The world inside out

      Воздух легким потоком пытался пробиться сквозь тяжёлую и плотную ткань тёмно-серых штор. Прохлада царила в комнате, приятно касаясь оголённых участков кожи и заставляя её становиться гусиной. Ещё было слишком рано, чтобы вставать, но слишком поздно, чтобы ложиться.              Драко перевернулся на живот, расправляя широкие плечи, шёлковая ткань приятно прокатилась по его бёдрам. Шёлк. Красивый, приятный, дорогой, но не греет. Совершенно подстать аристократу. Парень глубоко перевёл дыхание, и поток углекислого газа выскользнул из его приоткрытых губ, врезаясь в подушку. Скользкая простыня просочилась между его пальцами, когда он сжал её в руке, подобно змее она заструилась по его длинным тонким пальцам. Где-то на улице уже начался новый день, пока в его комнате царил вечный мрак.              Драко устало протёр глаза и откинул в сторону одеяло, по коже сразу пронёсся мороз, легонько покалывая. Малфой любил спать с открытым окном, какая бы погода не была по ту сторону. Ему нужен свежий воздух, потому что он задыхается.              Мэнор давно погряз в чём-то чёрном, жирном, кляксообразном, и это не давало ему дышать. Сгущалось вокруг его лёгких тёмно-синей густой субстанцией. Драко чувствовал, как это проникало в него. По гортани текла лава из раскалённых гвоздей, царапая нежные стенки горла, трахеи и лёгких. Этот смрад был похож на никотиновый смог, он воровато прокрадывался в лёгкие и чернил их собой. Пятнал, покалывал и сжимал так, что парень еле сдерживал порыв разорвать себе грудную клетку, чтобы выпустить это наружу. Задыхался, но продолжал дышать.              Навязчивые мысли летали над его головой, будто стая старых злобных воронов, от которых не мог отделаться. Драко медленно встал с кровати и босыми ногами ступал по ледяному мраморному полу в сторону ванной комнаты. И казалось бы, что можно в такую стужу согреться хотя бы каплями горячей воды, но его рука всё равно упрямо тянется к крану с холодной. Возможно, что так его мысли замёрзнут.              Возможно, что совсем перестанет чувствовать, он стремился к этому всё время своего существования. Просто отключить все чувства, оставить только животные инстинкты и перестать беспокоиться. Перестать чувствовать, а не скрывать. И каждый раз, когда этого не происходило, нещадно себя корил, потому что ему приходилось сталкиваться с последствиями своей человеческой натуры, Мерлин бы её побрал.              Остатки человечности где-то глубоко внутри него скулили, свернувшись в позе эмбриона, жалостно и тихо плача. Он смотрел на них отстранённо, и мерзкая горькая жижа образовывалась на кончике языка, её хотелось сплюнуть на этот клубок чувств, а после с ярым презрением вытереть губы и прополоскать рот ментоловым настоем. Чтобы через несколько секунд почувствовать знакомый горьковатый привкус.              А его человечность продолжала жалобно на него смотреть, с мольбой в глазах она лежала около его ног. Клала ему свою голову на ботинки и просила так не поступать, просила не поступать так с ней, с ним, с ними. А Драко поступал. Сплевывал на неё горечь вины и пинал носком кожаной обуви. Кожа змеи, из которой были сделаны ботинки, словно нарочно наносила слишком болезненные ощущения, она выпускала свой яд на поверхность и при столкновении отдавала его до последней капли. Драко наблюдал, как змеиный яд вытравливал из его человечности последние капли жизни, и едко ухмылялся, полностью игнорируя звуки разбитого стекла где-то внутри.              На его ещё сонное тело обрушился шквал отвратительно холодной и чистой воды, по его телу и венам побежал Северно-Ледовитый океан. Мысли продолжили прогрызать его подкорку мозга, пока их не окатило волной колючих капель. Они стали прижиматься друг к другу и выть ещё громче. Выть и скрести его черепную коробку, сдирая слои кожи, оставляя на костях резные узоры. Он практически завыл сам.              