Закладки на солнечных страницах

Со временем Лиам понимает, что Тео — кот. Тео — тактильное животное, которое изголодалось по физическим касаниям и элементарной ласке. Со временем Лиам понимает, что когда Тео дает ему по лицу — это тоже своеобразный тактильный контакт. Конечно, Тео старается этим не злоупотреблять, но если уж и сломает Лиаму лицо, то к вечеру у последнего будет болеть переносица от бесконечных мимолетных поцелуев. Когда Лиам после учебы приходит уставший домой, он никогда не целует Тео в знак приветствия — сперва нужно хотя бы принять душ и поужинать, иначе его большой человеческий кот потом не даст этого сделать. Тео — изголодавшийся волк, который не привык получать от касаний что-то приятное, а не боль. Когда Мейсон в порыве чувств кидается обнимать Тео — кто же знал, что он окажется настолько благодарен за помощь с математикой? — Лиам аж с кухни может чувствовать чужое напряжение. Тео требуется несколько секунд, чтобы расслабиться и медленно провести ладонью по спине Мейсона. Когда Алек в знак приветствия хлопает Тео по плечу, тот отшатывается — но врезается в Лиама сбоку, так что никто этого особо не замечает (или делает вид). Когда Нолан восторженно и восхищенно пытается показать новый прием рукопашной борьбы, который выучил только-вот-что, он хватает Тео со спины за пояс — Лиам боится, что эта ошибка станет для него летальной, но Тео только скрипит зубами и позволяет повалить себя на пол (а потом валит Нолана в ответ, иначе он не был бы Тео). Со временем Тео начинает воспринимать это как норму и спокойно касается членов стаи и сам, но Лиам — это Лиам. Лиам — это смесь альфы и самого близкого человека, поэтому он немного (очень много) утопает в объятиях и случайных прикосновениях. Тео не оставляет ему личного пространства, потому что его хватает Лиаму и вне дома. Тео закидывает свои ноги на чужие на диване, мимолетно цепляется за пальцы, когда проходит мимо, и то и дело урывает короткий поцелуй. Он лениво перебирает короткие пряди чуть отросших волос Лиама, когда тот дремлет при просмотре фильма, и вырисовывает невидимые круги на коже чужого плеча ночью, если не может уснуть. Он всегда возьмет Лиама за ладонь, предплечье, плечо, что угодно, если тот переживает или слишком напряжен из-за усталости. Он мягко очертит подушечками пальцев чужую скулу или изгиб брови, если Лиам тоскует и сам тянется к ласке. Тео — тактильное животное, и Лиаму это нравится. Правда, чего Лиам не ожидает — Тео как волк оказывается еще тактильнее. Когда Дерек впервые в Мексике вдруг становится настоящим волком, у маленького Лиама в голове одна фраза: мы не знали, что так можно. Но у Лиама понимающий и терпеливый альфа, так что они вместе со Скоттом разбираются: да, так можно, но не сразу, и вообще — весьма опасно (ну, нужно немного-почти-умереть, по опыту Дерека и Малии), и лучше мы это запомним для общего волчьего развития, но делать так никогда не будем. Что было понятно — звериные инстинкты в таком случае весьма сильно преобладают над человеческими, и Лиам решает, что ему с расстройством прерывистой вспыльчивости эта дорожка уж точно закрыта. Как Тео стал волком он никогда не спрашивает — не уверен, что это был приятный опыт. Тео, конечно, своего прошлого никогда не скрывал и не избегал, ну, пытался всех убить и пытался, сейчас же не пытается, чего уж там. Но когда Скотт уезжает, а Лиам остается за главного — за альфу, — то он понимает: даже если волчья форма Тео была создана искусственно, инстинкты остались вполне себе настоящие. Первый раз открыто для всей стаи Тео становится волком, чтобы помочь шерифу найти по запаху потерявшегося в походе ребенка; конечно, это мог бы сделать любой из оборотней (выбор из которых, впрочем, был уже невелик — Лиам да Алек), но волк бегал всяко быстрее. Лиам встречает дитё и «большую добрую чёрную собаку» на выходе из заповедника Бейкон вместе с шерифом, трясущимися родителями