***
Этой весной с ним приключилось постыдное: поддавшись неодолимому порыву, в апреле он купил «под ключ» помещение разорившегося ресторана «Марино» с намерением переделать его в дочерний ресторан «Северной звезды». Ему даже повезло: он успел заключить договор до того, как кухонное оборудование пошло с молотка. «Марино» достался ему со всеми холодильниками, отличными сковородами, фритюрницами, плитами, печами, с мармитом и грилем. В первый же день Ригальдо стоял там, сунув руки в карманы, в обществе торгового агента, Исли и Анри в качестве «приглашенного консультанта», и обозревал новый фронт работ с ужасом от самого себя. Анри был в восторге и откровенно злорадствовал: — Вижу, босс, вы пошли по кривой дорожке! — Почему? — подал голос Исли. — Он расширяет бизнес, что не так? Анри поднял палец. — Это как с коксом, — наставительно сообщил он. — Стоит начать, и невозможно остановиться!.. Я видел такое сто раз. Вот человек: у него появляется желание открыть ресторан. Но через некоторое время его начинает терзать внутренний демон! Он думает: раз дело выгорело с одним, так и быть, открою еще! И он скупает сначала второй ресторан, потом третий, потом кофейню на той стороне улицы, потом устричный бар в конце Десятой Авеню, потом два филиала в Питсбурге и Миллуоки. Но все предсказуемо идет не так. И вот не стойкий духом хозяин седеет, пьет, страдает бессонницей, уклоняется от коллекторов, потом продает все и срывается в Непал, и… — Заткнитесь, — процедил Ригальдо. — Вашего мнения тут никто не спрашивал! — Мистер Фёрст спрашивал! — Анри ткнул пальцем в хохочущего Исли. Тот кивнул: — Я спрашивал, да. Жуткая история! И насколько все может быть плохо? — О, очень плохо! Даже один ресторан — это уже тревожный признак того, что человек склонен к авантюризму, а уж когда их два — пиши пропало!.. Как говорил мой первый босс, такого бы человека к мозгоправу вовремя отвести. Тот живо бы доказал, что бедняга на самом деле просто в детстве с сосиской не наигрался. Ну или хочет зарезать отца и откупорить устрицу матери!.. Лицо торгового агента сложностью эмоций напоминало косточку персика. Исли заливисто смеялся, присев на металлический стол. Ригальдо представил, как нагибает Анри и втыкает лицом в камеру для гриля… и криво улыбнулся: — Мне просто интересно, много ли раз вас выгоняли к чертям за ваши речи менее хладнокровные хозяева, чем я. — О, очень много! — с энтузиазмом закивал Анри. — Так я и шлифовал свое мастерство. Учился, можно сказать, у лучших, дрейфуя по волнам судьбы, которая носила меня, как… — Рыбью молоку, — не удержался Ригальдо. Анри посмотрел на него с печалью. Агент медленно, шаг за шагом, пятился из кухни. Исли с интересом подпер щеку: — И часто, по-вашему, владельцев ожидает такой печальный исход? Анри важно закатил глаза: — Еще как! Это же не, извините, брусья и бревна; с бревнами ничего не случится, если их не купят сегодня и завтра, а рыба протухнет и будет вонять! Ничто так быстро не прогорает, как ресторанный бизнес. Вот и этот парень побултыхался и прогорел, — он толкнул носком кеда дверцу печки. — Аренда, электричество, газ, вода, лицензия, вывоз мусора сами себя не окупят. Поставщики жульничают, ленивые повара так и норовят отсидеться в подсобке. Их надо драть во все дыры, как это делаю я, чтобы они шевелились, и строжить на их родном испанском или португальском. Да что я вам говорю, мой босс — ваш прелестный супруг — это все не хуже меня знает! Он так и сказал по-французски: прелестный супруг. Ригальдо сузил глаза. Ладно, он это носатому черту еще припомнит. А Исли, отсмеявшись, тряхнул волосами: — Мы пригласили вас посмотреть, чего не хватает на кухне. Понятно, что зал мистер Сегундо будет менять. Анри посерьезнел. — Здесь нужен новый жироуловитель, этот никуда не годится, — он пощелкал кнопками, посмотрел на Ригальдо. — И камеру для мяса побольше. И пару новых инфракрасных ламп. С остальным можно работать. — Очень хорошо, — певуче сказал Исли. Его глаза смеялись. — Тогда, думаю, предложение мистера Сегундо вас не испугает. — Какое предложение? — насторожился Анри. — Мы поставим вас сюда шефом, — вставил Ригальдо. — Через два месяца, когда откроемся. — Не-не-не! — взревел Анри. — А как же «Северная звезда»?! — Ее возьмет на себя Ромарио. Зато вы сможете все здесь сделать исключительно под себя. Анри издал рев раненого бизона. — Эта итальянская шлюха?! Он же ничего не понимает в классической кухне! Босс, за что вы так со мной, вы меня сейчас без ножа вскрыли!.. — Как устрицу, — мстительно сказал Ригальдо. Анри застонал. Исли подкрался справа, обхватил его за плечи: — Разве вам так хочется остаться в «Северной звезде»? — После того, как я отдал ей два года жизни? После того, как выдрессировал этих эквадорских бестолочей?! Поставьте сюда Ромарио, но не отдавайте ему «Северную»! — Очень хорошо, — довольно сказал Исли и подтолкнул Анри к Ригальдо. — Я так рад, когда все приходят к взаимопониманию и любви!..***
Историческая беседа состоялась в апреле. Ригальдо вспомнил о ней в начале июня, когда, вспотевший и нервный, беспрерывно созванивался с Ромарио после открытия «Звезды Запада». В то время как Анри в самом деле сделался более покладистым, в его отношениях с Ромарио прорезался дух ревнивого соперничества. Ромарио жутко психовал, если что-то шло не так, а «не так», разумеется, пошло с самого первого часа. В субботу Ригальдо, вспотевший и нервный, яростно пылесосил гостиную, прижимая к уху телефон. По второму этажу носилась Бекки с двумя приятелями. Кот перемещался по ковру следом за пылесосом, стратегически располагая свой толстый зад на уже вычищенных местах. Исли лежал на диване и вроде как читал, только Ригальдо не видел, чтобы страницы книги переворачивались. В ухо ввинчивался панический голос Ромарио: — Хостес подвернула лодыжку и может только красиво стоять, ходить не может! Парень на гриле тормозит, потому что гриль слабый! Вьетнамцы кинули нас с грибами-лобстерами, сказали, на нас просто не хватило! Мясник перепутал, отвез наш заказ в «Северную»! Клиент недоволен, что сыр подали несвежий — но это сыр с плесенью, блядь! Сэр, простите! Пылесос гудел. Ригальдо рычал. — Девчонку направь к врачу, а то она засудит нас к черту. С мясником еще поговорим. Про гриль не хочу ничего слышать, это наш гриль из «Северной», у Анри парни прекрасно на нем работали!.. Какого черта ты жалуешься, а не решаешь проблемы с персоналом, я что, мамочка твоя? С вьетнамцами больше не работаем! Достала меня эта мафия! — Мафия?.. — спросил Исли с дивана. Ригальдо погнал кота, задравшего хвост трубой. — Ты удивишься, но сбор и продажу грибов у нас в штате курирует вьетнамская мафия. А непосредственно по лесам и горам ходят бедные нелегальные мексиканцы, которых вьетнамцы нещадно эксплуатируют. Как мексиканцы ориентируются в нашем мокром, холодном дождевом лесу, я не знаю; тем более сами они грибы исторически не едят. Похоже, их просто натаскивают на сморчки, лисички и грибы-лобстеры, как свиней на трюфели. — И что же ты будешь делать, если твоя кладовая останется без лисичек?.. — Придумаем что-нибудь. Договоримся с индейцами, хотя они в плане обязательств еще хуже. Или Мишель будет возить из Канады, там их хоть заешься… Исли что-то сказал. Ригальдо нахмурился. — Что?.. Не слышу ни хрена! — Так выключи пылесос. Зачем ты это делаешь? Этим должна заниматься Джоанна и ее девушки. — Затем, что меня это успокаивает! — рявкнул Ригальдо. — И затем, что меня достал беспорядок! Куда ни посмотришь, куда ни сядешь, везде волосня! — он снял с дивана длинный светлый волос. — На ковре, на креслах, на пиджаках, на моих брюках! Кто-то линяет белыми волосами, как старый кот! Ноздри Исли затрепетали. — Да прямо. — Да! Я все никак не дождусь, когда ты начнешь собирать дома волосы в хвост. — Что-то тебя это раньше не волновало. — Раньше ты так не сыпался. Может, у тебя авитаминоз?.. От продолжения дискуссии их уберегла Бекки. Она скатилась вниз по лестнице и прыгнула на колени Исли, заехав ему коленом в живот. Тот слегка изменился в лице, но промолчал. — Папа, сделайте нам домик! Ну, пожалуйста! — Какой домик, моя хорошая? — Как на схеме из Икеи. Диван надо поставить так, подушки так, кресло так… — Но у нас нет мебели из Икеи. — Но кресло-то есть. И диван есть. Ригальдо поймал вопросительный взгляд Исли и с тяжелым вздохом выключил пылесос. — Ладно, давай сделаем ребенку приятное. Пока никакой идиот не позвонил с сообщением, что в «Звезде Запада» пожар… — Давай, — Исли стряхнул с себя Бекки, взялся за кресло снизу. Ригальдо ухватился с другой стороны, и они понесли. Телефон в заднем кармане зазвонил уже через два шага. «Ромарио, ты почти разжалован, — подумал он. — Сука, может, мне самому встать на «линию» в «Западной»?! Будет больше толку…» И тут Исли бросил кресло со своей стороны. Оно с грохотом вырвалось из рук Ригальдо, чуть не содрав ему ногтевую пластину и чудом не придавив ногу. — А-а-а, сука! — Ого, вот это загромыхало! — Бекки, немедленно иди и займи своих гостей! Предупреждать надо, — это Ригальдо сказал уже в сторону Исли, посасывая ноготь. Исли стоял, опустив руки вдоль туловища. Ригальдо мгновенно насторожился: — Что, что?! Сердце?! — Нет, — сказал Исли, моргнув. — С сердцем полный порядок. Непорядок с этим, — он пнул кресло. — Оно не годится для домика. Раздавит нахуй детей. Развернулся и, даже не попытавшись поднять кресло, ушел. Ригальдо сжал разрывающийся от звонков телефон. Исли, конечно, был прав насчет кресла. Но зачем вставать в позу?.. Ему опять звонили из ресторана, и Ригальдо обрушился на несчастных, как плотоядная египетская саранча.***
— …ну и на том складе было выявлено преступление — работник пилорамы угнал грузовик досок. Полиция арестовала его в тот же день… — …это ладно. У нас тут очередной скандальный мудак. Он заявил, что выявил у купленных стройматериалов обман в «геометрии досок» — размеры, мол, плавают, и из-за этого он переплачивает за древесину. Да это нормально, нам постоянно предъявляют какие-то иски, как любой крупной компании, Исли чуть ли не каждый месяц представляет «Нордвуд» в суде. Он просто присутствует там, а за него отдуваются адвокаты… — Нет, детка, я в другой день отвезу тебя к Сандре. Нет, я не хочу, чтобы ты уезжала из школы с кем-то, кроме меня, папы и няни. Да, дорогая, я знаю, что это Патрик. Нет, это не обсуждается; я сказал, хватит! — Мне сейчас некогда. Ну закажите антрекоты, ромштексы, сосиски, ребрышки, тулузскую колбасу, бекон, ножки, куски для мяса по-татарски… Нет, стейки были на прошлой неделе, не стоит повторяться… И говорите громче! Не слышно ни черта!.. — Осторожнее, мистер! Ригальдо, пытавшийся говорить по двум телефонам, совершил прыжок лосося. Рядом проехал, укоризненно гудя, неповоротливый форвардер с клетью, забитой бревнами, и свернул на просеку. Водитель высунулся из кабины, проверил, что с франтом в пиджаке ничего не случилось, и с облегчением гаркнул: — Смотри, куда прешь! Ригальдо сцепил зубы, но промолчал, и направился дальше. Сам был виноват — заболтался. Спасибо, что не намотало на здоровенные колеса. Он не любил бывать на заготовке леса. Здесь вечно воняло выхлопными газами, было адски шумно: ревели моторы, визжали пилы, гулко вздрагивала земля, когда со свистом и треском валился очередной ствол. По краю вырубки медленно ползали огромные, как лавкрафтовские твари, цепкие машины — гордость Исли — и деловито и непреклонно пожирали лес. Это Исли мог целый час упоенно пялиться на то, как работает харвестер: обхватывает ствол огромными ножами, срезает дерево пильными шинами под самый корень, протяжными вальцами очищает ствол от сучков и коры и нарезает на заданную оператором длину. Ригальдо знал, что иногда Исли даже сам забирается в кабины к водителям, чтобы оценить машину в действии, и вылезает довольный, как ребенок. Ригальдо не разделял эту его страсть. Он был экономистом, а не лесорубом. Его волновали цифры, а не запах спиленной древесины, и он в жизни не отличил бы сосновую доску от еловой. А вот Исли — Исли и не такое мог. Сегодня, правда, тому было не до игрушек. У него тут проходила акция невиданной щедрости. Ригальдо прошел вслед за управляющим к дальнему ангару, показал пропуск и встал за спинами людей, рассматривая гостей лесопилки — большую группу студентов экологического факультета, «личинок экологов», как их назвал паршивец Джерри Стюарт. Юные «личинки», присланные университетом в рамках обучающего полевого исследования, зачарованно внимали Исли, а тот, неотразимый даже в каске и спецовке, наброшенной поверх пиджака, прохаживался между выключенными станками и притягивал к себе взгляды. Сопровождавшая студентов съемочная группа и скромно притаившаяся у стены рекламная команда Исли слушали с неменьшим интересом, а Исли разливался соловьем. «Мы собрались здесь, чтобы обсудить, что же такое учет свойств сложных систем при организации лесопользования», — услышал Ригальдо и поскреб щеку. Оригинально. — Погодите, — наконец, робко вякнула одна из «личинок». — Но ведь вырубка лесов вредит планете!.. Исли посмотрел на «личинку» взглядом доброго тигра. — Вы ведь уже изучали «Основы устойчивого лесоуправления»? — спросил он, и «личинка» проблеяла: «Да-а». — Тогда, пожалуйста, уточните, какую именно вырубку вы считаете вредной: выборочную с сохранением нижнего яруса леса или сплошную, содействующую естественному лесовосстановлению, или, может, вырубку без сохранения подроста, с последующим лесовосстановлением путем посадки культур сосны?.. «Личинка» смутилась. — Лес — это сложная экосистема, — серьезно сказал Исли, — и «Нордвуд», как может, способствует охране, восстановлению и преумножению лесных богатств. Порой нам приходится отступать под действием обстоятельств. Вы можете себе представить, что происходит, когда при отводе делянок под сплошную рубку работники обнаруживают на сосне двухметровое гнездо крупной хищной птицы? Вызывается инженер лесного хозяйства, который консультируется с орнитологом и принимает решение о размере охранной зоны. В случае подтверждения вида, занесенного в Красную книгу, подаются документы на придание участку статуса «Места обитания редких видов животных». Такие случаи фиксируются на предприятии. «Нордвуд» неукоснительно соблюдает этот алгоритм. — Еще расскажите таких примеров! Еще! Это хорошая инициатива, думал Ригальдо, слушая Исли, подружиться с университетом, получить потенциальные голоса молодых избирателей. Ригальдо обещал приехать его поддержать — и выполнил свое обещание, хотя, по собственному мнению, гораздо больше пользы принес бы в офисе. Наконец беседа закончилась. Стайка экологов отправилась смотреть конвейер, съемочная группа бодро переместилась за ней. Мистер Джерри Стюарт, деловитый щенок, зимой подбивавший клинья к Исли, сделал было к тому осторожный шаг, но увидел Ригальдо и в панике слинял. Оставшись в одиночестве, Исли сразу же тяжело опустился на стул. Улыбка стекла с его лица, как будто в театре после ухода зрителей выключили свет. Он запрокинул голову и долго пил минералку — должно быть, горло пересохло. Ригальдо встал напротив него, покачиваясь с пятки на носок. — Ты скоро освободишься? — Не знаю. Я хочу добить их в конце экскурсии. — Ты обедал? — Не помню. Ты не знаешь, зачем мне звонил наш ребенок? — Знаю, я уже разрешил с ней все вопросы. Точнее, не разрешил. — Какой ты резвый, — Исли оперся локтем на спинку стула. Прикрыл глаза и принялся массировать веки пальцами. Вблизи стало видно, какой утомленный у него вид. — Плохо выглядишь, — бездумно сказал Ригальдо. Исли сразу же распахнул глаза, напряженно уставился на него. — Как будто не спал всю ночь. Чего такой кислый? — Ничего, — Исли зевнул и поднялся. — Представляешь, сегодня машины повалили дерево-патриарх у въезда на лесопилку, дугласову пихту в два обхвата, с ней когда-то фотографировались и мой отец, и мой дед. «Личинкам экологов» об этом знать необязательно, это вышло случайно. С виду было вполне еще живое дерево. А оказалось — гниль, все нутро сгнило напрочь, одна белая труха, которая рассыпается в пальцах, и корни больные. Держалось вертикально за счет коры. — И что? — И ничего, — Исли потянулся к Ригальдо и стряхнул с его пиджака древесную пыль. — Все не то, чем кажется. Ригальдо перехватил его руку. — Вот что, дорогой. На ближайшие выходные никаких социальных мероприятий. Никаких камер, никаких посещений хосписов. Да-да, я серьезно. Ты такую дичь несешь. Ну сгнило и сгнило, значит, туда ему и дорога. Хорошо, что упало сейчас, а не в ураган кому-нибудь на голову. Исли усмехнулся и похлопал его по плечу. У него зазвонил телефон — видимо, приглашали к экологам. Ригальдо сверлил взглядом его затылок. Он гнал волну на избирательную кампанию из любви к искусству. Было видно, что все, что с ней связано, очень нравится Исли. Тот погрузился в это грязное и неблагодарное дело с упоением, и к июню запущенный им маховик работал вовсю, колеса вертелись, и каждый крошечный винтик был на своем месте. Иногда Ригальдо ощущал себя одним из таких винтиков, например, когда Исли, невинно хлопая ресницами, уговаривал его организовать обед для бездомных или тащил на открытие нового помещения для баскетбольного клуба старшей школы. Иногда — но не часто. Исли все-таки держал свое обещание — не превращать жизнь семьи в пиар-шоу. Все его планы варились в штаб-квартире в Олимпии. Ригальдо редко его там навещал. Ему хватало дел, чтобы утонуть в них с головой. Исли же играл в своих солдатиков азартно и энергично, летая между штаб-квартирой, домом и офисом «Нордвуда». И вдруг споткнулся. Ригальдо не мог выразиться точнее, просто, пытаясь одновременно решить тысячу проблем с двумя ресторанами, «Нордвудом» и ребенком, в какой-то момент, когда Лаки сказал по телефону «Что-то Исли давно не звонил», он вдруг осознал, что Исли стал хмурым и молчаливым. Как будто кто-то приглушил его брызжущий искрами фонтан. А еще они уже пару недель полноценно не занимались сексом. По вечерам засыпали оба, уткнувшись каждый в свой планшет. Ригальдо раньше об этом не задумывался, а теперь вот задумался — и удивился. Может, Исли правда был нужен тайм-аут в делах? Романтика, чтоб ее? Может, ему не хватало внимания?***