Капли воды больно били его по лицу, которое сам подставил, а после, с чувством выполненного долга, они скатывались по его угловатому подбородку, задерживаясь там по одиночке. Его спина и мышцы пресса напряглись, напоминая лист металла. Косточки на бёдрах собирали на себе небольшие озёра из капель, которые при любом движении срывались вниз, как суицидники с обрыва. Красиво и необратимо. Кожа приобретала ещё более болезненный белый оттенок и покалывала, губы синели и дрожали.              Живой мертвец.              Малфой повязал банное полотенце на бёдрах и склонился над умывальником, смотря на своё отражение в зеркале. По платиновым волосам, которые потемнели на тон, стекали капли, закрывая ему обзор. Медленно, красиво, прохладно. Косые мышцы живота отчётливо виднелись и говорили о хорошей физической форме. Парень сжал пальцами холодный мрамор умывальника и устало впился серыми глазами в зеркало.              Отражение насмешливо глядело на него в ответ. Фиолетовые круги под его глазами слишком сильно бросались на фоне бледной кожи, тонких губ и острого подбородка, они занимали семьдесят процентов его лица. За эти пять лет он постарел лет на пятнадцать. В душе давно настала вечная зима. Злой непростительный январь. И к чёрту всё, если бы не одно «но». Причина, которая заставляла его каждый день открывать глаза и проживать своё отведённое время. Время в надежде что-то исправить.              Время жить и время умирать.              Драко надел чёрный костюм, ставший ему второй кожей, и вышел из спальни. Мэнор встретил его привычной пустотой и прохладой. Портреты ещё спали, тихо посапывая, только некоторые шёпотом перебрасывались редкими пустыми фразами. Шёл гордо, уверенно, величественно, излучая собственную важность, но на самом деле в его спине была металлическая спица. Ему определенно так казалось, родители старательно её вживляли в него год за годом. Она была вторым ребёнком и росла вместе с Драко, с каждым прожитым годом спица становилась плотнее и выше, а он — ровнее и надменнее. Вечная спутница тупой изнуряющей боли. Хоть кто-то с ним навсегда.              Малфой размеренным шагом преодолел поворот, несколько лестниц и зашёл в северную столовую. Эльф уже накрыл на стол, будто на торжество. Собственные похороны считаются торжеством? Вероятно, что для него да.              — Блинки, — Драко отодвинул стул и присел в ожидании эльфа, он тут же материализовался со сопровождающим хлопком и низко поклонился хозяину. — Весь этот стол лишний, через пару минут прибудет Блейз в северную гостиную, проведи его в южную, и накройте там на двоих. Всего лишь кофе, несколько тостов и сок. А здесь уберите всё.              — Да, хозяин, — эльф кивнул на слова Малфоя. — Я могу идти, или у хозяина Драко есть ещё пожелания? Блинки сделает всё, что пожелает хозяин Драко!              — Нет, это всё. Можешь быть свободен, — Малфой даже не посмотрел на эльфа, когда он снова растворился в воздухе после очередного поклона. Драко закинул в рот пару виноградинок и встал изо стола.              Южное крыло было более светлым, оно было пятном на Малфой-Мэноре. Белой вороной в его архитектурном строении, потому что им занималась Нарцисса. Именно поэтому, это единственная часть поместья, где он мог дышать, не чувствуя цепких лап тьмы на своёй хлипкой шее. Тут преобладали тёплые пастельные оттенки: беж, кофейный, нежный персиковый и немного пудрового розового. Эта местность будто сама себя отделила от всей грязи на территории участка родового поместья. Провела чёткую светлую грань.              Грань, где он не чувствовал приступ кашля, который разрывал его лёгкие. Он не падал здесь на колени и не пачкал пол кровью, стекающей из приоткрытых губ. Это крыло вообще не видело ни капли жестокости и насилия. Даже когда тут обитал Волдеморт со своей сворой Пожирателей Смерти, то они и близко не подходили к этой части здания.              Оно будто отпугивало их своим светом и чистотой, ранило их мёртвые разлагающиеся сердца невидимыми лезвиями света, который они не могли вынести на своей трескающейся болотной коже. Драко сам боялся очернить это место, считая его святилищем матери, но оно, как ни странно, его принимало. Он считал, что из-за родовой магии и связи. Хотя Люциусу там было некомфортно, он даже домовиков отсылал в Южное крыло, чтобы они позвали или переместили к нему Нарциссу. В этом месте его мать пряталась от реальности. Теперь это делал он.              — Малфой, — дверь гостиной отворилась, и в неё прошел Блейз вальяжной плывущей походкой. Он учтиво слегка кивнул в знак приветствия, а после переместился на диван.              — Забини, — Драко обошёл друга, хлопая его по плечу и присел напротив него. Между ними стоял небольшой кофейный столик, на котором разместился относительно скромный завтрак. — Обожаю наблюдать твою постно-кислую физиономию по утрам. Как глоток зелья бодрствования для моей бессонницы.              Молодой человек сверкнул глазами и усмехнулся краем губ. Он потянулся к чашечке с кофе. Аромат кофейных зёрен крупного помола ударил по обонятельным рецепторам, заставляя его вздрогнуть. Горячий напиток приятно обжёг ротовую полость и обрушился в горло, подобно Ниагарскому водопаду. Блейзу действительно было нелегко с утра, потому был он «совой», которая только озлобленно и саркастически ухала каждый раз, когда её поднимали ранним утром.              Забини просто ещё не успел проснуться, также, как и его стремление к позитиву. Такое же наигранное, как и хорошее добродушное настроение Волдеморта. Но если отказаться от этой маски, от этого убеждения, то вряд ли Блейз или Драко протянут долго в таком режиме. Им нужно хоть иногда делать вид, что ничего не поменялось, что всё хорошо. Иначе они свихнутся.              — Я так понимаю, что через пару часов у тебя назначено свидание с Тёмным Лордом и остальной свитой? — Блейз откусил хрустящий ломтик тоста и облизал остатки джема с губ. Все прекрасно знали, что это значило, и чем это грозило закончиться. Поэтому сказал это как можно спокойнее и равнодушнее, как что-то повседневное. — Это после той стычки с Грейнджер?              Забини кивнул в сторону рукава белой рубашки, которая выглядела слишком объемной. Специально, чтобы не касаться ран. Его левое предплечье, совершенно случайно, покрыто отвратительными ожогами. Кожа была похожа на разорванную тряпку, сами ожоги время от времени кровоточили и даже гноились. Боль зудела в спинном мозге и разжижала кровь ещё больше. Порой ему казалось, что он вот-вот умрёт от потери крови или от гниения собственной плоти.              — Да, Тёмный Лорд был слегка разочарован данным исходом нашей с Орденом встречи, поэтому решил, что ожог, оставленный «Инсендио» Грейнджер — отличное наказание, — Драко покосился на свободно болтающийся рукав, прекрасно понимая, что ему придется его скоро затягивать, чувствуя новый приступ агонии. Круциатус был гуманнее, потому что не настолько длительный, как эта тупая, но изощрённая пытка. — Он запретил его залечивать и наслал заклинание замедления, чтобы я подольше мучился. А потом и ещё какую-то дрянь, которая заставляет раны кровоточить и гноиться.              — Ублюдский садист, как будто ты виноват, что эта девчонка слишком безрассудна и бешена, — Блейз выплюнул это сквозь зубы.              Забини не был на стороне Волдеморта, до Ордена Феникса ему тоже не было никакого дела. Он просто жил и подстраивался под очередной режим, делая вид, что поддерживал нейтралитет.              — После этого собрания загляни ко мне, я дам тебе одну мазь на основе ромашки и капли слезы Феникса. Это поможет. Главное сейчас усыпи его бдительность своими страданиями, а после мы избавимся от этого дерьма. Сколько ты уже с этим ходишь, восемь дней?              — Тринадцать вообще-то, — скучающе ответил Драко, делая глоток настолько крепкого кофе, что одна его капля была способна вызвать остановку сердца. Остановить то, что не работает? Занятная идея.              Сердце может разбиться, если оно не бьётся?              На некоторое время южная гостиная повисла в молчании, но оно было ненавязчивым, своего рода правильным и необходимым. На нежных бежево-кофейных стенах плясали слабые утренние солнечные лучи. Большие окна украшены узорами мелкой клетки, на которых был лишь лёгкий кремовый тюль. Небольшая форточка на втором и четвёртом окне были открыты. Свежий и прохладный ветер пробирался под кожу и, словно ток, бежал по венам. Отдаленно доносилось пение птиц, и казалось, что быть может не всё потеряно и не всё мертво? Всего лишь казалось.              — Мне уже пора, друг. Спасибо за завтрак и вид твоей изувеченной культяпки, бодрит очень, знаешь ли.              Забини вытер губы и руки салфеткой. Он не спеша поднялся со старого антикварного стула, который грозился развалиться при лёгком дуновении ветра, но держался на честном слове и магии.              — Не забудь зайти ко мне. Драко, я серьёзно. Плевать с Астрономической башни я хотел на твоё стремление к саморазрушению. С этим нужно что-то делать, и я знаю что. Если ты не появишься до полуночи, то завтра я появлюсь тут с первыми петухами и надеру твою бледную аристократическую задницу, а потом всё равно излечу твою руку. Жаль, конечно, что не голову, но тут даже я, великий из великих колдомедиков, бессилен. Твоё слабоумие необратимо.              Драко швырнул в друга тканевой салфеткой, когда тот развернулся к нему в последний раз перед выходом из гостиной. Ткань приземлилась прямо Блейзу на лицо, тот, хмыкнув, сделал вид, что ничего не произошло, и скрылся за высокими узкими дверьми. Драко допил остатки холодного кофе, от чего у него свело зубы, после чего вызвал домовых и приказал прибрать со стола. Гостиная снова опустела и вошла в состояние летаргического сна, когда Драко закрыл за собой дверь.              Поместье будто не могло проснуться от долгого затяжного кошмара. Всё было по-другому всего лишь несколько лет назад, а кажется, что прошли столетия. В замке стих даже слабый шёпот, свет обратился во тьму, спокойствие в печаль, безопасность в страх. Мэнор перестал быть домом, он стал кладбищем. Десятки, а то и сотни неупокоенных душ бродят по поместью. У них изломанные конечности, перерезаны горла, пустые глазницы, зашитый рот, множество полосованных ран, разбиты головы. Они остались напоминаем о всей той жестокости, смерти и крови, в которых Малфой-Мэнор погряз навсегда.              Малфой сменил очередную рубашку, рукав которой был пропитан бордовой кровью с отвратительным запахом. Ему ещё несколько раз придётся её сменить перед тем, как отправиться в поместье Волдеморта. Драко вышел на улицу, тихо шествуя по брусчатке, направляясь в сторону сада. Это тоже дело рук Нарциссы. Всё самое прекрасное, живое, доброе, светлое и искреннее всегда исходило только от неё. Малфой строго наказал держать этот сад и южное крыло в безупречном порядке. Делать всё, что потребуется, даже если нужно будет горного тролля обучить древним рунам. Домовики добросовестно выполняли все распоряжения хозяина, тем более, что они были им самим в радость.              Маленькая калитка щёлкнула замком, когда Драко сделал шаг в её сторону. Это был особый сад, он менял время года на противоположное. Весной тут была осень, а зимой — лето. Сейчас тут царствовала зима. Снег аккуратно, практически бережно стелился на лепестки чайных роз. Он укутывал собой нежные создания от мороза и вьюг. Малфой поежился от потока морозного ветра, который прошёл сквозь тонкую ткань костюма, чувствуя, как снежная стружка осела на его внутренних органах, также, как на цветах.              Нарцисса самолично сажала каждый цветок в этом саду, это приносило ей удовольствие и успокоение. Будучи ребёнком и подростком Драко не понимал мать, зачем вручную, как маггла, делать настолько грязную работу? Но сейчас он понял. Мерлин, это до какой степени отчаяния нужно было дойти, чтобы наконец всё осознать? Сколько дерьма нужно было глотнуть, чтобы понять от каких ужасных вещей его уберегала мать. Его уберегла, а себя — нет.              Парень рухнул на заснеженную лавочку, чувствуя как его брюки и пиджак на спине промокают. Холод отозвался на его гостеприимство и услужливо улёгся ему на колени, как котёнок. Он цепко в него упивался своими когтями и не отпускал от себя. Малфой и сам не хотел этого, но привык чувствовать леденящие душу прикосновения. На молодом дереве сидело несколько птиц, они беспечно щебетали и стряхивали с себя снежинки. Хорошо быть птицей. Взял и улетел, куда только пожелал.              Но нет. Он Драко Люциус Малфой. Наследник древнего аристократического чистокровного рода. Вечный слуга полукровки Волдеморта с комплексом неполноценности, садистскими наклонностями и синдромом бога. Он Драко Малфой. Человек, потерявший всё, а в первую очередь себя.              