Услышь меня и вытащи из омута.
Всю прошлую неделю Гермиона провела во временной петле. Малфоя она не видела с тех пор, как он истекал кровью, а она ловила флэшбэки. Драко либо действительно отсутствовал, либо прятался от неё. Гермиона упорно всю неделю поджидала его в столовой, но каждый приём пищи был лишь наедине с громкими мыслями. Блинки говорил одну заученную до дыр фразу, что хозяина нет в поместье. Грейнджер абсолютно серьёзно подозревала, что он заставил эльфа так отвечать даже когда был в замке. Пару раз она решалась на то, чтобы заглянуть в северное крыло. Вероятность того, что он там не давала ей покоя так же, как миллион и три законных вопроса. Каждый раз, просто приближаясь к этой части дома, она за десять футов начинала дрожать. Неосознанно, нежелательно, неприятно. Гермиона сжимала кулаки до тех пор, пока не чувствовала боль. Она подходила к устрашающему началу коридора, касалась рукой арки, задерживала дыхание, а после бросалась бежать. Бежать так далеко и непрерывно, пока грудь не начинало сдавливать, а воздух не начинал выходить непереваренными пробками из распада на химические элементы. Она скатывалась по стене за поворотом и плакала. Так долго, пока страх не начинал стекать вместе со слезами по щекам. Дыши, Гермиона, не позволяйте себе давиться прошлым. Таких попыток за неделю было несколько и все они заканчивали по одному сценарию. Гермиона оказывалась в противоположной стороне замка с тахикардией и панической атакой. Не так давно она подумала, что это какие-то усовершенствованные отталкивающие чары, призванные вызывать необъятный ужас и страх. Но это был только её ужас. Личный триггер, от которого она избавлялась так, как раньше на дух не переносила. Она бежала и не оглядывалась. Долгими вечерами Грейнджер убеждала себя, что это просто коридор, что даже в этом измерении она пережила гораздо больше, чем болезненные воспоминания. Гермиона закусывала губу и уверенным шагом направлялась к северному крылу. И с каждым уверенным шагом воспоминания всё ярче давали о себе знать. Будто дорога была усеяна песком из маховика времени и переносила её в прошлое. Стоило ей лишь прикрыть на секунду глаза, и она оказывалась на холодном полу в паре сантиметров от своего тела. Постановка вокруг неё набирала обороты и если бы не страх, то Грейнджер разразилась громкими аплодисментами за такую качественную игру. Она смотрела прямо перед собой на своё тело. Обездвиженное, деревянное, холодное. Чувство страха, застывшее на лице, хорошо знакомо: оно встречалось каждое утро в отражении зеркала. Губы сомкнутые в обескровленную тонкую линию, а из глаз лились слёзы. Она помнила застывший крик, который ей пришлось так долго подавлять. Вот над ней склонилась Беллатрикс, её лицо одновременно искаженное плохо скрываемым страхом и безумным наслаждением. Так, будто она вместо человеческой плоти резала кусок праздничного торта. Будто это растопленный шоколад стекал с ножа, а не бурая кровь Гермионы. Локоны Лестрейндж касались мокрого лба Грейнджер, когда Белла к ней склонилась. Она не знала, есть ли у безумия запах, но отчётливо его ощущала. Безумство Беллатрикс Лестрейндж пахло затхлой кровью, горелой кожей, сырой землёй и страхом. Желтоватые кривые зубы обнажались при зверином оскале, который ведьма демонстрировала как эмоции радости, остроты и больного желания. Длинные ногти прошлись по свежей ране, повторяя контур слов. Даже находясь в оживших воспоминаниях, Гермиона скривилась, когда Беллатрикс вонзила ногти в рану, а после облизала их. Лестрейндж усмехнулась и прошлась ногтем по её губам, заставляя ощутить свой грязный вкус. Её окружал иммерсивный театр, настолько реалистичный, что Гермиона ощущала пылающую фантомную боль в предплечье. И она бежала оттуда, ломая декорации на пути, пока из шрама рекой лилась невидимая кровь.***
Гермиона отошла на шаг назад, протирая лоб тыльной стороной ладони. Уже второй час она занималась пересаживанием цветов из небольших горшков в объемные квадратные участки земли. Осталось всего ничего, когда она решила, что с неё хватит. Она не Золушка. Путь из оранжереи был неблизкий, она находилась в обратном направлении от того дивного сада, в который ей так и не посчастливилось попасть. Первые пару дней Гермиона изображала святую невинность. Слушала указания Блинки, когда он пытался рассказать, что именно от неё требуется и как правильно ухаживать за цветами. Пару раз она пересекалась с Джошуа на улице, даже несмотря, что погода в те дни была не очень расположена к работе на свежем воздухе, он всё равно кружил по часовой стрелке как стервятник. Будто вампир, не смеющий вступить на порог дома без приглашения. Грейнджер лишь вздрагивала и скорее уходила от того места, где могла с ним ещё раз встретиться. Почему-то молчаливый и угрюмый мистер Чейз отталкивал