***
Путь от космопорта оказался недолгим, чему оба пассажира немало порадовались — ехал спидер столь же ужасно, как выглядел, кряхтя как старый больной таун-таун, хотя большая часть пути шла по прямой через покрытый редкой растительностью пустырь, окружённый смрадными безжизненными болотами. Под конец им пришлось подняться выше и петлять меж зубчатых скал, и на каждом повороте Траун видел, как Илай жмурится и напрягается всем телом, будучи готовым сгруппироваться при возможном столкновении. Но они все-таки доехали до населенного пункта без приключений. Город юдури выделялся на скалистом плато явно искусственно расположенными ямками и выступами. Местные жители выдалбливали свои дома прямо в скале, оставляя отверстия для воздуха и света и входные люки.В условиях крайне недружелюбной болотистой почвы это выглядело логичным. Территории домов разграничивались грубыми безыскусными отметками на камне, частично занесёнными песком. — Интересно, — сказал Траун, попробовав ногами почву. — Я хотел бы немного осмотреться. — Сейчас я хочу только где-то присесть и выпить воды, — простонал Вэнто, спрыгивая со спидера. Очевидно тряска и вонь двигателей сказались на нем больше, чем на чиссе. — Здесь вообще есть какие-то общественные заведения? Напомни, почему мы сюда прилетели? — Потому что нам дали увольнительную прямо посередине нигде, — терпеливо ответил Траун на вопрос, который уже сам не раз задал себе. — Надо было придумать что-то другое. Остаться в доках, например. О, крифф… — он отбежал на пару шагов и все-таки расстался с содержимым желудка. Траун невольно улыбнулся — пейзаж был до невозможности скучен, и ворчание адъютанта пока что выглядело в разы интереснее чем все, что могла предложить эта неизвестная раса. — У нас есть дом мучки, вон там — Гурды указала на скалу где-то в километре от них, в которой чуть угадывались проемы окон. Похоже, во всем городе это было единственное здание, находившееся над землёй. — Там есть еда и досуг, доступный чужакам. — Прямо курорт класса люкс, — сказал Вэнто, прокашливаясь и сплевывая остатки рвоты. — Отлично. Отведите моего друга туда, я скоро присоединюсь к вам, — сказал Траун и направился вглубь города юдури. Вопреки его надеждам, даже километр спустя он не обнаружил ничего интереснее, чем грубые разграничители домов и надписи на входных люках. Пожалуй единственной особенностью было то, что в домах побольше люки были немного шире и крепче, но все ещё ни один внешний признак не сообщал об их возможном назначении или обитателях. — Они определенно не доверяют чужакам, — подумал он вслух, невольно вспомнив чисские подземные поселения на Ксилле. С поверхности были видны лишь огромные каньоны столиц, однако в глубине под землей среди ветвящихся туннелей жила основная часть простых граждан, многие из которых никогда не видели солнца. Наконец в предполагаемом центре города Траун заметил что-то вроде рва, окружавшего чуть приподнимающийся над уровнем остальных домов купол. Он подошел ближе — купол выглядел тонким, и в его поверхности было множество отверстий разного размера, не похожих на те, что в других домах служили для вентиляции и освещения. По окружавшей купол стене спускалась длинная лестница, и сверху не было видно никакой охраны или других препятствий тому, чтобы спуститься. Трауна охватило любопытство. Очевидно, это было какое-то религиозное или культурное сооружение, которое могло бы улучшить его представление об этом таинственном неприятном народе. Спустившись вниз, он обнаружил под куполом удивительную композицию из кусочков цветного стекла. По крайней мере так он решил поначалу, но не был точно уверен в составе красивых прозрачных кристаллов, свисавших с потолка и преломлявших дневной свет тысячами граней. Он подошел ближе — всю композицию окружал каменный парапет, на котором тоже были выложены цветные кристаллы. Стена у подножия лестницы была украшена сплошной мозаикой из таких же. Траун взял один из них и присмотрелся — все более вероятным казалось, что это не просто стекло, а куда более ценные оксиды металлов. — А говорили, что здесь не на что смотреть, — он хмыкнул, обходя кругом помещение. Это было похоже на некоторые виды искусства чиссов, и оттого ещё больше завораживало. Только если чиссы чаще творили подобные вещи со льдом, здесь это были драгоценные камни, которые местные жители почему-то очень не хотели показывать гостям. Вдруг он