Голод

— Что случилось, дети? — к столу, где сидели мальчики, тут же поспешила обеспокоенная учительница. Прижимая к груди классный журнал, она смотрела то на своих учеников, то на распахнутые двери столовой. — Куда убежал Эрик? Ни один из парней не мог ничего сказать на этот счет. Они переглядывались, хлопали глазами, как один, не до конца осознавая, что сейчас произошло. Первым неловкую тишину прервал Баттерс. — Мы все просто беспокоились за него. Я предложил ему виноград… Кайл подумал, что искренне беспокоился за Эрика только один Лео. Все остальные просто нашли причину для шутки. Но не со зла же это… Брофловски почувствовал угрызение совести, и, наверное, ему было бы стыдно на протяжении всего дня, если бы его не окликнула преподаватель: — Кайл, ты хорошо учишься. Я отпущу тебя с биологии, а ты попробуй найти Эрика. Позвони мне, как отыщешь его, хорошо? Юноша не мог отказаться, хотя занятие по биологии не помешало бы ему: он сдает экзамен уже в конце года. Думая, что придется сидеть над книжками дома, и втайне ненавидя Эрика, он принялся за его поиски. В школе парня он не обнаружил, поэтому поспешил к нему домой — самое очевидное место, куда можно сбежать из школы раньше времени. Только если исключить тот факт, что Картман был в истерике. Логика не подвела Кайла в который раз — дверь в дом Эрика была чуть приоткрыта. Это отчего-то напугало юношу. Не настолько же он расстроился, чтобы забыть закрыть дверь… Он входил в дом, где не бывал столько лет, с небольшой опаской, затаив дыхание. Шаги раздавались скрипом половиц. Дом мертвеет без хозяина… Осталось надеяться, что сам хозяин сейчас не мертвеет. Увидев из коридора в распахнутую дверь лежащего на кровати Картмана, Кайл поспешил к нему. Тот, казалось, не подавал никаких признаков жизни. Окликнув Эрика и не дожидаясь ответа, Кайл включил режим реаниматолога и кинулся к предполагаемому пациенту. Первым делом Кайл проверил пульс на шее. Он присутствовал, но то, какой Эрик холодный, было как-то неестественно. — Картман, ты с нами? Юноша издал звук умирающего зверя и приоткрыл глаза. — Ты принимал что-нибудь? — приступил к сбору анамнеза доктор Кайл. — Таблетки… — на грани слышимости прошептал Эрик. Кайл запаниковал и тут же вытащил телефон, вспоминая номер "скорой". — Какие?! — Аспирин. — Сколько? — Две штуки. — Ты дурак! — вскрикнул Кайл, сбрасывая звонок в "скорую". Он ведь на самом деле испугался. Как будущий врач, он отчасти чувствовал на себе ответственность за жизнь своего первого недопациента. — Запивал небось вином? — Ну не водкой же. Эрик постарался слабо улыбнулся, но губы немного кривились. По нему было видно, что не так давно он рыдал: глаза и кожа вокруг них были красными и нос слегка распух. Кайл тяжело вздохнул. Читая на лице Картмана вопрос, он ответил преждевременно: — Меня отправил сюда учитель, чтобы я узнал, как ты. "И из-за тебя я пропускаю, мать твою, биологию, мне сдавать ее через девять месяцев, какого черта?!" — про себя прибавил Кайл. Крутым он мог быть только в своих мыслях. — Я, вообще-то, не нанимался в психологи… Но психологическая помощь прибыла. Рассказывайте, пожалуйста. — Нечего рассказывать, — Картман усмехнулся, привставая. Что-то хрустнуло, и Кайл даже вздрогнул, испугавшись, что это могли быть кости Эрика — настолько тот выглядел хрупким. Но, к счастью, всего лишь кровать. — Небольшие эмоциональные перепады не запрещены законом. Мы все немного фрики. — А если честно? Это не было похоже на спектакль. Либо ты научился играть лучше, чем в детстве, либо что-то произошло. Признайся. Я, честно, никому ничего не скажу. — Все хорошо, Кайл, — настоял на своем Эрик, и у юноши не было выбора, кроме как поддаться. Повисло неловкое молчание. Немного подумав, Брофловски добавил: — Раньше тебя не то чтобы заботили издевки. Ты сам подшучивал