— Так, — решительно сказал Ригальдо, выходя из машины. Пикнула сигнализация. — Вот вам кусок «европейской сказки». Не благодарите. Бекки восторженно завопила: — Какие красивые дома! Какой странный город! Он старинный, папа, старинный?! — Угу, старинный, как же, — буркнул Ригальдо, покосившись на Исли. — Почти такой же старинный, как «Старбакс». Его в свое время просто очаровала история Ливенворта как пример со всех сторон удачного маркетингового хода. В 1920 году укрытый в горах железнодорожный городок Ливенворт захирел, когда управление перенесло дорогу на новый маршрут, и хирел сорок лет, пока местный совет не принял судьбоносное решение — стилизовать весь город под баварскую деревушку. Между тем вокруг была совершенно потрясающая природа Каскадов плюс целых два горнолыжных курорта. Теперь здесь стало обворожительно: за снежной гребенкой гор прятались пряничные фахверковые дома с башенками, балкончиками и островерхими крышами. Здесь можно было восполнить в организме дефицит баварских сосисок, шницелей, вина и пива, посетить сувенирные магазины, музей щелкунчиков и шоколадную лавку. Теперь от туристов со всех уголков Штатов отбою не было, особенно под Рождество, но даже и сейчас, летом, парковка была забита автобусами. Исли ответил ему вялой улыбкой. Вид у него был какой-то потухший. Ну разумеется. Его-то секретами штата не удивишь. А, плевать. Ригальдо дернул плечом и скомандовал: — Бекки, не отставай. А то зазевавшихся детей утаскивают ведьмы и крутят из них колбасу. — Фу-фу-фу! — Бекки сморщила нос. — Гадость, колбасу ни за что не буду есть. А мы посмотрим щелкунчиков? — Посмотрим. Зачем-то же мы приехали сюда. День был умеренно жарким — солнце затянула завеса облаков, через которую проглядывало ярко-синее небо. Лесистые вершины гор притягивали взгляд сочной зеленью. Со всех балконов свешивались петуньи и герань, с фасадов смотрели нарисованные и выкованные звери. Ригальдо немного пожалел, что привез сюда Бекки не на Рождество, когда улицы тонут в снегу и огнях, и даже не осенью, когда на подъезде к городу горят золотом клены. Недопланировал. Он снова взглянул на Исли: тот нацепил темные очки. Ну еще бы. Мы ведь не хуй собачий, а знаменитость-номер-один. Щелкунчики были страшненькими. Ригальдо разглядывал их с легкой оторопью — надо же, какие уродцы. В случайно затесавшемся между сувенирными лавками австралийском магазине Бекки трогала чучело крокодила и внезапно упросила купить ей кожаную шляпу. Исли молчал, и неожиданно для себя Ригальдо поддался, впервые оказавшись в роли того, кто безбожно балует. Когда воодушевленный продавец намылился впарить им и крокодилью голову, пришлось спасаться бегством. Ригальдо вынес Бекки на руках и перевел дух. Они отпраздновали свое спасение самым вкусным шоколадом со специями, который только можно было себе представить. На каждом углу пенилось пиво — в высоких стаканах, кружках, бочонках, бочках; Ригальдо бы не удивился, если бы в городе работал пивной фонтан. Мужички в тирольских шляпах со всех сторон зазывали на дегустации. Ригальдо не удержался, попробовал и местный хелльбир, и дункель, и шварцбир, но сломался на «копченом» пиве. Кельнер понимающе ухмыльнулся и сказал, что оценить по достоинству раухбир можно только на третьей кружке. «Ну да, — буркнул Ригальдо, — а кто нас тогда домой повезет?» «Очевидно, второй господин, — подмигнул ему кельнер. — Он мужественно сдерживается». Ригальдо обернулся — и обнаружил, что Исли едва пригубил первый бокал. У него над губой блестел мелкими каплями пот, хотя они сидели в тени, под фестончатым навесом. Ригальдо бездумно потянулся стереть эти капли, но, когда Исли повернул в его сторону голову, увидел свое отражение в темных очках, и едва не дал сам себе по руке — совсем размяк, пьяный пидор. Он протянул Исли салфетку. Тот сжал губы: — Душно. Пойду в машину. Кельнер, не замечая, продолжал заливаться: возвращайтесь к нам осенью, господа, вы бы знали, какое у нас пиво варят к Октоберфесту. Подбежала Бекки, с размаху запрыгнула на колени: — Папа, можно мне на карусель, можно, папа?.. Ригальдо потер лоб. Мысли путались. — Ты съела столько шоколада, что тебя укачает. Давай лучше пройдемся до рыбных прудов, там можно ловить форель. Вот только я позвоню папе. Что это он нас бросил — совсем обалдел, что ли. Исли ответил сразу. Ригальдо шагнул за угол дома, в укромный уголок позади батареи из петуний, и зарычал: — Слушай, папаша, а ты не хочешь хоть на полчаса взять на себя ребенка? Ну и вообще перестать ходить с таким видом, будто у тебя торчит серебряная ложка из задницы. Я тут уже устал трындеть, не затыкаясь, а ты с начала поездки сказал только «угу» и «ага». Это что, мне одному нужно, я не пойму? Исли молчал. В трубке было слышно его дыхание. А потом раздался его голос — спокойный и какой-то чужой: — Пройдет. Это у тебя с непривычки. — Что?.. — Зато теперь ты знаешь, каково мне каждый раз вас развлекать. И отключился. Ригальдо взглянул на телефон в руке в глубоком охуении. Это что сейчас было такое?.. Желание позвонить и наорать или хуйнуть телефон в стену несколько нивелировалось сознанием того, что Исли… прав. Исли всегда и во всем был «ведущей скрипкой в оркестре». Он развлекал — Ригальдо позволял себя развлекать. Ну или не позволял. По обстоятельствам. Домой ехали в молчании. Машину вел Исли; Ригальдо смотрел, как на перевале по сторонам от дороги проносятся здоровенные горные деревья. Не «Роща Патриархов», конечно, но тоже весьма впечатляюще. Западный красный кипарис и пихты Дугласа. Усталая Бекки с лицом, вымазанным шоколадом, прижимала к себе щелкуна. — Раньше здесь неподалеку было ранчо, — вдруг заговорил Исли, нарушив тишину. — Там разводили бизонов, гоняли их пастись на верхних альпийских лугах. Хозяева были веселые, у них можно было снять домик, если отправляешься в горы; правда, когда я впервые приехал туда с мелким Лаки, оказалось, что это половина сарая. А во второй половине, за стенкой, возились бизоны; ночью было слышно, как они вздыхают и ворочаются, наваливаясь на стены. Еще у них была конюшня, и все лошади работали в Ливенворте: возили тележки с детьми и выступали на парадах. Мохнатые ирландские кобы, с хвостами до земли. Очень добрые. — Была?.. — переспросил Ригальдо, уцепившись за одно слово. Он знал, с какой ненормальной нежностью Исли любит лошадей. — Ага. Я несколько раз за последние годы собирался здесь побывать, но все забывал, не до того было. А в прошлом году там случился пожар. Ты, может быть, видел в новостях: сгорело все, и ранчо, лошади, и владельцы. Теперь мне кажется, что последний раз я их видел целую жизнь назад. Голос у Исли был усталый и равнодушный. Ригальдо торопливо обернулся проверить, как Бекки, но оказалось, что она спит в детском кресле, открыв рот. Шляпа съехала ей на глаза. Дома Ригальдо решил: нахуй, хватит. Можно было и дальше делать вид, что все нормально, и Исли совсем не фалломорфирует, но он больше не собирался закрывать на это глаза. Его утомили мелкие странности, недоговоренность, отсутствие близости — у Ригальдо уже яйца ныли, он, черт возьми, отвык от таких перерывов. У него было надежное средство для налаживания отношений, и он не собирался отступать от проверенной схемы. Поэтому, уложив Бекки спать и едва дождавшись, пока Исли примет душ и вернется в спальню, Ригальдо без колебаний влез к нему под одеяло — разгоряченный и голый, всерьез намеренный довести дело до конца. Окно было распахнуто, в лесу перекликались ночные птицы. Холодный воздух щекотал обнаженную кожу. Ригальдо лежал между раскинутых ног Исли и вдумчиво сосал, чувствуя на языке член — невозбужденный и мягкий. Ригальдо сжимал его губами, дразнил уретру, втягивал глубоко в рот. Ничего. Он дрочил Исли, вылизывал яйца, мял в пальцах соски. Ничего. Никакого отклика. Ригальдо сосал. Исли лежал, заложив руки за голову. Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем Исли наконец произнес: — Хватит, — и, когда он не послушался, не желая вот так отступить, повторил нетерпеливее: — Да хватит уже, Ригальдо. Ригальдо с усилием отстранился и вытер мокрый рот. Щеки горели так, словно это у него не встал. Он не мог посмотреть Исли в глаза. Собственное возбуждение мешало, злило, и Ригальдо не представлял, как, собственно, теперь себя вести. Исли натянул футболку и трусы и лег, повернувшись к нему спиной, будто так и надо. Ригальдо поморгал в темноту, пытаясь понять, что он сделал неправильно. А потом, откашлявшись, на всякий случай спросил, как ему показалось, небрежно: — Это как-то связано с тем мальчишкой-пиарщиком? Или с кем-то еще? «Ты хочешь кого-то другого?» Исли, лежащий на боку, подсунув под щеку подушку, зашевелился, обернулся через плечо, взглянул удивленно — это было заметно даже в темноте — и сказал со странной печальной нежностью: — Что ты, детка. Это ни с кем не связано. Просто я немного устал. Ригальдо продолжал неподвижно сидеть, и тогда Исли коснулся его колена. — Подрочить тебе? Он покачал головой: — Не надо, я перехотел. Исли снова лег на бок. Ригальдо прижался к нему сзади, уткнулся лицом в шею, поцеловал в обтянутое футболкой плечо. От волос Исли пахло лесом. Ригальдо втягивал этот запах и вздыхал про себя. Наверное, им стоит поговорить про такую… такую проблему, но не сейчас. Он обнял Исли поперек живота, и, засыпая, тот крепко сжал его руку. И с этой ночи Исли наглухо закрылся от любых попыток его соблазнить.***
Новостью месяца стало то, что Даэ получил премию Тьюринга «за беспрецедентный новаторский вклад» в проектирование адаптивных машинных систем. Прочитанная им на награждении лекция с презентацией наделала много шума и набрала безумные просмотры. Сид О’Гвардиен едва не закапал стол Ригальдо слюной, рассказывая об этом, когда пришел разбираться, почему вырубается комп. — Чего там такого, — буркнул Ригальдо, листая свое расписание. — Очередной прокачанный андроид, за которым типа будущее. Когда там у нас запланировано восстание машин, на этот год или на следующий?.. Сид задом вылез из-под стола, вытер пыльные руки. — Вы ничего не понимаете, — сказал он с укором и нажал кнопку пуска. — Таких раньше не создавали. Она практически живая! Живая! Монитор вспыхнул, показал, что запускает какое-то обновление, довел до половины и погас. — А ты убитая железяка, — огорченно прокомментировал Сид и полез обратно. Ригальдо возвел глаза к потолку. Им с Исли пришло приглашение на праздничный банкет от самого творца «беспрецедентных и новаторских» кремнийорганических женщин. Ригальдо не хотел идти, но знал, что пойдет. Еще весной Исли пришлось бы его уламывать. Сейчас Ригальдо был готов отправиться с ним куда угодно, чтобы его расшевелить. Исли пожал плечами: «Да, едем». Бекки осталась с няней. В сравнении с другими вечеринками, на которых им приходилось присутствовать, банкет в честь самого богатого человека в Сиэтле был торжественно-скромен. Всего на двести персон или около того. Ригальдо скользил глазами по лицам: мэр, главы крупных корпораций, ученые, селебритис, какие-то странные типы в буддистских одеждах… Девушка в белом комбинезоне предложила им с Исли напитки, и он отвлекся. Было очень важно правильно подойти к выбору, чтобы продержаться до конца вечера. После своих прошлогодних приключений и заклейменной задницы он никому здесь не доверял. Немного зная Даэ, он ожидал блеск, бурлеск, фонтаны шампанского и вазы с марихуаной, но в полутемном зале с накрытыми столами не происходило никаких бесчинств. Даэ, сухой и загорелый дочерна, поднялся на сцену перед своими гостями упругой молодой походкой, немного повоевал с микрофоном, отпустил всего пару «дедовских» шуток. На нем был тюрбан, самый обычный скучный смокинг и красные конверсы. Даже Рубель Блэкмэн, притулившийся за его правым плечом, в женском сари и с кольцом в носу смотрелся экстравагантнее. За левым плечом выстроился молчаливый эскорт из трех ярких блондинок. В углу сцены, покачивая ногой, сидела «любимая внучка» Офелия, озирая зал единственным глазом. Ригальдо повертел головой, разглядывая гостей. Притаившиеся в зале журналисты затаили дыхание. — Прежде всего, спасибо, что пришли, — проскрипел Даэ, довольно щурясь в свете направленных на него лучей. — Вы можете мне не верить, но я рад видеть ваши симпатичные лица. С каждым годом становится все меньше тех, кто меня знал, еще когда я был «тем стремным нёрдом, к которому мама носит на починку кофеварки и утюги». За это время я прошел путь до черного властелина и обратно, и, надо сказать, как же славно снова вернуться к утюгам! Кстати, за последний мне дали вот эту супницу, — он небрежно махнул назад, и средняя из блондинок подняла над головой серебряный тьюринговский кубок. В зале захлопали. — Думаю, лет через пятнадцать я как раз перейду на ту садистическую полужидкую диету, которую прописали мне мои доктора, и супница пригодится. Надеюсь, я не увижу злорадства на их лицах. Скажу честно, я планирую вас всех пережить! Вторая блондинка подсунула ему фантастической красоты коктейль в широком бокале, и Даэ лихо ополовинил его. — «Драконья кровь», — пояснил он, и зал взорвался аплодисментами. — Интересно, сколько ему лет, — негромко произнес Исли. Ригальдо украдкой взглянул в его сторону. — Почему-то дату его рождения невозможно нагуглить. — Мне тоже кажется странным, что он это скрывает. Сдается мне, он чинил утюги, еще когда в них засыпали горячие угли. — Я как-то читал в желтой прессе, что Даэ родился между двумя мировыми войнами. — Тогда он, похоже, хранит себя в формалине или клонировался. — Ты помнишь, что он хромал? А где теперь его трость?.. «И в самом деле», — подумал Ригальдо, недоверчиво щурясь. Что это? Методика стволовых клеток или протез? Исли сидел на своем стуле, небрежно опираясь на спинку и касаясь локтем локтя Ригальдо, и его собранные в косу волосы в лучах неоновой подсветки казались неестественно белыми, прямо сияющими. Он был безукоризненно выбрит, и черные отвороты смокинга на его груди матово блестели так, что по ним хотелось провести рукой, почувствовать их гладкий шелк — и твердую грудь под ними. Вместо этого он машинально снял с его плеча белый волос. Исли повернул голову и сузил глаза: — Что это ты делаешь?.. Ригальдо показал ему волос. Исли потянулся к своему бокалу: — Прекрати. И едва заметно отодвинулся. Ригальдо это задело. — Ну и ходи, как старый облезлый пидор, — шепнул он. — Будешь пожимать мэру руку, натрясешь на него шерсти. Спина Исли напряглась. Он явно хотел сказать что-то резкое — но вместо этого положил ладонь поверх пальцев Ригальдо. — Прости. Давай лучше послушаем этого хитрого черта. Ригальдо не дал обмануть себя этой внезапной кротостью. Конечно же, Исли не хотел, чтобы журналисты засняли момент напряжения между ними. Политика, чтоб ее. Ригальдо сделал глоток и поморщился: оказалось приторно-сладко. Он оглядел зал: гости, вспомогательный персонал, журналисты, официанты, девушки из эскорта, охрана. И Даэ, испускающий со сцены лучи удовольствия, страшненький и зубастый, как рыба-удильщик. — Однако сегодня мы собрались здесь, чтобы приветствовать не меня, а наше новое сокровище. ROXENN-2 линейки CLAYMORE официально признана самым человекоподобным андроидом. Мы еще работаем над динамикой, но в статике она настолько хороша, что вы не сможете вычленить ее взглядом в толпе людей. Это происходит прямо сейчас, ведь она находится прямо здесь, в зале… Это шаг в новый мир… — Даэ совсем обкурился, — буркнул Ригальдо, вертя в руках бокал со сладким ликером, который достался ему вместо джина. — Какое-то «Назад в будущее-5». Мне прямо неловко, что он все это втирает со сцены. Лучше бы он и дальше инвестировал в фармакологию, может, создал бы лекарство от рака… Исли насмешливо раздул ноздри: — Или они с Рубелем культивировали бы новый растительный наркотик. Ты знаешь, что он прикрыл одно из направлений своих исследований, потому что добровольцы начали кататься в «нижний мир»? — Откуда такие слухи? — От него самого. — Охуенно, — пробормотал Ригальдо, вспомнив бак зеленой каши на кухне ресторана. — Кто-то ничего не боится, по-моему. — Ну, он счастлив, — Исли пожал плечами. — Я ему немного завидую. Стоит тут такой, в зените славы. Со своими девицами, роботами и Рубелем в сари… — Не желаете напитки? — заученно произнесла очередная девушка в белой униформе. Ригальдо обернулся, раздраженно тряхнув бокалом: — Надеюсь, вы-то сами в курсе, что разносите? — Не желаете напитки?.. Он моргнул. Присмотрелся. И шепотом окликнул Исли. На сцене рядом с Даэ стояла, хлопая ресницами, его любимая белобрысая кукла — Роксана. Вторая Роксана терпеливо держала поднос и ждала, пока Ригальдо ответит. — А, мистер Сегундо, вижу, вы ее обнаружили! — крикнул Даэ, выхватывая микрофон из стойки. — Вот она, наша девочка; совокупная магия жизни и чисел, то, к чему я всю жизнь стремился; широчайшие возмо… Он осекся. На его изуродованном лице отразилось безбрежное удивление. Микрофон исправно транслировал смешные и громкие звуки — как будто воздух рывками засасывало в узкую воронку. Даэ сделал еще один шаг, держась за грудь, а потом упал навзничь, подвернув ногу. Его голова запрокинулась, свесилась с края сцены. Издалека был виден задранный острый подбородок, черная яма раскрытого рта и широко раскинутые ноги в красных конверсах. Рядом вскочил Исли, перевернув стул. К Даэ уже бежали люди со всего зала. Над ним в беспорядочной суете отталкивали друг друга Офелия, охранник и Рубель, повторяющий: «Мастер! Мастер!». Щелкали камеры, возбужденно переговаривались люди. Молчали только две блондинки, с профессиональной сосредоточенностью делающие Даэ искусственное дыхание и массаж сердца. Третья вела счет с равномерностью метронома. Рука занемела, и, посмотрев вниз, Ригальдо обнаружил, что это Исли сжимает его ладонь, как клещами. Он осторожно высвободился, но тот как будто не заметил. — Он оклемается, — неуверенно произнес чей-то голос. — Да это такое шоу… — Не желаете напитки? — вежливо прозвучало над ухом. Он обернулся: белокурая кукла старательно фокусировала на нем взгляд. А в это время на сцене точно такая же кукла вскочила на ноги и яростно пнула пол. Скривила губы и заплакала громко и некрасиво. — Все-таки удивил, — негромко сказал Исли. — Я уже начал думать, он вечный. По его лицу скользили пятна синей и белой подсветки, то ярко высвечивая, то погружая в темноту.***
Монетка крутанулась в пальцах, завертелась и упала на стойку. «Решка». Исли подобрал ее и сунул в карман. «Олд фешен» сегодня горчил сильнее, чем обычно, и все равно Исли попросил бармена повторить. Он пил в экзотическом месте — в баре при казино, принадлежавшем резервации суквомишей. Часом раньше у него была встреча с владелицей казино и советом старейшин племени — Исли активно занимался поиском союзников для будущих выборов, делая суквомишам осторожные торговые уступки. Переговоры прошли успешно; ему было, что отмечать. Вот только сделка не принесла ему ожидаемой радости. Ну что ж поделать. Он уже начал привыкать. Исли вертел красно-золотой низкий бокал, в котором мокла апельсиновая цедра, слушал, как звенят, сталкиваясь, кубики льда, и думал о всяких глупостях: о том, что бутылки за спиной бармена стоят как попало, в то время как Ригальдо в своих ресторанах очень занудно требовал, чтобы бар придерживался «старой школы» и напитки выстраивались в строго продуманном зеркальном порядке; о том, что «индейские казино» растут в штате как грибы, но вот конкретно это, благодаря своему уединенному положению на острове посреди Пьюджет-Саунд, даже приобрело некий налет элитарности; о том, что Ригальдо оценил бы, как загадочно смотрятся деревянные тотемные столбы с совами вокруг банкомата на входе; о том, что Бекки которую неделю упрашивает отправить ее в герлскаутский лагерь для «маргариток» и, разумеется, о том, что Ригальдо костьми ляжет, но не пустит свое сокровище туда, где не сможет за ней проследить. И, конечно, едва он пошевелился на стуле, как пришла мысль о чертовой боли в «нижних этажах». Эта ебаная боль преследовала его уже несколько недель. Исли не помнил, когда впервые ее почувствовал: она пришла исподволь и осталась, проявляя себя по нарастающей, так, что в какой-то момент он был вынужден перестать ее игнорировать. С этого началось — а теперь он думал о ней постоянно, даже когда, собственно, ничего не болело. Она гнездилась в тазу, между копчиком и лобком — иногда ныла, иногда жглась, иногда плескалась горячей волной, омывающей низ живота, и простреливала то в ногу, то в яйца. Она могла спонтанно напомнить о себе при испражнении, долгом сидении, ходьбе, резких движениях — короче, в любой момент. Исли чувствовал ее, общаясь с партнерами, на беговой дорожке, стоя, лежа, сидя и во сне. И, конечно, во время занятий сексом — хватило всего пары раз, чтобы его прихватило в процессе, и у него стало падать при одной только мысли, что это может повториться. Исли всегда считал себя человеком действия, поэтому не стал рефлексировать впустую и отнес свою тушку к врачу. И впервые в жизни столкнулся со спорными результатами, которые можно было интерпретировать очень плохо — а можно было перепроверить, но для этого требовалось ждать. И вот тогда его спокойная готовность терпеть дала трещину. Исли раскис, как бракованный гофрокартон. С места, где он сидел — у окна, в самом конце барной стойки, — были видны вылизанная заасфальтированная территория вокруг казино и начало дороги, ведущей к причалу. Верхушки леса, подступившего к самой ограде, острые конусы елей и шапки сосен. Вдали, за деревьями, темнели воды залива, все в белых «барашках». Исли с сожалением подумал о том, что на острове нельзя вызвать «Убер» прямо ко входу. Придется плыть, и это в такую сомнительную погоду. Небо посмурнело. Там, снаружи, собирался дождь. — Тяжелый день? — посочувствовал смуглый скуластый бармен. — Может, его скрасит капля удачи? Исли покачал головой. Играть он не собирался, как и задерживаться в казино — становилось людно, в дальнем конце помещения уже возилась какая-то шумная компания. А парень продолжал его искушать: — По маленькой?.. Есть покер, видеослоты, рулетка, кости, «кено», блэкджек… — Благодарю, — Исли поднял руку, давая знать, что разговор окончен. При этом он своротил со стойки блюдце с солеными орешками. Как неловко. Не дожидаясь, пока подойдет персонал, он наклонился за блюдцем — и чуть не заорал от прошившей таз острой вспышки боли. Низ живота сделался ватным, подмышки вспотели. Одежда противно прилипла к влажноватой спине. Господи, как его это заебало. Он готов был поехать на томограф прямо сейчас. — Он — наш будущий сенатор, поэтому и не играет! — донесся пронзительно-неприятный голос с противоположного конца стойки, и, не успел Исли выпрямиться, как по длинной лакированной доске прямо к нему проскользил полуторалитровый бокал с толстым дном, на три четверти заполненный бурой жижей. — Что это? — Мой индивидуальный коктейль, — сказал, приближаясь расхлябанной походкой, Рубель Блэкмэн. Он был с головы до ног в черном, как грабитель, включая перчатки и очки на пол-лица. — Он называется «Дорогой мастер». — Прости, Рубель. Я не принес тебе соболезнования. — Я в них не нуждаюсь. Лучше попробуйте угадать ингредиенты. А еще лучше — присоединяйтесь к нам. Мы как раз отмечаем. — Отмечаете? — Исли прищурился, пытаясь рассмотреть людей, занявших столик в дальнем конце зала. — Что же? — Поминки, — объявил Рубель, растянув большой узкогубый рот в ухмылке. — Неделя прошла, как-никак.***