услышал движение позади себя. Очевидно, здесь всё-таки кто-то был. Он обернулся и увидел женщину, ссутуленную и неприятную как и все прочие местные жители. — Приветствую. Вы не подскажете, что это за сооружение? — вежливо обратился он и попятился, чувствуя в ее движениях явную недоброжелательность. Женщина издала череду квакающих звуков, очевидно высказавшись на своём языке, и Траун почувствовал удар чем-то очень тонким и острым в плечо. Боль от удара была короткой и очень быстро растворилась. Он обернулся и увидел ещё одного из местных, но в следующие несколько секунд вслед за болью угасли и все остальные чувства. Исчезли звуки и запахи, померкла картинка перед глазами, и даже кожа больше не ощущала прикосновений. Все его чувства отказали, полностью отрезав разум от тела.***
— Ну куда он опять пропал, — риторически спрашивал себя Илай, глядя на остывшее блюдо, стоявшее нетронутым около места Трауна. Они ждали уже настолько долго, что он успел от скуки достать гитару и начать наигрывать простенькие мотивы. — Гурды, ты уверена, что он не мог найти тут никакого… искусства? — А что такое искусство? Илай задумался. Это было слишком широким понятием, особенно когда о нем говорил Траун. — Ну например когда ты делаешь что-то руками, но у этого нет практического назначения, ты просто хочешь чтобы это выглядело именно так, потому что это, ммм… красиво? Интересно? Вызывает определенные ассоциации? Соответствует духу твоего народа? — О. Здесь не делают такого. Не принято выделяться. Разве что… — она пошарила рукой под воротом, после чего наклонилась к Вэнто, заслоняясь с боков волосами. — Это нельзя видеть чужакам, но я не такая, как другие, — прошептала она, приподнимая из-под одежды неожиданно красивое ожерелье из драгоценных камней. Подержав его на виду, она снова поспешно спрятала его, как только услышала, что кто-то прошел за ее спиной. Илай застыл с приоткрытым ртом. Это определенно было искусство. Очень яркое и противоречащее всему тому, что они прежде видели среди местных жителей. — А почему это нельзя видеть чужакам? — Это великий дар Гоунины, — сказала Гурды почти шепотом. Илай едва удержался от смешка, услышав такое странное имя. — Юдури не хотят им делиться. Считают его уникальным. Но я знаю что это не так. Я уверена, что Гоунина был чужаком. Никто из юдури не додумался бы выращивать такие вещи из камней. — Да вы прогрессивно мыслите, — Илай кивнул. Он был более чем уверен, что ее предположение было правдой. Юдури производили впечатление отсталой цивилизации, которая развила ограниченное количество технологий только засчет присвоения чужого, но притом они явно были склонны оплетать влияние чужеземцев мифами и выдавать их достижения за свои. — В центре каждого города юдури стоит храм, куда каждый приносит кусочек такого кристалла в значимые для себя дни. Это место красивое и бесполезное. Подходит под искусство? — Вполне. А каково наказание, если чужак увидит этот храм Говн… — Илай прокашлялся. — Гоунины? — Его лишат чувств и бросят в темницу. Так, что он больше не сможет узнать ничего, созданного руками юдури. Илай похолодел. Причина долгого отсутствия Трауна моментально стала очевидной. — Было бы лучше, если бы вы сразу рассказали нам об этом, — мрачно сказал он. — Я решила, что не стоит говорить вам о том, что вам все равно нельзя видеть. Вы думаете, ваш старший друг направился в храм? — О да. И если там не было никакого запрещающего знака, у меня очень нехорошее предчувствие.***
— Об этом не может быть и речи! — эмоционально вещал один из немногих юдури, знающих стандарт. — Он нарушил закон и осквернил великий дар Гоунины своим взглядом! Его настигла справедливая кара! — О мой бог… — протянул Илай. Пусть это и было самым ожидаемым исходом, он до последнего хотел надеяться на лучшее, когда Гурды наконец удалось выяснить, куда подевался высокий синекожий чужак. Разумеется его увидели в храме и, согласно местным традициям, обезвредили прежде, чем он успел что-то возразить. Как оказалось, юдури лишали чувств вполне буквально — им не нужно было запирать Трауна или связывать. Темница представляла из себя обычный дом, в котором узники просто лежали на каменных возвышениях. Иные ограничения были не нужны, ведь их разум был полностью отключён от тела. Траун выглядел жутко. Его кожа была непривычно холодной, глаза приоткрыты, но не реагировали на свет или движение, и их свет был непривычно