над всеми. — О, да! — Эрик вновь плюхнулся на кровать. — Уроки морали, добра и зла, как в первом классе. Раньше Эрик издевался над всеми, теперь все издеваются над Эриком. Как весело, как поучительно! Давайте снимем обо всем этом кукольный мультфильм, в котором сыграю я, а в финальных титрах так и напишем: "Главную роль играл Чмошник Эрик Картман", — драматично проговорил он. Кайл посмеялся то ли от того, что тирада Картмана действительно была смешной, то ли от того — что сама ситуация забавная. — Ну ладно, кое-что в тебе осталось неизменным… Что же, Чмошник Эрик Картман, раз уж я уже свалил с уроков, может, займемся чем-нибудь? — Почему нет? Погоняем в видеоигры, подеремся, как в старые добрые. Я буду обзывать тебя евреем, а ты меня — жирным обсоском. Потом я пожалуюсь на все маме, тебе влетит от твоей матери. Как тебе такой план? — Ты серьезно? — Остановимся на играх. У меня здесь есть консоль, но она старая, как моя мертвая прабабка, храни ее Господь. — Ничего, нынче ностальгия в моде, — Кайл мысленно порадовался тому, что Картман все такой же долбанутый придурок, как и прежде. За это он дружил с ним раньше. — Только я сначала позвоню классухе, скажу, что с тобой все хорошо. — А ты, Брофловски, хороший мальчик? — А ты, Эрик, плохой? Словно позабыв все былые разногласия, парни довольно хорошо провели время вместе: играли в приставку, беспрестанно подшучивая друг над другом без злобы, рассказывали о том, что произошло в их жизни за эти семь лет. Картман старался упустить из истории все негативные моменты: не сказал и слова о своих пищевых проблемах, умолчал о том, как отчим его избивал. О Габриэле он вообще говорил немного. — У меня был отчим, но он уже помер, слава ему небесная. — Почему ты упоминаешь Бога, когда говоришь о ком-то покойном? — Кайл ел чипсы, а у Эрика живот урчал так, что он был готов с размаху стукнуть его кулаком — только навряд ли это поможет. — Ты что, верующий? — Нет, так просто веселее. У него скоро годовщина смерти. Хочешь, пойдешь со мной отнести ему цветы на могилу. Плюнем вместе ему на памятник. Или обмочим его — выбор за тобой. Кайл засмеялся, прикрывая лицо руками — наверное, стеснялся своей улыбки: — Это же ужасно, Эрик! Если у тебя были с ним плохие отношения… — Нет, он был классным, — перебил Картман довольно грубо. Ему не хотелось слушать лекции. — Мне очень жаль. «Нихрена тебе не жаль».

***

На следующий день Эрику пришлось много отшучиваться. Каждый раз, когда речь заходила о вчерашнем инциденте, он объяснял, что это была глобальная многоходовочка для того, чтобы свалить с уроков. Врать было не трудно даже спустя столько лет без практики, и ему охотно верили. «Это же Эрик Картман». А что осталось от Эрика Картмана? Едва ли на бумаге жизни пропечатывалась заглавная «Э» от всего имени. Он стал никем по сравнению с тем, кем был; стыдился себя, ненавидел. Но ни один человек не знал об этом, кроме него самого. Он учился на своих ошибках. На обед Картман притащил в школу салат. Обдурить незаинтересованных в тебе людей легко — он мелко резал куски овощей, подносил их ко рту, но не ел, много болтал и раньше всех убежал из-за стола. Все проходило гладко, как и с матерью на воскресных обедах. После стольких выступлений на малой сцене перед большой постановкой у него даже не было мандража. После уроков, когда парни от нечего делать играли в футбол, используя вместо мяча портфель Кенни, Эрик схватил ничего не понимающего Кайла и уволок его за стену, там же и прижал, улыбаясь ему самой глупой улыбкой. — Ты чего? — Кайл побледнел и, кажется, был напуган до смерти. — Думал, как бы оригинальней пригласить тебя затусить сегодня вечером. Практикуюсь в пиар-менеджменте, понимаешь ли. — Господи, ты такой придурок, — Кайл отпихнул Эрика от себя и облокотился о стену. — За оригинальность тебя