***
С первой же минуты увольнения младшего брата, Санс пообещал себе отнестись к работе максимально серьёзно. Ожидал от себя того, что не покинет свой пост и не заснёт на нём, как это всегда бывало. Сократит количество перерывов и вообще сделает всё возможное, чтобы его не постигла участь Папируса. Но, как бы он не старался, ожидания не оправдались. Скелета было слишком сложно изменить. Его лень и нежелание работать были непреклонны, и уже спустя всего пятнадцать минут скучного наблюдения со своего поста, Санс не смог удержаться и снова направился к заветной двери. Периодически необходимо было проверять леди, всё же, парень беспокоился. Он повторял себе одни слова уже сотни раз, и каждый из них был как в новинку. «Я влюблён» Короткая фраза за секунду выбивала из скелета все мысли, заставляя думать только о ней. О прелестной леди, пока для него безымянной, но без сомнений, безмерно прекрасной. Может быть, это всё было ужасно глупо. Санс не знал ни её внешности, ни имени, ни интересов. Знал лишь то, что она так же жутко любила бессмысленные шутки. Единственная, кто мог бы оценить их… Подойдя к двери, Санс постучал, предвкушая хорошее время и произнёс заветное «тук-тук», в ожидании ответа. Прошло не больше пары минут, как с той стороны тут же раздался ответ, как будто собеседница как раз в этот момент ждала прихода скелета. — Кто там? — Желе, — Санс тихо хихикнул. Уж эта шутка была абсолютно новой. — Какое желе? — Ох, извиняюсь… ЖЕЛЕю о том, что вас побеспокоил, — по лицу парня медленно расползлась широкая улыбка. С трепетом ожидая реакции, он сжал ладони, чуть ли не подпрыгивая на месте. Но… Она не засмеялась. Вернее это было что-то, лишь отдалённо смахивающее на смех… Но в отличии от вчерашнего, Санс мог слушать тишину, и ничего бы не изменилось, настолько был велик контраст. В голосе леди не было той задорности и веселья. Казалось, смех причинял ей только невыносимую боль. Как будто в один момент всё резко сломалось, и не было уже надежды как-то подбодрить собеседницу. Глазницы низкорослого округлились, а брови тут же изогнулись в гримасе невыносимой горечи. Тяжело дыша от волнения, Санс припал к двери, словно надеясь сквозь камень прочувствовать возлюбленную, помочь хотя бы своим присутствием. Лишь усилием воли он сумел сдержать мелкие слёзы и еле слышно, вжавшись переносицей в дверь, прошептал: — Леди… Что произошло…? Почему ты не смеёшься как прежде…? Уж чего не ожидал Санс, то непременно ранило его душу, достав до чувствительного центра. По ту сторону двери послышались тихие, горькие всхлипы. Санс кричал. Кричал внутри себя, надеясь, что никто не умеет читать его мысли. Готов был сейчас же лихорадочно заколотить в дверь, пытаясь помочь. Готов был проломить чёртов проход, телепортироваться прямо в Руины, но мощная магия двери не дала бы ему этого сделать. Либо для этого пришлось потерять самого себя. Он был готов кричать, но не мог… У него попросту не хватало сил. Она плачет… Плачет, а скелет настолько беспомощен, что не может ничего с этим поделать. Настолько жалок и бессилен, и теперь Санс винил самого себя за то, что не может исправить. Нервы постепенно утихали. Теперь уже парень просто тяжело дышал, упираясь локтями в дверь, потеряв всякую надежду на возможность своей помощи. — Умоляю… Скажи, что произошло! — нет, он не выкрикнул это. Даже при всём желании он бы не нашёл в себе смелости кричать на столь прекрасное создание. Это был шёпот… Но громче, чем до этого, — я сделаю всё возможное, прошу… Всхлипы постепенно утихали. Уже через несколько минут, пусть и немного сбивчиво, но леди смогла произнести то, что её так тревожило. — Ч-человек упал в Руины… От неожиданности Санс подскочил. Где-то в глубине высохли даже слёзы, а жестокое беспокойство