тусклым. Илай не выдержал и опустил его веки. Слишком это было похоже на смерть. Но юдури утверждали, что это лишь действие особого яда, которое при необходимости было несложно обратить. В таком состоянии тело могло оставаться живым довольно долго из-за замедленного метаболизма, что значило, что у Илая было время, чтобы придумать выход из ситуации. Но притом его очень тревожило упоминание, что будучи отрезанным от всех органов чувств разум жертвы не погружался в сон. А значит Траун не спал, и не был без сознания. Он просто был заперт внутри собственного тела, не имея возможности выяснить, что произошло, и это должно быть сводило его с ума. — Мы не были осведомлены о ваших законах! — гневно выпалил Илай, затем, переведя дух, добавил: — Есть ли что-то, что я мог бы сделать, чтобы убедить вас проявить милость к моему другу? Юдури переглянулись и некоторое время общались между собой, негромко переквакиваясь. Затем говоривший снова обратился к Илаю. — Только если у тебя есть нечто, сравнимое с даром Гоунины. Илай тяжело вздохнул. Местные жители придумали очень удачную схему для того, чтобы вытягивать из случайных посетителей ценные знания. И он начинал подозревать, что Гурды могла быть ее частью, раз не предупредила их сразу о возможных последствиях. — Ты держись, я что-нибудь придумаю, — сказал он, сжав слегка окоченевшую ладонь Трауна. Ему нельзя было поддаваться панике. Юдури не возражали против того, чтобы Илай вынес тело из темницы в более тёплое и надежное место, но без противоядия им не было смысла улетать с планеты — у имперских врачей исследование и синтез нужного лекарства мог занять слишком много времени. — Он не слышит тебя и не чувствует прикосновения, — напомнила Гурды. — Я помню, — проворчал Илай. — А теперь помоги мне вынести его отсюда. *** — Что же сравнится с даром Говнины, если я даже не представляю, как он выглядит, — Илай нервно тёр виски, склонившись над телом Трауна, неподвижно лежащего на одном из столов в доме мучки. На него падал бледный свет из-за прорубленного в скале окна, за которым открывался вид на унылую болотистую равнину. На Юдури опускался вечер, но местная атмосфера не радовала красивыми закатами. Солнце просто тонуло в серо-голубой дымке где-то за горизонтом. — Я пояснила тебе, — ответила Гурды. Вид у неё был напряжённо-выжидающий. — Цветные стекляшки, - он нервно усмехнулся. Определённо, Траун мог бы и проанализировать и меньшее так, чтобы повернуть ситуацию в свою сторону. Но прямо сейчас он не мог ничего. - Искусство. Значит, я должен предложить вам произведение искусства? — Что-то, что нам понравится, — что-то в том, как Гурды строила предложения, все больше наводило Илая на мысль, что она была частью заговора. — Но у меня ничего нет, — пробормотал Илай и снова взял гитару. Тяжело вздохнув, он сыграл несколько минорных аккордов и запел, вливая в заунывный мотив всю свою досаду на очередной испорченный отпуск. Он пел громко и фальшиво, словно иррационально надеялся, что это дурное пение заставит Трауна вскочить и попросить его заткнуться — подобное уже случалось с ним на Лисатре, когда его исполнение на проводах деда вывело его из летаргического сна. Спустя три однообразно заунывные песни он снова взглянул на Трауна. Тот лежал все также похожий на труп, особенно теперь, когда Илай решил укрыть его походным одеялом. — А их яд хорош. Тебя не разбудила даже песня про старика Сэма и его сына, — он горько усмехнулся, похлопав по корпусу гитары. Он лишь терял время, а идеи того, как решить проблему, так и не приходили. Впервые за прошедшие полчаса Илай поднял взгляд на остальной интерьер дома мучки и вдруг обнаружил, что полупустое в течение всего дня помещение теперь было полно юдури. Они окружили его плотным кольцом и пристально смотрели, не издавая ни звука. Тишину опустившейся на планету ночи нарушало лишь шуршание ног ездовых каракатиц по поверхности скалы. Илай нервно сглотнул. — Что… я теперь тоже нарушил какой-то закон? — Ты можешь сделать это ещё? — сказала Гурды и указала пальцем на гитару. — Что… спеть? — переспросил он, нервно зажимая струны. И прежде чем она ответила, его вдруг озарила догадка. Народ юдури никогда не имел собственного искусства, потому даже его неудобоваримое для большинства людей исполнение для них было удивительной инопланетной музыкой. И они собрались послушать. И продолжали собираться, услышав звуки его голоса, умноженные эхом, аж из соседних городов. В Илае зажглась надежда. Его посредственная музыка могла оказаться в глазах местных сравнима с великим даром Гоунины. — Тогда пускай кто-нибудь принесёт мне воды.***
