Черные крылья голубки

      — Как прошла ваша ночная охота? Эти несколько недель на границах не слишком вас утомили? — любезно поинтересовалась госпожа Цзинь, неторопливо откусив кусочек сливы. Хмель вина оживил ее бледное лицо, и на щеках заиграл румянец.       Аккуратно отложив палочки и вытерев рот, Цзинь Гуанъяо столь же расслабленно прочистил горло и ответил:       — Благодарю, матушка, — он сделал особое ударение и, выдержав краткую паузу, бесстрастно принялся рассказывать. — Все прошло очень удачно. Хотя у нас и возникли кое-какие трудности… у гор Наньлин особо злобным лютым мертвецам удалось прорвать кольцо, и пришлось оттеснить их и окружить у тропы Цюнци, — при упоминании тропы рот госпожи Цзинь болезненно дрогнул, но, кажется, ни оплошности Гуанъяо, ни ее смятения никто не заметил*, и он продолжил: — Сожалею лишь о том, что не смог помочь госпоже с приготовлением церемонии. Кстати, она действительно великолепно устроена! — Цзинь Гуанъяо изящно поклонился, тонкая улыбка скользнула по его губам, сведя скулы тупой болью.       Быстро оправившись, госпожа Цзинь улыбнулась в ответ:       — Надеюсь, вы сможете как следует отдохнуть. Сегодня такой особенный день, — последние слова она произнесла довольно громко и прибавила, обратившись к собравшимся, — для всех нас.       По Залу Несравненной Изящности прошел гул одобрения и звон наполняемых чаш. Краем глаза Яо заметил, как дрогнула его собственная в руке, и по поверхности вина пошла уродливая рябь. Силясь сдержать клокочущий в душе гнев, он отчаянно вцепился второй, свободной, рукой в колено, впиваясь ногтями даже сквозь несколько слоев ткани в кожу. Благо, за накрытым всевозможными блюдами столом этого никто не видел. Учтиво поблагодарив госпожу Цзинь за празднество еще раз, он стремительно осушил чашу. Сидевшая по правую руку от него Цзинь Су бросила на него украдкой изумленный взгляд, однако смолчала, лишь в волнении поджав красные губки и отвернувшись, отчего золотые украшения в ее прическе жалобно звякнули.       Мо Сюаньюй, чей стол стоял напротив его, тоже заметил звон и обеспокоенно уставился в сторону Цзинь Гуанъяо и его жены. Цзинь Гуанъяо испытал отчаянное желание заерзать на месте, но удержался — только машинально поправил ушамао. Отчего этот юнец смотрит на него такими большими взволнованно-влажными глазами, темными и завлекающими, будто омут?       В самом деле, третий господин Цзинь весь вечер исподволь бросал на него короткие, словно выкранные, взгляды. Гуанъяо старался не замечать их: волнение юноши ничуть его не изумляло, как и эти робкие попытки найти поддержку среди шумного балагана родни и прочих адептов клана. И все же… полностью игнорировать их не получалось, и взор то и дело замечал тонкое лишенное резких черт лицо напротив, натянутую в струну угловатую фигуру и длинную немного неуклюже посаженную, но красивую шею. Когда Цзинь Сюаньюй пил или ел, чуть запрокидывая голову, шея обнажалась еще сильнее, выбеленная кожа натягивалась на остром кадыке, и завороженный красотою его резких и отчетливых движений Цзинь Гуанъяо едва ли мог оторвать взор.       Глубоко выдохнув и досадуя на то, как горят сейчас щеки — то ли от гнева, то ли от вина –, Яо попытался сосредоточиться на еде, но ни одно из блюд не лезло в горло, а в голове гудело, словно от невыносимой тяжести, вызванной мучительными догадками. Откуда эта женщина узнала о дне смерти Мэн Ши? Едва ли кому-то из ее слуг было известно. Пожалуй, знал только Ван И, стоявший позади него — вечно наготове, вечно зорко следящий за каждым движением присутствующих.       Впрочем, не так уж важно — кто. Важно лишь то, что сейчас он не пускает поминальный фонарь и не сжигает ритуальные деньги для матери, а сидит здесь, в роскошном зале Башни Кои, и любезничает с этой сукой.       Видят Небеса, в тот вечер он считал каждое мгновение до окончания праздника.       