Рубель был прав — Даэ эффектно отъехал в лучший мир как раз неделю назад, и всю эту неделю Исли периодически о нем думал. Думы были не очень веселые — беспросветные и серые, как рождественский снегодождь. Он не ожидал, что эта внезапная кончина так сильно его зацепит. В конце концов, в каждой шутке по поводу возраста Даэ была доля правды; по его собственному признанию, он пожил немало, и все-таки то, как мгновенно все произошло, эта прямолинейная неприглядная необратимость смерти неприятно запомнилась Исли и в сочетании с собственными изматывающими болями вызывала смутные депрессивные мысли о конце эпохи и хрупкости бытия. Наверное, эти мысли тревожили не только его, поскольку за дальним столом собралась самая странная компания, которую Исли мог представить, а с воображением у него не было проблем. Кроме слегка взвинченного траурного Рубеля, торжественного, как скорбящая вдова, присутствовали молодой буддистский монах и индейский шаман, а вокруг сдвинутых бокалов грустили три девицы из личного эскорта Даэ. Девицы эти были примечательны тем, что, в отличие от великого множества своих коллег, оставались при Даэ на протяжении доброго десятка лет. Между ними, положив голову на скрещенные руки, спал мужик в канареечно-желтом пиджаке. Сбоку, уткнувшись в телефон, сидел Ларс из отдела продаж. На диване развалился без галстука нахальный Кронос, который тоже когда-то работал на Исли, но возомнил себя творцом и то ли писал книгу, то ли строчил какие-то сомнительные статейки в блог. При виде Исли этот скот расплылся в наглой ухмылке и дерзко приподнялся, протянул руку: — Бонжур, мистер Фёрст. Ларс не глядя тоже сунул через стол свою веснушчатую лапу, но получил от Кроноса локтем в бок и глупо заморгал: — Здрасьте! Исли ответил холодной улыбкой. С пиздаболами-интеллектуалами в свете будущих выборов требовалось вести себя осторожнее. Он подумал, что как-то переоценил элитарность заведения. Как этих чудаков вообще пропустил фейс-контроль? Из-за стола доносился бубнеж: — Сансара-нирвана… — Выдающийся феноменолог… — У этого решения мало шансов в постгутенберговскую эру… Рубель развеял его сомнения и немного театральным жестом указал на монаха и индейца: — Бросьте, мы тут все одна семья. Это досточтимый Баясхалан, это уважаемый Джонни Матхотопа; это Кронос и Ларс, они вместе с Роксаной, пришли, чтобы ее поддержать… «Вместе» в том самом смысле, похоже», — с легким удивлением понял Исли, глядя, как кудрявая Роксана пристроила затылок на широкое плечо Кроноса, а разутые стопы перекинула через ноги Ларса. Ну и ну. «Тройник с удлинителем»? — А это Хисси и Касси, а это… все время забываю, кто этот мужик? — Джи-Ди Вашингтон Гейбл-средний, — хором сказали Хистерия и Кассандра. — Режиссер. — А зачем мы его принесли сюда?.. Девушки пожали плечами. — А, да хер с ним, — Рубель подвинул Роксану бедром и указал Исли на кожаное сидение. — Мистер Фёрст, посидите немного с нами. Будьте сострадательны к своим избирателям. У нас тут, понимаете, особенный день. Мы ритуально провожаем душу нашего дорогого наставника. Раз нас даже не допустили на проводы бренного тела… И Исли все понял. Он читал о скандале — стоило мультимиллиардеру преставиться, и на его имущество и достижения как вороны налетели наследники, которых, ко всеобщему удивлению, оказалось немало. Как ни странно, но при всех физических дефектах Даэ наплодил по миру с десяток прямых потомков, которые еще до чтения завещания передрались между собой. Решительнее всех в этом деле оказалась полубезумная внучка-Офелия, которая экспроприировала дедов небоскреб и с наслаждением изгнала оттуда всех его духовных последователей, которых энергично обозвала в интервью «расплодившейся пиздобратией». Похороны прошли в узком кругу. Последней волей Даэ стало упокоить его тело с помощью экологичного компостирования, точнее, «естественного органического восстановления», с тем, чтобы посмертно отдать должное планете, которую он топтал много лет. Каждый раз, думая об этом, Исли испытывал когнитивный диссонанс, хотя и был вынужден признать, что мечта Даэ взрастить свое «внутреннее древо» была близка к воплощению как никогда. — Как-то не хорошо это, — вдруг подал голос Ларс. — Что вас выперли. Я так думаю. Вы же были дедуле ближе, чем та семья. А теперь, блин, сидите, как осиротевшие кукушата… — Ларс, — сквозь зубы сказал Кронос. — Кукушата — это немного не то. — Разве? — удивился Ларс. — Я читал. Кукушата, разрывающие свою грудь — аллегория жертвенности. Это прямо про Даэ! — Деточка, не позорь меня. Аллегория жертвенности — это пеликан. С носа Кассандры скатилась прозрачная слеза и упала в высокий бокал с голубой «Маргаритой». — …и вот я ей говорю: «Дай мне хотя бы собрать чемоданы», и что бы вы думали — эта хищная сука столкнула меня в бассейн… — ...и говорит: «Ревите-ревите — ничего не может быть отвратительнее печальных шлюх»… — ...и на андроида наложила лапу… на Роксэ-э-эн… Исли со слабой вспышкой интереса всмотрелся в лица «печальных шлюх». Он не испытывал предубеждения к девушкам — эскорт был бизнесом не хуже прочих; тем более что никто толком не знал, что именно представляет из себя трио блондинок — помощницы, содержанки, массажистки, компаньонки, медсестры, все сразу?.. Однако он был всего в шаге от того, чтобы проститься с «духовной семьей» Даэ, и совершенно точно не собирался даже пробовать темно-красное пойло, которое Рубель упорно подпихивал к нему по столу. Нет, только не после того, как Ригальдо вернулся из прошлогоднего трипа с татуированной жопой. Не в присутствии трепливого Кроноса, и не когда за крестцом постоянно теплится боль. И тут Рубель снял очки. Глаза у него оказались запавшие, покрасневшие и трезвые. Тоскливые, как у побитой собаки. Таким Исли видел Блэкмэна-младшего только в период безэфедриновой депрессии, когда на попуске умудрился уломать его кинуть старших братьев. Тогда они ловко провернули несколько общих махинаций. Рубель будто прочитал его мысли и едко улыбнулся: — Надо же, как символично, что мы тут сегодня столкнулись, в этой индейской юдоли радости и печали. Блэкмэн и Фёрст, как и сто пятьдесят лет назад, когда был основан наш бизнес и построена первая лесопилка… — На земле нашего племени, — вставил уважаемый Матхотопа. Он извлек откуда-то из-под куртки колотушку и, бормоча, потряс ее над головой Исли. Тот и глазом не моргнул. Он думал о другом — что, может быть, стоит пойти на небольшую уступку. Так сказать, подвести под их долгим плодотворным сотрудничеством с Даэ черту. В баре тем временем сделалось совсем сумрачно. За темными окнами херачил плотный дождь, ветер раскачивал деревья. Ригальдо не звонил — устал, должно быть, от не слишком виртуозных уклонений от ответов на свои вопросы. Исли достал из кармана монетку, пустил по столу. Она тоненько зазвенела и упала «орлом». Он опустился на кожаный диван рядом с Рубелем и предупредил: — Всего один глоток. В честь гения Даэ. И, Рубель, извини, никаких экспериментальных коктейлей. Пожалуйста, водки с абсентом. Бармен невозмутимо поставил перед ним шот.***
— …знаете, мне здесь не хватает детской железной дороги, — призналась Кассандра. — Я бы тогда легла головой на рельсы, а напитки сами бы заезжали ко мне в рот… Роксана зашлась коротким недобрым смехом: — Тебя всегда тянет прилечь после выпивки, дорогая! Помнишь, как ты однажды косила лицом траву?.. Порозовевший Ларс, отложивший телефон, чему-то спонтанно умилился и попытался заключить ее в объятия, но промахнулся и ткнулся подбородком в пиджак Кроноса. Кронос невозмутимо почесал его за ухом, и Ларс превратился в мурлыкающее желе. Желе покосилось на Исли и сконфуженно прошептало: «Босс, извините». «Да ничего, продолжайте», — хотелось сказать Исли. Он тяжело отставил последний шот, не в силах вспомнить, какой это по счету, и аккуратно снял со своего колена лапку Хистерии в элегантных серебряных кольцах. Кто-то теребил его за плечо. Оказалось, монах. Тот улыбался светло и печально и слегка расплывался по краям. — Простите, у вас нет налички?.. Хочу сходить в автоматы… Исли засомневался. — А разве подобают ищущему просветления непальцу азартные игры? — Да я вообще-то актер, — задушевно признался монах. — И кыргыз. Исли вздохнул. У него были только кредитки и та самая монетка, которую он и протянул уважаемому Баясхалану. Монах затеребил спящего мужика в канареечном пиджаке. Тот сонно огрызался, ворчал и наконец кинул на стол ворох банкнот. «Господи, как же так вышло-то», — подумал Исли. Он безобразно набрался с этими клоунами и теперь чувствовал себя, как Алиса на чаепитии. Абсолютно уместно. Это было странное, завораживающее ощущение. Исли помахал перед лицом ладонью. Насчитал шесть пальцев и бросил считать. Сквозь звон бокалов, негромкую музыку и нетрезвый смех до него донесся мечтательный голос. Исли прислушался — и чуть не перевернул стол. Рубель давал Кроносу интервью. Перед ними лежал диктофон. –…сложно говорить о первом знакомстве с великим человеком спустя столько лет… В тот период я переживал экзистенциальный кризис и как раз перешел с оксикодона на морфин, а промежутки заполнял субоксоном, но как-то раз, проспавшись после вечеринки, обнаружил, что мои карманы пусты. Представьте, — Рубель поднял длинный худой палец, — просыпаюсь я весь в говне и трясучке в небоскребе одного из самых богатых людей страны, а надо мной нависает его… выразительный лик и говорит: «Приветик, парень, давно долбишься?» И я понимаю: «Рубель Блэкмэн, ты торчок». Исли сидел, похолодев. — Так, Рубель, Рубель, — сказал он, встрепенувшись. — Нам нужно выйти, подышать водами залива… В смысле, воздухом… — О! — Рубель потер ладони. — Кстати, Исли! Исли Фёрст, чтобы вы знали, и был человеком, определившим мою судьбу, поскольку на вопрос мастера: «Будете ли забирать пиздюка, или я его немного подправлю», — радостно ответил: «Делайте с ним, что хотите!» Так что он практически норна. Норвежская. Исли возвел глаза к потолку. Бедная Офелия и все остальные наследники. Что бы Рубель тут сейчас ни рассказал, это вызовет эффект разорвавшейся бомбы. Компостной. Кажется, Кронос это понимал. Он сиял, как луна над Пьюджет-Саунд. Они с Исли встретились взглядами. «Даже не думай где-то опубликовать это» — «Если хотите, я подкорректирую, но не бесплатно». — И что же сделал господин Даэ? — бархатным голосом осведомился этот гад. — Что-что, — Рубель скривился. — Все по науке. Запер меня в своих апартаментах на две недели. Фиксация, изоляция, отвлечение и сублимация. Днем он меня капал, на ночь читал эссе об имманентности опыта познания страданию. Я ему через трое суток, проблевавшись, обоссавшись и проспавшись, говорю: «Дед, это похищение». А он мне: «Прошло семьдесят два часа; старый Рубель уже умер. Найди в себе нового Рубеля!» Я говорю: «Ах ты, пидорас». А он заухал, как филин: «Скажи спасибо, что без домогательств, голубка». А я ему: «Да ты же старый, какие домогательства!» Он обмахнулся шляпой и задушевно сказал: — Знаете, за это даже немного стыдно сейчас!.. Тут Джонни Матхотопа закурлыкал, что, видимо, должно было изображать насмешку над наивным тридцатилетним Рубелем. Ларс распахнул голубые глаза: — А чо, он правда, что ли… Нет, он в натуре был старый… Хистерия и Кассандра зашипели, как гневные кошки. Роксана убрала с бедра Ларса ногу и шлепнула его: — Котеночек мой, прекрати. Не заставляй жалеть, что тебя допустили в общество взрослых. — Ладно, блин, ладно, — пробурчал Ларс. — Но я думал, там с возрастом все атрофируется… Исли ему вдруг отчаянно позавидовал. Серьезно: такой молодой и такой идиот. Лет в двадцать пять — двадцать восемь Исли тоже чувствовал себя королем мира и бездумно поебывал все, что казалось ему симпатичным. Тогда у него ничего не болело, не сбоило, не подводило. Было же время. А вот Рубель ни капли не расстроился. На мгновение перестав играть в интервью, он поочередно взглянул на Роксану и Кроноса и хихикнул: — Что это он у вас такой дремучий, вы бы его просветили насчет, м-м, популярных практик. Я уже не говорю об альтернативных методиках мастера… — Это какие еще неизвестные практики? — обиделся Ларс. — Это, что ли, соса-а-а… Кронос, выйдя из образа независимого журналиста, рявкнул: — Ларс, пойди закажи коктейль. С трубочкой! — Я не… — Иди, Ларс. И мне тоже закажи. Исли прикрыл рот ладонью. Какая прелесть. Тут спящий мужик в канареечном пиджаке пошевелился и, не поднимая голову, заворчал: — Давайте дальше! Про фиксацию и сублимацию! Рубель хихикнул. — Кто это вообще?.. — Режиссер. — Надо же! Он прервал свой рассказ, чтобы сделать глоток. Все немедленно выпили. Хистерия поперхнулась, алкоголь попал ей в нос. Исли тоже выпил, удивляясь тому, что рука действует словно бы отдельно от него. Он даже не понял, что было в бокале. У него кружилась голова. В этой нездоровой карусели куда-то делись и боль, и чувство времени, осталась только мысль о том, что надо как-то держать себя в руках. Кассандра с сомнением разглядывала себя в маленькое зеркальце, и Исли его ненадолго отобрал. Из зеркала смотрел разогревшийся томный тип с белыми патлами. Исли сжал губы. Молчать, молчать. Ни слова компромата, ни дюйма в жопу, ничего, о чем когда-либо придется жалеть. Рубель заливался соловьем. Как понял Исли, его существование в «хрустальной башне», пока Даэ чистил ему организм, было донельзя странным. Днем Рубель шатался по небоскребу, как какой-то приживала, принимал солнечные ванны на крыше, отмокал в бассейне, а три блондинки следовали за ним по пятам, как за украденной принцессой, и строго указывали, куда можно, а куда нельзя. Вечерами приходил Даэ и устраивал для него светские ужины с разговорами про противоборство метафизических начал, культурные парадигмы и априорные столкновения с объектной витальной средой, приводя в примеры любимые моменты из «Звездных Войн» и «Звездного Пути». С огромным удивлением Рубель обнаружил, что может не только огрызаться, но и поддерживать эти странные разговоры. Такое вот у них без оксикодона приключилось духовное единение. Они много говорили о бизнесе, поддержке стартапов и корпорациях, а так же о самосовершенствовании и алмазной колеснице, а через две недели Даэ так буднично сказал: оклемался — пиздуй. Рубель не очень хотел пиздовать. У него были деньги на оффшорных счетах, достаточные для отбытия в «земли драконов», но он не торопился. С Даэ ему сделалось интересно — редкость в наши скучные, сытые дни, наполненные культурологической пустотой и информационным статическим шумом. –…и я попросил его: нет ли у вас для меня какой-то работы, мастер, я готов учиться у вас. А он так засмеялся: что с тебя взять, кроме девичьей чести, — Рубель ощерился. — А я ему говорю: «У вас очень занятный эвристический подход». Ну, он сперва отнекивался, но потом мы как-то вместе курнули, и прогресс вышел из-под контроля… Знаете, вы сейчас слушаете меня напряженнее, чем в «Титанике» люди слушали рассказ Роуз, — хихикнул он. — Мне нужно отлить. Я оставлю вас ненадолго. Когда он поднялся, Кронос протянул руку и выключил диктофон. Роксана повернула к нему голову и острыми розовыми ногтями поскребла по щетинистому подбородку. — Так, мне надо морально подготовиться, — задумчиво сказал Кронос, обнимая ее за плечи. — У них что-то было? Без шуток? То есть, простите, девочки, я знаю, что это было частью вашей работы, деньги не пахнут, я сам человек не гордый, но этот ваш мастер… — Дорогой, — вздохнула Роксана. — Ларс давно принес твой коктейль. Вот тебе трубочка. Займи ею рот и молчи. И поверь, что мастер обскакал бы любого жеребца. Верно я говорю?.. — Верно, — зевнула Кассандра. Хистерия многозначительно улыбнулась, а Матхотопа изобразил руками средних размеров лосося: — Богатство человека определяется не деньгами, а зрелость приносит опыт и разнообразие. — Ясное дело, — вернувшийся Рубель плюхнулся на свое место. — Вам случалось сливаться в экстазе эзотерического ритуала, оседлав «могучего дракона» и раздвинув границы сознания?.. Канареечный дядька вдруг приподнялся, мазнул по лицу Рубеля мутным взглядом и страдальчески сдвинул брови. — Но он же был страшный, — простонал он. — Этот Даэ. Просто пиздец какой страшный. Рубель пожал плечами. — Ну так и я не красавец. Мы делали это в масках. Маска Джексона, маска «чумного доктора», маска из фильма «Крик»… Да чего я вам говорю. Вот мистер Фёрст как-то раз нас увидел. «Я не буду его убивать, — сказал себе Исли в последнем пароксизме внятной мысли. — Потому что диктофон так и остался выключенным. Но я не скажу им об этом. Лишь бы Кронос не вспомнил». В тишине раздался пронзительный звук — это Ларс, вытаращив глаза, яростно всасывал через трубочку свой коктейль.***
