The Other you

Маринетт положила телефон обратно на стол, подавив долгий вздох. В глубине души она знала, что с её стороны это было несправедливо, но часть её была несколько рада, что Аля беспокоилась о ее местонахождении. В течение последних нескольких дней она постоянно получала сообщения, в которых сначала спрашивалось, в порядке ли она, а потом — в безопасности ли она. В конце концов, Аля стала умолять лучшую подругу хотя бы подать ей знак, подтверждающий, что она, по крайней мере, жива. Но Маринетт не могла. Рана была слишком свежей, боль все еще была слишком яркой. Она не хотела возвращаться в их квартиру, дом, где никогда не прекращались вопросы, где она не могла сосредоточиться на своей и без того увядающей карьере, не испытывая чувства вины. После ухода Маринетт пробралась внутрь только однажды, когда знала, что ни Али, ни Нино не было дома. И то потому только, что, будучи хранителем, она не могла оставить шкатулку талисманов в месте, где больше не жила. Её ежедневные телефонные звонки родителям проходили быстро; им она говорила, что живет с другом, рассматривает различные варианты и переоценивает свою жизнь. Кроме того, она якобы проигнорировала тысячу звонков от Али и несколько сотен от Нино. Но независимо от того, как сильно друзья беспокоились о ней, как бы родители ни думали, что она делала неправильные жизненные выборы, Маринетт знала, что осуществление мечты всей жизни в конце концов этого стоит. Достижение цели будет стоить того. Ей нужно выстоять, ей придется продолжить, даже если это убьет её в конце. Ей пришлось вынести работу Габриэля Агреста из могилы и не дать его сыну, который ни на что не годился, разрушить годы жертв, сидения допоздна на работе и праздников в одиночестве. Первая женская линия Gabriel была почти готова к выпуску, и она поклялась себе, что все пройдет гладко, даже если на этом пути придется понести еще несколько жертв. И теперь, когда цель была так близка, почти в её руках, Маринетт не могла отказаться от нее. Таким образом, она упорно проигнорировала звонки небольшого устройства на столе и вернулась к работе, пытаясь еще раз выяснить, что её бывший босс намеревался сделать с особым дизайном. Через несколько часов она уронила ручку на стол, обхватив голову руками. Это было бесполезно. Огонь в её жилах был потушен; вдохновение исчезло. Как бы она ни старалась, она не могла представить себе, что Габриэль пытался передать, каковы были его намерения в отношении этого окончательного дизайна. Она схватила свои швейные ножницы и начала разрезать какую-то ткань, которая лежала рядом, пытаясь освободить свой разум от постоянного нытья, постоянных размышлений о том, задумал ли ее покойный босс дизайн А кокетливым или дизайн Б дерзким. Она потеряла себя в кройке ткани самого высокого качества, её пальцы с благоговением перебирали волокна, когда она клала их на платье, над которым сейчас работала. Может быть, увидеть образцы на самом платье поможет ей понять? — Давно не виделись, Принцесса. Услышав эти слова, Маринетт чуть не выпрыгнула из кожи, её ножницы с грохотом упали на пол. Она развернулась, готовая отразить атаку злоумышленника своей жизнью, если будет необходимо. От резкого движения после того небольшого количества еды, которое она ела за последние несколько дней, у нее закружилась голова. Комната закачалась вокруг неё, и её конечности показались невыносимо тяжелыми. В поле зрения появилось знакомое лицо, которое выглядело странно неуместно в её офисе, — в эти дни она видела его только на случайных крышах. Несмотря на то, что она была счастлива видеть его, она открыла рот, чтобы попросить его вернуться к «супергеройской жизни», которой он принадлежал, где он не мог воочию увидеть, в какой беспорядок превратилась ее жизнь. Но губы отказались подчиниться. Ноги под ней подкосились, и всё стало чёрным. Следующее, что она осознала, были сильные