***
Она снова ушла. Так спешить домой, чтобы после бежать прочь. Для чего? Чтобы понять, что она, возможно, ошиблась. Тогда она ошиблась, сочтя Рона идеальной кандидатурой для брака после стабильных подростковых отношений. Сейчас же решила помочь парню, который, как ей казалось, изменился под гнетом обстоятельств. И то, и другое уже не соответствовало действительности. Гермиона оказалась между двух огней, ни один из которых, как ей казалось, больше не влек ее к себе теплом доверия и спокойствия. Двигаясь по улицам ночного Лондона, она искала для себя успокоения, с ужасом понимая, что единственным человеком здесь, кто мог бы ей помочь, была Мишель. Больше у нее не было никого близкого, и во многом такому ограниченному кругу способствовал ее крепкий брак. В жертву ему она принесла всю свою прошлую жизнь, всех людей в ней. Не осталось даже приятелей: только Мишель и коллеги. Последним нельзя было даже намекнуть, что в ее жизни что-то неидеально. Эта новость в тот же день разлетится миллионным тиражом местных газетенок. Решив не испытывать более судьбу, Гермиона в очередной раз сбросила звонок Малфоя, вновь принявшегося ей звонить, очевидно, чтобы продолжить выяснять отношения, и набрала номер Мишель, мысленно уже подбирая для нее слова, чтобы потом не пришлось перебарщивать с откровениями. Напрасно. Номер был не доступен, чего нельзя было сказать о Малфое. Решив, что звонить бесполезно, он начал писать сообщения во все мессенджеры, в которых она только была. Стирая уведомления одно за одним, Гермиона все же задержалась взглядом на одном из посланий: «Надеюсь, с тобой все хорошо. Напиши мне». Непрошеные слезы покатились из глаз, признавая наперед, что Джек сейчас был действительно единственным человеком, кто, зная все, не стал бы расспрашивать. Он также был единственным, кто мог ей помочь в эти часы, поэтому, собрав волю в кулак, усмирив гордость, она вызвала такси до его дома.***
Джек не находил себе места. Он даже не знал, на чем стоило бы сосредоточиться в первую очередь: на том, что Гермиона была замужем, или на том, что она сейчас находилась в логове того, кто мог причинить ей боль, добровольно туда отправившись. В очередной раз обойдя по кругу свое жилище, он снова взял в руки телефон. – Может, хватит? – предупредил Стенли, сбившись со счета безуспешных попыток Джека дозвониться до той девушки, которая достаточно четко обозначила свое положение, назвав какого-то мужчину мужем. Стенли вообще знал обо всем достаточно обобщенно. Джек позвонил ему, предложив вместе посидеть, выпить чего-нибудь и расслабиться. Уже по его голосу парень понял, что случилось нечто непредвиденное. Аддерли вел себя так, будто это был конец света. Сбивчиво и без особых подробностей он пересказал Стенли весь день, начиная с того момента, как решился связаться с Гермионой. Финал, конечно, был удивительным, потому как Стенли тоже не обращал никакого внимания на такие украшения, как кольца. Ему и в голову не пришло, что Гермиона может быть замужем. После этой новости поведение Джека казалось еще более неразумным. Звонить замужней женщине, причиной спора которой с мужем стал ты, не самая прекрасная затея. Аддерли так не казалось. – Не хочу тебя расстраивать, но, возможно, они сейчас мирятся? – попытался аккуратно намекнуть Стенли, оставшись проигнорированным. – Я его видел. Ни к чему хорошему это не могло привести, – печатая что-то в телефоне, произнес Джек. – Ты уже попросил ее сообщить тебе, как она. Этого достаточно, Джек. – Не стоило ее отпускать, – сокрушенно произнес Аддерли, опускаясь на стул рядом с другом. – Смею напомнить, что у тебя нет никаких прав на нее, – снова попытался образумить Стенли, но Джек уперся взглядом в столешницу и думал о чем-то своем, как будто даже не замечая чужого присутствия в квартире. – А если она пострадает? – внезапно спросил Аддерли, никому, кроме себя, не адресуя свой вопрос. – Слушай, это ее муж. Тебе совсем не стоит… Договорить Стенли не успел, потому что уже в следующую секунду его поучительный монолог был прерван стуком в дверь и резко подорвавшимся со своего места Джеком. – Гермиона? – произнес Аддерли, замерев перед открытой дверью. Стенли сразу почувствовал себя лишним в этой компании и поспешил покинуть квартиру, попутно поздоровавшись с девушкой, которая, к слову, выглядела целой и невредимой.***