сменилось шоком на грани с паникой. — И что… Он? — Она, — поправила леди, — человек больше смахивает на девочку. И… — снова всхлип, — она щадила… В-всех! — С одной стороны это было хорошо. Кому нужен лишний убийца в Подземелье? То, что человек обходится со всеми по-доброму, только на руку монстрам. Но собеседница, очевидно, думала иначе, — бедное дитя не сделало ничего… Если она вырвется, как все предыдущие… Азгор заберёт её невинную душу… Дитя не заслужило смерти! — последнее выкрикнутое в порыве горя слово переросло в явные громкие, нескончаемые рыдания. Санс не знал, что ему делать. Успокоить леди через дверь было практически невозможно, а ведь так хотелось сейчас проникнуть к ней, сжать в объятиях, какой бы она ни была. Но он не мог. Не успев и сообразить, что дальше делать, парень снова услышал дрожащий голос: — Прошу… Если человек всё же придёт… Обещай, что защитишь её…! Открыв было рот, Санс осёкся, сложив руки в замок. Никогда. Никогда в жизни он не давал обещаний. Он ненавидел это. Что-то, что обязывало его что-либо выполнить, уж совсем было несовместимо с его ленивым характером. Ничего не обещал он даже своему брату, разве что только себе, да и то это больше походило на толчки и напутствия. Но… Это ведь просит она… Леди, единственная, кто мог его по-настоящему понять. Кто наверняка был так же одинок, как и он сам. Кто так же искренне любил глупые каламбуры… Он просто не мог заставить себя отказать… — Я… — прикрыв глаза и нахмурившись, Санс повременил с ответом, пытаясь обдумать всё, что делает, — я обещаю, — плюнув на все принципы, произнёс он, слабо улыбнувшись и надеясь, что получил хоть какую-то улыбку в ответ. Плач прекратился, и этого уже было вполне достаточно, чтобы понять, что всё теперь более-менее хорошо. Скелет вздохнул. Повернувшись к двери спиной, он медленно сполз вниз, опускаясь на мягкий снег. Задняя часть черепа с лёгким стуком уперлась в каменную дверь. По ту сторону, так же спиной прислонившись к холодному камню, сидела утирающая слёзы радости, смешанной с горем, старая леди с пирогами.***
Папирус добрался до города довольно быстро. К тому времени, как бы он не старался восстановить дыхание, но шаги были слишком спешными, чтобы позволить идти дальше без какого-либо отдыха. Да и мороз крепчал, а уж это даже для скелета было делом неприятным. Проходя мимо таблички с надписью: «Добро пожаловать в Сноудин!», он непроизвольно провёл по ней рукой, смахивая ещё не намертво примёрзший снег и, сняв с руки намокшую от замёрзшей воды перчатку, потряс ей на ветру. Это было бы бесполезно. При такой температуре, лишняя вода стряхнулась, но оставшаяся легко бы заледенела, превращая перчатку в кусок бесполезной, задубевшей ткани, как это недавно произошло с вещами братьев, когда Санс, подгоняемый младшим, не подумав, вывесил одежду на просушку. Оглядевшись по сторонам, Папирус, сам не понимая своего решения, для отогрева выбрал бар Гриллби. Может потому, что огненный монстр был ближе всего к Сансу, и с ним можно было обсудить свою влюблённость. Хоть они и не были друзьями, Папирус слышал, как Гриллбз отзывался о нем, и было это лишь хорошее, либо шуточное мнение. Снова зазвенели дверные колокольчики, и скелет поднял голову, пару секунд понаблюдав за колыханием музыкального инструмента. На этот раз Гриллби не сидел за стойкой, как это обычно бывало. Держа в руках веник с совком, он, хмурясь, выгребал из углов мусор, оставленный ночными пьяницами. Повернувшись к высокорослому спиной, мужчина даже не сразу услышал сигнальный перезвон, но не прошло и десяти секунд, как он обернулся. Его выражение лица из надеющегося вмиг превратилось в нейтральное и даже немного раздражённое. Он ждал Санса. Он думал, что сможет поговорить… Извиниться за