Неправильная любовь

      Ветер обдувал намокшую от пота голову старшего скелета. Еле дрожа, он сидел на коленях, спрятав лицо в израненных об каменную дверь ладонях. Последнее, что он слышал, была финальная вспышка огня, а затем тихий плач и слова, которые он не мог различить из-за собственных криков. Слышала ли она его…? Если и слышала, отвлечься не было бы шанса… Хотя бы чтобы попрощаться и в последний раз… Санс не знал, нашёл бы он в себе силы признаться в этот роковой момент. Он был уверен… Теперь он уже не никогда не скажет ей этого…       Сквозь слёзы из уст парня вырвался еле различимый срывающийся шёпот. Она не могла его услышать…       Шорох. Тихое шуршание раздалось по ту сторону. Такое, как он обычно слышал, когда ждал Ториэль… Костяные пальцы аккуратно прикоснулись к камню и скелет ощутил исходящее от двери странное дрожание, будто создающее иллюзию её открытия.       В тот же миг Санс отпрянул назад, резко сжав руку в кулак. Нет, этого не может быть…       Сопровождаясь глухим шумом смеси скрипа снега с грохотом камня, дверь медленно открывалась. Лишь после того, как в виде прохода образовалась маленькая, казалось бы на вид, щель, из неё тут же на снег опасливо ступили две ноги.       Две человеческие ноги.       Маленькая девочка, с виду лет девяти, вышла из Руин. Вышла с совершенно пустыми руками. Не было в них ни ножа, ни даже самой обычной острой палки. Но отсутствие оружия не остановило уже несущегося в сторону человека разъярённого скелета. — ТЫ! — казалось, ещё чуть-чуть, и из раскрытой клыкастой пасти вырвутся языки синего пламени, подобного тому, что хлестало из глазницы, — ТЫ УБИЛА ЕЁ! — костяные пальцы впились в тонкую шею жертвы. С силой пригвоздив человека к стене, Санс кричал что есть мочи, игнорируя катящиеся из глаз слёзы, несмотря на все протесты и визги маленькой девочки, он был готов убить её на месте. Длинная заострённая кость сформировалась в его руке, направив её прямо в грудь малой, Санс в последний раз вызвал её душу на свободу, чтобы нанести максимальный урон, превышающий все болевые пороки. Вместе с ярко-алым сердцем на свет вышли её характеристики, и, лишь взглянув на цифры краем глаза, Санс внезапно оторопел. Рука тут же разжалась, а девочка упала на снег, держась за горло и громко кашляя, захлёбываясь в смеси крови со слюнями. Мгновенно из хватки скелета пропало оружие, а сам он медленно отходил назад, глядя на дрожащие руки.       Уровень человека был равен единице. Ни опыта, ни дополнительной силы. Она не убивала… — Она… Жива…? — тяжело дыша, Санс медленно шагнул к бывшей жертве, от страха сразу же отпрянувшей максимально назад, но врезавшейся головой в каменную дверь. Она коротко и боязливо кивнула. У неё все ещё была возможность сохраняться. Но умереть такой смертью… Когда она не сделала почти ничего… Это уже переходило всякие рамки, — жива… — сменив направление, Санс теперь шёл к приоткрытой двери, надеясь, что у него хватит сил открыть её достаточно для своих размеров. Прикоснувшись пальцами к камню и стоя почти вплотную, он осторожно заглянул в тёмные внутренности той самой части Подземелья. Но лишь погрузив пальцы левой руки во тьму, чтобы зацепить дверь с той стороны, он ощутил мягкое прикосновение из темноты…       Хоть он и плохо мог это различить… На его руке лежала мягкая лапа, белоснежная, принимающая фиолетовые отсветы от цветного кирпича. Почему-то Санс знал, что подруга будет выше него. Ещё раз убедившись, что это не сон, он медленно поднял взгляд наверх.       Очаровательное существо… Невероятной красоты монстр смотрел на него из щели. Но только одна деталь портила мордашку Ториэль. Это были слёзы, и далеко не слёзы счастья. Не веря своим глазам, Санс сжал её лапу, на что в ответ получил то же самое. Ничуть не удивившись при виде живого скелета, Ториэль смотрела на парня точно таким же взглядом, как он себе и представлял. Лишь нужно было открыть дверь…       Ни за что не выпуская лапу леди, он правой рукой попытался потянуть на себя дверь… Но пальцы его были тут же сжаты и с малейшей грубостью отброшены назад. — П-прости… — еле проговорила леди, уронив на пол новые капли горячих слёз, — если сюда придёт ещё один человек… Он не должен пройти дальше… Прошу, я хочу уберечь хоть одного!..       