и — на всякий случай — бригадой скорой помощи. Он сам не замечает, как Тео подходит и тыкается носом в его ляжку; Лиам слабо улыбается и без задних мыслей треплет волка по макушке. Когда Тео в ответ лениво виляет хвостом, Лиам понимает — тот должен был родиться котом. Тео, как оказывается, свою волчью форму очень любит, но почему-то умело это скрывает. Когда Лиам говорит, что он может ходить волком хоть весь день, только бы в кровать вечером забирался человеком, Тео почти принимает это как инструкцию. Каждый приезд Малии для него превращается в маленький праздник (хотя это он тоже пытается скрывать, но тут уже не получается), потому что в заповеднике в эти дни каждое утро и каждый вечер носятся два счастливых до соплей волка. Домой Тео возвращается все еще зверем, проскальзывает через заднюю дверь — в отверстие для собак, и Лиам никогда не перестанет шутить об этом, — и с разбега прыгает на диван. Все бы хорошо, но чаще всего на этом диване сидит Лиам, который ловит эту мохнатую тушу, чтобы она его не раздавила. — И почему тебе это так нравится? — как-то вечером тихо спрашивает Лиам, перебирая волосы Тео (человека, к счастью), что с книжкой лежит рядом, устроив голову на чужом животе. Тео сперва мычит, переспрашивая, и отвлекается от книги, слегка запрокидывая голову и поднимая взгляд. — Читать? Ты и сам книжный червь. — Нет, — Лиам тихо усмехается и совсем легко и шутливо бьет его ладонью по лбу; Тео жмурится, но они оба знают, что это просто для вида. — Быть волком. Тео задумывается, легкая улыбка спадает с губ; через пару секунд Лиам думает спросить что-то еще, потому что, видимо, задел какую-то неприятную тему, но Тео говорит: — Человеком я всегда выполнял чьи-то поручения, — он слегка хмыкает сам себе, смотря неопределенно в потолок. — Волком я всегда был свободен. — Теперь ты свободен и человеком, — считает нужным добавить Лиам. Тео снова слабо улыбается и смотрит на него. — Я знаю. — Я серьезно, — Лиам проводит большим пальцем по чужому лбу и сам немного хмурится. — Даже в стае. Если ты захочешь уйти, ты всегда можешь... — Эй, — Тео сам приподнимается, садится и немного подтягивается выше, прижимаясь бедром к чужой ляжке. Он пальцами касается ключиц Лиама; просто чтобы прикоснуться, чтобы обозначить, что он здесь; а потом вскидывает брови и говорит: — Собрался меня кому-нибудь сбагрить? Не дождешься. Лиам тихо усмехается, а потом кладет свою ладонь на чужую и сжимает пальцы Тео; он тоже здесь для него. Но это не только Лиам. Тео ластится ко всей стае и ее приближенным — особенно к их щенячьей стае, особенно когда им нужна помощь. Алек любит аккуратно приглаживать шерстку между его ушами, когда нужно сосредоточиться. Нолан, когда от него веет грустью или тоской, забирается в кресло с ногами — Тео неизменно устраивается рядом, и Нолан утыкается носом в волчий загривок. Когда Мейсон ссорится с Кори, Тео кладет голову на его ноги, пока они с Лиамом играют в видеоигры, чтобы отвлечься; Кори не любитель тактильного контакта, поэтому Тео просто садится рядом, прижимаясь мохнатым боком к чужому бедру, и этого достаточно. Лиам же временами не выдерживает щенячьего взгляда — присаживается на одно колено, обхватывает чужую морду и невесомо целует в макушку, смотря, как Тео довольно жмурится. Иногда в полнолуния Лиаму все еще бывает тяжко — днем он без настроения, а вечером может часами пропасть в ванной. Цепи ему уже не требуются, но он избегает контакта с Тео — даже если тот сам немного смертоносная химера. — Лиам, — Тео касается виском косяка у закрытой двери и из приличия едва слышно скребется костяшками, — идем спать. Лиам ничего не отвечает. Он сидит на стиральной машинке и сосредоточенно смотрит на свои руки, пытаясь по очереди выпускать когти на разных пальцах. Получается плохо, время от времени он чувствует, как его глаза на секунды вспыхивают золотом и гаснут обратно. — Лиам, — из-за двери повторяет