то, что сказал сегодня днём, извиниться за крики. Но когда в бар зашёл младший из братьев, все ожидания Гриллбза сошли на нет. — Здравствуй, Папирус, — тон был недоброжелательным, но не злым, — тебе что-то нужно? Если ты ищешь Санса, он давно сюда не заглядывал. — Я… Могу поговорить с тобой, Гриллбз? — несмело начал парень, но тут же получил положительный ответ, и мужчина, отложив в сторону веник, уселся за стойку, подперев голову рукой, ожидая объяснений. Вздохнув, Папирус подошёл ближе и уселся на барный стул, так, что монстры оказались почти что лицом к лицу. Внезапно он понял, что не знает, с чего начать. Успокаивающе выдохнув, он решил говорить всё на ходу, — у тебя бывало такое ощущение, когда ты привязываешься к монстру сильнее, чем должен бы? — начал он издалека, но Гриллбз уже был заинтересован, — даже если ты сам считаешь это чем-то неправильным. И если ты не уверен во взаимности… Гриллби… Ты был когда-нибудь… В-влюблён…? — узкие глаза огненного монстра расширились так, что их края оказались за пределами таких же узких очков. Скучающее выражение лица перетекло в удивлённое и восхищённое, а сам Гриллбз приподнялся на локтях. Возможно, именно сейчас такой момент. Именно с Папирусом он сможет поговорить о том, что уже сам давно чувствует. Папирус был ближе всего к Сансу. И Гриллбз надеялся, что у него всё получится… — Мне… Знакомо это… Да! — монстр чуть не плакал от счастья. Сейчас выдался как раз такой момент, — я чувствую это даже сейчас… И это в какой-то степени неправильно. Как… — осёкшись, Гриллби опустился в прежнее положение и хитро взглянул на Папируса, — ну, рассказывай, кто она. Ты должен кому-то выговориться, — мужчина осознавал причину того, почему скелет не поговорил об этом с Сансом. Возможно он… Боялся. Боялся, что брат скажет что для него ещё слишком рано иметь отношения. А вот Гриллби, который был никак не причастен к их семье, вполне мог выслушать парня. — Слушай, — внезапно Папирусу в голову пришла сумасшедшая идея, — давай скажем одновременно, в кого влюблены. Я знаю, это глупо, но так не будет слишком неловко и затянуто… Гриллби с готовностью закивал головой, на щеках обоих проявился тусклый румянец. Папирус выставил в воздух три оттопыренных пальца, знаменуя обратный отсчёт. Когда был загнут последний, оба монстра набрали в грудь побольше воздуха и одновременно произнесли имя. Одно и то же имя. Монстры замерли. Ещё какое-то время они шокированно смотрели друг другу в глаза, а затем Гриллби медленно поднялся во весь рост, возвышаясь над поражённым скелетом. Теперь его лицо выражало чистую ненависть. Это была жестокая ревность, заставляющая Гриллбза идти против своей воли. Рана, оставленная после потери всего, открылась и начала изливаться реальной яростью. Не выходя из-за стойки, он наклонился над Папирусом и щёлкнул пальцами, активируя магию. Зацепив свободной рукой алый шарф, монстр притянул скелета к себе, а за спиной последнего появились громадные, испепеляющие, огненные шары. — Как ты посмел… — ещё щелчок. Огонь медленно двинулся на скелета. В панике оглянувшись назад, Папирус пытался вырваться, но хватка была слишком сильна. Огонь обжигал спину, грозясь опалить белоснежные кости, пламя было уже близко… — НЕТ! — зажмурившись, Папирус выставил руки вперёд, и тут же, в порыве панической энергии, из пола выросла длинная магическая кость, влетев Гриллбзу прямо в лицо. Издав крик боли, тот схватился за голову, отлетев назад к шкафу и со всей силы врезавшись в деревянные стеллажи. Пару секунд Папирус медленно отходил назад, а затем, постепенно ускоряясь, развернулся и, оскальзываясь о недавно помытый пол, буквально врезался в дверь, дёргая ручку, которая как нарочно, никак не хотела поддаваться. Наконец сумев открыть