Потом они шли через местный лес к берегу залива, спотыкаясь на замшелых камнях и скользких древесных стволах, и Исли вяло думал, куда же подевалась асфальтированная дорога, по которой его привезли в казино от самой пристани. В лесу было мокро и темно, с ветвей то и дело срывался водопад брызг. Насмешливо ухали совы. Туфли Исли утопали в чавкающем мху. Белые волосы девушек, ушедших вперед, светились во мраке. Шли хаотично, на ходу передавая друг другу бутылку абсента, громко переговаривались. На одном плече Исли висел бормочущий Рубель, на другом — Джи-Ди Вашингтон Гейбл-средний. Исли старался их не потерять. Прямо перед ним Ларс на руках нес Роксану, а следом, обнявшись, брели Кронос и досточтимый монах. Последний, кстати, сорвал джекпот. Дважды. Беседа вертелась вокруг вопросов жизни и смерти. В какой-то момент Исли осознал, что его новые-старые друзья настроены крайне оптимистично. Это било прямо по больному. Он даже заслушался. –… а я говорю, он воскреснет. Воскреснет! — А я считаю, уйдет на перерождение!.. — А я вообще не верю, что он умер. Мне кажется, мастер инсценировал свою смерть… — А мне кажется, это была перезагрузка… Исли в очередной раз споткнулся. — Рубель, — пробормотал он, посмотрев влево. Язык плохо слушался, но Исли считал себя обязанным донести свою мысль. — Я тебя знаю всю жизнь, ты прагматик и циник. И Даэ был циник и прагматик. Неужели он никак не позаботился о тебе?.. Вы с ним вместе крутили бизнес, а не только трахались в парилке. Что там с завещанием?.. Голова Рубеля моталась туда-сюда, но тот все же нашел силы выпрямить спину. Посмотрел на Исли, криво усмехнувшись, и, отцепившись, полез в карман джинсов. Щелкнула зажигалка. По лесу поплыл запах марихуаны. — Я был с ним не из-за денег, — сказал Рубель в перерыве между затяжками. Исли стоял, терпеливо держа Гейбла-среднего. — Даэ импонировал мне как личность. Ну и хер у него был хороший. Думаю, мой первый и последний хер, — режиссер полез к нему затянуться, и Рубель оттолкнул его раскрытой ладонью. — Вчера огласили завещание. Он почти две трети состояния перевел на благотворительность. Сколько-то получили Офелия и остальные потомки. А остальное он по своему разумению разделил между девочками и мной. Офелия расколотила китайскую реликвию, когда узнала. Наверняка будет с нами судиться. Доказывать, что дед был не в себе, а я его вынудил. Сбоку довольно присвистнул подкравшийся Кронос. — Старик был гениален, — прокомментировал он. Исли поднял лицо к мокрому небу. Составить вовремя завещание для взрослого человека — это действительно важно, что и говорить. Впереди раздался крик: — Господи, ты обоссала мне туфли! Как ты вообще смогла?! Откуда-то из темноты вынырнула Роксана. Ее кудряшки намокли от висящей в воздухе мороси и липли к лицу. Она выдернула у Рубеля самокрутку и торопливо затянулась. — Я им сейчас вломлю. Если еще раз кто-то скажет, что он умер, я не буду терпеть!.. — Дорогая, — Кронос обнял ее за талию. — Но какие у тебя есть альтернативные предположения?.. — Он — андроид, — четко сказала Роксана. — Его починят, и он к нам вернется. Исли едва не выронил режиссера. — Что?! Роксана втоптала самокрутку в мох носком туфли. И повторила с сердитым вызовом: — Господи, да! Что вы так смотрите? Неужели вы думаете, что все, чего он реально добился — это та хлопающая глазами кукла с моим лицом?! Он прокачал себя, — она топнула ногой. — Он вернется. Ведь правда?.. Рубель обнял ее за талию. — Конечно, — сказал он примирительно. — Но я все же склоняюсь к мысли, что Даэ — таймлорд. Просто пришло время регенерации, а потом он вернется… В другом воплощении… — Помолчите! — вмешалась издалека Кассандра. — А то разболтаете про его собственный адронный коллайдер в Исландии!.. Рубель закрыл лицо руками и захохотал. Так, незаметно, они вышли к заливу и там допили спиртное. Берег был каменистый, поросший кривыми тонкими соснами, вгрызшимися кривыми корнями в скудную почву среди валунов. На черной блестящей воде покачивался катер, по-видимому, нанятый отвезти компанию в Сиэтл; от фонаря на его носу по воде тянулась белая светящаяся дорожка. Исли сгрузил режиссера на большой камень и сам тяжело опустился рядом. Кто-то дал ему сигарету, и он закурил, не думая. Это стало ошибкой — он сто лет не курил, голова почти сразу отъехала. Чтобы не упасть, он был вынужден взяться за камень двумя руками. Желудок подступал к горлу. В низу живота уже привычно жгло. — Рубель, чего мы ждем?.. — крикнул кто-то. Тот, деловито расхаживающий по берегу и негромко разговаривающий по телефону, обернулся: — Потерпите немного. Так, отдам последние распоряжения… У себя на бедре Исли вдруг ощутил чужую руку. Рука осторожно переместилась ему на задницу. — Зубы выбью, — предупредил Исли, не оборачиваясь. — И нос сверну. Нечем будет кокаин нюхать. Гейбл-средний перестал притворяться бренным телом. — Так я же не просто так, — не обиделся он. — Сил нет смотреть на такой роскошный и грустный типаж. Вот как вы, к примеру, смотрите, чтобы вас в моем новом фильме сожрали зомби?.. — Что?.. — Ну что-что. Я вам сделаю кастинг, а вы мне… — Омлет, — перебил его Исли, снимая с себя его руки. — Я понял, спасибо. Не стоит, я не хочу в кино. — Глупости, — твердо сказал режиссер. — Все хотят. Нет человека, который бы не мечтал раз в жизни сняться в настоящем кино. Только представьте: мертвые голые синие женщины медленно поедают вас заживо… — Мне нельзя голых женщин, — с удивившим его самого сожалением сказал Исли. — У меня осенью выборы. — Ладно, оденем на зомби трусы!.. Все равно надо удержаться внутри рейтинга R… А выборы… Ну и что! Когда это кому мешало! Подумайте о губернаторе Калифорнии! Вы только наберете себе дополнительных очков! — Готово! — крикнул с берега Рубель. — Всем внимание на небо! Сейчас будет… три… два… один… Пронзительно-радостно завизжала Хистерия. Откуда-то с другой стороны бухты в небо вырвался яркий луч, и на низких темных слоистых облаках над Сиэтлом засветился бледный стилизованный ухмыляющийся лик. Кто-то заорал, заулюлюкал. Монах кланялся образу мастера, молитвенно сложив руки. — Мать моя, это что, — хрипло спросил режиссер. — Бэт-сигнал? Бэт-Даэ?.. — Мы не должны забывать о мастере ни на один день! — проорал Рубель. — И будем ждать его возвращения! Хола!.. Наверное, Исли слишком сильно запрокинул голову вверх. Его взвертолетило со страшной силой. Берег, залив, светящиеся на той стороне бухты дома, мертвенно-белая рожа Даэ закрутились вокруг, как на карусели. Когда веселящаяся компания попыталась затащить его в катер, он наотрез отказался и смотрел с берега, как Ларс и Кронос заносят на борт девиц. — Давайте с нами, мистер Фёрст! — Серьезно, Исли, — махал ему Рубель. — Давай, будет весело!.. — Нет-нет, — он поднял руки. — Я останусь здесь. — Прямо на камнях? Здесь мокро и холодно! Возьми хотя бы бурбон, иначе яйца себе отморозишь! — Я тоже останусь с вами, — обрадовался Гейбл-средний. — Присмотрю! Исли предупреждающе взмахнул полупустой бутылкой: — Даже не думай. Нашел телефон, чудом не вывалившийся в этом безумном трипе, и с трудом выговорил: — Пожалуйста, забери меня. Я очень хочу домой.***
Позже его рвало желчью — удивительно долго для человека, который давно ничего не ел, не считая нескольких соленых орешков. Перед глазами все вертелось; стоило попытаться принять вертикальное положение, и пустой желудок схлопывался в конвульсиях так, что наворачивались слезы, и Исли раз за разом сгибался пополам. Он плохо соображал, где находится: прямая поверхность под ногами колыхалась, в живот врезалась какая-то палка, через которую он тяжело перевешивался. Внизу плескалась темная вода. Кто-то держал ему волосы, а когда он слишком перегнулся, чья-то уверенная рука поймала его за пиджак и вернула назад. Потом этот же человек усадил его под какой-то навес, умыл, как ребенка, и вытер ему лицо. Исли благодарно замычал. На плечи опустилось тяжелое одеяло, и Исли поежился — он только сейчас почувствовал, как сильно замерз; июньская ночь совсем не была теплой, а может, его морозило наконец-то начавшимся отходняком. — Я сделаю кофе с сахаром, — сказал озабоченный голос. — Это как раз то, что тебе нужно. Исли торопливо ухватился за чужое плечо. — Лаки, — пробормотал он. Горло болело, обожженное желудочной кислотой. — Откуда ты взялся? — Привет, — удивился Лаки. Он присел на корточки и, сдвинув брови, всматривался Исли в лицо. — Ты же сам велел мне приезжать. Исли опустил голову, но смешок, похожий на нервный всхлип, все равно пробился сквозь зубы. Лаки тут же догадался: — А-а, ты не помнишь! Исли помотал головой, и тогда Лаки осторожно похлопал его по плечу: — Да все нормально. Правда, Исли, нормально. С кем не бывает. Помнишь, как я тайком взял виски из твоего мини-бара и заблевал тебе всю квартиру?.. Как ни странно, это он помнил, хотя прошло уже больше пятнадцати лет. — Посиди здесь, я скоро вернусь. Не подходи к борту. У меня нет никакого желания ловить тебя в заливе. Он ушел; было слышно, как его шаги затихают на ступеньках, ведущих вниз. Исли кутался в одеяло, чувствуя, как противная дурнота отступает, вытесняемая слабостью и ознобом — холод гулял по телу, зубы выбивали стаккато, зато в голове начало проясняться, и он понял, почему под ногами ровный настил, откуда взялись перила, через которые он перед этим так мучительно перегибался, и что означают странные гулкие звуки — это вода мерно билась в обшивку большого судна. На палубе горели два фонаря, но весь остальной мир тонул в темноте. — Где мы? — спросил он у Лаки, когда тот возвратился с огромной кружкой горячего кофе, один запах которого поднял бы и мертвого из могилы. Исли сжал ее между ладоней и замычал от счастья. Как мало, оказывается, требуется человеку, чтобы почувствовать себя живым. — А, это яхта одного моего клиента, — легкомысленно ответил Лаки. — Я как раз занимался ею, когда ты позвонил. Как хорошо, что она была на ходу! Исли подумал, что ослышался, и хрипло спросил: — Клиент разрешает тебе пользоваться его яхтой?.. — Иногда, во время тестирования. Но про этот раз ему лучше не знать. — То есть, ты… угнал ее? — Не будь занудой, — Лаки опустился на шезлонг рядом с Исли, заставив того подвинуться. От него шло спокойное, сильное тепло. — Как еще я мог тебе помочь, если ты находился на острове? Гребаном индейском острове, Карл! Исли прерывисто выдохнул. Мысли путались. Он потер лицо и пробормотал: — Сколько сейчас времени? Мне нужно позвонить Ригальдо. — Час ночи, — сочувственно сказал Лаки. — И ты говорил с ним два часа назад. Этого Исли тоже не помнил. Совсем не помнил. — И… что он сказал? — Чтобы я за тобой присмотрел. Он был очень спокоен. Исли не был в этом уверен. Он прижался виском к теплой кружке и прикрыл глаза. И услышал: — Исли, что у тебя случилось? — Ничего. — Из-за ничего не бывают в говно. Разлепить глаза оказалось непосильной задачей. Исли немного посидел так, в блаженной темноте, слушая, как плещутся волны, как лязгает железная цепь и откуда-то очень далеко доносятся протяжные звуки порта. И спросил: — Ты помнишь дедушку? — Конечно, помню. И его, и отца, и маму. Мне ведь было одиннадцать лет, когда они умерли. — У него был рак простаты. Он боролся с ним два года. Может, и переборол бы, если бы не… — Я понял. Если бы не Присс. Продолжай. Он был большой и сильный, и надежный, как молодой лабрадор, и внезапно Исли все ему рассказал, вывалил, как блевотину на ботинки. Все, что накопилось за эти недели, пока он каждый день прислушивался к себе. Весь пакет разочарований и страхов. — Был у врача? — Был. Ни одно УЗИ ничего не показало, но простат-специфический антиген оказался немного повышен. Я пересдал. Осталось дождаться результата и пройти МРТ. — Ясно, — Лаки поправил на нем одеяло. — Знаешь, это странно. Я читал, рак простаты не болит. — Лаки, прости, я забыл, ты врач или плотник? — Не огрызайся. Я иногда гуглю всякие штуки. Должен же я понимать, о чем мне рассказывает жена! Кстати, хочешь, спросим у Клэр… — Не хочу. — Ладно. А Ригальдо знает? Исли молчал. — Эй! — Нет, — сказал он с неохотой. — Пока ничего не известно, я боюсь ему говорить. Он поднимет панику, сравнимую с извержением Йелоустонского вулкана. Заебется сам и меня заебет опекой. Будет мне доказывать, как сильно я ему нужен, а я ничего, совсем ничего не могу сейчас ему дать. — Исли, ты говнюк, — констатировал Лаки. — Был бы ты помладше, я бы тебе насовал хуев за эти пьяные бредни. — Но я старше, — невнятно пробормотал Исли, закусив костяшку на пальце. — В том-то и дело. Я старею, старею неотвратимо. У меня вылезают все те же болячки, что у отца, я становлюсь раздражительным и мнительным и как никогда четко вижу, как меняется мир. Все уходит, утекает, как вода. Знаешь, раньше я думал, что у меня хватит юмора достойно принять это, но чего-то, когда помер Даэ, я… — И-и-исли, — протянул Лаки с неожиданной мягкостью. — Ты чего там, уже собрался помирать? Уползти в одиночку и сдохнуть среди бамбуков? — Почему… бамбуков? — Потому что «живем вместе — умираем поодиночке». — Бо-о-же, я сейчас вспомнил, как ты плакал, когда мы с тобой досматривали «Лост». — Точно, — сказал Лаки со странным выражением. — Мне было так жалко Джека, до слез прямо. И он отвесил Исли подзатыльник. — Ай!.. — Старый стал, да? — фыркнул Лаки. — Завещание, небось, написал? Больной, сердце болит, жопа болит? А что за мужика я оторвал от тебя на берегу? А?.. — Какого мужика? — испугался Исли. — Не знаю, носатого, страшного. Он так и лип к тебе! Никогда не видел, как мужики пристают к мужикам, а теперь вот увидел! — Лаки, мне не до посторонних мужиков, — печально признался Исли. — Да конечно! Он опять от души приложил Исли. Рука у него была тяжелая, а в глазах стояли слезы, но смотрел он весьма свирепо. Исли против воли захохотал и повалился на шезлонг, прикрываясь руками: — Лаки, Лаки, ну перестань, мальчик, мне и так плохо, я все свои кишки выблевал, что ты хочешь от меня?! — Я хочу, чтобы ты все рассказал Ригальдо. Пересдал анализы и завтра же сходил на МРТ. И проконсультировался еще у какого-нибудь врача. Мы тебя не оставим в бамбуках, Исли. Без шансов. — Глупый ты, — пробормотал он, щурясь в слоистое небо. — Ладно, я «осчастливлю» Ригальдо. Больной, старый, слабый муж — это как раз то, о чем он мечтал. Лаки фыркнул совсем не вежливо. — Не тупи. Ригальдо взрослый человек. Он наверняка все понимал, когда с тобой связывался. Уверен, он поперебирал мужиков, прежде чем выбрал тебя. Не только же ради ебли вы с ним поженились! Исли захохотал. Так, что слезы брызнули из глаз. Поперебирал мужиков! — Слушай сюда, — он завернулся в одеяло, как в кокон, высунул из этого кокона руку и поманил Лаки к себе. — Я сейчас открою тебе секрет. И он прошептал «секрет», подтянув к себе Лаки за ворот. К его негодованию, тот заржал. — Да ладно! — сказал он, отсмеявшись. — Это он тебе напиздел? Я думал, штуки про «ты у меня первая» прокатывают только с девчонками, но ты-то… — Не веришь? — ревниво спросил Исли, недобро щурясь. — Думаешь, я не разбираюсь в том, о чем говорю? Это, мальчик мой, не сложнее, чем отличить еловую доску от сосновой. В сучках и дуплах я всегда был большой спец. И если я говорю, что Ригальдо Сегундо хранил целибат до двадцати семи лет, значит, так и было. — Господитыбожемой, — на одном дыхании сказал Лаки. — Исли, я с тебя угораю. Но с чего бы Ригальдо… Он задумался. Глубоко. Неуверенно спросил: — Но зачем?.. — Потому что, — значительно сказал Исли, глядя в небо. Его больше не вертолетило; в спину приятно отдавались толчки волн, словно он лежал не в шезлонге на палубе, а в челне. Низкое небо, по которому двигались ночные облака, завораживало. Временами в них появлялись прорехи и оттуда сверкали звезды. Глаза слипались, с каждой минутой он все больше хотел спать. — Для него просто не существовало этой стороны жизни. Это как в средние века. Нетронутый рыцарь-монах. — Ага, — подытожил его драгоценный племянник, помолчав. Он прилег на соседний шезлонг — и смотрел на Исли, подсунув ладонь под щеку. — Типа, у вас как в средние века. Жил-был рыцарь-монах, а потом тебя встретил. Бедный Ригальдо!.. Да ты же захапал его себе! А я-то думал, если он по парням, у него их штук сто было!.. — Еще чего не хватало! — Вот я и говорю: бедный Ригальдо! Это надо же, как он попал!***
Когда Исли проснулся, яхта стояла в доках. Вокруг деловито шумел порт, пахло рыбой, а по нагретым палубным доскам рассыпались солнечные брызги. Сиэтл вздымался над бухтой столбами диаграммы, и внезапно Исли, помятый и небритый, почувствовал себя дома. Он был уверен, что пробуждение будет ужасным, но кроме слабости и недосыпа не ощущал ничего. Похмелье отчего-то пощадило его. На всякий случай он выпил предложенный «Алка-зельтцер» и долго возился, очищая одежду, и никак не мог перестать ополаскивать лицо холодной водой. Потом на чужой кухне съел пожаренную Лаки яичницу. Выпив сок, Исли почти убедил себя, что полон сил и готов к бою. Когда Лаки принялся мыть посуду, он встал рядом, собираясь ее вытирать. — Напиши мне, когда сходишь к врачу. Исли кивнул. С утра мысль об этом не вызывала в нем страха. Скорее, нетерпение. Он хотел уже, черт возьми, знать. — Слушай, а почему ты оставил нас на ночь на яхте? — спросил он, возя по тарелке салфетками. Лаки вскинул брови. — А куда я должен был тебя деть? Везти на такси к вам в лес, будить Бекки или тащить тебя заблеванного к себе? У меня там, знаешь ли, Клэр и Заки, вот бы он удивился такому смешному деду! — Справедливо, — кивнул Исли. — Знаешь, ты мне очень помог, Лаки. Я не очень понимаю, когда ты стал таким взрослым и умным. — Да херня, — рассеянно отозвался тот. — Мы многого не знаем друг о друге. Я вот не могу теперь выкинуть из головы мысли про Ригальдо и его целибат!.. Тарелка вывалилась из рук Исли. Не разбилась. — Лаки, — медленно сказал он, сделав глубокий вдох. — Ради твоего и моего благополучия. Я прошу тебя. Не говори об этом. Никогда. Если он услышит… — Тебе наступит пизда, — понятливо кивнул Лаки. Он отвернулся и принялся насвистывать песенку. А потом, когда Исли почти был готов подняться на палубу, обернулся и с чистым детским любопытством спросил: — Да, а что нам теперь делать с тем дядькой?.. — С каким дядькой? Лаки отпер каюту. Исли осторожно приблизился. На паласе в позе эмбриона спал Джи-Ди Гейбл-средний. — Ну, а что, — пожал плечами Лаки, правильно истолковав потрясенный взгляд Исли. — Не мог же я бросить пьяного человека одного, ночью, у моря? Это как-то по-свински, тебе не кажется?.. — Лаки, — простонал Исли и бессильно сполз по косяку.***
— Во-первых, спешу вас обрадовать, — доктор Уэнзби обвел легкомысленным кружком референсный интервал. — Ваша простата — как у двадцатилетнего мальчика, дай вам бог сохранить ее в таком состоянии как можно дольше. Я на это надеялся, поскольку прошлый раз ПСА был повышен не более чем на четыре десятых, что могло произойти, например, из-за недавней эякуляции. Вы соблюдали подготовку? Исли пожал плечами. В прошлый раз он сдавал все анализы, как во сне, ошеломленный своими страхами. Может, они с Ригальдо действительно накануне ночью занимались любовью, кто знает. Это потом у него стало падать при одной мысли об этом всем. — А что на МРТ? — терпеливо спросил он. — Что-то же болит. Я ведь это не придумал. — Да, что-то болит, — доктор Уэнзби развернул к нему монитор. — Знаете, ваша проблема оказалась в совсем другом месте. Такое бывает при «синдроме хронической тазовой боли». Смотрите сюда, — он раскрыл файл на диске. Исли послушно подался вперед, но ничего не разобрал среди черно-серых картинок. — Это ваш позвоночник. Здесь мы видим остеохондроз, после сорока это не редкость. А это секвестрирующая грыжа между крестцом и копчиком. Проще говоря, вы чувствуете боль, потому что у вас там выбухает кусок позвоночного диска. Боль стреляет в пах, задний проход, может отдавать в ноги. Состояние медленно прогрессирует, потому что нарастает сдавление и отек. С вами ничего не случалось этой весной, мистер Фёрст? Травмы, ушибы, удары, падения на ягодицы; долгая сидячая работа, ношение тяжестей, прыжки… — Как сказать, — медленно произнес Исли. Он не падал, не ушибался, его никто не бил; месяц назад он был полон сил, спокоен и весел… а еще раньше, в апреле, они водили Бекки в веревочный парк. И там он, немножко рисуясь перед Ригальдо, прошел красную трассу. Карабкался, взбирался, летал, падал на страховочные сетки, приземлялся на батут так, что сердце подпрыгивало в горле, а позвоночник, казалось, осыпался в трусы. Покатался и позабыл. Идиот старый! И потом перенапрягался, бывало. Таскал кресло вместе с Ригальдо… — Это опасно? — Ну, в самых запущенных случаях это приводит к нарушению функции тазовых органов и ног, и… — О боже, — пробормотал Исли, не отводя глаз от кружков на томограмме. — Мои тазовые органы уже поджались от ужаса. Я стану инвалидом? Перестану ходить?.. — Нет, — доктор Уэнзби широко улыбнулся. — Вами займется мой коллега, доктор Кристенсон. Он замечательный невролог и остеопат с золотыми руками. Он уже видел ваш снимок и готов начать чинить вас прямо сейчас. Невролог с золотыми руками появился через минуту и энергично пожал похолодевшую лапу Исли. — На вашем месте я бы не лез сразу в гугл, — добродушно сказал он, забирая Исли из кабинета доктора Уэнзби. — Он вам предложит всякие ужасы, типа пластины на позвоночник. У всех этих операций есть проблема — в одном месте ликвидируем грыжу, в другом она появляется. Кроме того, это же позвоночник. Двигательные и чувствительные нервы… Понимаете, к чему я веду? — Да. — Мы вас подлечим. Выпишем вам обезболивающие, чтобы вы отдохнули, прокапаем дексаметазон, чтобы снять воспаление и отек. Хорошо помогает иглотерапия. Ну и, конечно, подвигаем ваши кости. Через неделю вы себя не узнаете. И Исли послушно пошел за доктором, как утенок за матерью-уткой, преисполненный благодарности, что никто не собирается резать его прямо сейчас. Ему показалось, боль уменьшилась с первой же капельницы. Когда он освободился и вышел на крыльцо клиники, похмельный, не выспавшийся, уставший, но наконец-то полный надежд, Сиэтл оглушил его нетерпеливыми гудками машин, выстроившихся в обеденную пробку, грохотом отбойных молотков на асфальте, музыкой из ближайшего кафе и руганью ссорящихся бездомных; на уличном экране показывали репортаж о вчерашним явление «бэт-Даэ» — снова узрев эту бледную морду в ночных облаках, Исли от души рассмеялся. Вместо того чтобы вызвать такси, он купил буррито на углу квартала и медленно, с наслаждением съел прямо рядом с тележкой, разглядывая витрины через улицы. Одна из вывесок сильно заинтересовала его. Расправившись с едой, он выкинул салфетки в урну, на мгновение закрыл глаза и поднял лицо, подставляя его горячему солнцу. Внутри медленно ослабевала чудовищная пружина, которую он накрутил за прошедшие недели. Пора было ехать домой и успокоить такого же накрученного Ригальдо, но перед этим Исли хотел сделать еще кое-что. Он вдохнул полной грудью и пошел к нужной вывеске.***
