***
То, что Цзян Чэн, подражая шисюну, демонстративно перестал использовать духовную энергию, раздражало настолько, что неладное Ванцзы заподозрил далеко не сразу. Прошло почти три месяца, прежде чем он наконец-то заметил, что Цзыдянь не искрит даже во время их ссор, оставаясь на пальце хозяина безжизненным куском металла. Нефрит попытался вспомнить, когда в последний раз видел, как Ваньинь использует кнут в бою… И понял, что никогда. Не в этой жизни. Но… Как такое вообще возможно?! Лань Чжань знал, что для того Цзян Чэна Цзыдянь был не просто наследием предков и памятью о матери: неотъемлемая часть, продолжение его самого, кнут был юноше ближе, чем собственный духовный меч. Никогда, ни при каких условиях Наследник Цзян не стал бы от него отказываться, и Второй Нефрит сильно сомневался, что в этом мире дела обстояли иначе. Тогда почему?.. В тот день, ледяным сквозняком по спине скользнула невероятная, но все объясняющая догадка — темный заклинатель не использовал Цзыдянь не потому, что не хотел. Он… не мог?***
И кто бы мог подумать, что видеть гораздо проще, если знаешь, куда смотреть! Неожиданно, стали очевидными и никогда не покидающий ножны Саньду, под тяжестью которого хозяин иногда, особенно при резких движениях, чуть пошатывался, и активация «темных» талисманов там, где было бы проще и удобнее использовать стандартные, и глухая тоска во взгляде, провожающем летящих на мечах заклинателей… А простенькая незаметная проверка показала, что Цзян Ваньинь не просто не пользовался духовной энергией, в его теле светлой ци вообще не было. Ни капли. Впрочем, — самокритично подумал младший Лань, — если бы кое-кто потрудился вовремя вспомнить, что любителя скидывать людей в Курганы Вэнь Чао везде и всегда сопровождал недоброй памяти Вэнь Чжулю, то его бы это не удивило. Почему-то на ум пришла ходившая в прошлом мире откровенно бредовая байка о якобы потерявшем Золотое Ядро молодом Главе Цзян и о Великой Баошань Санжэнь, которая это самое Ядро ему якобы восстановила. Придумают же люди, хоть стой, хоть падай! Даже дядя, когда услышал — не сдержался, фыркнул презрительно. Выходило, что Наследник Цзян чудесным образом узнал, где находится гора отшельницы (откуда?), в одиночку, без меча и со свежевыжженным Ядром, добрался туда по кишащим Вэнями землям, поднялся наверх, сумев обойти все защитные барьеры и амулеты бессмертной, убедил ее помочь, а потом вернулся назад. Да, а еще он ухитрился это все как-то успеть за те несколько дней, что прошли между его побегом из плена и появлением в Мейшане. Кстати, любой заклинатель, имеющий минимальное представление о процессе формирования Ядра, мог сходу проинформировать всех желающих, что госпожа Баошань, будь она хоть трижды бессмертной, могла помочь только в том случае, если у нее где-то в погребе запасное Золотое Ядро случайно завалялось. Нет, уж с чем-с чем, а с Золотым Ядром у Ваньиня все было в полном порядке, Ванцзы мог лично это засвидетельствовать. Вот только… Лань Чжань ведь и в том мире знал человека, который внезапно перестал использовать меч. Разве что демонстрировал это открыто, даже для вида с собой не таскал.***
Казалось бы, отсутствие духовной энергии у повстречавшего в бою (или в пыточной) Вэнь Чжулю заклинателя наталкивало на довольно однозначный вывод, но… Ванцзы доводилось видеть жертв Сжигающего Ядра, что в той жизни, что в этой: сломленные, не способные заставить себя подняться утром с постели люди, утратившие волю к жизни, угасающие на глазах. Ни Цзян Ваньинь, беспощадно истребляющий Вэней, ни Вэй Усянь, устроивший Детям Солнца эпическую бойню, а заодно успевший вдрызг разругаться со всей «верхушкой» заклинательского мира, освободить пленных Вэней и заняться посадками редиски на Луанцзан этих несчастных ничем не напоминали. Немудрено, что никому и в голову не пришло… Ванцзы невольно задавался вопросом: «А он сам так сумел бы»? Смог бы продолжать жить, навсегда потеряв возможность использовать Ванцзы и Бичень? Перестав быть самим собой, тем, кем стал с тех пор, как в даньтяне впервые вспыхнула крохотная золотая искорка? Или сразу полоснул бы по сонной артерии навсегда погасшим лезвием духовного меча? Ответа он не знал, зато был уверен, что мысль пойти иным путем, обратиться ко Тьме, в голову правильного молодого человека наверняка бы даже не заглянула. А вот Вэй Ина такие мелочи, как манипуляции инь-компонентой, даже в юности не смущали. Да у него и выбора-то не было: если сначала он просто хотел отомстить Вэням, то потом пришлось еще и разбираться с ополчившимся на него заклинательским миром. Отказаться от использования темной энергии и остаться беззащитным перед лицом многочисленных недругов было равносильно самоубийству.***