от себя даже больше чем сам Малфой. Миссис Льюис она не видела с момента знакомства, где кухня она ещё не нашла, а неосторожно заглядывать во все двери было бы слишком подозрительно, поэтому она лишь передавала свои восхищения по поводу её кулинарных способностей через мистера Холла. Бенджамина Гермиона встречала каждый приём пищи, хотя бы, потому что именно он её доставлял. Даже то, что они находились вдвоём в столовой не помогало ей его разговорить. Он лишь желал приятного аппетита и прощался, когда уходил. Такое чувство, будто Малфой заколдовал персонал, чтобы он общался только с ним. Это было бы весьма предусмотрено, потому что, если Гермиона даже сейчас пыталась выпытать информацию, то без запретов ей вообще ничего не стоило это сделать. Наивный. Гермиона Грейнджер всегда шла по пути большего сопротивления. Так интереснее. И вот сейчас, запыханная, с красными щеками, с растрёпанная хвостом и в перепачканном землёй фиолетовом платье, Грейнджер пересекала огромный путь через луг, чтобы наконец, потребовать ответы. Ветер ещё больше трепал её волосы, а она пожалела, что не взяла ничего сверху накинуть. И, казалось бы, что она должна остыть, пока её губы начали приобретать синеватый оттенок, но нет. Гермиона всё агрессивнее вышагивала по брусчатой дороге. Она настолько была увлечена своим подавленным гневом, что даже не заметила, как вместо ближнего бокового хода пошла прямиком к главному. Если бы Мэнор мог бы говорить, то он бы потерял дар речи. Его ещё никогда так не унижали. Мало того, что кровь грязная, так она сама недалеко ушла. Ей было чем гордиться. Гермиона — заноза. Вирус. Чума. Грейнджер быстро поднялась по ступенькам, перепрыгивая через несколько. Пусть Блинки вернёт Малфоя в поместье, где бы он ни был, хоть на аудиенции с королевой Елизаветой. Ворвавшись в замок вместе с морозным ветром, Гермиона вихрем помчалась в сторону лестницы на второй этаж. Когда она по привычке остановилась около арки в северное крыло, прислушиваясь к собственному дыханию, то неожиданно ближайшая дверь в крыле открылась. Гермиона замерла с рукой на сердце. — Ещё раз Малфой откроет именно этот маленький камин, то я больше тут не появлюсь, — гаркнул грубый мужской голос. — Ты ешь меньше, Мальсибер, это не камин маленький, это ты жирный, — неприятно и хрипло засмеялся второй мужчина, а после случайно обернулся в сторону Гермионы. Она узнала его, это был худой и долговязый Долохов. Мир перестал ощущаться под ногами. — Это Грязнокровка Грейнджер? — неуверенно переспросил Антонин, Мальсибер обернулся и сально улыбнулся. — Что вы как дети? — протолкнулся между ними русоволосый парень, в котором она узнала бывшего сокурсника Теодора Нотта. — Это одна из девиц Яксли, после его смерти Малфой счёл, что её можно не возвращать. — Но она так похожа на подружку Поттера, — недоверчиво крякнул Мальсибер, делая шаг в её сторону. Гермиона не сдвинулась с места. — Естественно похожа, — Нотт закатил глаза. — Она под оборотным. У Малфоя фетиш на Грейнджер ещё со школьных времён. Пойду, проведу её на место, заодно напомню о хороших манерах. Гермиона продолжала стоять, как вкопанная. Каждый раз, когда она моргала, то ресницы и веки становились всё тяжелее. Сердце билось очень быстро, но тёплая ладонь, всё ещё прижатая к груди, не ощущала ровным счётом ничего. Гермиона слышала голоса, но картинка замерла, будто время остановилось или случился сбой в матрице. — Грейнджер, отомри, блять, — просипел Тео, грубо схватив её за плечо, развернул в обратном направлении и толкнул к лестнице. — Какого чёрта ты вообще тут шляешься? Знаешь, что с тобой будет, если они поймут, что это ты? Нотт жёлчно выругался, чуть не бросая её с лестницы. Гермиона не могла заставить себя дышать, всё пахло грецким орехом, который исходил от парня. У неё перед глазами до сих пор хищный мерзкий взгляд Пожирателей, которым они её рассматривали, как кусок свежего мяса. Мякоть, вырезка, самый сок. Тошнота подкатила к горлу. — Малфой тоже хорош, заверил, что ты светиться не будешь, цветочки ебаные пересаживаешь, — Гермиона, наконец, пришла в чувство и остановилась, когда ступила на ступеньку вниз, сбрасывая с плеча его руку. — Моя спальня наверху, — глухо произнесла Гермиона, переведя расфокусированный взгляд на Теодора. Брови Нотта приподнялись в немом, но очевидном удивлении. — Ёбаный Малфой, — выдохнул Тео и потянул Гермиону вверх по лестнице.