Въезжая во двор, Исли разминулся в воротах с машиной Патрика и помигал ему фарами. Даже через стекло было видно, как тот вытаращил глаза. Исли усмехнулся и поднял руку, как бы говоря: «Все под контролем». Патрик все-таки не удержался, опустил боковое стекло и крикнул: — Ну и ну! Исли из чистого баловства ему посигналил. Патрик тоже посигналил, и они разъехались, довольные собой. Ригальдо отыскался за домом, на «детской территории». Сидел на качелях, рассеянно отталкиваясь от земли носком кроссовка, а Бекки висла у него на ноге и обреченно ныла: — Ну папа, пожалуйста, ну позволь мне поехать, все наши девочки-скауты едут, и даже Сандра, ты слышал, что ее папа ей разрешил, и мама разрешила, ну папочка, ну пожалуйста, почему мне нельзя, как всем… — Нет, — хмуро и монотонно твердил Ригальдо. Лицо у него было отсутствующее, будто он думал совсем о другом. — Нет-нет-нет-нет… — Ну почему, папочка?.. — Потому что. Вокруг них бурно зеленел лес. Исли немного посмотрел на эту картину, чувствуя, как сжимается сердце, и сказал: — Слушай, давай разрешим ей этот лагерь. Без пикников и походов не было смысла отдавать ее в девочки-скауты… Бекки проворно соскользнула с ноги Ригальдо, присмотрелась к Исли — и ахнула, прижав ладони к лицу: — Папа! Ой, папа-папа-папа… Ригальдо медленно поднял голову. Его глаза сфокусировались на лице Исли, в них мелькнуло изумление, и он порывисто поднялся с качелей: — Какого черта!.. — и повысил голос: — Что ты с собой сделал!.. Исли пожал плечами, немного виновато. Он помнил, как впервые увидел себя в зеркале барбершопа, когда мастер закончил жужжать машинкой, прошелся феном по шее и сказал, взволнованный гораздо больше, чем Исли: «Ну вот, пожалуйста. Чувствую себя, как будто подправил молотком античную статую». Исли поднялся из кресла, наступив на валяющиеся на полу патлы. Из зеркала на него внимательно смотрел чужой мужик с серебрящимся ежиком на макушке, и было так странно видеть свое лицо без длинных прядей вокруг. Теперь Бекки теребила его за штанины, требуя, чтобы Исли взял ее на руки. Ригальдо уже шел к нему, как загипнотизированный. Исли взглянул ему прямо в глаза. — Я решил, что быть старым пидором лучше, чем пидором молодящимся — негромко, чтобы не услышала Бекки, сказал он. — Зато не будут сыпаться. Ригальдо сжал губы. Взглянул на его макушку и прищурился. — Что, совсем плохо? — со вздохом уточнил Исли. Его муж вскинул руку и коснулся выстриженного затылка. Мягко провел снизу вверх, ероша короткий ежик, и Исли вдруг ощутил, как от этого места по шее вниз разбегаются колючие мурашки. Он рефлекторно потерся затылком об руку Ригальдо. Тот вздрогнул и облизал губы. Когда он заговорил, его голос звучал низко: — Я одного не понимаю. Как тебе удалось стать еще красивее?.. Исли почувствовал, как губы сами собой расплываются в улыбке. Он снова бездумно потерся затылком о ладонь Ригальдо, и это было охуенно до неприличия. Он посмотрел сверху вниз на Бекки и попросил Ригальдо: — Возьми ее на руки. Мне пока нельзя ничего поднимать. Мутное вожделение в глазах Ригальдо тут же вытеснила тревога, и Исли успокаивающе сжал на его плече пальцы: — Пойдем на веранду. Я должен много всего тебе рассказать.***
За десять дней лечения гормональными капельницами и массажем Исли узнал о существовании в своем теле таких болевых точек, о которых и рассказывать было стыдно. К его изумлению, за эти десять сеансов его в самом деле починили. Исли даже начал понемногу заниматься на кардиотренажерах — он совсем это забросил, а ему было нельзя. На прощание он долго и горячо жал руку Кристенсону, а тот велел ему идти и не грешить. «Грешить» при всем желании было затруднительно. Ригальдо принял историю про приключения Исли очень близко к сердцу и категорично заявил, что тому надо восстановиться как следует, и каждую ночь теперь цинично позволял Бекки залезать к ним в постель и читал ей, пока она не засыпала между ними. Исли был в шоке от такого коварства, но помалкивал, понимая, что Ригальдо мстит ему таким образом за молчание. Лучше бы он в самом деле «насовал хуев» и простил. С Бекки тоже было не все просто: в их доме продолжался ожесточенный спор. Уже была внесена предоплата за лагерь, оформлены документы, а Ригальдо находил все новые аргументы «против». А если она отравится ягодами? Если упадет со скалы? Если на лагерь нападут реднеки-каннибалы? Бекки после каждого разговора убегала к себе пореветь. Наконец Исли в сердцах сказал, что если Ригальдо хочет вырастить дочь социофобным мизантропом по своему подобию, он не будет мешать, но как Ригальдо простит себе, что не обучил ребенка выживанию в дикой природе, ведь апокалипсис может наступить в любой момент! Переварив это, Ригальдо посмурнел и с тяжелым сердцем объявил Бекки, что отпускает ее обучаться разжигать без спичек костер, но еще целых три дня экзаменовал, как она будет вести себя в лагере и к кому должна бежать за помощью, если что. День «икс» выдался дождливым, теплым и душным. Представив, каково ползти в такую погоду в автобусе, Исли заранее выдал ребенку драмимин. Ригальдо мужественно не поехал провожать Бекки. «А то передумаю в самый последний момент», — совершенно серьезно пояснил он. Он поцеловал детку в нос, потрепал по голове, в очередной раз достал из ее рюкзака кота, который как чувствовал, что происходит, и упорно зарывался в приготовленные детские вещи — еще один тревожный папаша. Выводя со двора «Брабус», Исли видел в зеркале заднего вида фигуру Ригальдо. Тот стоял на веранде неподвижно, как статуя, а потом исчез — ушел в дом. Проводы у автобуса затянулись, и на «фазенду» Исли возвращался уже под проливным дождем. Мир накрыло мокрым куполом, небо и шоссе стали одинаково серыми, машины проносились мимо, вздымая волны воды. Случайно замечая себя в зеркале, Исли все еще слегка вздрагивал. «Новый» Исли ему нравился, но было непривычно. Но «новый» Исли, так же как «старый», хотел домой, потому что там его ждал самый угрюмый человек на свете. И все-таки он не отказал себе в удовольствии, поставив машину, сперва ненадолго спуститься к озеру, чтобы в тишине насладиться его пасмурной тишиной. Ему это было просто необходимо — превратившись за эту весну в клубок упорной работы, гложущей боли, политических устремлений и личных страхов, Исли почти забыл, что значит быть собой. Озеро было матово-белым и безмятежным. Исли стоял на берегу, засунув руки в карманы, и чувствовал, как на него снисходит безбрежное спокойствие. Теперь все в самом деле наконец-то должно было стать хорошо. Кот выследил его, выбрался из зарослей, гадливо дергая толстой шкурой, и трубно замяукал: «Хозяин, ты что тут делаешь, ты вообще в своем уме?». Исли поднял его, стараясь не испачкаться о грязные лапы, но кот протек из его рук как угорь, отбежал в сторону и замер, будто спрашивая: «Ну ты идешь, или мне позвать того, который отволочет тебя обратно?» «Иду-иду», — пообещал ему Исли, подобрав шишку, кинул ее в озеро. Как обещание больше не мудеть. Он шел следом за котом, осторожно раздвигая высокие листья папоротника, нависающие над тропинкой. Омытый дождем лес дышал сыростью, густым запахом молодой травы и мокрых сосен; было пасмурно, от рыхлой земли поднимался пар. Казалось, влага конденсируется на листьях и медленно скатывается вниз, срываясь тяжелыми каплями с ветвей. Свет в доме не горел, окна гостиной сумрачно темнели, как прикрытые глаза усталого сонного зверя. Кот желтой молнией промелькнул по веранде и юркнул в свой лаз. Исли отер внизу обувь — на туфли налипла глинистая лесная земля — и неторопливо поднялся по ступеням. Дом встретил его тишиной, пустотой в гостиной и двумя полными чашками кофе. Исли осторожно взял одну и пригубил. — Присоединяйся, — позвал он, глядя сквозь мокрые стекла на двор. В восемь часов охрана теперь включала два мощных светодиодных фонаря, и в подступающей темноте было отчетливо видно, как вокруг них кружат мохнатые бабочки. — Остынет же. Сбоку раздался шорох, и Ригальдо отлепился от лестницы. Из-за сгущающегося сумрака и черного обтягивающего джемпера с высоким горлом его лицо казалось неестественно бледным. «Упырь», — хотел поддеть его Исли, но не стал. Тот медленно, будто нехотя, подошел и принял свою чашку, но так и не сделал глоток, просто грел об нее руки. Исли украдкой осмотрелся. В гостиной царила идеальная, просто стерильная пустота. Нигде ни валяющейся сандалии, ни тетрадок, ни рассыпанных деталей конструктора, ни закатившегося под стол фломастера. Только на диване теснились коробки с одеждой, из которой Бекки уже выросла — собирая ее в лагерь, они обнаружили много таких вещей и планировали позже закинуть их в «Гудвилл». Во всем остальном комната до странности напоминала времена, когда они только въехали сюда. Исли вдруг вспомнил, как Ригальдо сражался с дизайнером за весь этот прохладный интерьер, отстаивая каждый кубометр пустого пространства. — Ты что, прибирался тут с того времени, как мы уехали? — Не я, — не сразу сказал Ригальдо. — Это все Джоанна. Она давно говорила, что никак не может навести порядок без того, чтобы следом тут же не насорили фантиками и орехами. Ну вот и навела. Теперь здесь… идеально. Ни одной лишней вещи, все, как я люблю. Так я, как пришел, час сидел не шевелясь, и в голове не было ни одной мысли. Исли развернулся к нему всем телом. Ригальдо стоял, привалившись к спинке дивана, и смотрел в остывающую чашку. Уже совсем не тот молодой и упертый тип, которого Исли изводил на должности директора продаж, и в то же время тот самый. Тревожный, недоверчивый, самостоятельный, сильный, гордый, все время взведенный, как курок. — Ригальдо, Бекки скоро вернется, — попытался успокоить его Исли. — С ней все хорошо. — Я знаю, — тот посмотрел на остывший кофе в своих руках и осторожно поставил его обратно на столик. — Она молодец, уже прислала несколько фоток из автобуса. Просто… с тех пор, как за вами закрылись ворота, я вдруг резко перестал понимать, что теперь делать. Внутри такое странное чувство… В его голосе прозвучала тоска. Исли очень внимательно смотрел на него и слушал, не перебивая. Ригальдо прошелся по комнате, скрестив руки на груди. — Серьезно, я уже час пытаюсь решить, чем заполнить эту дыру. Проверить отчеты? Нагрянуть в ресторан, устроить инспекцию, чтобы не расслаблялись? Приготовить нам ужин? Или забить на ужин, заказать тайской еды и пива и протупить вечер с «Нацией Зет»? Или ты хочешь поехать в бар?.. — В бар? — переспросил Исли и содрогнулся. Ну нет, пока больше никаких баров. — Ну да. Сегодня пятница, — с сомнением сказал Ригальдо. — Люди… м-м… отдыхают. Он вдруг круто обернулся и, сдвинув брови, уставился Исли в лицо. — Это то самое, из-за чего ты загонялся эти недели? Этот, как его, возрастной кризис? На этом месте Исли бессовестно рассмеялся. Кризис у него, господи. — Ригальдо, у тебя не может быть возрастного кризиса, — с ангельской кротостью сказал он. — Потому что ты у меня еще совсем молодое бревно. Хорошее дерево с возрастом становится только крепче и лучше. Я наконец-то об этом вспомнил. По остановившемуся взгляду Ригальдо было ясно, что тот завис. — Но… ведь деревья также болеют, сохнут и гниют, — наконец, сформулировал он. — В них появляется… м-м… труха, ты мне сам говорил. И вообще, блядь, при чем тут твои метафоры! Я совершенно серьезно говорю! Ты понимаешь, что я не знаю, чем мне заняться! Последний раз такое было сто лет назад, еще до того, как мы стали жить вместе! Он так сверкал светлыми глазами и кривил рот, так жестикулировал и так резко отворачивался, что хотелось положить ему пальцы на губы, чтобы умолк. Чтобы хотя бы немного послушать ту оглушающую тишину, которая так его напугала. Исли подавил вздох и незаметно ослабил галстук. Ковер под ногами скрадывал звуки. — А я знаю, — просто сказал он, делая шаг вперед. Ригальдо сердито обернулся. Он не успел ничего сказать, потому что Исли решительно поймал его шею в захват и притянул к себе, прижался губами к губам, сильно выдохнул в рот, будто пытаясь передать что-то важное. Ригальдо крепко сжал челюсти, не впуская его язык, и тогда, глядя глаза в глаза, Исли сделал ему подсечку. Все наконец встало на свои места, как будто он разгадал тайный шифр, загадки Билла Сайфера или подсказки Великана. Все сошлось в одной точке: этот дождливый день, сумрачный вечер, наполненный шорохами леса, пустой дом, выключенный свет и изумленный Ригальдо в его руках — будто покрытое шершавой корой недоверия полено. И вскинутые ладони, которыми тот, падая, безуспешно попытался схватиться за обивку дивана, и дернувшийся кадык, и бледное запрокинутое лицо, и задравшийся джемпер — когда открылась полоска белой кожи на животе, Исли ее лизнул, проворно склонившись, и тут же занялся ремнем. — Да ладно? — с прохладцей спросил Ригальдо, глядя на него снизу вверх. Исли опрокинул его прямо там, где они стояли, и надавил на бедро коленом, не давая подняться. Ригальдо напрягся всем телом, приподнял голову, глядя, как Исли расстегивает на нем джинсы. — Ты же не всерьез?.. Вместо сотни слов Исли прервался на мгновение, выпрямился, давая себя рассмотреть — всего, включая выразительно оттопыренные в паху брюки. Вряд ли теперь можно было усомниться в его намерениях. У него встал, как у мальчика, как только он посмотрел на заваленного навзничь Ригальдо. Приток крови был таким резким, что низ живота и колом стоящий член даже покалывало от возбуждения. Ригальдо, скосив глаза и оценив внушительно торчащий бугор, внезапно прекратил вырываться. Его глаза заблестели, под джинсами отчетливо обозначилась эрекция. Он только закусил губу и качнул головой, так, что волосы мотнулись по ковру: — Но почему не на диване, свинья ты этакая?.. «Да потому что он завален коробками, — мысленно сообщил Исли, лапая его ниже пояса. — И потому, что я хочу так. Как раньше, в любом месте, без тормозов, без извинений, без приличий». Выдержки у него хватило только на то, чтобы вылущить Ригальдо из свитера, как горох, безапелляционно стащить с него джинсы вместе с трусами. Ковер был идеально чистым, Джоанна с душой отдраила его, прежде чем уйти, но это почти не имело никакого значения — сейчас, если бы они были в лесу, он вдул бы Ригальдо прямо на лесной тропе с муравьями. Когда член Ригальдо влажно шлепнул по животу, аккуратно лег меж задранных ног, тот вдруг заалел ушами и попытался отпихнуть руки Исли: — Дай пять минут, я не очень готов… — А мне плевать, — искренне сказал Исли. — Я тебя люблю всяким, и не готовым тоже. Он набрал полный рот слюны, уронил ее на промежность, растер рукой, размазал, впихивая двумя пальцами в горячее сжавшееся отверстие. Держа себя под коленями, Ригальдо раздувал ноздри, и его взгляд немного плыл, и Исли щупал его согнутыми пальцами. Ему до смерти нравился этот вид: вздымающаяся грудь с темными кругами сосков, втянувшийся живот, разведенные ноги, несбритые черные волоски в промежности и в паху, темная напряженная мошонка и торчащий член. Исли сжал его и несколько раз двинул кистью, и Ригальдо шумно сглотнул, потянулся уронить Исли на себя, но тот отстранился. Он расстегнул ширинку, достал собственный член, и Ригальдо тяжело задышал, глядя на него с вожделением. Макушкой он при этом почти упирался в диван, и Исли сделал попытку стащить его по ковру, но не преуспел, потому что Ригальдо воспринял это как знак и, задрав одну ногу, забросил ее ему на плечо. Сколько времени они полноценно не трахались? Исли уперся головкой в кое-как смазанный вход, надавил. Толкнулся бедрами, пропихнув до половины, и тут же вышел. Ригальдо судорожно выдохнул сквозь стиснутые зубы. Его кулаки стукнули по ковру: — Давай уже, не тяни! Ладно. Исли двинул плечами, сбрасывая внезапно ставший тесным пиджак, дернул галстук, ослабляя его еще больше. Он широко развел колени, упираясь в ковер, подхватил и вторую ногу Ригальдо, закинул на левое плечо, подтянул — так было удобнее. Примерился и с некоторым усилием снова пропихнул член в отверстие, теперь уже до конца, и пошел двигаться, понемногу расходясь все сильнее. Ригальдо сжимался и коротко ритмично стонал. Его голова билась при каждом толчке о диван, он ездил спиной по ковру, но вырваться бы уже не смог, даже если бы попытался. Крепко придерживая его ноги, прыгающие на плечах, Исли завороженно смотрел, как из подрагивающего члена Ригальдо на живот капает прозрачная влага. Не прекращая двигаться, он собрал ее пальцем, слизнул. Ригальдо сдавленно выругался, а Исли был вынужден сделать глубокий вдох и досчитать до пяти — вкус и запах предэякулята завели его так, что яйца зазвенели. За окнами сгустилась сырая темнота, углы комнаты канули в темноту. Исли уже ни о чем не думал, просто быстро и яростно имел своего мужа, в то время как тот охал, выдыхал его имя и скреб пальцами по ковру. А потом выгнулся, почти встав на лопатки, насаживаясь навстречу, и Исли бурно кончил — слишком рано, на его взгляд; c этой мыслью он застонал, наваливаясь на ноги Ригальдо. Тот закусил губу, поднял руки, погладил подрагивающими пальцами лицо Исли и, ухватив его за руку, пристроил ее на свой член. Исли дрочил ему, дыша в горячечный рот, а сам считал секунды до финала. Тот был подобен взрыву — Ригальдо выгнуло дугой. Исли прижался к нему, уперся лбом в его лоб, и так они и лежали за диваном, содрогаясь от счастья. — Фу-у, — не сразу произнес Ригальдо, распрямляя ноги. — Ну слава богу. Я думал, всю спину сдеру об ворс. Исли, тяжело сползший с него на ковер и занятый тем, что лениво расстегивал сбившуюся, смятую рубашку, приподнялся и подпер рукой голову: — Неплохо, — согласился он, положив вторую ладонь на голый живот Ригальдо. — Но ты же не думаешь, что на этом все, правда?.. «Нет, моя радость, — подумал он, размазывая по коже капли спермы. — Мы заслужили праздник. Это только начало».***