дверь, скелет вывалился на заснеженный порог и не нашёл выхода лучше, чем пытаться дальше ползти на животе, гребя руками. Насколько это было возможно, Папирус оглянулся назад и видел, как Гриллбз, держась за голову, медленно поднимался с пола, шатаясь, глядел на скелета ещё с большей ненавистью. Шаг за шагом он двигался на беспомощного парня, который всеми силами с максимальной скоростью пытался подняться на ноги и выбраться из глубокого сугроба. Он был уже слишком близко, чтобы пытаться убежать. Папирус был уверен: ревнивый ублюдок убьёт его и не будет об этом жалеть, лишь бы забрать Санса. Но если старший узнает, кто убил брата… Он возненавидит Гриллбза. На это он рассчитывает? Не прошло и минуты, как Папирус снова беспомощно висел на руке Гриллби, мёртвой хваткой держащего его за шарф. Устремив затуманенный взгляд на скелета, монстр не заметил, как оказался на улице, у всех на виду, и остановило его только одно… — Гриллби? Что ты делаешь с Папирусом? — звонкий детский голос отдался эхом в голове огня, и тот, словно придя в себя, расслабил руку, и Папирус упал на землю с высоты собственного роста. Скелета спас… Монстрёнок. Как раз в этот момент пробегая мимо бара, он не мог не заметить внезапного конфликта, — что происходит? Глядя в след убегающему парню, Гриллби облокотился на дверной косяк и ухмыльнулся. Переведя взгляд на Монстрёнка, он почувствовал, как в голове начинает формироваться план мести. Он знал, кто может сделать Папирусу ещё больнее. Сильнейшим оружием против скелета был только… Он сам. И его внутренние переживания, которые нужно было лишь подтолкнуть ещё кое-чем… — Малой… — хитро взглянув на Монстрёнка, он наклонился так, чтобы их могли слышать только они двое, — можешь сказать в городе…---
Папирус бежал. Бежал без оглядки, лихорадочно выбирая глазами место, куда можно было бы спрятаться. Наконец определившись, он забежал за ближайшее здание и тяжело осел на пол, прислонившись спиной к стене. Из глаз безостановочно текли слёзы. Это был скорее сильный испуг, чем грусть или что-то наподобие. Таких приключений парень не ожидал, это уж точно. И тот факт, что Санс является предметом не только его обожания, начинал пробуждать внутри души скелета колкую ревность. Нет, она не была такой сильной и сокрушающей, как у Гриллбза, у которого, похоже, на этот счёт, было не всё в порядке с головой. Может его и можно было понять, но пока обоснований для такого поведения Папирус найти не мог. Вытерев с лица бессмысленные слёзы, Папирус поднялся на ноги и как можно аккуратнее выглянул из-за угла. Около бара не было уже никого. Однако скелета напугало другое. С того момента, как он убежал, в городе не было ни души, а теперь, стоило всему этому произойти, как на улицы вывалила целая толпа обитателей города, перешёптываясь и хихикая, поглядывая в сторону Папируса, хоть и не в состоянии пока его заметить. Но нужно было добраться хотя бы домой, и Папирус аккуратно вышел из укрытия, быстрым шагом стремясь к дому. Но пройти ему пришлось недолго. — Эй, любовничек! — дерзкий голос окликнул его, и скелету не оставалось ничего другого, как обернуться, — это правда, то, о чём говорит уже весь город? Папирус оторопел. Этот план мести он никак не мог предвидеть. Не прошло и десяти минут, как этот ублюдок разнёс сплетни по всему Сноудину. — Ч-что ты имеешь ввиду? — фальшиво улыбнувшись, парень пытался вести себя максимально непринуждённо перед ухмыляющимся монстром. — Твои чувства к собственному брату, — фыркнул монстр, — ты в курсе, что это ненормально? Под угнетением собственной совести, Папирус съёжился, не в силах вымолвить не слова, а на него продолжали сыпаться оскорбления. — Жалкий пидор! Твой брат не захочет иметь родство с тобой после этого, — смеялся