И когда праздник завершился, Яо испытал головокружительное чувство облегчения, словно очнулся от долго тяжелого дневного сна. А на улице царила приятная свежесть, поддернутая легким ароматом молодой травы. Проводив А-Су в ее покои, он наконец направился туда, где должен был быть. В храме Гуанъяо торопливо зажег все фонари, редкие благовония и свечи, и скромное — не более двух чжанов* — помещение наполнил густой теплый дым. Сняв ушамао и придержав рукава, мужчина бережно разложил все принадлежности для поминального фонаря. Сам фонарь он изготовил заранее, теперь осталось сделать надпись и прикрепить ее к каркасу. Было так душно, что пот выступил на лбу, однако Гуанъяо это нисколько не заботило. Растерев тушь в тушечнице и обмакнув инкрустированную кисть в ней, он медленно и сосредоточенно вывел на белой узкой полоске бумаги иероглифы «Мэн Ши», а потом аккуратно приделал полоску к фонарю. Полюбовался и, оставшись довольным проделанной работой, склонился перед небольшим алтарем, в центре которого стояла маленькая искуснейше сделанная статуя Гуаньинь с белым попугаем справа*.       Он уже собирался вынести фонарь на улицу, чтобы завершить церемонию, как понял, что забыл ритуальные деньги, что привез с ночной охоты, у себя в покоях, пока переодевался к празднику. Менее всего ему сейчас хотелось возвращаться к себе. Сокрушенно отерев лоб и убрав упавшие на лицо пряди, Яо запустил холодную ладонь в ворот ханьфу. Разгоряченной груди мгновенно полегчало. Он принял решение.       Резво встав, мужчина взял с собой фонарь и серники с трутом*. Но не успел Гуанъяо открыть дверь, как она сама распахнулась, и он едва не столкнулся прямо на пороге с Мо Сюаньюем.       Юноша негромко вскрикнул и отшатнулся на шаг назад. Цзинь Гуанъяо же покачнулся, чуть не утратив равновесие. Он уже почти стукнулся плечом о дверной косяк, когда Мо Сюаньюй быстрым и ловким движением удержал его за руки.       — Ты!.. — рассеянно выдохнул Яо, совершенно не глядя на него. Все его внимание было сосредоточено на бумажном фонаре, который он боялся помять.       — Все хорошо, молодой господин Цзинь? — взволнованно выпалил юноша, все еще не выпуская его запястья из цепкой и на удивление сильной хватки.       Совладав с шоком, Цзинь Гуанъяо благодарно улыбнулся и кивнул:       — Благодарю. Прошу простить мне мою резкость, я не ожидал увидеть брата здесь.       Опомнившись, юноша отдернул руки, зарделся и смущенно отвел глаза.       — Это младший должен просить прощения у второго господина Цзинь за... э... вторжение.       — Почему ты еще не спишь? — Гуанъяо в самом деле очень интересовало, что — или кто — привело Мо Сюаньюя сюда. Сначала старая стерва, теперь он. Но стоило ему взглянуть в порозовевшее от стыда лицо, как он понял. Мгновенно стальные нотки раздражения в его голосе смягчились: — Не спится на новом месте?       Юноша молча кивнул, все еще не смея взглянуть на Цзинь Гуанъяо.       — Так всегда бывает, — мягко улыбнулся Гуанъяо. — Брату стоит вернуться, пока слуги не хватились.       — Они думают, что я уже лег, — тихо буркнул Мо.       Только теперь Яо разглядел в темноте, скупо освещенной двумя дверными фонарями, что юноша был одет в нижние рубашку и штаны. Он втянул шею в плечи, сгорбился и временами безотчетно водил ладонями по предплечьям, силясь согреться на прохладном ночном ветру, пришедшем с севера.       В голове у Цзинь Гуанъяо пульсировала мысль, слова, что, легко сорвавшись с языка сейчас, принесут с собой горький привкус отвращения к самому себе позже.       — Младший брат не заблудился? Тебя проводить?       На этот раз Мо Сюаньюй все же поднял взгляд, и в широко распахнувшихся глазах отразились удивление и непонимание.       — Разве… господин не занят? — едва слышно выдавил он, покосившись на фонарь.       Яо досадливо поджал губы и отвернулся, как бы невзначай задев плечом ловец снов, и тот нежно и тихонько зашелестел.       — Это может подождать, — глухо отозвался он, подавляя ком, застрявший в горле.       — Но это же поминальный фонарь! — горячо возразил Мо Сюаньюй. — Поминальный фонарь для Мэн Ши. Не знаю, кто она такая, однако моя бессонница — ничто по сравнению с почитанием умерших….       Он не успел договорить, потому что бесцветный голос Цзинь Гуанъяо хлестко прервал юношу:       — Моя мать. — Яо медленно развернулся в пол-оборота так, чтобы Мо Сюаньюй видел его лицо, но не мог разобрать его выражения. И добавил: — Мэн Ши — это моя мать. Сегодня день ее смерти.