— Я потребую повышение. Они в молчании шли по коридору, Гермиона настолько потерялась в мыслях, что даже не стала выдёргивать предплечье из хватки Нотта. Шестерёнки в её мозгу активно крутились, и она могла поклясться, что Тео слышал, как её мозг перегружался гиперактивностью. Пару раз он бросал на неё ленивые взгляды, будто искал какое-то подтверждение, пытался в чём-то убедиться. Но ничего не находил, поэтому лишь снова хмуро продолжал смотреть перед собой. Тео чуть ослабил давление, когда услышал, как Гермиона тихо зашипела, видимо, он слишком крепко её держал. — Значит Малфой в поместье? — Нотт кивнул и откинул упавшую на глаза чёлку. Гермиона снова остановилась, не дойдя несколько шагов к комнате. — Мне нужно с ним поговорить. Тео отпустил её руку и отошёл на шаг назад, ещё раз придирчиво её осматривая, а после начал качать головой. В его взгляде читалось непринужденное презрение, лёгкое и ненавязчивое. — Что? — не выдержала Гермиона. — Пытаюсь понять, в какой момент умнейшая ведьма нашего поколения так отупела. Грейнджер сверкнула глазами, поджимая губы. Она Малфоя еле выносила, а тут ещё один слизериновский зазнайка с протоптанной тропы. Когда она свою стезю зубами прогрызала — они шли по ковровой дорожке из пустого имиджа родителей. — Я не служанка и не собираюсь здесь находиться, а ему даже не хватает смелости поговорить со мной, — Грейнджер прочистила горло, сглатывая ком из слюны и желчи. — Открыто услышать свой приговор — право каждого осуждённого, даже если он невиновен. А Малфой и этого сделать не в состоянии. Нотт хрипло рассмеялся, а потом посмотрел ей в лицо. Его ожесточенный взгляд добавил ему несколько лет. Гермиона в нём с трудом могла узнать того, с кем проучилась большую часть жизни. Тихий, спокойный, неприметный Нотт всегда сливался со стенами и никогда лишний раз не открывал рот. — Ты и понятия не имеешь, что происходит, да? Как это, наверное, раздражает. А зная заучку Грейнджер, то отсутствие точной информации практически вводит тебя в кому, — Теодор ухмыльнулся и в этом жесте она увидела Малфоя. Его приподнятый уголок и бледные губы. — Сидишь себе в безопасности, в золотой клетке и всё равно всегда всем недовольна. Он остранился и жестом распахнул дверь её комнаты. А после снова схватил её за руку, толкая внутрь. Нотт не перешагнул порог, но не сводил с неё глаз. — Возможно, я на месте Драко посадил тебя на цепь в подвал, для разнообразия, — он хмыкнул и громко выпустил воздух из носа. — Я запечатаю твою дверь таким заклинанием, которое снимет лишь Малфой, заодно поговорите, если успеешь его словить, заключённая. Дверь с грохотом захлопнулась, и она заметила жёлтые блики магии по контуру дверного косяка. Гермиона вздохнула, присаживаясь на край кровати. Её руки, лежащие на коленях, до смешного дрожали, но это не смешно. Уже ничего не смешно. Обернувшись к зеркалу, Грейнджер хотела бы ужаснуться своему внешнему виду, но ей было... всё равно? Пугающая пустота сменила страх. Она будто вновь смотрела на себя со стороны. Пустая, обречённая, апатичная, безжизненная. Она смотрела и ей хотелось кричать. Хотелось схватить себя за плечи и трясти, как куклу. Пока не появится хоть одна эмоция, хоть один признак жизни. Вернуть себе воинственность, смелость и рвение, но почему они появлялись лишь рядом в опасной близости от Малфоя? Гермиона не знала ничего, кроме этой истины. Малфой был зажжённой спичкой, а она фитилём от взрывчатки. Оторвав тело от опоры, Гермиона пошла в ванную комнату, непривычно тихо закрывая за собой двери. Бедное дерево даже ни разу не скрипнуло, грозясь сорваться с петель. Медленно и тихо. Антонимы Гермионы. Разводы на стенах приветствовали её, на этот раз она даже не скривилась — ей всё равно. Краны повернуты до упора. Плюсы магической ванны в том, что как не крути краны — температура воды подстраивалась под желаемую. А ещё она никуда «не сбежит», просто наполнится до краёв, а после вода остановится, и ванна будет поддерживать нужную температуру. Комната снова наполнялась паром и запахом пены для ванны. Гермиона стояла около напольного зеркала, скользя руками по плечам и стягивая грязную тяжёлую ткань. Платье медленно заструилось, приостановившись лишь на секунду в районе бёдер, она сделала шаг, и ткань рухнула к ногам. Грейнджер подняла взгляд и, смотря в отражение, стянула резинку с волос. Длинные каштановые локоны рассыпались по плечам и спине. Гермиона отчаянно была похожа на Еву. Такая же голая и одна во всём мире. Девушка коснулась плеча, ведя линию до ключиц, подушечки пальцев немыслимо горели, будто её тело было огнём. Адским пламенем. Её рука замерла в дюйме от шрама под правой грудью. Она наткнулась грудью на булыжник, когда отпрыгивала от кусков стен замка. Как иронично, что она всё же на них напоролась. Внизу живота была тонкая еле заметная тёмно-фиолетовая линия — след от проклятия, угодившего в неё чуть больше полутора лет назад на мраморном полу северного крыла. Беллатрикс сказала, что такие, как она не должны размножаться прежде, чём из её палочки хлынул поток магии и Гермиона ощутила, как горела матка изнутри. Ещё множество шрамов бросались ей в глаза вперемешку с россыпью потемневших