Безмолвно Санс отпустил её руку. Он не мог заставить её. Но не мог потерять… — Тори, прошу…       Но было уже поздно. Захваченная магией, дверь медленно закрывалась, забирая с собой самое милое и прекрасное существо в этой вселенной. Больше никогда не собирающееся показаться на свет, разве что Барьер будет когда-нибудь разрушен. Боль накатывала волнами, и уже не столь саднили фаланги, сколько слабая сама по себе душа, преисполненная сильной магии. Вся возможная влага уже вытекла из глазниц скелета, сам же он удивлялся, каким чудом до сих пор не охрип. Пусть даже не желая зла, но сейчас парень создавал вокруг себя недобрую ауру, от него словно веяло ненавистью, хоть малая и не могла быть уверена, что негатив направлен на неё. Но всё же замученный и устрашающий образ скелета заставил её вздрогнуть, когда, кинув последний убитый взгляд на заветную дверь, Санс медленно развернулся к человеку.       На его лице появилась улыбка. И это было действительно доброе выражение лица, хотя не сказать, что совсем искреннее. Предварительно пошарив в кармане и так оттуда ничего и не достав, скелет протянул руку напуганной девочке. — Знаю, я облажался, — как бы в знак извинения, Санс прикрыл один глаз, в ожидании перебирая пальцами в воздухе, — ну, а ты разве не знаешь, как встречать нового друга?       Медленно поднявшись с земли, малая не проронила ни слова. Каким бы низким для других монстров не был скелет, над ней он все же немного возвышался, и это… Пугало? Если малая и могла смириться с милой человеко-козой, большими белыми лягушками и ходячей редькой, то скелет уже был чем-то более жутким, хотя не особо-то смахивал на человеческий. В отличие от обычных залежалых костей, у монстра была мимика, уже хоть что-то, что могло как-то исправить ситуацию. Дрожа, девочка вначале протянула правую руку, но потом, заметив, что перед ней вытянута левая, быстро исправилась, лишь бы не злить скелета и не создавать себе ещё больше неприятностей.       Надеясь на жёсткое, костеломающее от лишённых мягкости рук скелета, рукопожатие, малая зажмурилась, представляя, насколько это может быть больно. Всего-то в паре сантиметров от костяных пальцев её рука дрогнула и застыла, а сама она поняла взгляд исподлобья в опасении — вдруг оторвёт? Но, казалось бы, добродушное выражение на лице, если так можно было назвать пластичный череп, не предвещало ничего плохого, и, бесшумно выдохнув, девочка поддалась лёгкой дружественной тряске ладони, однако сопровождаемой неприятным, непристойным звуком.       Всё ещё слабо сжимая пошарпанные фаланги, малая чуть было не отпрянула, когда скелет громко рассмеялся, запрокинув голову назад. Наконец её руку выпустили, и девочка предпочла поспешно запихать порозовевшие от холода кисти в рукава, создавая имитацию муфты — всё же, резкая смена температуры была для неё чем-то более значимым, чем для скелета, который, по её предположениям, возможно, не мог чувствовать даже самой жестокой минусовой температуры. Громкий смех окончился тихим хихиканьем, и теперь пугал не только громогласный голос Санса, но и его весело сощуренные глазницы, вдобавок к недрогнувшей улыбке. Одна только неестественность этого была больше чем-то непривычным, чем страшным, но всё же, так по-дружески говорить со скелетоподобным монстром, когда он пару минут назад пытался забить тебя в стену без молотка ни за что, было слегка боязно и немного некомфортно. Но говорить этого девочка не отважилась. Кто знает, что может переклинить в голове (?) чёртового скелета? — Старый трюк с подушкой-пердушкой в руке, — Санс сделал вид, что утёр слёзы, то ли смеха, то ли ностальгии, — всегда работает.       Каждый раз, вот уже седьмой по счёту, Санс шёл по одинаковому сценарию. Со временем даже заклишированные им самим фразы перестали минимально меняться, и казалось, скелет говорит это на автомате, не задумываясь. В самом деле, не менялось практически ничего. Да и роль скелета в этом спектакле препровождения очередного человека к конечной цели, была весьма проста и однообразна. Порой Сансу казалось, что все они находятся в одной жалкой игре. Под управлением кода, а может, всё так и было.       