— Ты что-то слопал, — сиплый шепот Ригальдо расползся по комнате. — Или пьян? Ты на виагре, что ли? Мокрые черные ресницы торчали, как иглы морского ежа. Когда Ригальдо ими моргал, хотелось собрать соленые капли губами. Исли необидно хмыкнул, не прерывая своего основного занятия: он сосал. При этом его горло, по-видимому, посылало такие вибрации, что Ригальдо беспомощно ахнул и зажал себе рот. Его напряженные бедра отозвались еле заметной дрожью. «Это ненадолго, — посулил ему Исли, насаживаясь на торчащий член, сочно облизывая ствол и наслаждаясь тем, как его язык ощущает контур вздувшихся вен. — Твой рот тебе тоже очень скоро понадобится». Ригальдо как будто услышал его — взмахнул рукой и сделал попытку потянуть его за волосы. Пальцы соскользнули с короткого ежика, и он разочарованно зашипел. Исли снова хмыкнул и сосредоточился на заглатывании. Вот так, детка. Вот так, вот так. Они лежали на втором этаже, в спальне, на нерасстеленной кровати, не заперев дверь, и свет от фонарей за окном расчерчивал всю комнату причудливыми тенями. Голые ноги Исли соскальзывали с края — одежду он сбросил еще внизу, оставив валяться там, где так лихорадочно трахнул Ригальдо. Последний, не прекращая ворчать, как старый пылесос, сделал попытку сбежать от него, твердя, что ему надо наверх, в душ. Здесь, наверху, Исли его и поймал. Загнал на кровать, опрокинул на спину. Они упали поперек матраса; Ригальдо простонал «Дежавю!», но Исли не дал ему сбить себя с толку и сразу раздвинул коленом ноги. Невозбужденный, мягкий член Ригальдо мотнулся от одного бедра к другому, и Исли решил, что не может позволить ему все пропустить. Он распластался по кровати и от души влизался в те места, которые только что безжалостно таранил. Ригальдо обзывал его фетишистом и яростно крутился, пытаясь сбросить со своих ног, но Исли, придавивший его голени, невозмутимо вылизывал бедра и складки под ягодицами, и нежную кожу в паху, пахнущую острым секретом мужских желез, и теплые яички, и натруженную, разъебанную дырку. Он пропустил момент, когда попытки его оттолкнуть сменились поглаживанием по затылку. «Господи, ну ты кобель, — простонал Ригальдо, сжимая задний проход. — Что с тобой сделал твой чудо-доктор?» Вместо ответа Исли вобрал его полувставший член в рот, и не выпускал, пока тот не распрямился, упираясь ему в глотку. — Я не под виагрой, — наконец произнес он, утирая мокрый рот. Ригальдо снова замычал, теперь уже разочарованно. — Я с тобой. И с этими словами Исли поменял положение — подполз по постели выше, практически сел Ригальдо на грудь и запустил ему руку в волосы, потянул, заставляя поднять голову. Открылся доступ к бледному лицу, к узким губам, и Исли неслабо завело, когда он разглядел, какие эти губы сейчас искусанные. — Твоя очередь, — хрипло объявил он, глядя вниз. — И я надолго займу тебя, чтобы ты не скучал. В глазах Ригальдо что-то недобро полыхнуло, и он упрямо сжал рот, глядя на багровую головку, высовывающуюся из кулака Исли. Между его лицом и членом Исли оставалось меньше дюйма, и Ригальдо высунул кончик языка и дразняще коснулся уретры — так, что Исли протряхнуло. А после этого он откинулся на подушки: — Нет уж, работай сам, раз ты сам это на-а… Исли шлепнул его по губам головкой. Ригальдо зашипел, мотнул головой и попытался уронить его, подмять под себя. Они перекатились, украдкой потираясь друг об друга стояками, и Исли повезло оказаться сверху. Он снова влез на Ригальдо, ухватил под подбородком и заставил раскрыть рот. — Я бы повелся, что ты не хочешь, если бы знал тебя самую малость хуже, — задушевно сказал он. И сунул напряженный член ему за щеку. К чести Ригальдо, тот не пытался его вытолкнуть, только сверкнул глазами из-под волос, но расслабил щеки и вытянул язык, позволяя горячему стволу легко скользнуть в теплую и упругую глотку. Исли несколько раз толкнулся и сам вытащил член, задержав дыхание: было так хорошо, что не увлечься сейчас было трудно. — Хочу тебя жутко, — признался он, сползая с Ригальдо и гладя его лицо, заправляя за уши спутанные волосы. — А как хочешь ты? Что мне сделать?.. Раскрасневшееся лицо Ригальдо, все в слюне, неожиданно расцветилось улыбкой. Когда он заговорил, в голосе звучало торжество: — Да все равно. Ты знаешь, как я хочу: лишь бы быстро. Исли смотрел на него секунду, не больше, пытаясь справиться с бешеным сердцебиением, а потом молча, одним рывком перевернул на живот. Мокрыми от волнения ладонями отыскал под подушкой флакон и выдавил пол горсти смазки — утонуть можно. — Этого я не обещаю. — Мать твою, — только и сказал Ригальдо, упершись коленями в матрас. Исли поставил его на четвереньки и наконец-то щедро смазал, чтобы возместить жесткое прошлое вторжение. Остаток смазки он растер по ягодице, отвесил по ней звонкий шлепок. Ригальдо дернулся и напрягся, словно ожидая повторения. Исли не церемонился больше — пристроился, поводил членом вверх-вниз. Головка несколько раз проехалась по поджавшейся скользкой дырке и наконец вдвинулась внутрь. Проникновение далось легче, чем в прошлый раз, но Ригальдо выдохнул и содрогнулся. Исли подождал, сжалившись, давая ему привыкнуть, но скоро сил держаться совсем не осталось, и он медленно потянул Ригальдо на себя. И через мгновение они уже совершенно по-конски ебались. В неровном искусственном свете от фонаря на сосне все выглядело контрастным и фантастическим, как снимок на слишком высоком ISO. Белая спина Ригальдо, капли пота на ней, поджарый зад, в который Исли вбивался, как сумасшедший, черные волосы и напряженные руки. Исли гладил и целовал эту спину, лопатки, шею, затылок, а его муж сердито оглядывался через плечо, толкался навстречу и все рычал: сильнее, сильнее — так, что Исли казалось, что он сейчас выплюнет свое сердце, а Ригальдо тут же проглотит его. У Исли кровь гудела в ушах, но не могла заглушить влажных, сочных звуков, с которыми его яйца шлепали о ягодицы Ригальдо. Он с силой дергал за бедра, засаживая глубже, плотнее, плавясь от честолюбивого желания заставить его вот так кончить. Ригальдо гортанно вскрикивал, и краем сознания Исли думал: господи, благослови скаутский лагерь для девочек, потому что уже стали забывать, что, вообще-то, вот так тоже можно. Не сдерживаясь. В этот раз вышло дольше, чем в гостиной. По пояснице тек пот, колени терлись о жесткую ткань покрывала. В какой-то момент он подтолкнул Ригальдо вперед, и тот уткнулся лицом вниз, оттопырив зад. Исли заметил, что он просунул одну руку себе между ног, и сжал зубы. Ригальдо дрочил не только себе — его кисть то и дело задевала яйца Исли. В конце концов он просто мягко придавил их ладонью, и судорога оргазма вывернула Исли наизнанку. Колени разъехались, и он рухнул Ригальдо на спину. Тот все еще ерзал под ним, потираясь о постель, но его стоны приобрели довольное, рассеянное звучание. Исли поцеловал его в макушку, потом в щеку. Ригальдо повернул голову, и Исли удалось мазнуть его краешком рта в губы. — Тебе придется привести меня в порядок, — Ригальдо искоса глянул на него. Его красное лицо мокро блестело. — Но сначала, будь добр, вытащи свой конский хер. За два захода ты закачал в меня литр спермы, не меньше. Мне кажется, она еще завтра будет из меня течь. Представив это, Исли чуть снова не возбудился. Кошмар какой-то. Как молодой.***
Ригальдо еще немного поизображал из себя королеву, хотя Исли за ним поухаживал, сходив в ванную за полотенцем. Тот лежал на спине, заведя руки за голову, а Исли, побуждаемый легкими уколами совести, медленно обтирал его влажной тканью между бесстыдно расставленных ног. Как только он закончил, Ригальдо решительно отбросил полотенце; было слышно, как оно тяжело шлепнулось у кровати. А потом ухватил Исли за шею и опрокинул на матрас рядом с собой. Исли демонстративно прикрыл глаза, притворно изображая усталость — он, в конце концов, неплохо поработал, можно было бы перекурить. Они лежали бок о бок, голые, и Ригальдо закинул на него ногу, придавливая к постели, а сам ерошил пальцами выстриженный затылок — запрещенный прием, от которого Исли моментально превращался в желе. — Как твоя поясница? К нам не вернется тот мрачный доппельгангер, который ходил тут до начала лечения?.. — Не вернется, — со вдохом признался Исли. — Больше никаких кризисов. Будем жить в свое удовольствие, как завещал Даэ. Ты знаешь, что Рубель считает, что он таймлорд, который сымитировал свою смерть, а сам регенерировал в следующее воплощение и прячется в Заполярье, в русском поселке Тикси? Ригальдо вскинул брови и непочтительно фыркнул. — Лишь бы он не вернулся во главе армии далеков, — подумав, сказал он, лениво поглаживая лицо Исли, медленно проводя пальцами от лба к вискам. — Тогда все шуточки Рубеля про «мастера» предстанут в новом свете… Исли беззвучно рассмеялся и осторожно согнул колено, подпирая Ригальдо под зад. Лежать вот так, на боку, было славно. Ригальдо завернул угол покрывала, кое-как натянув его на их ноги. Наверное, стоило бы укрыться нормально, но Исли опасался пригреться и заснуть. Спать он не хотел. У него были планы. Ригальдо все еще не отцеплялся: — Мне все-таки интересно, что было у тебя в голове, когда ты пошел топить свои скорби в казино. И Исли принялся излагать. Ригальдо слушал, не перебивая, продолжая прижимать его к себе, только морщина на лбу становилась все глубже и глубже. Только когда Исли договорил, рука, поглаживающая его по груди, замерла. — Никак не могу простить, что у тебя неделями что-то болело, а ты ничего не сказал мне, — констатировал Ригальдо и подытожил: — Пиздец. — Слушай, я… — Головка от хуя. И после этого ты еще будешь утверждать, что это у меня проблемы с коммуникацией. — Не буду, — пообещал Исли и повинился: — Ну прости. Решил, что все, немощь, старость. Ты тоже что-то такое сегодня выдал! — Да потому, что ты меня довел, — огрызнулся Ригальдо, и мнимое спокойствие тут же слетело с него, как шелуха. — Изображал из себя невесть что! Я в ужасе был: что мне с тобой таким делать, взять тебя в сексуальное рабство где-нибудь на Бали или, может, не трогать и отправить пострелять по мишеням! Еще и детка спрашивала, почему папа грустный, и я должен был как-то выкручиваться! — Ой-ой, — пробормотал Исли, накрывая ладонью его губы. В груди разливалось горячее тепло. — Бедное мое полено. Знаешь, я думаю, на Бали лететь не надо. Можно обойтись домашним вариантом. — Это как? — подозрительно глянул Ригальдо. — Это значит, что у нас с тобой начался уикенд, — тихо и торжественно объявил Исли. Они по-прежнему лежали лицом друг к другу, почти соприкасаясь носами. — Как раньше. Только вдвоем. Можно делать, что вздумается. Ходить голыми, есть мясо руками, смотреть хуйню и не отвечать ни на чьи звонки. — И валяться на полу, — уточнил Ригальдо. — И трахаться, когда захочется, а не когда спит ребенок. Как будто тебе опять двадцать семь, а мне тридцать шесть, и мы смотрим «Акулий торнадо»… Только без «Акульего торнадо». Хотя там вроде бы вышла еще одна часть… Глядя ему в глаза, Ригальдо медленно сказал: — Вот теперь я узнаю вас, агент Купер. Как хорошо, что вы были отмороженным три недели, а не двадцать пять лет. Он снова принялся поглаживать спину Исли. Его рука плавно прошлась по пояснице, скользнула вниз, провела подушечками пальцев между ягодиц, нажала на сомкнутый сфинктер. Случайное вроде бы прикосновение повторилось. Исли прислушался к ощущениям: — Что это ты там делаешь?.. Ригальдо смерил его взглядом: — Ты про что? Выражение его лица не изменилось, даже когда палец, круживший вокруг задницы Исли, вдруг бесцеремонно оказался внутри. Исли рефлекторно сморщился, и тогда Ригальдо толкнул его на спину и навалился сверху, не давая вытолкнуть палец, и начал двигать кистью. К согнутому пальцу прибавился еще один. — Если ты ищешь простату, — не удержался Исли, — то не трудись, после нескольких осмотров и УЗИ она наверняка убежала в ужасе, как только почувствовала, что кто-то опять туда… А-ах! — Нашел, — невозмутимо сказал его муж. И, склонив голову, поцеловал его в губы. Поцелуй затянулся, при этом Ригальдо не переставал работать рукой. Когда он потянулся за смазкой, Исли усмехнулся: — Похоже, я попал?.. — Ты сам сказал: у нас уикенд. Будем делать то, что захочется, — напомнил Ригальдо, и надорвал зубами фольгу презерватива. Заметив, что Исли собирается перекатиться на живот, он оставил его: — Нет, давай на боку. На боку — значит, на боку. Исли не имел ничего против. Ему нравилось, как уверенно и бережно Ригальдо с ним управляется. У него встал еще во время массажа простаты, а теперь, стоило почувствовать, как между ягодиц вдвинулась обтянутая латексом головка, как сердце ухнуло куда-то в живот, и он прогнулся в пояснице, подаваясь назад, чтобы теснее прижаться бедрами к бедрам Ригальдо. Потом они начали двигаться, и это было хорошо. Ригальдо почти сразу положил ему руку на член, дроча в нужном темпе и с нужной сноровкой, и Исли толкался навстречу его кулаку. У него быстро получилось настроиться — ощущение распирающего дискомфорта в заднице размылось, сменилось легкими потягивающими спазмами и мурашками вдоль спины. Он уперся рукой в постель, чувствуя, как из глаз летят искры, когда член Ригальдо бьет в одну и ту же точку внутри него. Исли терся членом о ладонь, выдаивающую из него всю волю, поджимал пальцы ног и немного жалел, что один пуританин хренов когда-то не дал ему уставить тут все зеркалами — он бы с удовольствием посмотрел, какое у Ригальдо лицо, когда тот трахает его. С этими мыслями он и кончил, забрызгав покрывало, мимолетно удивившись, что так быстро доскакал — все-таки это уже был третий заход. А потом Ригальдо все же перевернул его, уткнув мордой в подушку, взгромоздился сверху и дотрахал. Исли терпеливо лежал под ним, мокрым, содрогающимся, и думал: «Да здравствуют уикенды без детей».***
Понежиться им не дали: в спальню царственно вплыл кот. Он встал посреди комнаты и принялся гнусно вопить, дергая шкурой. — Похоже, он думает, что мы умерли, и пытается так нас воскресить, — пробормотал Исли. Он обнимал Ригальдо поперек талии, лежа головой у него на груди. — Жрать он хочет, — пробормотал Ригальдо. — И я его понимаю. Я же так и не решил, как поступить с ужином, а теперь поздно что-то решать. — Да я уверен, что мы… ох, моя спина!.. найдем внизу что-то… — Ты так говоришь, потому что сам не готовишь ничего, кроме сэндвичей… Стой, ты что, так и пойдешь? — А почему нет? — Исли принял горделивую позу. — Кто нас может увидеть? Ригальдо, завязав презерватив, хмыкнул: — Скромнее надо быть. Исли притворно возмутился: с чего бы это?! А потом, улучив момент, когда Ригальдо повернется к нему спиной, вытянул его подобранным с пола полотенцем по бледным ягодицам. — Ах, ты!.. Исли хлестнул его еще раз, попал по плечу и груди. Ригальдо изловчился и перехватил полотенце за второй конец, уперся в пол и попытался подтянуть Исли к себе, но тот коварно разжал руки, и он потерял равновесие, пошатнулся и был вынужден отступить, чтобы не грохнуться. Сбегая по полутемной лестнице вниз, Исли смеялся как дитя. Ригальдо, конечно же, параноил насчет еды: ее было полно. Когда тот появился на кухне, Исли выковыривал со сковороды остатки холодной индейки. Голый, как первобытный человек, разжившийся пропитанием, не озаботившись даже обмотать чем-нибудь бедра. Ригальдо, впрочем, тоже был не особо одет. Он вошел, помахивая комком смятых вещей, брошенных ими в гостиной: — На-ка, разберись с этим! И отыщи мои трусы, я не знаю, куда ты их закинул. — Джоанна разберется. — Джоанна придет в понедельник. Ты хочешь, чтобы мы за эти дни вообще освинели? — Ага, — Исли обернулся, демонстративно облизал пальцы. — Индейка с черносливом — это м-м-м… — Ты в курсе, что она приготовлена два дня назад? Исли с сомнением посмотрел сперва на сковороду, потом на кота. Тот яростно хрустел в углу своей горой корма, наморщив загривок, и делал вид, что его совсем не угощали тут мясом, пока Ригальдо не видит. И махнул рукой: — Ничего страшного. Некоторые вещи со временем становятся только лучше. Будем считать, что она как раз настоялась. Ригальдо фыркнул, повязал на талию черный фартук и двинул Исли бедром, оттесняя от плиты: — Пусти. Я не собираюсь давиться этим старьем. Что я скажу детке, когда она позвонит, что папочки отравились в первый же день уикенда?.. Кот разобрался с кормом и принялся петь, переступая через голые ноги Исли, выклянчивая еще. Исли изящно оперся о столешницу, копируя античную статую, согнул колено, поставил стопу коту на спину, попирая его, и тот с томным мявканьем прогнулся и выпустил когти. — Ты бы не разгуливал перед ним без трусов, — буркнул Ригальдо, закрывая холодильник ногой. Он прижимал к груди молоко, сыр и яйца. — А то вспоминаются все эти истории Клэр про номинантов на премию Дарвина, пострадавших от домашних животных. На Исли он при этом старательно не смотрел, делая вид, что все его внимание поглощает омлет. Он нагрел масло, взбил яйца, аккуратно вылил на сковороду и принялся нарезать помидоры. В кухне было полутемно: Ригальдо включил только две тусклые лампочки над плитой. Когда он снова полез в холодильник за сыром, свет холодильных ламп показался ослепительно-ярким. Исли, из принципа доедавший индейку, на мгновение перестал жевать, рассматривая крепкие ягодицы. В длинном прямом фартуке на голое тело Ригальдо выглядел… порнографично. Как, как он там сказал? Скромнее надо быть? — Я очень признателен, что ты беспокоишься за меня, — он справился со своим куском и плавно шагнул за спину Ригальдо. — Но, о боже, неужели ты думаешь, что этот фартучек убережет тебя от опасности, когда ты вот так наклоняешься… — Съе-би. — … выставляешь напоказ эти замечательные французские булки… — Исли! –… мало ли, обо что кот решит почесать когти; а вдруг, только представь себе, в дом войдет мимопроходящий лось… — Р-р-р!.. — Что это там за зеленая масса в миске? — спросил Исли светским тоном, прекращая вжиматься ему в зад. Он быстро отодвинулся, и выпрямившемуся Ригальдо только и осталось, что грозно сжать деревянную лопатку. — Выглядит, как нечто внеземного происхождения! — Это соус для пасты, — проворчал Ригальдо, отступая к плите. Он бдительно посматривал в сторону Исли, но тот делал вид, что холодильник интересует его больше. — Руккола, травы, кедровые орехи, масло, натертый сыр… Эй, что ты делаешь? — Такой липкий, — Исли облизал палец. — И горький. И цвет прикольный. Мне нравится. Ригальдо что-то пробубнил себе под нос. Исли переложил развалившегося посреди кухни Симбу в его корзину, чтобы не оттоптать вальяжно откинутый хвост. Выбрал бутылку вина и поймал косой взгляд Ригальдо: — С омлетом?.. — Ну да, — он безмятежно выкрутил штопор. — У нас первый уикенд за… страшно вспомнить, за сколько. Это стоит отметить. — Так тоже завещал Даэ? — Так завещала Тереза, — сказал Исли, рассматривая этикетку. — Это с ее виноградников. Ригальдо хмыкнул и грохнул сковороду на подставку посереди стола: — Давай есть. С первым же куском оказалось, что они голодны, как волки. Двухдневная индейка явно проигрывала горячему толстому омлету, вино шло хорошо; Исли ел молча, стараясь не очень явно таскать из-под носа Ригальдо грибы и помидоры, но тот все равно заметил и отпихнул его вилку: — Ты залезаешь на мою половину. Исли протянул руку и невозмутимо отломил у багета, который Ригальдо сжимал в левой руке, хрустящую верхушку: — Ты неправильно поделил. Я больше тебя трудился и заслужил две трети. — Ах ты, животное, — Ригальдо прищурился и увел практически из его рук банку с абрикосовым джемом. — Похотливый лось. Исли задумчиво прожевал багет, вытер салфеткой губы. — Нарываешься. Ригальдо пренебрежительно фыркнул и потянулся к бутылке: — После трех раз-то? Не смеши. С точки зрения Исли он точно нарывался. Сидел весь такой, излучая самоуверенность, потягивал вино с вашингтонских виноградников — кормилец семьи и альфа-самец, который только что выдрал Исли наверху. Вот только сидел он по-прежнему с голым задом. — У меня важный вопрос, — сказал Исли, изучая его. Удивительно — сам до сих пор не замерз, только по спине и рукам табунами ходили мурашки, да волосы на предплечьях и ногах поднялись дыбом. Ригальдо разлил вино по бокалам. — Какой вопрос? — «Горькая луна» или «Девять с половиной недель»? Ригальдо подавился, закашлялся, выплюнул вино на подбородок. Исли пришлось похлопать его по спине. Когда его рука коснулась голых лопаток, тот дернулся: — Я понимаю твою аналогию, и она мне не нравится! — Так первое или второе?.. — Ни то, ни другое, — Ригальдо отдышался, положил руки на стол. — «Не грози Южному Централу». — Да-а? — Да! После этого я не могу серьезно воспринимать кухонное порно. Начинаю ржать, как не в себе. — Это серьезное упущение, — пробормотал Исли, выбираясь из-за стола. — Как ты при таких условиях можешь содержать ресторан! Кажется, я понимаю, почему Анри зовет нас херовыми дилетантами… — Будете выступать в том же духе, я вам обоим в жопу дайкон засуну, — недобро сказал Ригальдо. — Что? Порно с Белоснежкой и карликами жутко повлияло на меня в семнадцать лет… Исли вздохнул, рассматривая, как блестит его грудь там, где на нее упали винные капли, когда он поперхнулся. — Нет, дорогой, — сказал он печально. — У тебя совершенно неправильный культурный код. С этим надо немедленно что-то делать! Минута возни, сопровождаемой пыхтением и толканием — и вот Ригальдо уже сидел на столешнице между мойкой и плитой, а Исли втискивался между его разведенных ног. При этом Ригальдо совсем не выглядел готовым сдаться по первому слову. Исли, зажавший его, чтобы не вырвался, полюбовался, как смотрится сбившийся черный фартук. Под плотной тканью Ригальдо был