веснушек. Шрамы, прыщи, веснушки, растяжки, рубцы, складки, кости. Всё это казалось обычным делом, но таким чуждым для неё сейчас, будто она к этому телу не имела ни малейшего отношения. Шум воды резко стих и вентили вернулись в исходное положение. Ванна набралась. Так и не притронувшись к платью на полу, она аккуратно его переступила, шагая босыми ногами к ванне на ножках около окна. Что казалось особо интересным, так это то, что ванная комната не имела никаких отверстий помимо двери. Это была проекция. Комната воспроизводила пейзаж «за окном» со всеми сопровождаемыми звуками. Если и оставаться в Мэноре, то только ради ванной комнаты и кофе, приготовленного мисс Льюис. Гермиона медленно погрузилась в воду, и кожа покрылась мурашками, вода непривычно горячая. На мгновение она что-то почувствовала, а после глубже погрузилась. Чувство чего-то комфортного, родного и далёкого окружило её, когда она откинула голову на спинку ванной и посмотрела на иллюзию на стене. Большое окно, а за ним ливень и ветка била по стеклу. В глазах Гермионы появилось что-то больное и незажившее, когда она разглядывала крышу «соседнего дома». Ветер распахнул створки окна, она слышала, как хлещат капли дождя, а иллюзия ветра правдоподобно обдувала её влажное лицо. Не в силах больше выносить вид из окна родительского дома, Гермиона медленно сделала вдох и опустилась в воду. Распахивать глаза совершенно не хотелось, но ей пришлось, когда рядом было так много пузырей с углекислым газом, а воздуха становилось всё меньше, что происходит? Гермиона открыла глаза и поняла, что кричала. Из её рта вырвались остатки воздуха в виде пузырей, а лёгкие спёрло от боли, они медленно, но верно наполнялись водой. Гермиона схватилась пальцами за борта ванны и вынурнула. Кашель огненным шаром заботливо прошёлся по языку, а глаза пекло, как раскаленные угли в глазницах. Подтянув к себе колени, Грейнджер отчаянно зашлась в приступе кашля, выплёвывая себе на ладони воду с примесью слюны и пены для ванны. Вода до сих пор стекала по лицу и она не сразу поняла, что это слёзы. — Если ты закончила с неудачными попытками суицида, то нам нужно поговорить. Гермиона откинулась со вздохом обратно на бортик и ей показалось, что у неё начались галлюцинации из-за кислородного голодания. Ну, или она всё же умерла и это посмертие — место, где будет её душа, пока не осознает, что мертва. — Тебе не кажется, что ты повторяешься? — сбивчивым голосом спросила Гермиона, лениво его осматривая. — Ты каждый раз это говоришь, а потом исчезаешь. Мне надоело гоняться за призраком. Он громко хмыкнул и отошёл от двери, направляясь к высокому табурету напротив умывальника. Его движения плавны, но нервозность бросалась в глаза так же ярко, как и серо-фиолетовые синяки под глазами. Драко снова выглядел больным, и Гермиона только вспомнила о его ранении. В груди что-то больно кольнуло. Ей надо было знать. — Кто? — Дин Томас и Сьюзен Боунс. Грейнджер вздохнула, и её грудь практически поднялась на поверхность водной глади. Малфой сделал вид, что не заметил этого, а она пыталась убедить себя, что это должно что-то в ней вызывать, но ничего... Гермиона пыталась почувствовать, но она обесточена. Жаль? Бесспорно. Но что она сделает? Закатит истерику, бросится на него с кулаками, расплачется? Раньше это был способ справиться, но не сейчас. Слезами не вернёшь к жизни ни этих двоих, ни кого-либо другого. Она даже не стала спрашивать, он ли это сделал. — Ты залечил рану? — Драко поднял на неё глаза, которые до этого были сконцентрированные на иллюзии. — Да. — Хорошо, — механически кивнула Гермиона и её взгляд снова рассеялся. Ей больше не хотелось ничего спрашивать, возможно, потому что он не ответит, а может, потому что она боялась услышать ответ. Гермиона всё время держалась, чтобы так бездарно прогореть. Почти месяц прошёл с того момента, как она оказалась в поместье и где попытки, где хоть что-нибудь, чтобы ей помочь? Никому это не нужно. Не то чтобы она ожидала принца на белом коне, отряд спасателей или ещё что-нибудь, но ей просто нужно было знать, что она имела значение. Пропала их Гермиона, за которую она себя выдавала. Грейнджер усмехнулась. Они считали её больной, обузой, якорем. Может им сейчас лучше? Избавились от балласта. И вот. Решительная, раскрасневшаяся Гермиона, которая собиралась вытрясти душу из Малфоя, чтобы вернуться «домой», чтобы удавиться за кнат информации стала другой в один момент. Пустой, отрешённой, безэмоциональной. Так выглядело моментальное эмоциональное опустошение. Она столько держала в себе, что это поглотило её. Оно пустилось в эритроцитах по крови вместе с кислородом. Это настолько её мучило, что в один момент перестало абсолютно волновать. Малфой, нашедший поясницей опору в столешнице умывальника, молча наблюдал за ней. Нельзя сказать, что он