«Вэй Ин, вернись со мной в Гусу!» — Т-ха, — вырвавшийся у Ванцзы смешок больше походил на всхлип, стоящий рядом соклановец вздрогнул и недоуменно уставился на Ханьгуан-цзюня. Все, включая самого Вэй Ина, который совершенно непостижимым образом умудрялся существовать с политикой Кланов в параллельных реальностях понимали, что стоит темному заклинателю войти в ворота Облачных Глубин — и он станет пленником Ордена. Точнее, понимали все, кроме блистательного Второго Нефрита, неукоснительно следующего правилам и свято верящего в мудрость, благородство и непогрешимость Старейшин. Небеса! Вот как можно в двадцать лет быть таким наивным идиотом?! Оказавшись в Гусу, Старейшина Илин, в лучшем случае, был обречен провести остаток жизни в заточении. Впрочем (теперь), младший Лань был уверен, что Усяня ждала показательная публичная казнь. И ничем бы Ванцзы ему не помог: как только он привел бы возлюбленного в ловушку, его бы скрутили, запечатали ци и отправили в затвор. Так, на всякий случай — ну как он торжеству добра над поверженным злом помешать попытается? Да и над ошибками своими вьюношу десяток-другой годков поразмыслить полезно, а то ишь, чего надумал — с еретиком якшаться! Скрипнув зубами, Второй Нефрит разжал побелевшие пальцы на рукояти Биченя, поднял голову, мимоходом отметив, что вокруг него стало подозрительно малолюдно и направился к палатке, в которой должен был состояться очередной военный совет.***
Когда-то за спиной Ванцзы шептались, что у него в голове одни правила. Вместо мозгов — хотелось добавить ему самому. Тогда, в пещере… Забрать его в Облачные Глубины силой Старейшины не могли, могли бы — забрали сразу, не вступая в переговоры. Но примерный адепт Ордена Гусу Лань так спешил получить заслуженное наказание, что, вместо того, чтобы увести в безопасное место и позаботиться, просто бросил больного, дезориентированного Старейшину Илин одного. Результат? Вэй Ин — мертв, он сам — в Цзинши, с исполосованной спиной. И в чем тогда, собственно, был смысл конфронтации со Старейшинами? Зачем вообще ее затевать понадобилось? Кнута захотелось? Вот его отец, оказавшись в похожей ситуации, любимую женщину все-таки спас!***
Какая ирония судьбы! Он столько лет посвятил тому, чтобы доказать всем: Старейшинам, дяде, в первую очередь — себе самому, что не похож на отца, что, даже повстречав Вэй Ина, категорически отказывался признавать очевидное: злобно шипящие за спиной «доброжелатели» оказались правы, Лань Чжань, Лань Ванцзы, краса и гордость Клана, действительно вырос «таким, как отец». Если не хуже. У них и в самом деле оказалось пугающе много общего: оба выбрали «недостойных» возлюбленных, ради которых посмели пойти против древних правил и устоев; оба были готовы отнять у любимых свободу ради того, чтобы те жили, пусть ненавидя их, но жили; оба поставили личные чувства выше интересов Клана… Ванцзы, кстати, собирался это сделать снова, на сей раз — цинично, продуманно и совершенно осознанно.***
Если пример Вэй Ина из прошлого мира его чему и научил, так это тому, что со скандалом уходить в чем стоял — не самая лучшая идея, поэтому в Илин Лань Чжань планировал перебраться в добром здравии, с безупречной репутацией, трагической историей ухода из Клана (разумеется, по вине Старейшин) и с третью состояния правящей семьи, точнее, с его компактно разместившемся в паре цянькуней эквивалентом в золоте. Заодно он «ополовинил» клановое хранилище артефактов — во-первых, вероятность того, что в Гусу вдруг решат заняться земледелием в малопригодных к этому условиях и обнаружат пропажу стремилась к нулю, во-вторых, при всем уважении к талантам Вэй Ина, ресурсы Великого Клана — это все-таки ресурсы Великого Клана, Усяню, до того, как он сможет попытаться создать нечто подобное, еще лет двести совершенствоваться нужно.***
