Царев любовник

Спустя неделю, Федя выздоровел и прекрасно выглядел. Все те же звонкие серьги да роскошные одежды — ни в чем он себе не отказывал. Вот только не было в глазах его прежнего озорства, дерзости, лукавства, они будто потухли. — Ну, чего грустишь? Иди сюда, — молвил царь, хлопая себе по коленкам. Подошёл Федя, посмотрел на царя, плюхнулся к нему на колени и, не стесняясь, уткнулся носом в широкую грудь. Осторожно поглаживал Иван Васильевич Феденьку по голове, шепча слова ласковые, обвивая руками стан юношеский, вжимая его в себя до боли. Послышались всхлипы. — Что случилось мой мальчик? Али кто обидел? — Иван Васильевич, места себе не могу найти, неспокойно на душе, чую, что-то нелад… — не успел договорить Фёдор. Защекотал его царь и не в силах сдержаться Басманов смеётся. Юношеский смех пронзает опочивальню, а к нему присоединяется более тихий, уже отвыкший от искренних чувств. — А-ха-ха-ха, батюшка… ха-ха, не надо, а-ха-ха. — Глаз радуется смотреть на тебя веселого. Кажется, я знаю, чего тебе не хватало. И начал царь с завязочками на рубахе Басмановой играться. Поняв, чего хочет государь, Федя расправил плечи, выдвинул вперёд грудь. Одна пуговка поддалась непослушным пальцам, вторая, третья… Смеясь, Фёдор одним большим шагом отошёл от царя. Сквозь зубы прошипел царь: — Играться вздумал? Не получится! И настигнув юношу одним движением, опрокинул того на кровать. — Вы уверены, что по силам вам меня переиграть? — дерзко и со смешком сказал Фёдор. — Не сомневайся, жить захочешь — правила игры моей примешь, — и, закончив на этом, царь впился в губы алые. Целовались они в забвении, не давая друг другу вздохнуть. — Что же без тебя буду я делать, мой Федора Басманов? Любовь-змея съедает меня изнутри, — и перешёл Иван исследовать тело гибкое, — только вижу тебя, сразу забываются все дела царские. Упали наземь кафтан, рубаха, штаны. Остался опричник нагой, всю красоту свою царю показывая. Потянулся царь к Феденьке, да только не ожидал такой реакции: — Нет! Не могу! Извините, но невмоготу мне, не казните только! — орал Басманов, как ненормальный. — Чего же тебе не любо, Феденька? — спросил царь, отстраняясь. — Я…я не знаю, — робко раздался Федькин голос. Царь Грозный погладил юношу по шелковым волосам, что вопреки всем обычаям тяжёлыми аспидными волнами ложились на плечи. — Расстроила тебя новость, что сватаюсь к Елизавете английской? Так не переживай, все равно эта змея поганая отказала! А вот за твоё непослушание высеку тебя и без отлагательств. Встав с кровати, Иван Васильевич с ухмылкой подошёл к сундуку и достал оттуда несколько розог. — Ну что, разворачивайся. Да, вот так. Пронзительный крик раздался из хором царских. Потекли хрустальные слёзы из глаз, послышались всхлипы. — Так, давай: два! На этот раз обошлось без шума. Видать Фёдор для себя решил, что проявит он силу, характер, что он не баба какая-то, а всё-таки мужик. Капелька крови потекла по спине, сжался весь Феденька, не издал ни звука. — Три, оп. Языком горячим провёл Иван по струйкам крови неожиданно. Встрепенулся Фёдор от удивления, только хотел что-то сказать, но царь его опередил: — Извини ты меня, дурака. Не хотел боли тебе причинять. По-отечески обнял Басманова царь. — И ты меня извини. Не должен я царской воле перечить, — оставив лёгкий поцелуй, сказал Фёдор. Ласкал опричник царя, и так, и сяк угождал ему, как мог. Проводил перстами Иван по телу нагому, ничего не пропуская. Ниже, ниже, ещё ниже и раздались сладострастные стоны. Уже забыв про боль минувшую, задыхался Федя от движений государевых. Один палец, два, три… двигал рукой он внутри полюбовника своего, а тот в силу возраста своего невеликого прыгал на перстах, стонал — никак не устанет. Одно движение, а за ним последовал утробный звук ни то обиженный рык, ни то вздох разочарования. — Тише, тише, мальчик. Я постараюсь не делать больно, — уверял Грозный Федю, отвлекая от своего основного действия. — Ах, пожалуйста, да. То есть, нет. Да. Мысли смешивались. В голове у обоих вертелось только одно: «Как бы не излиться раньше другого». Раздвигал ноги Федя для царского удобства. Лобызались они забвенно, будто в последний раз. И молвил Грозный: — Феденька, ох, содомит. Вот думаю устроить пир завтра. Не откажешь своим присутствием? — Да что вы, Иван Васильевич, конечно приду. Как тут отказать, ибо порку повторять не хочется, — саркастически заметил Фёдор, — обязательно приду. Прижал государь Феденьку к груди своей широкой, обтер от испарины, семени, слёз и дал заснуть на себе.

***

Шумно на пиру в Александровской слободе, весело. Столы ломятся от яств разных. Опричники как обычно были пьяные вусмерть, только один Малюта сидел со своим противнейшем лицом. Ох, что-то неладное задумал. Ох, не повезёт тому, для кого сия месть уготована. Вот царь озабоченный, ищет взглядом он Басманова. — Эх, Федя-Федя, где тебя нелегкая носит? И тут, будто откликаясь на его слова, заходит девушка, смутно знакомая царю. «Кто ты? Точно видел я тебя», — думал царь. Выходит она в летнике, расшитым золотом, как по щелчку поменялась музыка и завела эта девушка песню. Прыгает, кружится, поёт, а маску свою не забывает придерживать. Подбегает к царю, отодвигает он маску и видит, что не девушка это вовсе, а его Федора Басманов. — Ах ты, охальник, я же волнуюсь, дурак, — шепнул царь. — Ты же сам просил меня в летнике станцевать, вот я и сюрприз решил сделать, — весело, но в тоже время погрустневшим голосом отозвался Фёдор. — Ну не обижайся, иди, танцуй дальше, коль уж вырядился. И, поцеловав за ушко, отпустил он юношу. Этот коротенький разговор никто не заметил. Все продолжали есть, пить, веселиться — все, что полагается на пиру. А Федора все продолжал танцевать, да юбками трясти — любо-дорого было смотреть. Вот и царь всея Руси от полюбовника своего глаз не отрывал, все смотрел на танец его безумный, да налюбоваться не мог. Сверкают глаза у старика, как у молодчика. Любит царь Федьку и это никакой слепец отрицать не сможет.