Девочка робко улыбнулась, хоть ей этот звук не показался настолько забавным. Она высвободила ладонь и сложила руки «лодочкой», вдыхая горячий воздух в середину, согреваясь. Перетаптываясь на одном месте, малая чувствовала, что ноги скоро заледенеют, к тому же, стоило ей постоять, не двигаясь, она бы увязла в снегу по самые лодыжки, и тогда уж точно ничего не спасло бы её от болезни. Она могла перезапустить, вернуть себя в прежнее состояние, вернуться на одну из «контрольных точек». Но бывали моменты, когда не зависящие от неё и совершенно неприятные вещи не хотелось переживать по нескольку раз, как это было и с нападением, сейчас ведущего себя вполне адекватно, скелета. К тому же, вторжение в «прошлое» со знанием «будущего» имело и свои минусы, однако кто мог бы знать, что кнопка сохранения вдруг не сломается? Такая сила, недавно открытая ей самой и действующая, возможно, только в мире монстров, была большой неизученной редкостью, которую, как правило, стоило бы беречь. — Я Санс. Скелет Санс, — посчитал нужным представиться парень, — а ты — человек, не так ли?       Хоть это было и очевидно, девочка кивнула. Осмелившись в первый раз, помимо криков, кашля и плача, подать голос, она так тихо произнесла свое имя, что Сансу пришлось навострить уши, чтобы, в правилах хорошего тона, не переспрашивать ещё раз. — Меня зовут Фриск, — пробормотала девочка, отвлеченно теребя в руках оторванную от свитера синюю нитку, —приятно… Познакомиться.       Присматриваясь к лицу нового приятеля, Фриск все отчётливей улавливала в напряжённых чертах признаки душевной боли и она понимала, чем вызванной. В голову не приходило, как подбодрить скелета, но через некоторое время фальшиво улыбающееся лицо сменилось более инкренним, сопереживающим выражением: парень обратил внимание на замёрзшие человеческие ладошки. — Может быть, это поможет, — сунув руки в карманы, он оставил в одном из них непристойную подушку, а взамен ей вынул из карманов белые варежки, кое-где заляпанные старыми пятнами кетчупа. Санс протянул спасение малой, — я занимаю место часового в лесу Сноудина, — он продолжал говорить на автомате, так, как всегда встречал новых людей, даже не замечая, что может сказать что-то лишнее, — а мой брат…       Впервые Санс осёкся. Меньше часа назад он вбил себе в голову все, что думал о Папирусе. И теперь… — Я работаю один, — выдавил скелет и тут же замахал руками в ответ на попытки Фриск что-то спросить, — один!       Малая опустила поднятый кверху палец. Скомканное упоминание «брата» насторожило её, но всё же, не пребывая ещё в достаточно крепких дружественных отношениях со скелетом, не стоило выпытывать из него подробности, которые, возможно, могли даже ранить его. Она промолчала, спокойно переваривая информацию. Но Санс… Он не знал, что сказать. Столько времени заданный сценарий приедался ему, и теперь, когда что-то изменилось, стало проблематично продолжать разговор. Да и кто, как не Папирус, должен был встречать человека…       Младший скелет всегда был эмоционален. Безмерно радуясь прибытию любого с Поверхности, он заставлял Санса улыбаться только потому, что низкорослый понимал, что брат счастлив. Теперь же, когда его нет… Санс просто не представлял себе происходящее дальше. Всегда после его слов приходил Папирус, затем безуспешно пытался поймать человека, а дальше Санс отпускал малых идти самостоятельно по легчайшим головоломкам брата. Активны ли его пазлы сейчас? Об этом оставалось только догадываться, поскольку проверять это у Санса не было ни малейшего желания. — Брат…? — Санс широко раскрыл глаза. Вопрос задала Фриск, наконец осмелившись, и тут же пожалела об этом. Мгновенно настроение скелета упало, и видно было, что это не подходящая тема для разговора, особенно сейчас. Но произнесенного было не вернуть, и теперь малая стояла, потупив взгляд, ожидая обрушившихся ругательств. — Да, брат, — скелет шумно выдохнул, — и что с того? Прошло не так много времени, чтобы он перестал им быть. Он просто жалкий придурок, который больше не достоин быть мне родным, раз повёл себя иначе, — процедил парень, вперив раздражённый прямой взгляд в закрытый волосами лоб Фриск, — я хотел бы, чтобы мы больше не затрагивали эту тему.       Девочка виновато кивнула и слабо улыбнулась, как будто это могло поднять скелету настроение. Перчатки не особо спасали, и она снова зарылась руками в рукавах, молча разглядывая настолько заинтересовавший её в этот момент истоптанный снег.