Гермиона действительно выглядела нормально. Добираясь до дома Джека, она успела наплакаться и привести себя в порядок, чтобы не чувствовать себя еще более жалко. Морально она уже подготовила себя ко всему. Единственное, к чему она не была готова, так это к тому, что, оказавшись под дверью Джека, она окажется прижатой к его груди без возможности отстраниться. Без возможности и желания. Джек собой практически препятствовал вырваться из ее груди воплю жалости к самой себе. Он закрывал ее от самой себя. Крепко сжав ее в своих руках, он просто молчал, но Гермиона заметила, как облегченно он выдохнул, когда увидел ее на пороге. – Прости, – почувствовав, что дружеские объятия затянулись, произнесла куда-то в плечо Джеку девушка, напоминая, что пора бы отойти. – За что? – немного отстранившись, спросил Джек, кажется, напрочь забыв, чем закончился их последний разговор. – Я не должна была приходить сюда, – сделав еще несколько шагов назад, высвобождаясь из рук парня, объяснила Гермиона. – Нет никаких проблем. Я рад, что ты пришла. Еще больше рад, что ты в порядке. Проходи, – удивляясь самому себе, мягко ответил Джек, пропуская Уизли в свое жилище. – Я не хотела приходить. Тем более, я помешала, – оглядев помещение, произнесла Гермиона, остановив свой взгляд на полупустых бутылках. – Ты не помешала, не бери в голову, – торопливо убирая со стола остатки дружеской посиделки, продолжил убеждать в обратном Джек. – Так что тебя привело сюда? Гермиона молчала, оглядывая пространство. У нее не было ответа на его вопрос. Если бы она произнесла вслух самое очевидное, ей пришлось бы унизиться в своих же глазах, признавая, насколько скудным было ее окружение. Имея в своей жизни все для комфорта, она так и не смогла зарекомендовать себя личностью, имеющей крепкие человеческие связи с другими людьми. По итогу она так и осталась занудным книжным червем, зубрилой, которая совершенно ничем не могла заинтересовать других людей. Этот век диктовал свои условия, а ее комфортная маггловская среда совершенно не была заинтересована в ее богатом внутреннем мире. Так и вышло: ее ум ценился в мире, куда она не стремилась, а зона ее комфорта здесь держалась лишь на профессиональном влиянии. – Я ведь должна была дать тебе знать, что я в порядке, – делая вид, что максимально заинтересована в различных бумажках, приклеенных к стене в качестве заметок, ответила Гермиона. – Для этого есть телефон, – заметил Джек, не скрывая улыбки. – Ладно, если не хочешь, можешь не отвечать. Чай? – Нет, спасибо. Ничего не хочу, – расстроившись неудачной лжи, произнесла Уизли, вспомнив про свой телефон. Она надеялась, что Рона хоть немного волновало, куда ночью могла исчезнуть его жена. Или, возможно, Мишель увидела ее «просьбы о помощи», и она смогла бы направиться к ней, извинившись за столь поздний визит перед Джеком. Только телефон молчал, совершенно не подавая признаков жизни. Там все еще висели прошлые звонки и сообщения человека, который теперь стоял рядом с ней, ожидая от нее каких-то действий. – Есть что-то, о чем ты не говоришь, – так и не дождавшись от нее ни слова, прокомментировал Джек. – Мне нужно где-нибудь переночевать, – осторожно произнесла Гермиона, не имея возможности увиливать от прямого объяснения своего