пристально её рассматривал, но интерес отпечатался в его серых радужках. Имитация грозы заставила его слабо вздрогнуть и выровняться. — Одевайся, я буду ждать тебя в комнате. Его голос был бесцветным. Не выражал ни заботы, ни приказа, ни раздражения. Монотонный, может немного скучающий или задумчивый. И впервые Гермиона подумала, что он звучал красиво. Вряд ли он мог бы петь, но голос ему подходил. Мысль звучала абсурдно, но смысл отрицать очевидное? Малфой был гармонично укомплектован, вот и всё. Она поднялась из ванны, отжимая воду из волос руками. Плавными линиями пенная вода быстро стекала по телу. Драко скептически поднял бровь, но не нарушил целостность шага. Гермиона же продолжала отжимать волосы от воды, не стесняясь своей наготы. Вполне возможно, что когда к ней вернутся чувства, то она определенно пожалеет и даже обвинит его. — Я знал, что вес твоей головы, по большей части, — заслуга твоего гнезда из волос, но надеялся, что там ещё присутствуют мозги, — в неё полетело большое махровое полотенце и Гермионе пришлось выпустить мокрые локоны из ладоней, чтобы его поймать. — Если умрёшь, то это твои проблемы. Пустим тебя на удобрения для газона. Его кадык дёрнулся, и он вышел из ванной комнаты. Гермиона причудливо глядела на полотенце, а после откинула его в сторону, направляясь к банному халату на вешалке. Когда Гермиона вышла из ванной комнаты, то Драко уже привычно занял персиковый пуф, будто касаться кровати, на которой она спала, приравнивалось к ручной стирке её нижнего белья. Она кривила не только губой, но и душой, когда присела на край кровати, концентрируя внимание на нём. Отросшие платиновые волосы спадали на лицо, прикрыв глаза чёлкой, примерно также он выглядел курсе на третьем, да и на шестом, если не ходил бы зализанный. Малфой сидел уверенно, будто в его спине вшита спица, не позволяющая прогибаться. Внизу левой щеки она заметила родинку. Ей вспомнилось поверье о том, что родинка — это причина твоей смерти. Вернее место родинки — место ранения, от которого ты погиб. Значит, возможно, что в прошлой жизни его ранили в скулу, но от такого не умирают, разве что, если ему пистолетом прострелило, но и в таком случае летальный исход не гарантирован на сто процентов. Быть может, что она просто многого не видела. Малфой всегда закрыт: и в одежде, и в мыслях. — Может мне раздеться? Ты ещё не всё рассмотрела, — от голоса Драко содрогнулась тишина и пошла трещинами.— Не думал, что ты так быстро сломаешься. Где же бравая гриффиндорская стойкость духа? — Ты пришёл насмехаться? — она положила руку на перила кровати. — Малфой, ты не вызываешь у меня ни единой положительной эмоции, что ты желал во мне увидеть? — Жизнь. И комната снова погрузилась в тишину. — Они даже не искали меня, верно? Гермиона проглотила ком из гордости, спрашивая это, но ей нужно было знать, чтобы отпустить. — Они взяли в плен Гойла, чтобы узнать, куда я тебя забрал и какая участь тебя ждёт. В животе вновь что-то неприятное булькнуло, перевернулось, и она почувствовала, как стенки желудка прекрутились, а к горлу подкатила утренняя порция тостов с вишнёвым джемом. Они искали её. Она нужна им. Возможно, что Джордж ей тогда не врал, глядя в глаза. Ни то чтобы ей было жалко Гойла, дело даже не в том, как он поступил по отношению к ней. Он Пожиратель Смерти, он по другую сторону и он это заслужил. А сказала бы ты так, если бы на его месте оказался Малфой? Не стала бы просить вести себя гуманнее, под предлогом не уподобляться Пожирателям? Подсознание мерзко и заливисто хихикало. Вдох-выдох. — Не умри от счастья, Грейнджер, ты всё равно их не увидишь, — тональность голоса изменилась, теперь им можно было резать стекло. — Я тебя не отпущу. Гермиона сжала кулаки, подавляя желание снова кинуться на него. И вроде бы спокойно разговаривали, не унижали друг друга. Такого даже в Хогвартсе не было. Хотелось верить, что они просто повзрослели и их сердца трогали совершенно другие заботы, нежели мелкие беспочвенные стычки. — Почему? Драко закатил глаза и убрал с лица чёлку. Он оценочно прошёл по ней взглядом. Влажные волосы мягкими запутанными локонами были переброшены на одну сторону. Лицо было плоским, лишь небольшая морщинка между бровей подтверждала, что мозговая активность всё же осуществлялась. — Неужели ты ещё сама не поняла почему? Я дал тебе так много времени для размышления на эту тему, — он поддел пальцем заломленный край воротника рубашки, не отводя от неё глаз. — Грейнджер, ты умнейшая ведьма нашего поколения, несмотря на противоположные показания. Ты одна из «золотого трио», подрывающего политику Тёмного Лорда. Твоя голова стоит как этот особняк, а ты спрашиваешь, почему ты тут? Его лёгкая ухмылка приняла пренебрежительный характер, будто он разочаровался в ней, но для этого нужно иметь