руки, удерживающие её прямо в офисном кресле, и что-то влажное, прижимающееся к её губам. Маринетт подавила удивленный кашель, когда холодная вода наполнила рот, возвращая её в чувство. Теплые пальцы, обтянутые кожей, нежно погладили её по щеке, и с ней заговорил знакомый голос: — Маринетт? Посмотри на меня. Ты в порядке? Она выдохнула что-то невнятное, голова у неё всё ещё кружилась. Её глаза сумели сфокусироваться на ярком зеленом пятне — глазах Кота Нуара. — К… Ко… Чт… Маринетт попыталась встать, но он был быстрее её, с силой удержав за плечи. — Полегче, тигр. Это был довольно тяжёлый обморок. Она посмотрела на него своим туманным взором, сосредоточившись на его успокаивающем голосе: — Как… как долго я была в отключке? — Минут пять или около того. Давай, я отвезу тебя домой. Тебе нужна настоящая еда и несколько часов сна в постели. Она разочарованно рассмеялась: — Удачи с этим, Кот Нуар. Ты не можешь отвезти меня домой. — Не смешно, — упорно утверждал герой. — Ты не можешь весить больше, чем несколько перьев; у тебя одна кожа да кости. Когда ты в последний раз правильно питалась? Она не ответила, вместо этого отводя взгляд от него. Его близость начинала кружить голову. Все её существо жаждало его успокаивающего прикосновения, знакомой безопасности его рук. Тем не менее, Кот Нуар с ней не закончил, поскольку он осторожно приподнял её подбородок, на его красивом лице было написано беспокойство. — Ты ужасно похудела, Маринетт. Пожалуйста, скажи мне, что ты не голодаешь, чтобы выглядеть как те нездоровые модели, чьи фотографии развешаны по всему Парижу. Ты очень красивая женщина. Тебе не нужно доводить себя до такой степени, чтобы чувствовать себя привлекательной. Его тон был серьезным, нежным, и в любой другой день Маринетт подумала бы, что забота Кота Нуара была просто восхитительной. В эту ночь, однако, она была совершенно измотана и, очевидно, просто зря потратила много драгоценного времени, которое могла бы потратить на работу. С разочарованным стоном она посмотрела на беспорядок на своем столе. — Не беспокойся обо мне, Кот Нуар. Я в порядке. Мне нужно решить жилищный вопрос, но сейчас у меня просто не хватает времени. Эти макеты должны быть готовы к утру, и я не могу позволить себе пропустить срок. Он выглядел почти шокированным: — Ты хочешь сказать, что тебе некуда идти? — Я в порядке, Кот… — Ты далеко не в порядке, Маринетт. А где тот весёлый и очаровательный подросток, который несколько лет назад делилась со мной печеньем на балконе? — Ты не понимаешь, Кот. Мне нужно закончить эту работу. Неудача — не вариант. Он схватил её за руку: — Зачем ты подвергаешь себя этому безумию? Я видел, на что ты способна, Маринетт. Любая модная империя во Франции будет рада видеть тебя. Вся эта компания горит в огне, и все уже покидают тонущий корабль. Почему ты остаёшься? — Потому что без Габриэля Агреста за моей спиной я никто в индустрии! — воскликнула она. — У меня нет ничего достойного, что можно написать в резюме. Как ты думаешь, как я найду такую же работу? — Но… Ты училась в ESMOD, не так ли? — Я так и не закончила учебу. Габриэль нашёл меня и предложил мне оплачиваемое обучение, вместо того чтобы тратить время на школьные скамейки. Тогда это казалось идеальным решением. Я бы рано начала работать в отрасли, не накапливая студенческие долги, — вздохнула она, низко опустив голову. — Но теперь, без диплома, который я могла бы показать, и когда Габриэль ушёл… Она замолчала, но Кот Нуар, казалось, понял, в чём заключалась её проблема, потому что он тихо вздохнул: — Твой единственный шанс доказать свою ценность в индустрии — это убедиться, что его последняя коллекция является хитом и принесёт тебе признание, которого ты заслуживаешь. — Короче говоря, да, — Маринетт напряглась, посмотрела в сторону. — И как будто этого было недостаточно, в мою жизнь вернулся его чокнутый сын. — Я так понимаю, ты не поклонница