поведения. – Он выгнал тебя? – вмиг став серьезным и сосредоточенным, напряженно спросил Аддерли, очевидно, рисуя совершенно ужасные картины в своей голове. – Нет, я ушла сама, – поторопилась ответить девушка, совершенно не зная, куда себя деть от испытываемого чувства стыда. В этой ситуации было неправильно все: замужняя женщина ночью в доме мужчины, которому сама дала отворот-поворот еще днем. – Ты можешь остаться здесь. Не такие хоромы, как у тебя, конечно, но, обрати внимание, почти идеально чисто. Убираться-то долго не надо, – опустив продолжение неприятного диалога, шутливо предложил Джек, напоминая ей их первый разговор о ее доме. – Я не доставлю тебе неудобств? – вновь осмотревшись, недоверчиво переспросила Гермиона. – Нет, у меня еще есть работа, поэтому до утра кровать в твоем распоряжении, – словно что-то вспомнив, произнес Джек, пройдя по направлению к своему спальному месту, чтобы показать его Уизли. – Ты собираешься не спать всю ночь? – переспросила Уизли, следуя за ним. – Да, мне будет не до сна. Я принесу тебе плед, – просто ответил Джек, обрубая любые попытки продолжить эту тему. – Спасибо, – только и смогла произнести Гермиона, осторожно присев на край постели. Пребывание в этой квартире отдавалось в ней двояко. С одной стороны, она испытывала ужасную неловкость от того, что находилась здесь. С другой стороны, ей было удивительно легко. Джек все же успокаивал ее, как бы она не отпиралась, своей простотой восприятия, совершенно несвойственной Малфою. Возможно, эта мысль и насторожила бы ее, но сил на то, чтобы перемалывать информацию не осталось. День был слишком эмоциональным, чтобы задуматься над чем-то «вечным». Едва голова коснулась подушки, Гермиона погрузилась в сон, даже не почувствовав, как заботливо Джек накрыл ее пледом.***
Утро выдалось на редкость тихим, даже немного неправдоподобным, если бы не настойчивая вибрация телефона в кармане, побудившая Гермиону все же прийти в себя и осознать, что ее не окружают привычные стены. – Да, – еле открыв глаза, произнесла в трубку Уизли. – Гермиона, неужели! Я дозвонилась до тебя! Где ты? Что случилось? Почему мне до сих пор не дали Оскар за мою игру, – сбивчиво тараторила Мишель, ничуть не помогая Гермионе понять причину. – Мишель, помедленнее, – попросила девушка, приподнимаясь. – Я звоню тебе с шести утра. Ты не берешь трубку, сообщения игнорируешь. При этом ты звонила мне ночью. Утром мне звонил Рон, спрашивая, где ты. Я, конечно, растерялась, но на всякий случай сказала, что ты у меня, спишь. Но если он приедет проверять… Я не ручаюсь. Где ты? Рон сказал, что вы поссорились, – вновь ускоряясь к концу своего повествования, ответила Тармаз. – Он не приедет проверять, Мишель, – окинув взглядом пространство вокруг себя, Гермиона остановила свой взгляд на одном из стульев на так называемой кухне. – Почему? Он обеспокоен, – продолжила Тармаз, однако Уизли больше не слушала ее со всей своей внимательностью. Квартира Джека фактически представляла собой одну комнату, которая различными перегородками и углублениями выглядела как студия, немного нуждающаяся в ремонте. Так, в углублении стояла кровать, с которой открывался вид на обеденную зону, если ее можно было так назвать. Именно там и проводил эту ночь Джек, удивительным образом удерживая свое спящее тело на стуле, который никак не мог быть удобным ложем. – Гермиона? Гермиона, ты меня слышишь? – кричала в трубку Мишель, привлекая к себе внимание. – Да, слышу. Я у Джека, – просто добавила она, не способная перевести взгляд с парня, который ради ее комфорта осознанно обрек себя на затекшее тело и больную спину, ютясь в совершенно невозможной позе на невозможно маленьком для него стуле. – Который Малфой, – утвердительно закончила Мишель, потеряв способность комментировать эту