монстр, неприлично указывая пальцем на парня, — эй, все сюда! Я нашёл этого урода! Не прошло и минуты, как Папируса обступило чуть ли не всё городское население. Испуганно оглядывая толпу, скелет медленно отходил назад, сопровождаемый неприятным перешёптыванием. «Как можно быть таким?» «Он ужасен.» «Ненормальный.» «Пускай убирается и не трогает Санса, он ничего ему не сделал.» По лицу парня покатились неконтролируемые слёзы. Последней каплей стало то, что какой-то ребёнок, ребёнок(!!!) швырнул в скелета снежком, что сопровождалось активными поощрениями рядом стоящей матери. — Глядите! Наша девочка расплакалась! — крикнул всё тот же монстр, громко хохоча, и очень скоро, в радость обидчику, смех подхватили все жители, по очереди тыкая пальцами в скелета, — убирайся! Медленно отходя назад, Папирус хотел было бежать, как вдруг запнулся за чью-то специально выставленную ногу, и толпа разразилась ещё более оглушительным смехом. Сквозь пелену слёз Папирус взглянул на бар. Там, около двери, стоял Гриллбз, скрестив руки на груди. Даже отсюда можно было различить его мстительную улыбку. С трудом поднявшись на ноги, ещё пару раз стукнувшись черепом об заледенелую дорогу, Папирус наконец смог вырваться из толпы. И снова он бежал. Не оглядываясь назад, роняя бесчисленные слёзы, бежал туда, где можно было найти укрытие. Домой… Забежав в дом, Папирус с силой захлопнул за собой дверь и рухнул на пол, разразившись громкими рыданиями. Он просто не мог уже этого выносить. За последний день произошло слишком много, а ведь ещё был даже не вечер. Папирус сидел на полу, не в состоянии даже думать о чём-то. Словно силы размеренно вытекали вместе со слезами, опустошая парня полностью. Он хотел лишь одного. Он хотел, чтобы пришёл Санс. И даже не для того, чтобы признаться, а для того, чтобы банально успокоить. Папирус не хотел оставаться один… Ни за что не хотел… Столько лет у него и так не было так много друзей, как у старшего, а теперь он потерял Андайн, и был на грани того, чтобы потерять брата. Папирус осторожно выглянул в окно, и вдруг его душу пронзила необъяснимо сильная радость. На горизонте он увидел уже идущего домой старшего брата. Парень не стал оставаться у окна. Он не хотел, чтобы его видели. Он не знал, что делает брат и с кем говорит. Ему лишь нужно было, чтобы он пришёл… И он пришёл. Папирус выглянул из окна именно в тот момент, когда Санс уже был в нескольких метрах от дома. И очень скоро дверь распахнулась. Но, увидев на полу обливающегося слезами брата, Санс не удостоил того даже взглядом. Не обратил внимания и вообще не выразил никаких эмоций по поводу состояния младшего. Как ни в чем не бывало, он стряхнул снег с куртки, по привычке, прямо в помещении и прошёл по комнате. Но, не успел он дойти до середины, как Папирус не выдержал. — Санс! Почему ты меня игнорируешь?! — кричал парень, из глазниц снова катились слёзы, — в чём я виноват? Старший остановился. Вздохнув, он повернулся и наконец взглянул на брата. — Ну и что ты хочешь услышать, братец? — приподняв бровь, Санс холодно смотрел на брата, не вытаскивая руки из карманов, — «Привет, Папи, ох, я так рад, что ты любишь меня, о боже, это взаимно», ТАК? — язвительная пародия сменилась резким повышением голоса, что снова напугало уже и так зашуганного парня, — как, по-твоему, я должен реагировать?! И почему я узнаю ЭТО из сплетен, а не от тебя? Ты думаешь, раз я для тебя стал чем-то большим, значит меня нужно избегать, передавая признания через весь город?! — вынув руки из карманов, Санс сжал их в кулаки. Зрачки из суженных глазниц пропали, и теперь его эмоция была лишь одна, — сейчас ты сделаешь то, что я скажу, Папирус. Ты уберёшься из моего дома и больше не вернёшься. Иди куда хочешь.Это моё последнее слово.