Сладкий лукум

> Если повернуть время вспять невозможно — наслаждайтесь. Мне не понять, почему Лале стала так холодна по отношению ко мне. Раньше мы то и дело проводили время вместе, а сейчас нам ничего не остаётся, как избегать друг друга, будто между нами ничего и не было. Для меня остаётся загадкой ее странное поведение, ведь моя родная мать была с позором изгнана из дворца за порочную связь с султаном Мурадом, а Лале была удостоена чести разделить ночь любви с будущим повелителем этого проклятого места. Так что же не так? Прошло уже несколько дней, а Лале по-прежнему сидит в своей комнате и лишь изредка выходит на улицу, своей красотой смущая прислугу и дам знатных кровей. Откуда я знаю? Ее шаги эхом раздаются в моей голове каждый раз, когда нежные ступни касаются пола, заставляя меня следовать за ней подобно тени, рожденной из пламени угасающей свечи. Сухие обрывки фраз, почти без эмоций — хороших, плохих. Все неважно. Мне хотя бы услышать своими ушами голос прекрасный, а как это сказано — разве имеет значение? Стерпится, слюбится. Бывало не раз, что рабыня в царя бездумно влюблялась, рожала детей, терпела любые упреки в свой адрес, как положено истинной даме. Но, Лале… В кандалы ли я разве хочу заковать тебя, золото? Не прислуга ты мне, и оной не будешь во веки веков, пока я горю к тебе чувствами пламенными. И я знаю, я искренне верю в наше начало. — Мехмед… Все ещё в своих мыслях, я лениво поворачиваю голову в сторону, чтобы увидеть человека, посмевшего так безрассудно меня потревожить в момент нескончаемой грусти. — Я Вас везде искала. Я встречаюсь взглядом с Аидой и медленно киваю, не отрываясь губами от мундштука. — Сегодня такой хороший день, ни единого облачка, — продолжает она, игнорируя мое лицо, искаженное гневом и глубокими морщинами, которые появились из-за постоянных раздумий о жизни, о смерти, о Лале. В который раз к тебе приходит эта девица? Смешно наблюдать за ее нелепыми попытками втереться в твоё доверие. Я хмыкаю про себя и выпускаю кольцо дыма, всем своим видом показывая пренебрежение, но Аида не думает уходить и даже садится рядом, не дождавшись моего разрешения. — Угу, — спустя долгую минуту говорю я хриплым от табака голосом и устраиваюсь на подушках поудобнее, отодвигаясь подальше от девушки. Хабалка. — Завтра Ваш день рождения, — голос Аиды становится заискивающим, — может, будущий Султан желает получить особенный подарок? — Мм? — я медленно убираю шланг в сторону и тянусь рукой к графину, но в последний момент он оказывается у девушки, отчего я снова хмыкаю, но уже вслух. — Позвольте, — Аида продолжает делать вид, что не замечает мое недовольство, и до краев наполняет кубок свежевыжатым соком. — Спасибо, — сухо отвечаю я, и ставлю кубок перед собой. Пить мне расхотелось окончательно. Мы долго сидим в тишине, пока вокруг сгущается тьма, укрывая от моего взгляда окно Лале. Я вздыхаю, не скрывая своего раздражения, и подзываю к себе прислугу, чтобы та привела беседку в порядок. — Вы…уходите? Слышу я голос за своей спиной, который заставляет меня закатить глаза. — Уже поздно, не находите? — сквозь зубы цежу я, не поворачивая голову в сторону девушки, — Мне нужно хорошо выспаться перед завтрашней инаугурацией. — Но завтра ведь не только она, — не успеваю я опомниться, как Аида уже идет рядом, подстраиваясь под мой шаг, — но и Ваш день рождения. Ваше совершеннолетие. — Аида… — Позвольте, я хочу показать Вам подарок, — девушка смотрит на меня умоляющим взглядом, и я признаю свое поражение. Мне надоело сопротивляться. Мы снова идем в полной тишине, пока я не переступаю порог своей комнаты, и девушка следует за мной, вызывая у меня недоумение. — Аида? — я прочищаю горло и скрещиваю руки на груди, тогда как ее глаза жадно блуждают по убранству моих покоев. Девушка широко улыбается и подходит так близко, что мне не предоставляет труда разглядеть свое отражение в ее черных зрачках. — Мехмед, разве Вы не заслужили отдых? — ее голос переходит в шепот, а подушечки пальцев поднимаются вверх по моим щекам и останавливаются на тюрбане, — В последнее время Вы так напряжены… Я молча наблюдаю за тем, как Аида снимает с меня головной убор и аккуратно кладет его на тумбу, не переставая приторно улыбаться. Ей явно что-то нужно. Мой взгляд падает на томно вздымающуюся грудь, талию, оценивает окружность бедер и поднимается к лицу девушки, которая расценивает это как призыв к действию. Она