ситуацию. – Да. Я сброшу тебе адрес. Заберешь меня? – не вдаваясь в подробности, спросила Гермиона, тихо поднимаясь с постели, чтобы не разбудить раньше времени Джека. – Жду, – произнесла Мишель и отключила вызов, абсолютно точно пребывая в невыносимом ожидании комментариев по этому поводу. Джек, несмотря на посторонний разговор в помещении, даже не проснулся. Лишь когда Гермиона подошла к столу, раздумывая о том, стоит ли уйти по-английски, или все же предупредить, разбудив, он, словно почувствовав на себе внимательный взгляд, открыл глаза. – Доброе утро, – рассмотрев перед собой девушку, произнес он, зевая. – Доброе. Уже почти обед, – зачем-то поправила Уизли, наблюдая, как Джек усиленно потягивается, наивно надеясь, что это подарит его телу привычную подвижность. – Надо же. Ну, сегодня я предоставлен сам себе, спешить некуда. Будешь завтракать? Обедать? – подскочив со своего места, силясь казаться бодрым, торопливо и чересчур звонко спросил Джек, морщась сам от себя. – Нет, спасибо. За мной уже приехали, – немного приврала Гермиона, искренне веря, что Мишель хватит пары минут, чтобы успеть. – Он? – резко спросил Аддерли, оборачиваясь к Уизли. – Кто? – не сразу догадалась та, все еще рассчитывая время, за которое Тармаз успеет приехать за ней. – Тот придурок, что вчера чуть не ударил тебя, – едва ли не сплюнул Аддерли, вспоминая прошлый день. – Джек, это мой муж. Выбирай выражения, – осторожно пояснила Гермиона, замечая резкие изменения в каждом движении и интонации парня. – Он не тот человек, ради которого мне следует подбирать выражения, – пробурчал Джек, не скрывая злости. – И все же, – начала Гермиона, но закончить Аддерли ей не дал. – Что все же? Я был там и прекрасно видел, как он с тобой обращался. Твое появление здесь ночью также говорит о многом, – перебил ее Джек, ожидая хоть какого-то повода изменить свое мнение. Он знал, что у Гермионы его нет, а значит, его ненависть имеет все основания для существования. – Это был единичный случай! Он просто… – Когда ты собиралась мне сказать? – вдруг неожиданно задал вопрос Аддерли, все еще не позволяя девушке распространяться о прекрасных качествах рыжего ублюдка, мнение о котором он по-прежнему не собирался менять. – О чем? – переспросила Гермиона, медленно «закипая» от непонимания этих бессвязных вопросов и ситуации, в которой она вынуждена была оправдываться. – О том, что ты замужем, – чересчур усердно принявшись мыть в раковине стоявшую там еще с вечера кружку, спросил Джек, не скрывая раздражения. – При чем тут это? – Когда? – не унимался Джек. – Я вообще не собиралась об этом говорить. У меня к тебе профессиональный интерес, Джек! Моя личная жизнь не должна тебя волновать! Почему тебе вообще это интересно? – вспылила Гермиона, злясь на себя за нелогичность слов и поступков и на Джека за невозможность объяснить ему все и получить понимание в ответ. – Да потому что я…,– бросив в раковину злосчастную кружку, которая чудом не разбилась, бросил Джек, запнувшись на самом важном. – Что ты? – уверенно шагнув к нему, смело спросила Гермиона, даже не догадываясь по потерянному и даже испуганному взгляду Джека о том, что именно он не договорил. – Что ты? – снова спросила она, сделав еще шаг и встав почти вплотную к парню, который продолжал пристально смотреть в ее глаза, так и не решаясь продолжить. Аддерли действительно испугался. Испугался собственной откровенности по отношению к девушке, которую едва знал. Его слова, как бы он не выразился, были бы смешны и абсурдны. Потому что он что? Влюбился? Полюбил? Дорожит ей? С какой стати? Они знакомы всего ничего. Чуть более назойливая покупательница и терпеливый консультант, не лишенный любопытства, имеющий слабость в виде отсутствия прошлого, ставшего отправной точкой для карьерного движения этой