые бинты из всё той же котомки за белым поясом, — Твой взгляд меня нервирует. — Аналогично, — юноша ответил как-то беззлобно и отвёл глаза кверху, словно его действительно интересовали темнеющие листья, но разговор продолжил: — Ты, вроде, ещё в живот удар словила, а, Симидзу? — Симидзу-сан, — с громким вздохом, заставившим скорчиться от боли в гортани, который раз поправила мечница, — Называй правильно. И неужели я слышу беспокойство? — Нет, просто думал, что продолжишь раздеваться. От вульгарных слов со стороны столь юного парня Аканэ, неожиданно для себя, вспыхнула. — Не дорос ещё, — шикнула она, стараясь сохранять спокойствие, а потому продолжая отвечать на вполне логичные вопросы и надеясь, что пламя скроет багрянец её лица, — Со мной всё в порядке, до жизненно важных органов о'ни не достала. Нас с тобой, Генья, это очень разнит... Кстати об этом. "Спасибо" я по-прежнему не слышу, а ведь кто, как ты думаешь, вырвал из тебя щупальца? — Я вернул твой долг ещё тогда, раз помнишь, и значит благодарить не обязан, — юноша опустил глаза с привычным недовольством, являвшимся, кажется, его повседневной эмоцией, и потёр ладони, затем вновь расправляя их над огнём. — Ничего-то ты никому не обязан, — закатила глаза Хиноэ, — Неисправимый мальчишка, тебя ничему не научишь, даже если попытаешься. Он не ответил. Ненадолго воцарилось молчание, ставшее неким перерывом между обменом колкостей и завуалированными, — а также вполне прямыми, — оскорблениями. — Когда солнце полностью сядет, мы начнём охоту, — спокойно, как при светской беседе, шепнула девушка, — Будь готов к этому, и не заставляй меня кричать тебе указы. — Я и сейчас готов, — быстро ответил мечник. — Правда? — Хиноэ заглянула в глаза юноши: чёрные, точно обуглившиеся ветки за разведённым им пламенем, — В прошлый раз ты тоже хвалился, а потом чуть с моста не упал. Мне нужно будет, чтобы ты сделал так, как я сейчас скажу. Повторять не буду, Генья, слушай внимательно. — Опять ты... — Не перебивай меня, — повысила голос Симидзу, заметно хмурясь, — У тебя очень важная роль, так что не думай воротить нос. Нам всем будет проще, если ты проглотишь свою гордость на одну короткую ночь. С рассветом я помогу тебе достать её обратно, если она потеряется. Аканэ дала время подумать над ответом, терпеливо глядя в чужое лицо и неосознанно пытаясь предугадать последующие слова. — Что я должен сделать? — в унисон с треском костра спросил Генья. — Ничего особенного, — охотница хмыкнула, довольная услышанным, — Мы, охотники, проливаем кровь каждую ночь, и ты не станешь исключением.