молодого Агреста? Маринетт неуклюже фыркнула, уныло качая головой: — Это еще мягко сказано. Кот Нуар вздрогнул, но теперь, когда ворота тайн были открыты, Маринетт даже не могла придумать, как их закрыть. Он все еще стоял перед ней на коленях, глядя на неё большими, добрыми глазами, от которых у неё всегда дрожали коленки, и на мгновение она забыла обо всём остальном. Как она делала бесчисленное количество раз прежде, она подняла руку, чтобы нежно погладить его щеку, теряясь в его пристальном взгляде. Она не услышала удивленного икания Кота Нуара и не осознала, что это был первый раз, когда её голые пальцы касались его кожи. — Ты знаешь, что во всем этом худшее, Кот? — сказала она, не подозревая о том, что мужчина перед ней резко вдохнул, потому что ей не должно быть так комфортно, когда он близко. — Раньше я дружила с Адрианом. Я бы сделала для него все, что угодно, отправилась бы на Луну и вернулась, просто чтобы улыбнуться ему. Но он предал меня при первой же возможности, попытался саботировать мои мечты без уважительной причины. Он… Ее голос сорвался, и она подавила рыдания, слёзы непроизвольно катились по её щекам. Кот Нуар рванулся вперед, обнимая её руками, чтобы попытаться унять боль, которую она не могла сдержать. Однако он не учел текущее состояние Маринетт. В тот момент ей больше всего нужен был партнер. Все её существо мучительно тосковало по его утешительному прикосновению, когда её сердце захлестнула волна привязанности к нему. Не задумываясь об отсутствии давно забытого красного костюма из спандекса, Маринетт склонила голову, закрыв глаза. Её губы легко нашли его в полумраке комнаты, а она нашла утешение в знакомом запахе его одеколона, в успокаивающем ощущении его мускулистых рук, прижимающих её к его широкой груди. Его губы были немного потрескавшимися, он пах кофе и солью её слез, и Маринетт никогда не чувствовала себя более уютно, чем в этот момент. На короткое и счастливое мгновение его губы двигались в гармонии с её губами, заставляя её сердце взлетать вверх. Затем всё тело Кота напряглось под её руками, и так же быстро, как и началось, всё было закончено. Его руки обвились вокруг её запястий и оторвали от него её руки, когда он дернулся назад, испуганно вздохнув, глядя на неё с потрясенным выражением лица. Его губы несколько раз шевелились, не издав ни звука, прежде чем он сумел хрипло выдохнуть: — Ах, черт. Прости, Маринетт. Мне не следовало… Услышав собственное имя, сорвавшееся с его губ таким непривычным образом, она вернулась в чувство, и на неё обрушилась тяжесть того, что она только что сделала. Ей казалось, что сердце трещит по швам, не в силах сдержать противоречивые эмоции, борющиеся в нем. — Мне очень жаль, — вздохнула она, её щеки все еще были влажными от прежних слёз. — Ты любишь её, не так ли? Ледибаг? Как ни странно, когда Кот Нуар кивнул с огненным румянцем на щеках, Маринетт почувствовала, как сердце в её груди разорвалось на части. — Мне нужно идти, но я действительно хочу помочь тебе здесь, хорошо? Я должен тебе за все те печенья на твоем балконе много лет назад. Я… Э-э… Я кое-что выясню и вернусь, как только смогу, извини; попробуй перекусить, пока ждешь меня. Ты белая, как призрак. — Кот… — её голос был едва громче шёпота, и он отступил на шаг, крепко сжав руку на шесте. Он видел, как изменилось выражение её лица? Неужели он внезапно потерял способность видеть её? Прежде чем она успела что-то сказать, он ушел, не сказав больше ни слова, и открытое окно было единственным доказательством того, что он когда-либо был здесь. Сердце почти болезненно колотилось в груди. Задыхаясь, Маринетт плюхнулась на стул, не подозревая, что по её лицу текли слезы. В гнетущей тишине офиса она прошептала про себя: — Чёрт… Я сломала своего котёнка, не так ли? — прежде чем громко всхлипнуть. Единственная нить, связывающая ее с рассудком, теперь угрожала оборваться.