девушки? Серьезно? Спроси она свое излюбленное «почему», что бы он ей сказал? Что глаза у нее красивые? Что ее улыбка единственная, кажущаяся ему искренней? Что ему почти осязаемо больно, если ей плохо? Бред. Даже если он тысячу раз все это решил и обдумал. Все равно безосновательный бред для какого-нибудь сериала, удерживающего рейтинги только за счет смазливых героев и их влюбленных взглядов. Но точно не для девушки, самостоятельно себя создавшей. Не для такой личности, как она. Отвечать Джеку в любом случае не пришлось бы, потому что Гермиона была вынуждена отвлечься на звонок. – Да, выхожу, – коротко ответила кому-то в трубку Уизли, а после, бросив еще один взгляд на парня, продолжившего хранить молчание, взяла сумку и молча вышла за дверь его квартиры, оставив Джека в недосказанной тишине.***
– Что, черт подери, происходит в твоей жизни, Гермиона? – взорвалась Мишель, едва Уизли села к ней в машину. – Я прикрываю тебя от твоего мужа, пока ты проводишь ночь с этим консультантом? – Ничего не было, – бросила в ответ Гермиона, все еще продолжая прокручивать в своей голове последние слова Джека. – Это все? Все, что ты можешь мне сказать? – не унималась Мишель, на мгновение даже позабыв о том, что она ведет машину. – Следи за дорогой. Отвези меня, пожалуйста, в офис, – отвернувшись к окну, попросила Уизли, всем своим видом выражая нежелание говорить на эту тему. – Я-то отвезу, но я хочу знать, почему мне приходится лгать Рону? – Потому что из-за Рона я оказалась дома у Джека. Из-за Рона и тебя. С Роном мы поскандалили, и если бы ты взяла трубку, то я вчера была бы у тебя, и ты бы знала все, что так подогревает твое любопытство. У меня, кроме вас, никого нет здесь, однако вчера не было и вас. Был только Джек, который и помог мне, – выпалила Гермиона, попутно понимая, что она не отличается справедливостью по отношению к той же Мишель, которая совсем не была виновата в том, что у нее есть своя жизнь. Она снова поймала себя на мысли, что злится на себя за свое поведение, за сдающие так не вовремя нервы и на Джека, который на ее фоне был максимально положительным героем, открывшим для нее двери, когда она совсем не была адекватной в своем восприятии его фигуры. – Я отвезу тебя домой, чтобы ты привела себя в порядок. В таком виде на работе тебе делать нечего, – вернув свое внимание к дороге, произнесла Мишель, очевидно, похоронив свое любопытство под внезапной обидой на слова подруги. – Мишель, я не хотела тебя обидеть, – попыталась оправдаться Гермиона, получившая очевидное подтверждение того, что она перегнула палку. – Не надо. Оставь это все для разговора с Роном. Вы должны уже что-то решить. Я не имею права осуждать тебя, но этот парень перевернул твою жизнь с ног на голову. Разве это правильно? Это нормально? – произнесла Мишель, ясно давая понять, что извинения ей не нужны. Она просто не хотела быть впутанной в интриги. Тармаз была любопытной до каких-либо историй из жизни, но она никогда не стремилась быть интриганкой в прямом смысле этого слова. Измены, ложь и покрывательство она не приветствовала и участвовать в этом отказывалась, о чем и дала знать Гермионе. Оставшуюся дорогу девушки провели в молчании. Гермиона надеялась, что разговор с Роном удастся оттянуть. Ей совсем не хотелось продолжать вечерний разговор, а уж тем более отвечать на вопросы о Джеке, когда было ясно, что все ее ответы будут приняты в штыки. Ей повезло. Стены дома встретили ее тишиной, тем самым сообщая, что Рон уже был на работе, так и не дождавшись ее. Спокойно приняв душ, перекусив и приведя себя в соответствующий работе вид, она отправилась в офис, решив снова попытать счастья в спасении своей души работой. Дело Драко Малфоя не давало ей покоя. В качестве благодарности, которую Джек от нее сегодня так и не услышал, она решила довести его до встречи с Нарциссой Малфой или кем-то, кто был в его окружении до потери памяти. Если в его жизни появится близкий его прошлой жизни человек, то сама Гермиона уже не будет нужна. Их жизни вернутся в привычное русло. Все наладится.***