ожидания. Гермиона закусила внутреннюю сторону щеки. Что она думала по этому поводу? Ничего. Она уже думала об этом, но ей надо было это услышать. Услышать, чтобы осознать случившееся. Малфой никаким другим мотивом не мог апеллировать это действие, потому что оно бы потеряло свою обоснованность. — И что ты собираешься делать? Голос ровный, как пульс у мертвеца. Вряд ли она чего-то добьется истерикой. К нему нужен подход. Она не верила, что думала об этом. Ей нужно к нему подобраться как можно ближе, чтобы он начал ей минимально доверять. Обманом или манипуляцией заставить его снять с неё кольцо, а потом бежать. Стыдно ли ей? Ни капли. Это он создал такие условия, при которых ей нужно действовать именно так. — Ничего. Ты будешь моим тузом в рукаве, — Драко хмыкнул, будто это какая-то недосягаемая истина, которую она не могла понять сама. — Значит я что-то вроде пушечного мяса, брошенного в нужный момент? Мозг Гермионы начал плавиться и что-то в груди проскользнуло. Что-то тонкое, острое и очень болезненное. Очередная истина. Она всегда была щитом. Пешкой. Той, кто всегда спасал этот конченый мир, несмотря на то, что общество твердило об ошибке её принадлежности к нему. Сколько она жертвовала собой, шла на уступки и вразрез со своими мыслями, потому что так было правильно. И сейчас. Груша для битья. Она чувствовала себя использованной. Проституткам хотя бы платят, что получала она? Презрение, пренебрежение и недовольство. Чтобы она не делала — всегда недостаточно. Её кидали голой разорванной грудью на амбразуру. — Ты это молча проглотишь? — Малфой вопросительно на неё посмотрел, но казалось, будто ей всё равно. — Ну же, Грейнджер, я перед тобой. Попробуй ударить, выскажи тираду, пожелай мне мучительной смерти. С тобой становится скучно. Глотай и молчи, Гермиона. — Ты ещё намучаешься со мной, Малфой, обещаю, — спокойно проговорила Гермиона. — Ты первый меня убьёшь, лишая себя тайного оружия. Ради твоего падения и умереть не жалко. Гермиона провела языком по зубам, убеждая саму себя в словах, потому что в ложь верят, когда ты поверил в неё сам. Ей нужно усыпить его бдительность, а потом заполучить доверие. Если бы она сразу стала спокойной, то он бы в жизни ей не поверил. Чтобы там не происходило, а без тихой ярости они не смогут. — Я справлюсь с тобой, поверь, — Драко поднялся со своего места, направившись к двери, он остановился, когда её оголённая нога покачивающими движениями коснулась его колена. Малфой дотронулся до её подбородка большим пальцем, приподнимая его. — И тебе понравится, Грейнджер. Гермиона почувствовала прохладу, исходящую от его перстня, и губы приоткрылись для боевого клича, но она лишь рвано выдохнула. Глаза Драко прошлись по её лицу, спускаясь к открытым выступающим ключицам. Он надавил пальцами сильнее и её рот открылся шире. Драко посмотрел на неё сверху вниз, а после наклонился практически вплотную. Гермиона хотела сомкнуть губы, но его хватка была по-прежнему крепкой. — Только попробуй. Невнятно прорычала Грейнджер, ощущая, как его пальцы сопровождали каждое движение челюсти. Её рука схватила его за запястье, пытаясь заставить Малфоя отпустить её лицо. Она снова чувствовала запах мяты. Может зубная паста, может жвачка, леденцы или освежитель дыхания. Но её собственное дыхание спёрло, ей нужно было больше пространства. — Я не трону тебя, Грейнджер, не бойся, — шептал он, поглаживая пальцем её кожу и надавливая иногда на ямку на подбородке. Он хрипло засмеялся и отстранился. — До тех пор пока сама... — Не захочу? Не смеши меня, Малфой, — она отвернулась и нахмурила брови. —... не попросишь. И в этот момент ей хотелось причинить ему боль. Самую огромную из всех возможных. Обрушить на него ярость, словно водопад. — Как это, Малфой? — нарочито спокойно и заинтересованно спросила Гермиона. — Договаривай. Весь его азарт во взгляде сменился привычной серой дымчатой стеной. Он снова неприступная глыба. — Как это — быть монстром? Купаться в крови тех, кто хотел мира и спокойной жизни? Как это — забирать жизнь лишь потому, что ты решил, что ты лучше? Как это — засыпать, зная, сколько людей больше никогда не откроют глаза? Как это — знать, что оставил человека без близкого? Как это — быть центром ненависти и мрака? Она заметила, как одна единственная игла пробралась сквозь его панцирь и медленно добралась к червивому сердцу. Уверенность трещала по швам, но он снова её собрал воедино. На мгновение его дымчатая стена сменилась бушующим океаном, он ревел и стонал. И только могло показаться, что в нём ещё было что-то живое, как всё исчезло. Пластмассовая маска вновь вросла в лицо. Драко сделал шаг, грубо толкая её на кровать и нависая сверху. Гермиона сдавленно захрипела от выбитого воздуха из лёгких. В его глазах волны спокойствия еле касались берега, но она чувствовала