Траун чувствовал себя так, будто всплывал со дна темного холодного омута. Свет был тусклым, все звуки доносились словно через огромную толщу воды, а тело ощущалось отёкшим и окоченевшим. Но это все равно было лучше, чем мучительная безвременная пустота, в которой он находился перед этим. Сначала ему удавалось наполнить ее яркими картинами своего богатого воображения, но потом их начали вытеснять страхи и тревоги. Где он был и почему? Сколько прошло времени? В порядке ли энсин Вэнто? И жив ли он вообще, или все эти мысли были угасающим эхом умирающего разума? Отсутствие какой-либо информации оказалось для него куда большей пыткой, чем он мог представить. Поэтому пусть сейчас на него обрушилась масса неприятных ощущений, он был им искренне рад. Наконец он ощутил снова связь с остальным телом и попробовал пошевелить пальцами. Его рука уткнулась в тёплую ладонь, которая тут же сжалась в ответ. — Траун! — позвал едва слышный через звон в ушах шёпот. Траун попытался пошевелить языком, но это пока удавалось с трудом. — Эннин Уэнно? — Да, да, это я! — просипел Вэнто уже более различимо. — Ох, я боялся, что ты так и не очнёшься! Всё хорошо, мы в безопасности. — Фто пвоивофло, — спросил он, всматриваясь в темноту, которая постепенно становилась светлее, и на ее фоне проступал силуэт знакомой лохматой головы. — Юдури наказали тебя за интерес к искусству, и чтобы вытащить тебя, мне пришлось отдать им свою гитару. Не волнуйся, сейчас мы на шаттле, и они больше нам не навредят, - нервно повторил человек, и за звуками его голоса Траун постепенно различил знакомое гудение космического корабля. - Гурды оказалась предателем, так что я не стал брать ее на борт. — Фто с твоим голофом? — Я пел им всю ночь. Связки отекли. Ничего страшного, — из темноты постепенно проступили черты лица человека. Он улыбался. Сколько бы ни прошло времени, он явно переживал о нем каждую минуту, и видя это Траун все быстрее забывал о собственном неприятном опыте. — Теперь это называется великим даром Илая. — Определенно великий дар снова видеть и слышать. — Я говорил о них! — Вэнто неловко улыбнулся. — А я говорил о тебе, — Траун улыбнулся в ответ. — Спасибо, Илай. *** Спустя их визита на Юдури прошло больше чем полцикла. Экипаж корабля праздновал День Жизни, и все желающие обменивались подарками. Илай не ожидал особо много подарков для себя, и потому очень удивился, когда Траун пригласил его в свою каюту и вручил ему большой свёрток. — С днём жизни! — с улыбкой сказал чисс, всем видом демонстрируя ожидание. Илай пожал плечами и развернул подарок. Внутри оказалась гитара. Та самая гитара, которую он забрал когда-то с Лисатры и носил с собой всюду вне службы, хоть и нечасто на ней играл. Та самая, с которой ему пришлось расстаться, чтобы выручить командира. — Это же… как тебе удалось? — Протокол первого контакта подразумевает определенную реакцию при враждебных действиях со стороны новообнаруженного вида. Юдури обманным сговором забрали чужое имущество, испортили отпуск и чуть не убили одного из офицеров. Империя нанесла ответный удар, — сказал Траун с довольной улыбкой. — А ещё там обнаружили дуний. Илай почувствовал сбегающий по спине холодок и невольно отвёл взгляд. В поле его зрения попало нечто, чего раньше точно не было в каюте Трауна — весомый кусок камня, инкрустированного десятками крупных самоцветов, красиво искрящихся под подсвечивающим лучом. Нетрудно было догадаться, что это было частью великого дара Гоунины. — Их всех убили? — спросил он тихо, пробуя гитарные струны. Инструмент был ожидаемо расстроен, но притом почти не поврежден. — Не всех. Я порекомендовал допросить Гурды и местных лидеров о том, кого ещё они обманули подобным образом и сколько раз. Это даст нам множество ценной информации о других видах, посещавших этот регион. — А ты здорово на них разозлился. — Не буду отрицать. Сутки, которые я провёл под действием того яда, были просто ужасны. Но знаете, что пугало меня больше, чем все остальное, энсин? — Что же? Траун сделал драматическую паузу и наклонился к нему совсем близко. Затем, словно увидев что-то, что ожидал, снова отстранился и с довольной улыбкой сказал: — Что я больше никогда не увижу вас.