Офис гудел. Все сотрудники были чем-то заняты. Привычный «муравейник» действовал на Уизли успокаивающе. Так же, как это делала вчера квартира Джека после грандиозного скандала общественного характера, в который были вмешаны совершенно невинные люди. Надо отдать должное Шону Лиссену, который, встретив Гермиону около лифта, ни слова не сказал о прошлом вечере. Уизли даже удалось поверить, что вчера действительно не случилось ничего особенного, и это счастливое неведение продолжалось бы до самого вечера, если бы к концу рабочего дня в кабинет Гермионы не нагрянул неожиданный гость… Гарри Поттер. – Могу войти? – постучав несколько раз и приоткрыв дверь, улыбнулся мужчина, не ожидая иного ответа, кроме как согласия. – Конечно, проходи, – удивившись, все же ответила Гермиона, махнув рукой в сторону одного из кресел. – Сотрудники Министерства – редкое явление в наших краях. – Я был уверен, что ты это скажешь, – неловко поддержал сарказм Гермионы Гарри, присаживаясь. – Итак, я тебя слушаю, – оторвавшись от заполнения документов, перевела свое внимание Уизли. – Кофе, полагаю, не предлагать? – зная короткий характер подобных встреч, добавила она. – Нет, спасибо. Я ненадолго зашел. Это касается Рона. – Очередная командировка или опасная миссия? – предположила Гермиона, прекрасно помня все поводы для такой серьезности со стороны Поттера. – Нет, на этот раз нет. Мы обеспокоены его состоянием и… положением, – немного помедлив, все же ответил Гарри, очевидно, тщательно подбирая слова. – А что с ним? – просто переспросила Уизли, скрывая свое недовольство медлительностью речи Гарри. – Он сам не свой, – начал тот, но Гермиона поспешила задать ему еще один вопрос. – И он все еще не рассказал тебе, почему? – Нет, не рассказал. Но я буду прав, если свяжу это с проблемами с его положением на работе, – продолжил Поттер, все же не до конца пересказывая суть. – Гарри, ты знаешь, как я не люблю, когда ты медлишь. В чем дело? – раздражаясь, все же произнесла Уизли. – Гермиона, ты знаешь, как Министерство не любит выбранную тобой сферу деятельности. Это для тебя не секрет. Не секрет также и то, что ты взялась за дело, которое Министерство не афиширует, – аккуратно намекая на Малфоя, добавил Гарри, многозначительно посмотрев на Уизли. – Как это связано? – покачав головой, переспросила та, побуждая Поттера довести свою речь до логического конца. – Твоя работа вредит его репутации. Ты знаешь, как ему дорога его должность, но если ты продолжишь заниматься тем, что не нравится Министерству, Рон потеряет все, – максимально открыто произнес мужчина, опустив взгляд в пол. – Это угроза? – переспросила Гермиона, не до конца поверив услышанному. – Нет, что ты, это предупреждение, наверное. Если можно так сказать. Меня направили сюда как вашего общего друга в надежде, что я смогу правильно донести до тебя всю серьезность данной проблемы и последствий принятых тобой решений, – оправдывался Гарри, но Гермионе это было совсем не интересно. Она уже связала воедино картинку, получив подтверждение своей самой первой теории: кто-то совершенно точно не хочет, чтобы Малфой вернулся. – Если ты продолжишь этим заниматься, Рона уволят, Гермиона, – поднявшись со своего места, пройдя к двери, произнес Гарри, но, замешкавшись, добавил, – извини, что я вынужден был тебе об этом сказать, но Рон мой друг, а ты его жена, и в твоих руках его будущее, – предельно ясно обозначив все роли, Поттер замолчал, а после, кивнув, оставил Гермиону одну в кабинете собирать по кусочкам ее рухнувшие планы.