не хвалю, но можем сегодня вместе сделать у меня уроки и поиграть в нормальную приставку. Как-то так они стали едва ли не лучшими друзьями. После стольких лет вражды было трудно поверить в их примирение. Впрочем, так называемые команды Крейга и Стэна тоже сошлись совсем недавно. Не далее, чем год назад, у них и мысли не возникало собраться всем вместе. Эту «войну» разрешил какой-то смешной случай с напившимся Клайдом. Ради же налаживания их отношений не требовалось даже алкоголя — все произошло само собой. Не без влияния никуда не утратившейся харизмы Эрика, не без учета мягкости Кайла, но они здорово сдружились уже за месяц. Картман каждый день посещал дом Брофловски, где делал вместе с Кайлом домашку, смотрел с ним телик, играл с Айком, который очень подрос с их последней встречи — об этом Эрик не уставал повторять — да и просто разговаривал с родителями Кайла в конце концов. Им было о чем поговорить. За неимением отца он просил совета у Джеральда и расспрашивал Шейлу о ее молодости просто из интереса. Женщина не верила, что Картман, которого она помнила маленьким хулиганом, мог так измениться. Она постоянно говорила о том, как молодой человек повзрослел, стал мужчиной и даже ставила его в пример Кайлу в некоторых вещах. Были вечера, когда Эрик демонстрировал свои навыки игры на гитаре: они вместе с Кайлом и Айком пели популярные песни под его игру. Когда Картман приходил в дом Брофловски с гитарой, малыш Айк сильно оживлялся, бегал вокруг Эрика весь день, забывая напрочь про свое любимое занятие — просмотр летсплеев на ютубе — и без конца просил сыграть «хотя бы еще одну песню». Картман любил оставаться у Кайла на ужин, садиться вместе за всеми за стол, устраивать постановки, как на воскресных обедах у себя дома и каждый день — в столовой. Сначала Эрик не верил, что Брофловски так каждый вечер собираются за общим столом, едят и обсуждают то, что произошло за день у каждого члена семьи. Было невероятно приятно почувствовать себя частью всего этого, иной раз поделиться своими переживаниями. Картман следил, чтобы Кайл и Айк ели достаточно, это была одна из его маний. Эрик еще не понимал, что он хотел, чтобы они ели за него. Все шло отлично. Или почти все. Это произошло в начале декабря, когда на прилавках начала появляться рождественская требуха, и Картман не переставал возмущаться из-за этого. Они, как всегда, после школы пошли к Кайлу, вместе прочитали книжку, которую задали в школе, подурачились без дела, поужинали. Все шло гладко. И могло бы идти дальше, если бы Эрик наивно не решил, что может позволить себе ложку картофельного пюре, приготовленного Шейлой. За пюре — и не одной ложкой — пошли овощи и куриная ножка. Он едва ли верил своим вкусовым рецепторам, ведь не ел мяса, наверное, уже целый год. Тяжелый груз вины лег ему на плечи. Вина за еду. Он чувствовал, как отекает, свои отвратительные сальные щеки, без конца ощупывал ключицы, боясь, что косточки потонут в жиру. Было действительно страшно. Что-то шептало ему на ухо о том, какой он отвратительный. Что-то очень неприятное внутренне, но слишком привлекательное наружностью. Он заперся в уборной и склонился над раковиной. Это омерзительно и унизительно. Два пальца в рот — такое привычное действие. Не требуется много времени, чтобы еда начала выходить. Эрик ненавидел эту сторону своей болезни и никогда не называл ее по имени даже про себя. «Избавление», «очищение», но никак не «рвота». Это слово пугало его. За все время он научился делать бесшумно и даже без использования пальцев, и это тоже пугало — он настоящий маньяк. Но он понимал, что отчасти от этого он еще живет, еще не умер от истощения. Так его организм держался хотя бы на чем-то. Обо всем этом Эрик успел подумать, пока еда комьями выходила из его желудка. Этот противный процесс уже близился к