обман. От него исходил болезненный жар, хотелось отстраниться, но он был слишком занят ею. Чёлка Малфоя касалась её лба, а дыхание щекотало кожу, он слишком близко. Его губы практически касались её виска, от чего она нервно сглатывала. Это ощущалось как сюрреализм; как то, чего быть не должно. Непозволительная близость. — Ты хотела знать как это, Грейнджер? — его рука покоилась на её шее, сдавливая горло. Гермиона подавилась воздухом и слюной. — Так смотри же. Драко коснулся древком палочки сначала своего виска, потом, словно дуло пистолета, приставил к её виску. Тяжесть Малфоя сменилась старым разрушенным домом. Слышался рёв заклинаний и взрывов. Она осмотрелась и в шаге от себя увидела его. Малфой несколько младше, он практически растерян. Его рука с вытянутой палочкой слегка подрагивала, но он не опускал её. Тогда Гермиона посмотрела туда, куда был направлен кончик палочки. Ребёнок. На грязном пыльном полу лежал мальчик лет пяти, из его рта тонкой струйкой лилась кровь. Его маленькие ручки и ножки были вывернутые в неестественной позе. — Пожалуйста... — хрипел ребенок, и она слышала, как булькала кровь в его рту. — Прости, — шептал Драко, его глаза помутнели под пеленой не сорвавшихся слёз. — Авада Кедавра. Зелёная вспышка ударила прямо в маленькую грудь. Последний глубокий выдох и мальчик не подавал больше признаков жизни. Картинка сменилась и стала чёткой, она вернулась из его воспоминаний. — И если я поднял палочку на беззащитного ребёнка, то, что мне стоит убить тебя? — она хотела найти в нём сожаления, но там лишь гранит. Камень снаружи и внутри.— Да, ты определённо важна в игре, но я её начал без тебя и смогу закончить без тебя. Ты лишь приятный бонус, так что не играй на моей выдержке, она до ужаса плоха. Драко поднялся с кровати и быстрым шагом покинул комнату. Гермиона продолжала лежать на кровати, трогая ледяными пальцами шею. Из глаз медленно потекли слёзы. Ребёнок. Он убил невинного ребёнка. Очередная бутафория полетела к чёрту и Гермиона за ней. Стоило только ей закрыть глаза и этот образ снова с ней. Он отпечатался у неё на сетчатках. Голубые глаза были уже дезориентированы, русые волосы припали к мокрому лбу. Тело было покрыто сажей и пылью. Мальчик еле дышал, и Гермиона догадывалась, как больно ему было это делать. Его конечности слабо подрагивали, к нему применяли Круциатус. Гермиона проглотила всхлип и подорвалась с кровати, помчавшись в ванную комнату. Слёзы щипали глаза, а её завтрак стремился наружу. Грейнджер упала на колени перед унитазом, склоняясь над ним. Рвотный позыв до боли заставлял скручиваться желудок, а привкус желчи на языке только вынуждал процедуру повторяться. Гермиона много видела за период войны. Она видела раненых и погибших, но это было слишком сложно и тяжело даже для неё. Спазм снова заставил её заскулить и вырвать. «Завтрак» подходил к концу, и оставалась лишь горькая желчь. Теперь новая порция кошмаров её долго не отпустит. Гермиона поднялась на ноги, её колени и руки дрожали, глаза опухли, а сама она вновь ничего не чувствовала, за исключением дикой боли за отнятую детскую жизнь. Грейнджер несколько раз умыла лицо ледяной водой и осталась приходить в себя, упираясь руками в раковину. Не в силах вывозить этот день, Гермиона решила забраться в постель и поспать. Под матрасом из заначки она вытянула пузырёк зелья сна без сновидений. Надежда, что он ей поможет, умирала последний, поэтому она опрокинула в себя содержимое баночки. Прохладные простыни стали причиной очередных мыслей. Она провела рукой, схватившись за мягкий шёлк, он скользил под пальцами и её охватывали ассоциации. Гермиона была далеко не глупой, чтобы не осознавать всю критичность ситуации. Малфой — монстр, это она уже поняла, но... Он не сделал ей ничего, хотя за половину её проступков любой другой уже пустил в неё хотя бы Круциатус. До этого момента она считала, что ему просто не хватало мужества. Гермиона ещё не видела его в бою, поэтому не знала, как это можно быть. Мужество... Разве так зовётся убийство ребёнка? Грейнджер накрылась одеялом с головой и пожелала, чтобы этот кошмар закончился. Но он только начался.***