тянется ко мне в поцелуе, но в последний момент я прикладываю указательный палец к своим губам, не давая этого сделать. — Лучше Вам уйти, иначе мне придется Вас убить. Аида замирает на месте, а затем отстраняется, улыбка на ее губах становится шире. — Я убью Вас, а потом перережу всех Ваших подданных. Девушка бледнеет, и я начинаю громко смеяться, от чего та громко вздыхает и присоединяется к атмосфере общего безумия. — Видели бы Вы себя сейчас, — я утираю тыльной стороной ладони выступившие от смеха слезы и сажусь на кровать, — Поверить не могу, Вы действительно считаете, что я на такое способен? — Конечно же нет, Мехмед, — Аида подходит ближе, но сесть рядом со мной не решается, — Я уверена, что Вы не такой. — Правда? — мои тонкие губы не могут сдержать улыбки, — а какой? — Мудрый, великодушный и очень добрый, — с этими словами она покорно садится между моих ног, ее руки поднимаются от щиколоток выше, и я чувствую приятную дрожь внизу живота. — Я слышу фальш в Вашем голосе, — я падаю на спину, матрас немного прогибается под моим весом, — Вы со мной предельно честны? — Конечно, — Аида медленно залезает на меня сверху, как бы невзначай задевая внутренней поверхностью бедер все мое естество, — стала бы я утверждать это, если бы не была в этом уверена? Я хмыкаю и молча смотрю, как девушка с легкостью развязывает себе корсет и тянет лямки платья книзу, оголяя грудь. — Ваш подарок — это я, Султан Мехмед, — она улыбается и наклоняется ко мне ближе, — Можете делать со мной все, что захотите… — Абсолютно все? — я ухмыляюсь и тыльной поверхности ладони небрежно убираю прядь ее волос, пока девушка расстегивает мой кафтан дрожащими пальцами, — Вам придется постараться, чтобы меня ублажить. — Я знаю это, мой господин. — Мой меч необычайно остр, но так и не вкусил чужой крови, — я дожидаюсь, пока Аида поднимет на меня свой взгляд, — а ведь мне почти шестнадцать. Девушка смотрит на меня с немым вопросом в глазах, пока моя ладонь устраивается поудобнее на задней поверхности тонкой шеи. Не она ли это подслушивала под дверью в ту ночь? — Надо исправлять, не считаете? — я улыбаюсь и впиваюсь в нежные губы поцелуем, испытывая невероятное удовольствие от робости девушки, которая пришла взамен напыщенной дерзости. Я слышу, как сердце в ее груди начинает стучать медленнее, а тело расслабляется под моими ласками. Что это было? Вздох облегчения? Рановато… — Почему Вы не ушли, Аида? — шепчу я, — Как Вы могли так со мной поступить? Девушка отрывается от моих губ и смотрит на меня испуганным взглядом, от которого я чувствую небывалый прилив адреналина. Раздается влажный булькающий звук, доносящийся прямиком из ее горла. — Вы меня вынудили. Я же говорил, не надо ко мне лезть, не надо… Изо рта Аиды течет струйка крови, и она хватается пальцами за шею, не в силах отвести от меня свой взгляд, преисполненный страхом. — Надменная, тупая, базарная девка. Мудростью государство с колен не поднимешь. Всегда найдется тот, кто плюнет мудрому человеку в спину, а вот с истинным правителем такая ситуация уже кажется неправдоподобной. Некому будет плеваться, у трупов не выделяется слюна. Я широко улыбаюсь и крепче сжимаю рукоятку меча, что пронзает насквозь солнечное сплетение. Девушка пошатывается, но я продолжаю смотреть ей в глаза, с интересом наблюдая за процессом угасания жизни. — Готовы были переспать за золото, никогда не видел ничего более жалкого. С этими словами я сбрасываю с себя трясущееся в агонии тело, и оно падает на пол, тогда как я встаю рядом и с сожалением окидываю взглядом испачканный кровью кафтан. — Даже после смерти одни неприятности от Вас, Аида, — я вздыхаю и острием меча касаюсь подбородка девушки, приподнимая его кверху, — не залейте мне ковер Вашей скверной. Жидкость в ее рту пенится и приобретает алый оттенок вперемешку с темными сгустками. — Отвратительно, — мой рот кривится, и я брезгливо вытираю меч о подол платья. Нельзя оставлять ее здесь. Даже Султану не сойдут с рук такие вещи. — Кто сказал, что я оставлю это так? — я чувствую себя окрыленным, и мне сложно сдержать улыбку, — На каждый труп есть убийца. Позже, в эту же ночь, у Аслана был выкран меч, а на плече будущего правителя Османской империи появился глубокий порез. Громкие крики разбудили весь дворец, и взору прислуги открылась ужасная картина — мертвая девушка знатных кровей и Мехмед, сын Мурада II, плачущий над ее безжизненным телом.