прохладным и напряженным. Его мышцы еще больше закаменели, когда Исли провел ладонями вверх от колен. — Я, между прочим, готовлю здесь, — прохрипел Ригальдо. — На этом самом столе. — Я в курсе, — Исли наморщил нос. — Но сейчас я сам буду готовить. Так… что тут у тебя интересного? Он принялся шарить по полкам, до которых мог дотянуться, нахально двигая банки и коробки: — Морская соль, перец, другой перец, смесь перцев, чеснок… — Не смей здесь хозяйничать, ты… — Я сегодня шеф. Бренди, белое вино, карамелизированные яблоки, мука, уксус, сода, имбирь, чеснок маринованный, перец сушеный… Кунжут, горчичные зерна, розмарин, базилик, коричневый сахар, цедра… С каждым словом он влезал пальцами в новую банку и кидал в Ригальдо щепоткой трав, как будто посыпал рождественского гуся. Тот крутился и закатывал глаза, но Исли видел, что ему весело и он не злится. — Я вообще нахуй завяжу с готовкой на этой кухне, — предупредил Ригальдо, болтая ногой. — Буду кормить только Бекки и иногда Клэр. А ты будешь жрать полуфабрикаты и станешь жирным. Исли фыркнул: — Нет, дорогой. Я буду заказывать обед и ужин в твоем ресторане. Анри меня балует, так что я не пропаду… О! Губы Ригальдо разошлись в острой ухмылке. — Оливковое масло. Исли отзеркалил его ухмылку, глядя ему в глаза, и открутил зубами крышку с бутылки. — Пожалуй, самое полезное, что здесь есть. Ригальдо не успел ничего сказать — Исли с головой нырнул под черный фартук. Когда он принялся смазывать его между ног, Ригальдо наверху застонал и стукнул его по спине пяткой: — Прекрати, здесь теперь все будет в масле, надо было брать сма-а… Он задохнулся, потому что Исли с размаху вогнал два пальца в его скользкий зад. А потом, выпрямившись, отогнул фартук в сторону и дернул Ригальдо за бедра, подтягивая к себе. — На-ка тебе, — сказал он, вкладывая в его руку недопитую бутылку вина. — Это чтобы ты так много не болтал… Ригальдо хмыкнул и присосался к горлышку. Исли смотрел, как он запрокидывает голову, как ходит твердый кадык, и когда Ригальдо снова приложился к бутылке, осторожно отстранил ее и прижался к его губам. Ригальдо не успел сделать глоток, и его рот был полон вина. В рот Исли лился душистый фруктовый вашингтонский гренаш — с нотами черной и красной малины, белого перца и аниса. Вино было теплым — успело согреться. Исли сглотнул, облизнулся. Часть вина вытекла Ригальдо на подбородок, капли влажно заблестели на груди. — Юго-восточный Вашингтон, — пробормотал Исли, размазывая эти капли. — «Якимская долина». Вкусно. Тереза делает хорошее вино… Ригальдо оскалился, будто говоря: попизди мне тут, — и Исли, пригнув голову, легонько укусил его за терпкий подбородок. Секундой позже они уже целовались, и руки Ригальдо лежали у него на плечах. Мокрый винный язык нетерпеливо толкался в его собственный. Исли вылизал рот Ригальдо, вылизал его щеки, провел языком по груди, прихватил зубами сосок. Ригальдо качнулся на стойке, обнимая его за голову, сначала вперед, а потом назад. Его колено опустилось, проехало по бедру Исли и задело поднявшийся член. Исли выдохнул через нос и толкнул Ригальдо в грудь, понуждая его опуститься. Тот лег на столешницу на спину и вцепился в край доски. Исли потерся между его ног вставшим членом и принялся наводить ревизию дальше. — Где тут твои запасы… Так, что это? — Это нерафинированное подсолнечное масло, и оно пахнет, как ферма в Айове. — Оставим его на месте. О, я нашел! Большая кухня — это же так удобно, — мечтательно сказал он, продолжая перебирать банки на полках. Ригальдо, разложенный по столешнице, раздувал ноздри, сжимал пальцами край столешницы, а его грудь высоко поднималась. — Столько всего можно под рукой! Арахисовое масло, абрикосовый джем, кленовый сироп, взбитые сливки… — Фу, пошлость какая, — перебил его Ригальдо. Он смотрел с вызовом, и его глаза ярко блестели. — Я не люблю сладкое. Исли замер, задумчиво держа в каждой руке по веселенькой банке. — Да я вообще-то тоже… Стоп. Никуда не уходи. Он сделал шаг назад и тут же вернулся. Увидев, что у него в руках, Ригальдо вытаращил глаза. — Стой-стой-стой-стой, ты же не станешь… — Стану, — наставительно сказал Исли, зачерпывая пальцем густую липкую массу соуса. — Сплошные витамины и никакой тривиальности… Когда он провел по груди Ригальдо, рисуя на ребрах зеленые линии, как художник, тот захохотал и забился, пытаясь подняться, но Исли тут же перехватил его руки. Они оба моментально вымазались в соусе. — Ну-ка, назови-ка еще раз все компоненты, — потребовал Исли, обводя соски и вычерчивая широкую липкую полосу по животу. Фартук мешал, и он небрежно сорвал его. Член Ригальдо вызывающе торчал кверху. Исли занес руку и замер: — Там точно нет перца? Ригальдо облизал губы. — Нет, — ответил он, помотав головой. — Руккола, орегано, орехи, каперсы, сыр, петрушка, порей, кинза-ах… а!.. Он задохнулся, потому что Исли начал его вылизывать, одновременно сжимая испачканной ладонью член. — Бля, ты… Блядь… Ну и как?.. — Вкусно, — сообщил Исли, подняв голову. — Горько, свежо и немного кислит. Тебе идет больше, чем кленовый сироп. Как будто ты у меня большой такой стейк. Я бы тебя сожрал — и потребовал вторую порцию. Он не лукавил. Соус Ригальдо удался. Исли бесцеремонно слизывал его с затвердевшего живота, бедер, потом возвращался к вздрагивающей груди. Ригальдо сжимал столешницу так, что пальцы побелели. Исли держал его ноги поднятыми и вылизывал под коленями, где кожа была очень нежной, где под губами чувствовался пульс. Когда он снова двинулся вверх, прихватывая кожу, Ригальдо ухватил его за волосы и попытался насадить ртом на колом стоящий член. За это Исли укусил его за бок и выпрямился. Они уже оба были перемазаны по уши. На животе у Ригальдо засыхала зеленая пятерня. –… ох, господи… Ах! Чтоб тебя! А-а-а! Ригальдо стонал под непрерывный аккомпанемент звякающей посуды. Исли вогнал ему без жалости и трахал резкими сильными толчками, так, что в шкафах вдоль стены ритмично задевали друг об друга тарелки и чашки. Рядом подпрыгивали приборы в пластиковой миске, а с полок сыпались пакеты со специями, разлеталась мелкая труха. Оливковое масло не подвело — Ригальдо был скользким, и Исли долбился в его зад, прижимая к груди две длинные белые ноги, чувствуя, как пересыхает во рту. Ригальдо не ждал его, он резко дрочил себе, закусив губу; его кулак ходил вверх-вниз по члену, а глаза медленно заволакивало бессмысленной дымкой. Исли хотелось его поцеловать, но он боялся остановиться, чтобы не перебить приближающуюся кульминацию. Задранные ноги Ригальдо тряслись, рука работала, не останавливаясь. В этот раз им обоим требуется гораздо больше времени, чтобы кончить, думал Исли, закусив изнутри щеку и рывками насаживая Ригальдо на себя. С очередным толчком со стены сорвался какой-то ковш, загрохотал по столу и упал на пол, увлекая рассыпавшиеся листья лавра. Одновременно с этим Ригальдо кончил с громким выдохом облегчения и вытянулся, как мертвый боец, весь перемазанный черт-те чем. Исли бездумно проводил взглядом упавший ковш и закрыл глаза, растворяясь в ощущениях. Оргазм получился коротким и почти болезненным; Исли успел вытащить, забрызгав спермой дверцы нижнего шкафчика. Его ноги подкашивались, в голове сделалось пусто, а во рту царил вязкий горько-кислый вкус перемолотых пряных трав. Ригальдо наконец зашевелился, и Исли помог ему слезть. Его муж оглядел разгромленную кухню мутным взглядом, подобрал фартук и кое-как вытерся. — Детка? — позвал Исли, всматриваясь в него с некоторой опаской. Ригальдо добрел до холодильника, рывком распахнул и долго пил молоко прямо из пакета. А потом, отдышавшись, сказал: — Повар из тебя… аховый. Исли шагнул к нему и крепко обнял. Они стояли посреди сумрачной кухни, привалившись друг к другу, липкие, потные и бессильные. Положив ему голову на плечо, Ригальдо велел: — Вымоешь тут все сам, — он зевнул. — Можешь завтра. — Ладно, — пробормотал Исли ему в волосы. — А теперь что, наверх? Ригальдо хмыкнул. — Знаешь, больше всего я бы сейчас хотел, как на островах. Выйти из собственного кокосового домика и упасть в море. Я бы на этот раз даже ни на что не мандел. Просто лежал бы часами в воде, не двигаясь. Исли смотрел поверх его головы на цветные магниты на холодильнике — Бекки и Сандра собирали коллекцию. — Ладно, — сказал он, подумав. — Сейчас все будет. Он осторожно отстранился — Ригальдо отлеплялся от него с явной неохотой — прошел в гостиную и включил внутреннюю связь. — Джек? — позвал он, вслушиваясь в настороженный голос охранника. Еще бы тот не насторожился — на часах было одиннадцать вечера. — Нет, не волнуйтесь, у нас все хорошо. Пожалуйста, выключите камеры по всему внутреннему периметру. Охранник молчал несколько секунд, переваривая, а потом отозвался с невозмутимостью английского дворецкого: — Да, мистер Фёрст. Скрипнули половицы — это Ригальдо вошел в темную комнату. Исли приблизился и увидел, что его муж смотрит огромными глазами: — Господи, Исли, ты представляешь, что он о нас подумает! — Да плевать, что он подумает, — Исли устало улыбнулся. — Это мои камеры и мой дом. Пошли купаться. И, по-прежнему абсолютно голые, они вышли на крыльцо, во влажные и теплые июньские сумерки и побрели к озеру. Ночные бабочки разбивались об их тела, и воздух пах мокрой землей и соснами, а рука Ригальдо в ладони Исли была горячей и твердой.***
Примолкший темный лес тонул в дымке, ветви деревьев казались черными на фоне тусклого серо-лилового неба, а над водой стелился туман — он медленно плыл над поверхностью, а потом поднимался выше, укутывал берег, клочьями повисал на прибрежных кустах. Озеро было теплым, как ведьмин суп. Исли вошел в него по пояс, на мгновение задержав дыхание, когда вода коснулась его обнаженного живота, набрал полные ладони и умыл лицо, полил на грудь, поскоблил кожу в паху, пытаясь отскрести присохшую зелень. Поймал себя на желании затянуть волосы в узел, чтобы не липли потом к мокрой шее, и улыбнулся. Фантомное ощущение длинных волос. Надо же, как глубоко въелись некоторые телесные привычки. Вместо этого он быстро присел, окунаясь, и, вынырнув, помотал головой, отфыркиваясь. Посмотрел на небо — над серединой озера висел светлый месяц, примерно четверть от будущей луны, но отражения на поверхности не было видно — его будто пожрал курящийся туман. Вода манила, и Исли, оттолкнувшись, поплыл вперед, сильными, ровными гребками. Потом спохватился, что сзади тихо, и обернулся. Ригальдо еще находился на середине расстояния между ним и берегом, и его длинное голое тело будто светилось в полутьме, и только грудь и пах чернели короткой порослью. Он опустил голову и расслабленно касался пальцами воды; та без единого плеска расходилась в стороны волнами, и выглядела густой и вязкой. Длинная черная челка завесила лицо, спрятала глаза, и он казался не человеком — какой-то лесной нежитью, вышедшей на охоту. Исли, откинувшись на спину, засмотрелся на то, как плавно движутся его руки, как медленно поднимается вода по животу. И на его глазах Ригальдо сделал очередной шаг и беззвучно канул в воду, и та сомкнулась над ним. Исли непроизвольно вдохнул и начал считать. Лес вокруг замер молчаливой черной стеной, только где-то насмешливо ухнула сова и снова затихла. По воде прошла едва заметная рябь, качнула зеленые круглые листья лилий у берега. Ноздри щекотал запах тины и сырости. Исли так и висел на глубине, не касаясь ногами дна озера, и медленно двигал руками. Ригальдо не было видно. Сердце против воли принялось колотиться сильнее и чаще. Он сглотнул ставшую вязкой слюну. Вдруг показалось, что теплая, как молоко, торфяная вода стала холодной. Конечно, он запретил себе пугаться по-настоящему — сам сто раз проделывал такой фокус, дожидаясь, пока Ригальдо занервничает. И все равно, когда темная вода перед его грудью вдруг всколыхнулось, и из глубины поднялось бледное, кажущееся почти зеленым лицо, вокруг которого короной вились черные пряди волос, Исли испытал несравнимое чувство облегчения. Ригальдо вынырнул, обдав его брызгами, мотнул головой, тяжело дыша. Исли поймал его, ухватил за шею и прижался лбом к мокрому лбу. — Все хорошо? — Ага, — Ригальдо уперся ему в грудь, лег на спину, широко развел руки и ноги, как морская звезда. Исли немного понырял и поплавал вокруг него, а потом вдруг оказалось, что они с Ригальдо медленно плывут в сгустившемся светлом тумане бок о бок, беззвучно рассекая перед собой воду, как два ленивых каймана. — Исли, — вдруг позвал Ригальдо, не прекращая грести. Исли взглянул с любопытством: его муж хмурил брови. — Да, детка?.. — Я, кажется, пережил свой намечавшийся кризис. А ты? Исли фыркнул в воду, вызвав фонтанчики. — Мне кажется, он из меня сегодня… многократно выплеснулся. — У тебя еще есть какие-то сомнения в своих силах? — У меня есть сомнения, не стерся ли я в процессе, — честно сказал Исли. — А все остальное, ну… несущественно. — Это хорошо, — Ригальдо перевернулся на спину, поплыл, медленно поднимая руки. — Но если ты еще раз позволишь себе скрыть, что заболел… Он без предупреждений двинул рукой по воде, посылая в лицо Исли волну брызг, потом еще один раз — довольно агрессивно. Исли попытался отвесить ему оплеуху, и тогда Ригальдо, обхватив за талию, оплетя руками и ногами, увлек его вниз, в зеленую воду. Исли не успел задержать дыхание, и она оказалась везде — во рту и в носу. Когда они пробкой вылетели на поверхность, то задыхались оба. — Я понял, — сказал Исли, откашлявшись. — Ты меня утопишь. Был не прав, раскаиваюсь. В следующий раз, если у меня отвалится жопа, обязательно напишу служебную записку. Ригальдо довольно хмыкнул, смахнул волосы с глаз и махнул в сторону берега: — Раз все понял, плыви к берегу. Вроде бы холодает, не хватает еще тут задубеть. — А ты?.. — Я скоро буду, — и он беззвучными плывками скрылся в тумане. Исли показал ему в спину средний палец и погреб к берегу. Во всем теле медленно разливалась усталость. Когда он предложил Ригальдо купаться, то совсем не планировал такой долгий заплыв. Интересно, сколько их уже нет, встревожился ли охранник Джек и не подглядывает ли за берегом озера?.. Он вышел на берег, отлил у кустов и тяжело опустился на корень сосны, чувствуя голым задом все его неровности. Очень скоро от воды раздался плеск шагов, и Ригальдо вышел из тумана, прижимая к груди что-то темное. — Ой-ей, — сказал Исли, разглядывая его ношу. — Это что?.. Ригальдо скривил губы — и опустил ему на голову грубый венок из тяжелых и мокрых ломких стеблей водяных лилий, на которых покачивались сомкнутые бутоны. Судя по виду стеблей, дергали их так яростно, что кое-где болтались луковицы и корни. — Это тебе. Давно хотел это сделать. И еще… спасибо за уикенд. Исли потрогал толстые глянцевые листья. С длинных стеблей текло холодным на шею и на грудь, но он не мог стащить подарок Ригальдо, пока тот смотрел на него… так. — Но ты же понимаешь, что я не просто так кис? — очень тихо спросил он, всматриваясь в Ригальдо. — Пройдет пять или десять лет… или раньше, если «мотор» не выдержит… и я все равно превращусь в развалину. Ноздри Ригальдо раздулись. — Ну так и я уже не мальчик, — сердито сказал он. — Исли, проснись, я давно уже выдираю у себя седые волосы. Но ты ведь сам знаешь — некоторым вещам время идет только на пользу. — Например?.. — Древесине, — Ригальдо коснулся его щеки, потер большим пальцем кожу. — И вашингтонским королям лесорубов. Этого Исли уже не мог просто так вынести. Он вскочил на ноги, чуть не свалив с головы пахнущий тиной венок, подхватил на руки своего уже-не-мальчика — сто восемьдесят фунтов живого и орущего веса — и, не слушая брань, потащил к дому, чувствуя во всех мышцах необыкновенную силу и легкость.***
Его хватило только до веранды, а там уже потребовалось спустить Ригальдо с рук. Освободившись, тот унесся в дом, хлопнув дверью. Исли стащил с головы тяжеленный венок и медленно опустился на верхнюю ступеньку. Он сидел абсолютно голый, ежась от ночного ветерка, и размышлял, не развалится ли теперь нахуй его с таким трудом отремонтированная спина. Позади приоткрылась дверь, простучали шаги, и Ригальдо опустил ему на плечи огромный теплый плед. Исли укутался и благодарно подпихнул край пледа под зад; Ригальдо пристроился к нему с правого бока, тоже плотно завернулся. Они прижались друг к другу, как две подмоченные дождем вороны. Из-под пледа торчали их голые ноги, облепленные озерным песком. — Не хочешь пойти в дом? Исли покачал головой. Он начал согреваться, как только Ригальдо сел рядом: от его бока шло ровное сильное тепло. Исли даже задумался, а какого черта он такой разгоряченный. Но все же, пожалуй, не лишним было бы погреться и изнутри. Может быть, даже чем-то покрепче «Якимской долины». Ригальдо кивнул, когда он в этом признался: — Сделаем. В этот раз его не было довольно долго, а потом он наконец появился с початой бутылкой «Хевен Хилл». — Ночное пьянство — еще одна благословленная часть уикенда? — пробормотал Исли, с интересом принюхиваясь к слабому запаху меда и дубовых листьев. В желудке с первого же глотка потеплело; во рту долго чувствовался крепкий сладкий вкус. Вместо ответа Ригальдо забрал у него бутылку и сделал долгий глоток, потом залихватски повторил. Вытер рот тыльной стороной кисти и резко подышал в сторону. — Завтра мы будем работать, — строго сказал он. — Весь день. Хотя нет, во второй половине дня. Утро мы посвятим уборке. — Да, разумеется, — согласился Исли, думая о том, что завтра весь день будет спать — и поднять его из кровати сможет разве что бульдозер. — Нельзя опускаться, — добавил Ригальдо. И Исли опять же с ним согласился: нельзя, а потом отхлебнул бурбона и подумал, что с удовольствием бы продолжал пить, хулиганить и развратничать, пока ребенок не вернется — но прямо сейчас его главным желанием было упасть, пристроив голову на колени Ригальдо. И тут Ригальдо недвусмысленно сунул руку ему между ног и деловито потискал то, что, как считал Исли, до утра уже точно должно было оставаться в спящем режиме. Он скосил глаза и убедился, что Ригальдо явно что-то замыслил. Тот очень медленно провел кончиком языка по губам. Его дыхание пахло крепким бурбоном. Пальцы помяли мошонку, обхватили член и занялись им осторожно и в то же время нетерпеливо. Исли так удивился, что даже перехотел спать. — Да ладно? — спросил он, почесав голую ключицу. — А кто недавно обзывал меня похотливым лосем?.. Вопрос был риторический, Исли понял это, когда его завалили на спину. При этом Ригальдо так выразительно зыркнул, убирая бутылку в сторону, что Исли не рискнул продолжать трепаться — мало ли какие фантазии придут тому в голову. Но, кажется, Ригальдо фантазировал немного в другом ключе. Такого у них давно уже не было. «Да ты шутишь, — думал Исли, пока Ригальдо целовал его, опрокинув на доски веранды, с весьма условной подстилкой в виде пледа. Под спиной сочно хрустели смятые лилии. — И что, даже не будешь орать, что мы здесь ногами ходим, и про бактерии, и про зомби-бобров…» — Не буду, — хрипло сказал Ригальдо, когда Исли повторил это вслух. — Я слишком люблю это все. И тебя тоже, лосина. О, Исли это почувствовал голым бедром, в которое уперся окрепший член, и искренне восхитился своим мужем. Как будто у них в самом деле отпускной порномарафон, только вместо тропической ночи — ветер, пахнущий озерной водой и хвойным лесом, резкие крики сов и темные стволы сосен вокруг дома. Правда, в себе он совсем не был уверен. — Детка, — позвал он, посмотрев вниз. Ригальдо целовал его голую грудь, так увлеченно, будто делал это впервые в жизни. — Не думаю, что что-то получится. Просто я… Ригальдо на мгновение прервался, сверкнул глазищами, уперся руками в доски веранды и наклонился еще ниже. Исли загляделся на оттопыренный зад и гибко изогнутую поясницу, а потом уже мог смотреть только на потолок над крыльцом, потому что Ригальдо решительно потерся лицом о волосы на лобке, лизнул мягкий член, пройдясь от корня до скрытой под крайней плотью головки. Его язык гулял по вверх-вниз по стволу, теплое влажное дыхание согревало кожу, и Исли думал: да все равно ничего не получится, у нас даже смазки нет, я лучше просто ему отдрочу — и вдруг оказалось, что его распрямившийся член уже упирается Ригальдо в горло. Тот выпустил его с мокрым чмоканьем, облизнулся, как довольный зверь, и Исли не выдержал — завалил его на себя. Целоваться, лежа голыми на крыльце, и хватать Ригальдо за ягодицы было до странности естественно и в то же время бесстыдно. Мир сузился до размеров пледа, запаха леса, ощущения твердых досок под спиной и обжигающе-горячих прикосновений. Исли больше не думал ни о выключенных камерах, ни о том, что с ними будет завтра после таких приключений — только о том, как приятно ощущать вес Ригальдо, сидящего на его бедрах. Он даже не понял, в какой момент тот его оседлал, просто посреди поцелуя вдруг оказалось, что Ригальдо полулежит сверху, и они трутся стояками — а потом его муж выпрямился. Он приподнялся, глядя Исли в глаза, стиснул его член — и резко опустился на него. Тот не успел ни подставить руки, ни «сдать назад» — стало так хорошо, что потемнело в глазах. Он рефлекторно схватился за зад Ригальдо и дернул на себя. И уже после этого с облегчением засмеялся: его член двигался без натуги, а руки были в масле. Ригальдо успел смазаться, пока ходил за вином. Вот коварный. Он вскинул бедра, примеряясь, но тут Ригальдо уперся ладонью ему в грудь: нет, лежи. Хочет вести сам, понял Исли, и облизнул пересохшие губы. Ригальдо сидел на нем, плотно сжав ногами, и глядел сверху вниз, не шевелясь. Бледный лоб светился сквозь спутанные волосы, а глаза казались двумя черными провалами. У Исли внутри заворочалось что-то тугое, горячее и пугающее, ему даже вдруг показалось, что Ригальдо ненастоящий, как весь этот долгий, изнурительный вечер, полный дождя, темноты и секса. И любви, подумал он, с силой сжимая пальцы. Белое твердое бедро дрогнуло под его ладонью; Ригальдо выпрямился еще больше, выгнулся в пояснице и задвигался, сперва очень медленно, а потом все быстрее. Его запрокинутое лицо выглядело удивительно непривычно: расслабленная линия рта и сосредоточенно-жесткая складка над бровями. Движения становились все слаженнее и быстрее, он приколачивал Исли к полу, поднимаясь и опускаясь с ловкостью объездчика диких жеребцов. Исли метался под ним, вскидывал бедра, пытаясь его сбросить, чтобы перекатиться и подмять под себя, но Ригальдо раскачивался — и снова обретал равновесие. В нем столько сил, думал Исли, прикрывая глаза и высоко вскидывая руки, касаясь кончиками пальцев мокрой груди, твердых сосков; как это, черт возьми, здорово, что он еще такой молодой. Пусть как можно дольше себя таким чувствует. Ригальдо резко уперся коленями в доски, поднялся, позволяя Исли выскользнуть из него. Опустился обратно, придавив ноги скользкой, выпачканной в масле промежностью, прижался к влажному члену Исли своим и с оттяжкой додрочил им обоим. Кончая, Исли распластался на крыльце, распадаясь от удовольствия на молекулы, и чувствуя, что в нем после этой скачки не осталось ни одного целого куска. Ригальдо просто не оставил ему ни единого шанса.***