Мы несчастливы и несвободы.              Парень перевёл дыхание, надевая сверху рубашки пиджак, запачканный кровью рукав прилипал к коже, но он не станет менять одежду. Ведь это только подсластит пилюлю для Волдеморта, когда он решит взглянуть на результат своих стараний. Ему определенно казалось, что он жил от собрания к собранию с большой долей вероятности того, что оно окажется для него последним. Подходя к воротам Мэнора для аппарации, Драко подумал о поступке этой чокнутой Грейнджер.              Безрассудна, взбаламучена, решительна, воинственна. И, Мерлин, как же горяча в своём отчаянии. Оно било из неё ключом, потоки лавы стекали по её пальцам, из глазниц и по уголкам обескровленных губ. У него электризовались волосы от разрядов тока, исходивших от неё. И где-то в голове стучала маленькая наковальня. Коснись. Коснись. Коснись.              Дрянная девчонка. Глупая, наивная, грязная. Которая верила всегда в добро и пегасов. Способная на полное уничтожение всего магического мира в одиночку, если тронут или, не дай Мерлин, заберут то, чем она дорожит. Диссонанс. Режущий его, как проклятие. Если бы ни это крохотное безумство в её глазах, то Грейнджер можно смело было хоронить.              Ещё один живой мертвец. Какая ирония.              Его желудок скрутило, а весь тот небольшой завтрак грозился покинуть его пределы, когда Драко аппарировал к поместью Реддла. Он схватился рукой за грудную клетку, замедляя дыхание, через несколько секунд симптоматика исчезла, поэтому двинулся в сторону ворот.              Волдеморт основательно подошёл к реставрации поместья своей матери и её семейства. Тёмный, пустой и устрашающий одинокий замок на горе стал ещё более ужасающим. Его окутало тёмной магией, как плотной чёрной дымовой завесой. Казалось, что даже солнце брезговало проходить по нему своими лучами, поэтому он был погружён во мрак. Дыхание спирало ещё за милю до начала территории, воздух был сухим и мог бы потрескаться, имея материальную форму.              Он медленно шёл через увядший засохший сад по брусчатой заросшей тропе, подходя к замку. Липкое, всепоглощающее, склизкое чувство тревоги тихо нашёптывало мерзкие вещи, вынуждая его проклинать всё на свете. Страх вопил и носился по его крови вперемешку с воздухом. Драко тряхнул головой, скидывая все чувства перед порогом. Маска равнодушия села как влитая на его острое худое лицо. Кривая усмешка коснулась уголков губ. Теперь никто не сможет сказать, что его что-либо волновало в этом мире. Аристократическая холодность покрывала его тонким защитным слоем льда. Представление начинается.              Просим вас занять свои места, согласно купленным билетам.              Перед дверьми в зал, где Реддл любил устраивать «вечеринки», Малфой оглянулся и окинул внимательным сосредоточенным взглядом всё доступное его взору. Когда ничего не обнаружил, то толкнул деревянную дверь и прошёл внутрь. Волдеморт царственно возвышался на дорогом высоком кресле в центре стола. Как только Драко шагнул в зал, то тут же ощутил, как в его голову пытаются проникнуть. Не целенаправленно, скорее просто для развлечения. Для демонстрации данной возможности. Для напоминания, что ни у кого нет ничего собственного, даже мысли им не принадлежали.              Эта легилименция была похожа на тупую тянущую боль. Будто Реддл, подобно ребёнку, уселся на тёплый ворсистый ковер с мозгом Драко в руках. Медленно пальцы Тома тянули извилины Малфоя младшего. Одну за одной, распутывая, как запутанные плотные нити. С каждым движением его мозг терял форму и становился ровными длинными волокнами. Малфой оторвал взгляд от пола и встретился с красными глазами Волдеморта. Они были наполнены кровью, яростью и мнимым спокойствием. Будто сейчас по-дружески похлопает тебя по плечу, а потом перережет тебе глотку, ни слова не проронив, с лёгкой улыбкой на лице.              — Ох, Драко, мой милый друг! — его голос напомнил злорадное шипение.              