Царев любовник

Плотно была построена избушка, крепко стояла в земле. Топилась печка внутри, заставляя пламя плясать на стенах. В окошках небольших, если к ним подойти, можно было увидеть две тени: одна хлопочет да бегает (то печку проверит, то к кому-то наклонится), а вторая лежит, ушами хлопает. — Ночь уже, Феденька. Почивать пора, — молвил Грозный, убирая прилипшие к лицу Басманова пряди. Улеглись они на матрасе жёстком да укрылись одеяльцем тонким. Дрожал Федька, что осиновый лист, даром что царь печку истопил. — Что же дрожишь ты, Федька? Не заболел ли часом? — обеспокоено вопрошал Иван. — Н-не заболел, — слышалось в ответ. — Ну, спи тогда. Сморила их сладкая дрёма, а проснулись любовники лишь с утра, от крика да топота. — Что же это, царь батюшка? — едва разлепив глаза, спросил Федя. — Кажется, опричники опомнились. Непонятно, где царь их ночевал, а они только сейчас вышли искать, — грозно отметил царь, — Бездари! На кол вас всех! — Не сердись, Иван Васильевич, голова кругом идёт. Грозный оделся и уже готов был выйти, да оглянулся и увидел Федю, еле стоявшего на ногах, даже не в силах застегнуть до конца кафтан. Казалось, вот-вот и упадёт плашмя, ударившись челом оземь. — Ну что ж с тобой делать-то, с горемычным, а? — молвил царь, подхватив на руки крепкие больного опричника. Так и вышли они: один — в кафтане нараспашку, а второй — таща первого. Через пару минут увидели опричники государя целёхонького и невредимого, да так обрадовались, что ещё быстрее прискакали. — Что, потеряли меня, холопы неумные? Бездари этакие! — распалялся Иоанн, не жалея слов. — Извини нас, царь-надёжа, искали мы тебя всю ночь, да все напрасно. Только к утру на верный путь вышли. Не губи нас, холопов твоих. Промолчав, Иван посадил Басманова на лошадь, а потом сел сам. Ехали они по лесам, по полям, да все никак не показывается Александровская слобода. — Где мы? Что случилось? — Федька только опомнился, да чуть было с коня не упал. — Угораздило тебя заболеть. Домой мы едем. Ты только не тревожься, сейчас как доберёмся, позову знахаря, ты только не тревожься… — говорил ли царь это Басманову, успокаивал ли сам себя, но слова подействовали на обоих. — Не больной я вовсе! — выдавил Фёдор и хотел взять вожжи в руки, да силы ему не хватило. — Да, скоро доедем, — повторял Иван. Ехали-ехали они, а слободы всё видно не было. — Дураки! Куда вы нас ведёте? Вот как приедем, всех перебью, всех на кол посажу! — Да, потерпи, царь, скоро уже приедем, — голосили опричники. Но тропинка узкая, по которой скакали кони крутые, завела их к хилой избушке в глуши леса. — Что это такое? — снова подал голос Басманов с коня своего. — А вот сейчас узнаешь. И, быстро спрыгнув с коней, подбежали опричники к царской лошади, свалили Фёдора, да к Грозному порывались, но тот немедля ударил ногами в челюсть этим прохвостам. Двое упали без памяти. — Иуды! Самозванцы! Ироды! Сволочи! Началась битва. Пять сильных да здоровых мужиков против царя и больного, но такие обстоятельства никого не остановили. Иван дрался как мог — государь всё-таки. Не забыл он, как в детстве с ребятишками играл. Двое лежали без сознания, а третий был, кажется, мёртв. Остался особенно живучий и еле стоящий на ногах. Пока шло сражение все забыли про Басманова. Продрав глаза, он встал, бесшумно прошёл в ветхую избушку, взял кочергу и, подойдя к самому сильному, со всего размаха ударил того кочергой по затылку. Осторожно переступив через труп, он подошёл ко второму и проделал все тоже самое. И сам весь дрожа упал. Обсмотрел Иван побоище, да понял, что произошло. Федьку-воина, правда, не сразу заприметил. Но как увидел, так подбежал к парнишке, да на коня посадил. Так и закончилась эта битва. — Молодец, как ты так тихо прошёл в избенку? — дивился Иван. — Д-да так… продрал г-глаза и увидел, что з-здесь творится. Выхода другого у меня не было, — Басманов в поту холодном дрожал, весь скукожившись. Через полчаса доехали они до слободы.