Что-то надрывно курлыкало и вибрировало. Исли приоткрыл глаз. Почему-то это потребовало от него таких усилий, как будто он вчера лично разгрузил фуру с брусом. Он тут же зажмурился: солнце было везде. Горячий свет из окна заливал спальню, дрожал на противоположной стене, играл в шерстинках спящего на одеяле кота и золотил голые разметавшиеся ноги Ригальдо. Исли всмотрелся из-под полуопущенных ресниц и расплылся в улыбке: он вспомнил. Вчера они кое-как поднялись на второй этаж, держась друг за друга, как пьяные, и, не принимая душ, упали в постель и вырубились, судорожно обнявшись. К утру Исли стало жарко, и он укатился в сторону, а Ригальдо, наоборот, навертел на себя толстый кокон из одеяла. Вот только ниже пояса на нем ничего не было, и солнце бесстыдно золотило его бледный зад и голые, местами грязные ноги. Исли хотелось бы размотать его, прижаться губами к шее, к нагревшейся под одеялом коже. Но он совсем не был уверен, что сможет пошевелиться. Нет, вовсе нет. Где-то внизу опять закурлыкало, и наконец его осенило, что это: входящий вызов с планшета, который вибрирует на полу. «Бекки!..» — сообразил он и свесился с края кровати. Крестец знакомо прострелило, и Исли закусил щеку. Черт, как больно! Ладно, с этим они с Ригальдо разберутся потом. Он целомудренно подтянул одеяло до шеи, наскоро расчесался пятерней — с короткими волосами это даже стало возможно, — и подключился к скайпу. Бекки уже прыгала от нетерпения. — Ну наконец-то! — завопила она, как только Исли сказал «привет». — Пап, где ты ходишь, у нас скоро отберут телефоны! Пап, мы доехали, здесь бревенчатые дома… Она продолжала важно перечислять: здесь река и горы, мы сейчас будем распаковывать свои вещи, а один мальчик уже сел попой в колючки, а мы видели ястреба и дикую козу… Исли кивал, едва находя возможность вставить полслова в этот поток. Оказывается, пока он спал, Бекки отправила им с Ригальдо вагон снимков, сделанных из окна автобуса. Ну что за девочка. Разве не молодец?.. — Папа, ты что, до сих пор в кровати? — вдруг гораздо тише спросила Бекки. — Ты не заболел? Она хмурила темные брови и смотрела точь-в-точь как Ригальдо. У нее за спиной виднелось синее небо и горы с белыми шапками, и Исли вдруг снова ощутил невыразимую нежность. — Нет, дорогая, просто я вчера немного устал, — пробормотал он, ерзая на подушках и следя, чтобы с его голого торса не съехало одеяло, и в то же время пытаясь расположиться так, чтобы солнечные лучи не слепили глаза. — А папа где? Я думала, он сто раз за утро позвонит!.. Исли усмехнулся и осторожно развернул планшет, демонстрируя прилично укрытую часть Ригальдо, а потом навел камеру на лицо. — И папа спит? — ахнула Бекки. — Ну ничего себе! Кот влез под руку, принялся бодать угол экрана. Гора из одеял зашевелилась: Ригальдо проснулся и попытался стратегически перегруппироваться, полностью спрятаться. Исли усмехнулся уголком рта: поздно, твою сонную небритую рожу все уже видели, мир запомнит тебя таким. Кот наступил ему на живот; Исли поморщился и попытался спихнуть рыжего гада и, видимо, как-то не очень удачно пошевелился. Больно было так, будто ему в гузку воткнули шипы акации. Похоже, он вчера перестарался. Доктор Кристенсон убьет его за это. — Папа?! — подозрительно спросила Бекки, отмахиваясь от Сандры, которая теребила ее за локоть. — Ты чего там?.. Ригальдо тут же выставил из-под одеяла встревоженную морду. Даже кот сунулся посмотреть, чего это он тут ерзает и шипит. — Все хорошо, дорогая, — ласково сказал Исли, вытирая навернувшиеся на глаза слезы. — Просто немного болит спина. Я вчера… много отжимался и поднимал тяжелое полено! Ригальдо сделал страшные глаза. У него на лице читалось «Больше никакого дикого секса!» — Я так и знала! — огорченно воскликнула его дочь. — Стоило вас оставить, и вы поломались!.. И Исли заржал, откинувшись на солнечные подушки, чувствуя, как медленно отступает боль.***
История со спиной получила неожиданное продолжение. Потом Ригальдо все время думал: «Господи, ну как же так?..» — и пришел к выводу, что с ним случилось кармическое воздаяние за грехи в прошлых жизнях. Возможно, он был тираном и угнетал женщин и сирот. А может, он был львом и сожрал пару праведников где-то на пустошах. А может быть, это была последняя загробная шутка Даэ. Ригальдо подозревал, что на него в «день икс» повлиял чей-то паранормальный флер. Так или иначе, но месяц спустя Исли торжественно привез его в Лос-Анджелес — якобы на бизнес-конференцию, но на самом деле ради очередного «уикенда без детей». Ригальдо таскался за ним следом по жаре, мечтая о прохладе отеля, и ему даром не были нужны ни знойное небо, ни пляж, ни пальмы, ни Аллея Звезд, но он терпел. Какое-то время назад они с Исли серьезно поговорили о том, что да, ритм жизни пошел какой-то однообразный: работа, еще работа, рестораны, предвыборная компания, ребенок, барбекю с «младшими Фёрстами», в лучшем случае хайкинг по выходным — и что хорошо бы иногда устраивать маленькие приключения, чтобы они, «старые пидорасы», могли снова чувствовать себя в бою. Когда на второй день Исли посадил его в машину, велел не задавать вопросов и свернул к холмам, он только пожал плечами. Исли еще и пытался завязать ему глаза платком, но Ригальдо велел не дурить. Чего он в этой колыбели иллюзий не видел. И в результате большую часть пути он яростно переписывался с управляющим «Звезды Запада», обсуждая поставки рыбы и морепродуктов. Даже когда Исли оставил машину на парковке и торжественно, как на свадьбе, повел их между павильонов, Ригальдо все еще больше занимали устрицы и дорада. Поэтому он совершенно пропустил, как их занесло туда, где они в конце концов оказались. Только удивился, когда Исли вдруг извлек из кармана пропуск и показал его нервному человеку, загородившему проход. Когда Ригальдо спохватился, было уже поздно. — Исли, что мы здесь делаем? — спросил он, переступая пучки кабелей, змеившиеся по асфальту, как щупальца. Он огляделся и надвинул на нос темные очки: грузовики, фургоны, погрузчики, съемочное оборудование, деловито снующие люди. Пришлось сделать шаг назад: мимо пронесли старинную вывеску, затем огромную, в человеческий рост, опунцию, колючую, как сатана. Ригальдо посторонился — и оказался перед бутафорским крыльцом. «Салун», — догадался он и ухмыльнулся краешком рта. Исли уже ушел далеко вперед. Ригальдо посмотрел, как изящно тот перепрыгивает провода, бодрый и свежий в своем легком светло-сером костюме, и покачал головой. Даже без длинной гривы Исли все равно выглядел королем эльфов. Черт знает, как это ему удавалось. Какой-то врожденный талант. Тем временем Исли подвалил к группе мужчин, яростно жестикулирующих посреди улицы, — «И тут ты отъезжаешь назад, очень медленно, потом захватываешь ту деталь и резко вверх, а следующий план…» — и приятельски хлопнул одного по плечу. Мужик обернулся и молча уставился на Ригальдо. Ригальдо это совсем не понравилось, к тому же возникло странное ощущение, что он уже где-то видел этого кудрявого носатого типа. Он сделал шаг в тень. — Эй, вы, посторонитесь! Мимо на вороной лошади проехала девица в халате, из-под задранных пол которого торчали высокие сапоги. Подковы громко цокали по асфальту. За ней бежали два ассистента, а третий собирал в пакет конские яблоки. — Объявляется перерыв пять минут! — заорал дядька, который до этого общался с Исли, и кивнул в сторону белого фургона. — Через пять минут снимаем 14-С! Исли уже был тут как тут, возле правого плеча Ригальдо. Глаза его светились юношеским задором. — Пойдем, у нас всего пять минут. И то чудо, что у него нашлось время, тут все панически боятся отставания от графика, гонка похуже, чем на кухне твоего ресторана в обеденные часы… Как будто если они начнут на пару минут позже, случится конец света… — Да?! — фыркнул носатый, материализуясь у левого плеча Ригальдо. В это плечо он и вцепился, и на всех парах поспешил к фургону. Ригальдо слегка обомлел. — А кто будет платить актерам за переработку, если мы не закончим ровно в 21:45?! — Джи-Ди, — покачал головой Исли. — Не дави. Я тебе не бездонная копилка. — Все, понял-понял, отвалил. У Ригальдо закружилась голова от их болтовни. Он сделал попытку взвиться на дыбы: — Я никуда не пойду без объяснений! Исли со вздохом обнял его за талию: — Зря ты не захотел повязать на глаза платок. Запорол весь сюрприз. Больше Ригальдо ничего не успел: маленький человек загнал их вверх по ступенькам. Внутри фургон был, как изрядно замусоренный дворец. Ригальдо оглядел диваны в подозрительных пятнах, внушительную батарею бутылок, россыпь таблеток, вряд ли купленных по рецепту, и белый порошок на столе, и на всякий случай убрал руки за спину, чтобы ни до чего не дотрагиваться. Исли, напротив, небрежно опустился на диван. Напротив него восседал тучный мрачный мужчина и мешал какой-то адский коктейль. Ригальдо из чувства противоречия остался стоять. — Это Санни, наш главный продюсер, — носатый повёл своим выдающимся носом, посмотрел на таблетки и сглотнул. — Это мистер Фёрст, наш независимый, м-м, спонсор. А это его, м-м, мальчик. — Да какой он мальчик, — тучный Санни захрюкал. — Ему сороковник. Ты на него без очков посмотри. Ригальдо не сразу понял, про кого это они. До него дошло, только когда носатый хищно обернулся. «Если он снова сунется ко мне, дам ему в рыло», — набычившись, подумал он. И тут Исли, приподнявшись с дивана, аккуратно снял с него тёмные очки. Лица у новых знакомых стали задумчивыми. — Ничего, — наконец вынес Санни свой вердикт. — Такой себе Роланд из Гилеада, если вы понимаете ход моих мыслей. Только чего же он такой деревянный; деревяннее, чем эбеновый дилдо моей бабушки. У него выражение лица вообще не меняется. Ты уверен, Джи-Ди? — Уверен, — носатый шмыгнул носом, алчно глядя на рассыпанный по столу кокаин. — Так, а чего бы ему не постоять с этим деревянным лицом те три сцены, там общий траффик на восемь минут. Вы, мистер… — Сегундо, — подсказал Исли. -… ружье в руках держали когда-нибудь? — У меня «Ремингтон», — проскрипел Ригальдо. — Приз клуба за стрельбу. — Вот! У него приз, — оживился носатый. — Давайте-ка, повернитесь… А ничего, ничего. Потом надо проверить, как смотрится, но вообще камера таких любит… — У него мать была королевой красоты штата, — подал голос Исли. — А прадед выступал укротителем львов. Сценических данных — навалом! Где-то в этом месте Ригальдо почувствовал, что его мозг закипает. А сердце, наоборот, сделало странный кульбит и как-то тревожно затрепыхалось. Слегка отвлекшись на предательское поведение своих внутренних органов, он чуть не прослушал, как Санни вынес снисходительный вердикт: — Ладно, делайте, что хотите. Гейбл, это на твоей совести. Возможно, это самое странное, что ты когда-либо протаскивал на площадку. Но уговор есть уговор… — он посмотрел на Исли. Тот улыбался спокойно и со значением. А потом выдал: — Я уважаю независимое кино. И вот тогда пазл в голове у Ригальдо сложился окончательно, и на нем было выложено алое слово «Тревога». Ригальдо покосился на стол, на толстого продюсера и на второго мужика, и засипел: — И-Исли! — Так, мои пять минут закончились, — хлопнул в ладоши Джи-Ди Вашингтон Гейбл-средний. Режиссер. — Я пришлю помощницу, она отведет его к директору по актёрам. Надеюсь, он морально готов? Он выглядит не особо дозревшим… — Дозреет, — пообещал Исли, опуская ресницы. Ригальдо захотелось разбить о его голову один из элитных коньяков, украшавших фургон. Санни М. Норман, человек, спродюсировавший десятка три фильмов, которые Ригальдо смотрел в разном возрасте, закинулся своим коктейлем и ревниво прикрыл порошок на столе: — Иди, Джи-Ди, тебя ждет площадка. Если просрешь график, тебя даже ударное вложение мистера Фёрста не спасет! Всё это было уже слишком для Ригальдо. Он вылетел из фургона, вдохнув раскаленный воздух киностудии, как спасительный масочный кислород. В двух шагах обнаружился незанятый стул под зонтом, на который Ригальдо рухнул, с облегчением вытянув ноги и обмахивая горячее лицо. Исли мгновенно оказался рядом, сунул под нос минералку: — На, попей. Ригальдо отмахнулся: — Я не уверен, что вы с новыми охуенными друзьями ничего туда не подмешали! — но, увидев на лице Исли обиду, взял себя в руки и начал пить. Сделав четыре больших глотка, он наклонился и вылил воду себе на голову. Исли терпеливо ждал, опираясь на спинку стула. — Исли, — отдышавшись, сказал Ригальдо. — Это был Гейбл-средний. Его муж сдержанно кивнул. — Гейбл-средний, — собираясь с мыслями, повторил он. — Тот, который снял «Рассветных зомби», и «Незабудки на кладбище», и «Беги, если успеешь», и «Тропой большеберцовых костей». — И ещё «Цыпочки на вертеле», — напомнил Исли. — Точно, — кивнул Ригальдо и содрогнулся. Сцена из «Цыпочек», в которой человека запекали заживо внутри гигантского хлеба, когда-то оказала на него неизгладимое впечатление, а ведь с тех пор он видел много всякой херни. — Знаешь, я все его фильмы до дыр засмотрел, когда мне было лет двадцать. — Знаю, — согласился Исли. — Тем более что с того времени он ничего известного не снимал. — Писали, что он похоронил себя в сериалах. А теперь, выходит, вернулся? — Выходит, — Исли развёл руками. — Со своей лебединой песней. Ригальдо окинул уличные декорации новым взглядом. — И что это будет? — Постапок-паропанк-вестерн-панк-зомби-муви. — О, — Ригальдо задумался. — Но… Что тут можно снять нового? Это было уже сто раз. — Там ещё будут женщины-мутанты. Но на самом деле все это сон ксеноморфной самки вампира-священника. — Я понял, — Ригальдо сморщился. — Это будет эталонное кино-говно. И теперь мы подходим к самому важному. Что это там сейчас происходило, в фургоне? Вы, блядь, разговаривали, как будто меня там вообще не было. Мне на минуту показалось, что ты проиграл меня в покер. Или что я, не знаю, мальчик-раб. Исли склонил к плечу голову и задумчиво расправил воротник рубашки Ригальдо. — Всё не так, моя радость. Тебе даже будет причитаться какой-то гонорар. Ригальдо с минуту изучал его лицо, а потом выдохнул: — О нет!.. — Ну почему же! — вскинулся Исли. Ригальдо замотал головой: — О нет, нет-нет-нет, погоди, ты же не серьёзно! Ты же не мог заманить меня в Эл-Эй, чтобы я снялся у Гейбла-среднего в его космо-зомби-муви… Не мог?! Исли вздохнул и признался — кротко, как монашка на исповеди: — Я просто хотел тебя поразить, как раньше. Ты теперь такой самостоятельный взрослый мальчик со своим бизнесом, да к тому же бог секса, попробуй тебя чем-нибудь удиви… Ригальдо прикрыл глаза и застонал. — Но Исли, бог мой, я же не могу сниматься в кино, пусть даже таком трешовом… — Почему? Он рассердился. — Да потому, что я не актёр! Я… деревянный, ты же их слышал, я играть не умею! Мне скоро сороковник, и я, блядь, обычный скучный менеджер! Когда на меня наведут камеру, я буду стоять навытяжку, как тотемный столб тлинкитов! — Тише, тише, — Исли быстро зыркнул по сторонам. — Тебе и не надо особенно играть, моя радость. Ты тот самый чувак, который появляется, чтобы его съели мутантки. — А… — Ригальдо открыл рот. Закрыл. Ему было сложно оформить свою мысль словами, но он смог: — И что, ради съеденного непися он повел нас знакомить с продюсером?! Исли подарил ему косой внимательный взгляд, прежде чем сказать: — Ну ты же понимаешь, детка, тут все дело в том, «как» съели непися. Думаю, что это будет самая б-р-р сцена… Ригальдо почувствовал холодок. — Только это секрет. Гейбл, вообще-то, не должен был давать мне сценарий, — добавил Исли. — Просто… Так получилось. В общем, я его прочитал. Мимо их зонтика быстрым шагом прошла известная когда-то актриса в сопровождении свиты. Из-под кринолина за ней тянулся длинный зелёный хвост. — Как ты вообще снюхался с Гейблом, — проворчал Ригальдо. — Что ты ему пообещал за эту эскападу? — О, сущие пустяки, — невозмутимо ответил Исли. — Всего пару раз дал в свою старую жопу в мужском туалете… Он сделал паузу, но Ригальдо на это не купился, и Исли, широко ухмыльнувшись, раскололся: — Ладно, ладно, не будем про жопу! Я просто немного спонсирую этот треш. — То есть, простыми словами, ты протащил на площадку своего мужа?! И все понимают, что этот муж получил роль… через постель?! Вот тут Исли прямо-таки зашелся. А отсмеявшись, уткнулся носом Ригальдо в темя: — Господи, да ты же просто создан для этого фильма. Ну пожалуйста, соглашайся! — А Бекки? — простонал Ригальдо. — А «Нордвуд»? А рестораны?! А вдруг меня узнает кто-то из Эймса? А как это отразится на твоей политической карьере?! — Ригальдо, — в голосе Исли прорезались твердые нотки. — Это все несущественно. Ты мне самого главного не сказал. — Хочу ли я сдохнуть от зубов мертвых теток, как непись в претенциозном космическом псевдовестерне категории «B»?.. Ригальдо задумчиво обозрел декорации. К нему осторожными шажками приближалась девушка, прижимающая к груди клипборд, видимо, та самая помощница режиссера. Она неуловимо напомнила ему Фортисью. — Господи, да я и мечтать о таком не мог. Это самое лучшее, что могло случиться в моей жизни. Он встал, поправил пиджак и не дрогнув пошел навстречу калифорнийскому зною и своей суровой судьбе.