Вэй Ин… Впервые, Ванцзы увидел его на залитой лунным светом стене Облачных Глубин, повстречал на сверкающей под солнцем водной глади озера Билин. И оба раза, словно камень на дно омута, безвозвратно канул в глубину смеющихся серебристо-серых глаз. Он возненавидел своё взбунтовавшееся тело, что так отчаянно желало, вожделело, пылало. Обрывочные, постыдные сны, горячечные метания на сбившихся простынях, вымокшие от липкой влаги в районе паха штаны… Именно тогда его мастерство в начертании очищающих талисманов достигло невиданных высот — отдавать в стирку вещи с такими характерными пятнами было очень неловко. И, между прочим, здешнего Лань Чжаня отсутствие Вэй Ина в Гусу от бушующих гормонов тоже не спасло. В те безумные месяцы, когда даже холодные источники оказались бессильны загасить бушующее в нем пламя, юноше отчаянно хотелось, чтобы ему хоть кто-нибудь объяснил, что с ним происходит и как с этим разобраться. Нет, к целителям Клана претензий не было, всю необходимую информацию о взрослении подростки получали вовремя, со всеми подробностями и в полном объеме, вот только о чувствах, особенно о таких, как любовь, лекций в Гусу не читали, тут каждый был сам за себя и справлялся, как мог. Ванцзы не справился.***
Разлад между телом, сердцем и разумом с каждым днем только набирал обороты, захлестнувшие страх, неуверенность и злость требовали выхода и, как правило, выплескивались на ничего не подозревающую причину этого самого разлада. Вскоре второго молодого господина Лань посетила гениальная мысль: «Если получится избавиться от Вэй Ина, то и проблемы исчезнут с ним вместе», и срываться на ученике из Юньмэна он начал уже намеренно. А смешливый раздолбай просто отмахивался от грубых, несправедливых слов, как от назойливых мух и продолжал к нему липнуть. Но слыханное ли дело, чтобы Второй Нефрит Гусу — да вдруг не добился поставленной цели? Вот и в этот раз. Добился. В ушах, эхом погребального колокола, до сих пор отдавалось хриплое, сорванное: «Проваливай!».***
Проблему повышенного либидо война решила кардинально: усталость на грани обморока, недосып, на первых порах — недоедание, горе от потерь, неуверенность в завтрашнем дне… Какие уж там чувственные сновидения, у него даже по утрам несколько месяцев подряд не… Вот прям совсем. Ванцзы старательно избегал общества заклинателей, которые, собравшись после боя, любили выпить и прихвастнуть своими — явно надуманными — любовными похождениями. Вэй Ин в таких компаниях замечен не был, зато грязных слухов о его «развлечениях» с покойниками ходило предостаточно. Знали бы сплетники, что от близкого знакомства с лезвием Биченя их спасал лишь железный самоконтроль Второго Нефрита. И зачем сдерживался, спрашивается? Надо было если и не резать, то хоть пугнуть, чтоб неповадно было.***
В конце-концов, привычка Ванцзы оглядываться на мнение «старших и мудрых», молчать, когда нужно высказаться, медлить, когда требуется действовать, скрывать, когда необходимо показать, донести, что ему не всё равно, привела к тому, что солнечный лучик, осветивший его беспросветно серую жизнь после смерти матери угас, уничтоженный людской злобой и завистью, всеми брошенный и преданный, убежденный, что никому на этом свете не нужен. Что ж, свой урок Лань Чжань выучил накрепко. В этой новой, так неожиданно и незаслуженно доставшейся ему второй жизни решать «что есть черное, что есть белое» будет только он сам. А во всем, что касается его любимого и решать-то ничего не нужно: «черный», «белый», «серый в красный цветочек»… Вэй Ин — это Вэй Ин, остальное — не важно.***