своему совершению, когда дверь скрипнула и отворилась. Картман вздрогнул, царапая горло ногтями, его еще раз сорвало, и он в ужасе обернулся, до жути боясь увидеть за спиной Шейлу или Джеральда. Но сегодня ему повезло больше. Это был Кайл, сам перепуганный. С его побледневшего лица, казалось, стерлись даже веснушки. Они оба застыли, смотря на друг друга. Кайл медленно перевел взгляд на содержимое раковины и скривился. В ту же секунду Картман отвернулся, открыл воду, ополаскивая лицо. — Эрик… Тебе что, плохо? — Кайл положил руку на его лоб, проверяя температуру. — Ты такой холодный. Что случилось? — Все хорошо, — сквозь зубы процедил Картман, вжимаясь в раковину. Ему действительно было плохо… Но говорить об этом Кайлу он не то чтобы собирался. — Ты отравился? Мне позвать маму? — Нет-нет, погоди. Давай… давай поговорим у тебя в комнате. Они поднялись. Картман молчал. Для него было действительно трудно говорить об этом. Хоть он и доверял Кайлу… — Что ты ел? Может, дома что-то испорченное… Тебе надо к врачу. Надо сказать взрослым. — Ты же сам врач, — Эрик решил начать с шутки. — Ну, знаешь… Я боюсь тебя сам лечить чем-нибудь. Это я, когда выучусь, смогу лечить, а сейчас… — Ладно-ладно. Понял. Что если… если я тебе расскажу один очень важный секрет? Ты никому не расскажешь? — Ну… Нет, — Кайл заерзал на кровати от волнения. — Ты же меня знаешь. Ну, если ты, конечно, не убил человека или вроде того. — Хорошо. Тогда ты будешь первым кому я скажу, что… Нет, я, конечно, не врач, даже не ты, чтобы ставить себе какие-то диагнозы, но… Мне так кажется. Мне кажется, у меня анорексия. Это началось еще четыре года назад, когда умер мой отчим. Он меня избивал. И тогда меня часто дразнили в новой школе. Я решил покончить с собой. Но у меня ничего не вышло, и я просто перестал есть. А теперь не могу начать. Я понимаю, что это очень глупо, но ничего не могу с собой поделать. Меня воротит от любой еды. Я с трудом съедаю пару яблок в день. Иногда у меня случаются компульсивные приступы, как сегодня. Но мой организм уже не принимает такую пищу, и… Мне очень плохо, Кайл. И больно. Я постоянно говорю, какой я охуенный, но на самом деле я себя ненавижу и хочу сдохнуть. Просто, блять, жду, когда эти мучения закончатся. Все это было сказано с огромными перерывами, но Кайл не перебивал Эрика, просто потому что не знал, что сказать. Картман плакал. Не то чтобы ему было себя жалко. Просто тяжело вытаскивать из себя нечто такое личное, потаенное, что очень долго скрывал до этого. Он знал, что Кайл никому не скажет, но сам он не чувствовал в себе сил признаться в этом. Он даже сам себе еще не полностью признался. — Я давно, конечно, замечал что-то странное в твоем пищевом поведении, — кое-как начал Кайл, хотя в голове у него была пустота. — Все замечали. Просто никто не беспокоился так сильно, чтобы сказать. Так ты на самом деле ничего не ешь? Эрик покачал головой и опустил взгляд, как провинившийся ребенок. Кайл знал про эти болезни, но как-то очень отдаленно. Ему казалось, что все они где-то на расстоянии от него, он не мог поверить, что подобное могло произойти с его другом. — Эрик, ты же понимаешь, что нельзя это так оставлять? Нужно лечиться. А для этого нужно сказать взрослым. Хотя бы моей маме. Она все поймет. — Нет, нет! Только не ей. И моей маме тоже. Пожалуйста. Я одному тебе рассказал. Потому что доверяю. Кайл вздохнул и протянул руки для объятий. Картман сначала не понял жеста друга, а когда сообразил, нерешительно прижался к его груди. Это были странные ощущения для обоих. Эрик чувствовал, какой Кайл теплый, как бьется его сердце. Почему-то вспомнил, как в детстве считал, что у евреев оно отсутствует, и рассмеялся. — Ты чего? — Кайл в приободряющем жесте погладил Картмана по спине. — Все будет хорошо. Мы со всем справимся. Обещаю.