***

— Ошибка природы. Безответственное, бесполезное существо. Не жалею, что уволила, и это моё последнее слово.       Папирус прятался за массивным иссиня-зелёным камнем. Из его глаз не переставали течь слёзы. Меньше минуты назад он услышал отдалённый голос Андайн, эхом доносящийся до него, рванул навстречу рыбе, но, услышав последнюю фразу, замер на месте и еле успел укрыться, до того, как бывшая начальница заметила бы его. — Я дала чёткое, понятное задание. Уже не первый раз оно заканчивается крахом, хотя, казалось бы, что сложного? — Папирус не видел, с кем она разговаривает. Быть может, сама с собой. Но его волновало не это… — мне это надоело. С этого дня, жёсткий отбор солдатов!       Больше она не говорила ничего. Поток мыслей окончился, да и слышать скелет уже ничего не хотел. Всё случилось именно так, как он и думал. Теперь Андайн тоже ненавидит его. Он потерял всё…       Папирус сорвался с места. Снова бежал и бежал, без оглядки, спотыкаясь и чуть ли не врезаясь в стены пещеры из-за застилающей глаза пелены слёз. Он уже не мог слышать того, что могла бы сказать Андайн. И что она сказала… — Ей-богу, надоел этот пёс, — виновато опустив голову вниз, она обхватила одну руку другой, — Папирус был намного лучше…       Но он не слышал. Ложные обвинения, которые он посчитал направленными в его сторону, снова и снова били по сознанию скелета, причиняя невыносимую боль. Лишь спустя несколько минут, уже захлёбываясь от быстрого бега, Папирус позволил себе перейти на шаг, убедившись, что его никто не видит. — Я знал, — сбивчивый из-за не восстановленного дыхания шёпот вырвался из грудной клетки запыхавшегося скелета, — знал, что всё так и будет. Если она ещё и знает про слухи… — ему не хотелось даже думать об этом. Теперь, когда он убедился, что его ненавидят все, был ли вообще смысл идти к Альфис? Если вслед за этим последует ещё один грубый удар по хрупкой душе, не стоит и связываться с очередным монстром, который мог бы его возненавидеть.       Однако неразрешённая проблема с душой не давала Папирусу покоя, да и могла стать причиной серьёзных последствий. Кто, как не Альфис, сможет помочь ему? К тому же, совершенно необязательно рассказывать ей всю историю…       Такими темпами до Хотленда оставалось совсем немного. Влажные, кое-где земляные стены Ватерфолла тут и там прорезали красного оттенка камни, отдающие пока что слабым для мира лавы теплом. Позади была гора — самое высокое место Ватерфолла и любимое место Андайн. Но сейчас, как будто всё расступалось перед напуганным парнем, и по пути он не встречал даже мелких монстров, не то что кого-то знакомого. Дорога и пещеры, которые можно было узреть в реальной близости, были совершенно пусты, и лишь какие-то редкие звуки из отдалений расщелин издавали особенно громкоголосые эхо-цветки. Тут и там пробивающиеся неоново-голубые ростки резко обрывали свою территорию, натыкаясь на принадлежащее Хотленду, непригодное для нежных корней место, а затем снова возобновляли свой рост, в последней надежде заселяя любой свободный участок, даже самый зачахлый они умудрялась превращать в маленький кусочек Рая.       До лаборатории оставалась финишная прямая, и вот уже синие стены полностью сменились лавово-оранжевыми, а скелета обдало горячим воздухом. Пожалуй, самая опасная и для некоторых скорее даже неприятная часть Подземелья открывалась перед парнем. Высокое, состоящее из пластин здание без окон веяло какой-то загадочностью и неприятным запахом больницы. Приблизившись к раздвижной двери, Папирус опасливо приподнял кулак.       Раздалось три приглушённых стука. Некоторое время с той стороны не было слышно никакой отдачи, но через пару минут ожидания за дверью раздалось взволнованное копошение, за которым последовал короткий, тихий разговор с самим собой. Приподняв бровь, Папирус уставился на щель между железными створами, в ожидании, что они вот-вот разъедутся по сторонам. Но ящерице понадобилось ещё время, чтобы совладать с собой и наконец опустить когтистую ладонь на активирующую кнопку.       