Змея бережно окутывала шею, а после душила. Она сжимала горло до тех пор, пока перед глазами не начинали плясать звёзды, пока последний глоток воздуха клубком выходил из посиневших губ. Эта паутина стелилась из его рта, где-то в темноте гниющей глотки притаился тарантул и сладко выжидал. Волдеморт вскинул руку в приглашающем жесте, Драко уверенно, насколько мог себе позволить, начал преодолевать расстояние.              — Иди, присаживайся, твоё место так одиноко пустует.              — Мой Лорд, — чёлка от наклона упала ему на лицо и скрыла то образовавшееся и не скрывшееся презрение.              Обращение далось ему легко и непринужденно, будто они старые знакомые. Вежливо, учтиво и практически тепло. Он на автомате занял своё место подле тётки и окинул всех присутствующих взглядом, придавая ему отрешённость и незаинтересованность. Драко замечал каждую деталь, которую цеплял взором серых глаз. Беллатрикс сидела, еле сдерживая своё безумное животное возбуждение от очередной повестки дня.              Майнер докладывал о положении своего отряда. Долохов докладывал о своей очередной разработке в центре, который находится в Колдовстворце. Нотт старший взял на себя смелость доложить о позициях и продвижениях противоположной стороны. Как можно деликатнее и завуалированнее рассказал об очередном поражении Пожирателей Смерти на границе с Норвегией. Несмотря на проявленную дипломатию, что было ему абсолютно несвойственно, стал грушей для битья.              Его крики под воздействием «Круцио» резали музыкальный слух Драко, как острый край пергамента. Даже Банши так сильно и противно не верещали, как этот рослый здоровый мужчина. Кисть Волдеморта легко покоилась в расслабленном состояние, будто палочка вот-вот проскользнёт мимо пальцев и упадёт. Такое невесомое, даже извращённо эстетическое движение приносило адские боли. «Круцио» от Тёмного Лорда возможно пережить, но лишь для того, чтобы испытать на себе все краски агонии от его руки снова и снова. Крыс убивают только после того, как они изнеможены и изуродованы от потерянного количества пыток. Истязание ещё не достигло того пика, чтобы его прекратить.              Наконец, Тёмный Лорд спрятал свою палочку, недовольно и раздражённо хмыкнув при этом. Нотт продолжал корячиться и постанывать на полу, его конечности беспорядочно подрагивали. А из носа, рта и ушей тонкими струями лилась его чистая кровь, заливая пыльный и грязный мраморный пол. Очередной диссонанс резанул Драко прямо меж глаз по переносице. Больше никто не решился ничего говорить, даже Лестрейндж притихла, чтобы не навести на себя гнев своего повелителя. Стадо послушных забитых псин.              — Итак, совершенно понятно, что из вас не получается ничего, кроме пушечного мяса. Неужели вы не способны на умственный труд, стратегию, планирование? Только первобытный бой, вы подобны магглам и обезьянам с палкой. Я очень разочарован, — Волдеморт поднялся с места и принялся ходить вдоль стола, касаясь спинки стула каждого своими костлявыми ледяными пальцами.              Страх и ужас был скопленной концентрацией и следовали за ним, как грозовое облако. Все, около кого он останавливался, моментально бледнели и задерживали дыхание, не поднимая глаз.              — Все мы знаем, чего они добиваются. Спасательная миссия своих важных товарищей, которые поведут их в бой. Прекрасная новость состоит в том, что им к ним не добраться, а те, кто у них есть — ничтожно глупы и слабы. Прямо как вы. Но благодаря мистеру Долохову, нашему русскому другу, и его новому проклятию, грязнокровная девчонка перестанет быть светилом для их сборища. Что загубит сторонников Поттера окончательно.              На словах про Грейнджер его глаза заблестели игривой злостью, Драко затылком почувствовал, как Реддл впился в него алым взглядом, но предпочёл это проигнорировать. Фибры, исходившие от старого, полуразвалившегося тела, расковыривали его зажившие раны и пролезали под кожу червями, пожирающими гнилую плоть изнутри. Всего Малфоя. Полностью.              