Тео. — Сейчас! — огрызается Лиам, и мгновенно об этом жалеет; Тео просто волнуется, и это уж точно стоит ценить. Он прячет когти, а потом с силой жмурит глаза и трет лицо ладонями. Это немного приводит в чувство, да и стыд приземляет — когда он открывает дверь, то в нем больше тоски и вины, чем злости. Но он не видит Тео — перед ним стоит черный волк. Лиам чуть морщится, взмахивая рукой. — Ты серьезно... Тео слишком громко фыркает, перебивая, а потом хватает зубами край чужой футболки. Лиам от удивления даже вскидывает брови; но Тео тащит его в коридор и дальше, и не то чтобы так легко было сопротивляться большой злобной химере. Он заставляет Лиама лечь на кровать — доводит до нее и потом пихает под коленки, не оставляя выбора; а потом забирается сам, несмотря на писк недовольства, и приминает лапами матрас. Тео сворачивается клубочком рядом, кладет голову на чужой бок, утыкаясь носом под ребра, а хвост по-хозяйски устраивает на чужих ногах. Лиам глубоко вздыхает — но у него нет выбора. Тео смотрит пристально, не отводя взгляда, и только глубоко, по-собачьи дышит. Лиам сперва кладет ладонь на его шею, а потом перекатывается на живот и за загривок тянет волка выше. Тео послушно двигается и в итоге вытягивается телом, устраивает голову на плече Лиама, носом касаясь его уха; тот обнимает большого волка двумя руками, утыкаясь в короткую шерсть на морде. Даже волком Тео пахнет собой, что дает ощущение надежности и спокойствия, и совсем немного — самим Лиамом. Спустя пару часов Тео начинает возиться — когда все уже затекло до невозможности, но он точно знает, что Лиам успокоился, что он в порядке. Полусонный, убаюканным громким стуком чужого сердца, Лиам выпускает его из рук; но через пару минут Тео возвращается, уже человеком, задержавшись, чтобы надеть домашние штаны. Он снова притягивает Лиама к себе в объятия, переплетает их ноги, невесомо целует в лоб. — Кто бы знал, что ты такой нежный, — бормочет Лиам, подлезая носом к чужой шее, чтобы умоститься поуютнее. — Я не нежный, — шепчет Тео, поддаваясь, и ласково пробегается пальцами по чужой лопатке, — просто подумал, что не хочу в очередной раз получить сломанный нос под утро. — Ты так договоришься, — сонно фырчит Лиам, и Тео не отвечает — позволяет ему оставить за собой последнее слово и просто уснуть. Утром Лиам просыпается один, но не удивляется: Тео встает рано, чтобы выйти на пробежку, и нет, не ради спортивного оздоровления, а ради того, чтобы волком побеситься среди листвы. Лиам надеется, что когда-нибудь разделит его раздолье, а пока он вздыхает, садится на кровати, потирая шею, но потом замирает, обнаружив удивительный сюрприз: Тео дома. Лиам кое-как спускается вниз и промаргивается, пытаясь из коридора понять, не чудится ли ему. Но в итоге он довольно улыбается и босыми ногами шлепает вперед, на кухню — Тео слышит заранее и поэтому ловит его в свои руки еще на входе. — Ты рано, — говорит он, — но все равно проспал учебу. — Все равно, — Лиам льнет к нему; прижимается виском к чужой ключице, сам лениво оплетая руками поясницу. — Мейсон уже звонил, — Тео одной ладонью ласково ерошит его волосы; Лиам трется щекой о его грудь и повторяет: — Все равно. Тео тихо усмехается и оставляет на его макушке поцелуй. Лиам немного поднимает голову, прижимаясь своей щекой к чужой, и открывает глаза. Тео, конечно же, сделал себе кофе и пару бутербродов, но явно не рассчитывал, что Лиам встанет так рано; последний снова прикрывает веки и позволяет себе раствориться в этом утре. В теплом золотистом солнце, которое освещает их кухню, и в крепких руках Тео. В его невидимых узорах, которые он подушечками пальцев выводит на коже Лиама; в его теплом дыхании на своей щеке; в его ласковых касаниях к пояснице; в его шепоте, предлагающем вернуться в кровать. И Лиам, наверное, тоже тактильное животное, но этим утром он знает только одно: без касаний Тео его мир никогда не будет прежним.