— Ванцзы, ты сегодня совсем не слушал, о чем говорили на военном совете, — укоризненно вздохнул Лань Хуань, догнав явно по-прежнему погруженного в какие-то свои мысли брата. Ну почему же, он слушал. Хотя, ожидаемо, и не услышал ничего нового. Или Сичень рассчитывал, что брат выскажет свои предложения по стратегии военных действий? Так он еще в том мире понял, что, на самом деле, его мнение никого не интересует — почти у каждого Главы Клана уже есть свой план, вопрос исключительно в том, у кого получится «протолкнуть» его к общему исполнению. Тратить время на тех, кто заведомо пропустит все сказанное им мимо ушей Ванцзы не собирался. К тому же, не было никакой необходимости вмешиваться в устоявшуюся рутину: Главы мелких Кланов, как всегда, пытались «выбить» из общей казны побольше денег, доклады о текущих потерях сменялись докладами о прибытии подкреплений, сроках и объемах поставок продовольствия, лекарств, оружия и талисманов. Последнее привлекло внимание Нефрита потому, что очередная партия, на которую пошла весьма солидная часть бюджета, должна была прибыть из Илина. Пусть талисманы тамошней секты и относились исключительно к бытовым, баталии за их распределение между интендантскими службами Кланов по накалу страстей ничем не уступали войне с Вэнями. Ну еще бы! Больше не приходилось беспокоиться, что отсыреют одеяла и одежда, выйдет срок годности у редких трав и лекарств, заплесневеет рис, мыши сгрызут… Все сгрызут, паразиты этакие! Ванцзы своими глазами видел, как почтенный Лань Фэнье, которому удалось отвоевать лишнюю сотню талисманов стазиса, чуть ли не порхал по ставке Гусу счастливой белой бабочкой.***
Глава Ордена Не все сетовал, что появившийся в Илине клан заклинателей исправно поставляет отличные талисманы, но предложения о том, чтобы вступить в войну на стороне Союза Орденов их Глава сначала отклонял, ссылаясь на то, что Вэи специализируются на медицине и защите, а потом и вовсе решил игнорировать. — Целители, значит, — с издевкой цедил мужчина сквозь зубы, — травки собирают, ни с кем не воюют! Посмотрим, как они запоют, когда Жохань на них внимание обратит — цишаньские ведь земли. Он-то им быстро лавочку прикроет! — Тогда у них будет возможность пожалеть о том, что приняли неверное решение, — обмахиваясь веером поддержал его Гуаньшань. Ванцзы с трудом подавил усмешку. Насколько силён здешний Вэй Ин он не знал, но, если припомнить истории о Заклинателе-с-Флейтой, то практически любого идиота, посмевшего сунуться в его вотчину, ждет изрядная трепка. А самому Главе Вэнь, если только Вэй Ин не выкинет что-нибудь совсем уж непотребное и оскорбительное, на что тому придется отреагировать, вообще глубоко наплевать на какую-то безобидную, строго блюдущую нейтралитет мелочь в Илине. — Господа, их можно понять, — как обычно постарался всех успокоить взявший слово после Главы Ордена Цзинь Лань Сичень — В конце-концов, вступление в войну — это очень серьезное решение, у Клана, который все еще обустраивается на новом месте, может просто не быть возможности это сделать. — Откуда они вообще взялись?! Кто-нибудь о них раньше слышал? — Никогда. Говорят, сначала в Илине появился их Глава, покрутился туда-сюда, огляделся, а потом весь свой Клан откуда-то перетащил — и давай нечисть в округе изводить. По слухам, с его приходом город словно из пепла восстал, туда теперь изо всех провинций люди бегут, особенно с юньмэнских земель народа много. — И половину по пути сжирают! — Больше половины! — А куда им деваться-то? До Илина добраться шанс все-таки есть, а дома останутся — там их точно сожрут. — И как бы не в собственной постели! — Хватит болтать! Чай, не торговки на базаре!***
А Цзян Ваньиня в этот раз на совет не позвали. И еще две луны звать не будут. Вроде как наказали за то, что самовольно ушел с позиций, хорошо хоть до очередного наступления Вэней успел вернуться. Все еще удивлялись, с чего наказание такое…странное, пока не узнали, что тёмный заклинатель пробрался на территорию Цишань Вэнь и смог уничтожить аж два полевых госпиталя. Неудивительно, что ему за этот проступок только пальчиком погрозили и велели «больше так не делать».***
— Ванцзы… — Старший брат, — остановился Лань Чжань. — Этот младший сегодня очень устал и хотел бы отдохнуть. Если разговор нельзя отложить и мое желание эгоистично… — Нет-нет, — молодой Глава примирительно поднял руку, — ничего срочного. Разумеется, мой младший брат может, даже должен отдохнуть. Мы поговорим завтра. Уважительно поклонившись Сиченю на прощание, Второй Нефрит, привычно скользя по грани, за которой быстрый шаг переходит в бег, но не пересекая этой черты, направился в сторону своей палатки — к долгожданному отдыху.