Наконец путь был открыт. Перед Папирусом, а правильнее было даже сказать, снизу, задрав голову, стояла растерянная учёная и робко улыбалась, как бы в извинение за долгую задержку. — Привет, П-Папирус, — ящерица знала имя скелета из рассказов Санса, что часто сюда захаживал, чтобы помочь с исследованиями, — что-то нужно?       Скелет коротко кивнул и жестом попросил разрешения войти, на что тут же получил соглашение. Заикаясь почти на каждом слове, девушка пыталась принять парня как можно лучше, и Папирус невольно смутился, почувствовав столь тёплое, уже успевшее стать непривычным, отношение. Оглядываясь по сторонам, Папирус робко вошёл внутрь.       Лаборатория… Даже по приблизительным рассказам Санса младший скелет всегда был впечатлён этим по-своему загадочным местом. Светлые оттенки пола, стен и потолка создавали ту самую атмосферу научности. Перед собой Папирус видел стол, захламлённый горами упаковок от лапши быстрого приготовления. Посреди стола еле вмещался компьютер, и по количеству мусора, было сразу ясно, какое место облюбовано Альфис особенно сильно. Они прошли к небольшому пошарпанному диванчику, и ящерица жестом пригласила скелета присесть. Так же устроившись на противоположном конце, она немного устало смотрела на парня. — Что т-тебя беспокоит? — Альфис тихо зевнула, подперев голову рукой. Похоже, давно не спала. — С моей душой… Что-то не так, — чуть слышно пробормотал Папирус и опустил голову на грудную клетку, пока что защищённую бронёй, — С-Санс… Говорил что-то про трещину. Но я не вижу ничего… — Т-ты можешь снять броню? — видно было, что Альфис стало безумно неловко, — будет лучше, если я проанализирую душу, а не её проекцию, которую ты можешь вызвать.       Ничуть не смутившись, Папирус с готовностью кивнул. Не обращая внимания на старательно отводившую взгляд учёную, он расстегнул нагрудник, а затем и молнию на чёрном, обтягивающем трико, обнажив грудную клетку. Сквозь рёбра, оттуда, где у обычного человека находится сердце, шло не такое яркое, как обычно, бледно-оранжевое свечение — основное свойство любой души, изменяющее оттенок в зависимости от цвета магии монстра. Альфис осторожно приоткрыла глаза, заслонённые руками. — П-пойдём со мной.       Помимо большого, просторного помещения, в лаборатории была ещё одна комната. Совсем маленькая, но напичкана всякой техникой даже больше, чем та, в которой хватило бы места. По самую середину стояло медицинское кресло, длиной примерно подходящее под рост Папируса, но вряд ли рассчитанное на монстра побольше. По обеим сторонам кресла тут и там свисали тонкие разноцветные проводки с чем-то вроде присосок на конце. Неподалёку стоял монитор и системный блок, со множеством включённых в него приборов.       Сообразив, что надо делать, скелет взобрался на кресло и расположился, соответственно подлокотникам-подставкам для конечностей. В таком положении видимость заметно ухудшилась, и, скосив глаза, Папирус наблюдал, как Альфис подошла к компьютеру и что-то застрочила в непонятной программе. Через некоторое время она подошла к парню и взяла в лапы несколько самых тонких проводков. — Э-это не будет больно, не волнуйся. Душа чувствительна, но не настолько слаба. П-по крайней мере, у тебя, — взволнованно проговорила ящерица.       Когтистые пальцы проникли между рёбер скелета, заставив того вздрогнуть. Тело наполняло непонятное чувство, хотя бы в силу того, что грудная клетка была весьма чувствительна к прикосновениям. Наконец мини-присоски прикоснулись к оранжеватой душе, и Папирус шумно вдохнул воздух, ощутив, как дрогнуло сияющее сердце.       Так же аккуратно высвободив руки, Альфис отошла к компьютеру и снова что-то застрочила, наблюдая за результатами.       На протяжении процедуры Папирус не чувствовал почти ничего. Только когда Альфис повернулась к нему, он подал признаки «жизни». Однако повернулась она далеко не с улыбкой. — Б-боюсь, у меня для тебя п-плохие новости…