Стенки окклюменции держались крепко, но всего лишь одна сильная попытка могла их разрушить. Но её не было. То ли в этом не было нужды, то ли старый труп выжидал. И неизвестно, что хуже, потому что после того, как он всё узнает — Драко умрёт. Умрёт, не исполнив данное себе обещание. А этого он не может себе позволить. Волдеморт торжествующе подошел к нему и протянул свою худую культю ладонью вверх, чего-то требуя.              Гнильгнильгниль.              — Мой Лорд, — микроскопический скрип зубов теряется в сухой, как фригидная сука, глотке.              Его пальцы быстрыми и точечными движениями расстегнули манжеты левого рукава. Драко беззвучно втянул воздух через ноздри, когда окрашенная присохшая ткань оторвалась от раны. Несколько капель крови скатились по белоснежной коже и упали вниз. Он заметил ехидную ухмылку, которая играла на тонких, как нить, губах Реддла. Ебаный садист. Метка выглядела отвратительно. На ней было множество пузырчатых волдырей, когда они лопались, то Малфой мог поклясться, что видел кость. Будто каждый раз его руку поливали серной кислотой. Края ожогов болезненного воспалённого винного цвета. Некоторые источали тонкий неприятный смешанный запах гари и гниения.              — Что ж, выглядит неплохо, согласись? Ты же понимаешь, что заслужил это, не так ли? Я сниму свои чары, но не обещаю, что ты сможешь обратить то, что уже началось. Возможно, придется отрезать руку, — спокойно вымолвил он, довольно растягивая слова своим мерзким шипением. Весь этот цирк приносил ему удовольствие, такое же больное, как он сам. Волдеморт вернулся на своё место и снова заговорил: — Собрание окончено, от вас всё равно пользы, как от флоббер-червей. Все свободны.              Словно напуганные первогодки, все тихо подорвались со своими мест и засеменили к выходу из зала. Только Беллатрикс шла с унывающим выражением лица, ещё бы, хозяин прогнал. Драко слегка задержался, делая вид, что просто не спешит. Реддл заметил это и слабо засмеялся. Он обнажил страшные гнилые и острые зубы, а после с превосходством, с чувством острой победы, с возвышением сказал лишь одно:              — Можешь не искать глазами, мы тут одни. И ты помнишь, что моё снисхождение полностью зависит от качества твоей работы. А оно всё хуже и хуже, ты же не хочешь, чтобы я потерял свою милость к вашему роду, не так ли?              У Драко засосало под ложечкой. Настоящий неразбавленный страх впрыснули ему в кровь. Пальцы рук похолодели, а на лбу появилась испарина. Нет, нет, нет. Только не это, ради Мерлина. Он всё сделает, всё. Драко готов перегрызть горло своими зубами всем членам Ордена, только чтобы этого не случилось.              — Я вас больше не подведу, мой Лорд, — голос Малфоя был похож на выдранную из горшка мандрагору. Реддл удовлетворительно кивнул и отвернулся, что означало конец разговора.              На негнущихся ногах Драко вышел на улицу, паника до сих пор своей сильной рукой сдавливала его шею. На тонкой светлой коже останется фиолетово-синие синяки. Как только территория этого склепа для хуевого Дракулы осталась позади, то дал себе волю. Дал слабину. Как обычно. Отец постоянно говорил, что из него ничего не выйдет, что вырос тряпкой, мамкиным сынком. Малфоя младшего резко охватила волна гнева и ярости. Его кулак машинально врезался в ствол одного из деревьев, и Драко почувствовал, как боль моментально разнеслась жаром по всему телу. Зрачки расширились, а сердце слишком быстро билось. Драко ощущал, как ему тесно в собственной шкуре.              «Ничего не выйдет, не выйдет. Трус. Ничтожество. Слюнтяй. Размазня. Мужеподобная баба. Позор семьи», — крутилось у него в голове, как заевшая пластинка. Голос отца бил его кувалдой по затылку и заставлял чувствовать подступающую тошноту. Из него ничего не выйдет? А что вышло из Люциуса? Пресмыкающее мягкотелое существо, неспособное постоять за собственную семью. Отвратительно. Чтобы ему это не стоило, но всё исправит. Он всё исправит. Он не отец. Он лучше. Драко сплюнул на траву кислую слюну и осмотрел разбитую костяшку. Если из-за этого мудака лишится руки, то когда придет время он оторвёт её у Реддла и засунет ему в задницу. Серые глаза устремились на предплечье левой руки, где вовсю разыгралась гангрена. Нужен Забини. Сделав глубокий вдох, Драко аппарировал к Блейзу.