— Сэр Холл! — воскликнула Гермиона, замечая дворецкого на лестничном проёме. — Добрый день. — Мисс Грейнджер, здравствуйте, — мужчина обернулся и слегка поклонился. — Я могу вам помочь? — Можно просто Гермиона, — она улыбнулась, держась за платье, так было комфортнее. — Тогда можно просто Бенджамин, — мистер Холл снисходительно улыбнулся. — Чем могу быть полезен? — Я была на пятом этаже, но библиотеку не смогла отыскать, не могли бы вы меня проводить? — Мисс, — начал он, а после исправился. — Гермиона, библиотека находится в северном крыле. Сожалею, но это крыло недоступно. Если у вас имеются конкретные пожелания или предпочтения в литературе, то вы можете обратиться ко мне или Блинки. Мы сможем доставить книги в вашу комнату. Гермиона перестала дышать ещё при упоминании северного крыла, но то, что хода в библиотеку нет — выбило её из колеи. Она нахмурилась, быстро накидывая другие варианты, не сразу осознавая, что Бенджамин всё ещё терпеливо ожидал ответа. — О, это было бы чудесно, но чуть позже, — Гермиона прикусила краешек губы, — мне нужно составить список книг, чтобы просто так не отвлекать вас от дел. — Конечно, — он кивнул, — хорошего дня, мисс. — До свидания. Гермиона сумбурно попрощалась, скрываясь за поворотом. Её планы и шаги неустанно давали течь. Иногда ей казалось, что даже её мысли небезопасны, будто их считывали, что вполне вероятно, потому что окклюменцией она не владела. Как ей искать выход, если её обложили цензурой, как писателей и поэтов в неугодное время для правительства? Было бы странно просить мистера Холла или Блинки фолиант про заколдованные драгоценности или как вырваться из цикличного сна. Оставался один вариант — пробраться в библиотеку самостоятельно. Сейчас она этого делать не будет, потому что это было бы слишком ожидаемо и подозрительно. К тому же, ей нужно справиться со своей тревожностью и паническими атаками, если она хотела отсюда выбраться. Для этого ей нужно как можно чаще бывать у северного крыла, просто чтобы видеть его. Видеть его и заставлять себя дышать. Гермиона слишком часто задумывалась над тем, что чувствовала себя одинокой принцессой в башне с драконом, и никто не спешил её спасать. Да ей и не нужно, она справится с этим сама. Принцы — приятный вымысел, никто не станет рисковать своей жизнью ради твоей. Разве что, ты отдашь ему свою жизнь взамен на спасение и это снова станет обманом. Он спасёт тебя, а ты в знак благодарности отдашь ему себя: вы поженитесь, родите кучу орущих младенцев и история повторится. Ты снова окажешься запертой в башне, но на этот раз за тобой никто не придёт. Лучше уж башня с драконом. Спускаясь с третьего этажа на второй, Гермиона снова заметила, что девочка с портрета за ней пристально наблюдала. Мороз пробежался по коже, когда она остановилась и развернулась к ней лицом. — Я понимаю, что я тебе неприятна. Если ты тут, значит ты тоже чистокровная, — Грейнджер хотела дать себе по лбу, невооружённым глазом было видно принадлежность девочки к Малфоям. — Мне тут тоже не нравится, если говорить откровенно. Девочка надменно поджала губы и отвернулась в сторону, будто ей было противно даже смотреть Гермионе в глаза. — Ты со мной поговоришь или может мне поджечь край полотна? — грозно напустилась Грейнджер. Конечно, она не собиралась ей вредить. Во-первых, это всего лишь портрет. Во-вторых, на нём ребёнок. В-третьих, то, что на нём ребёнок означало довольно неприятные вещи. Когда человек умирал, то оживал последний написанный волшебный портрет. Соответственно, этот ребёнок так и не вырос. — На всех портретах поместья наложены сильнейшие чары неприкосновенности. Ты ничего мне не сделаешь, — утвердительно произнесла девочка, а потом гордо покинула рамку портрета. Брови Гермиона сомкнулись на переносице, образовывая складку на лбу. Что ей удалось за сегодня выяснить? Ей нужно попасть в библиотеку — это первое. Второе — портреты неприкасаемые. Третье — у девочки есть ещё один портрет, через который она перемещается. А ведь день ещё не закончен. Серое платье с закрытым горлом, длинными рукавами и длиной в пол было отображением её состояния. Хотелось завернуться в кокон и переродиться бабочкой, чтобы после улететь. Гермиона вцепилась в рукава пальцами, когда оказалась на втором этаже за поворотом к северному крылу. Дышать стало труднее, но она не останавливалась. Людей в замке мало, но даже у стен были уши и глаза. Грейнджер огляделась по сторонам и сделала шаг на территорию северного крыла. Ей захотелось закричать и отдёрнуть ногу, по которой уже ползла мнимая тьма. Она чувствовала, будто её тело опоясывали змеи, круг за кругом, но на шее их было особенно много. Они сжимались в кольца и душили. Сдавливали настолько сильно, что у неё перед глазами шло всё разноцветными пятнами. Ей так хотелось сделать вдох, но ничего не получалось, воздуха становилось всё меньше. Гермиона нащупала стену рукой и облокотилась на неё спиной, медленно скатываясь вниз. Пятки скользили по мраморному полу и опора перестала существовать. В глазах потемнело, а по коже носились мурашки. Грейнджер вздрогнула: ей страшно и холодно, она пыталась открыть глаза и оглядеться, но Дементоров рядом не было. Почему так дурно? Гермиона всхлипнула и вцепилась пальцами в ткань платья. Грудь сдавило такое чувство, будто на грудную клетку сбрасывали огромные камни. Первый больно ударил, второй — надломил костный корсет из рёбер, третий — проломил кости и ухнул на дно. Гермиона пыталась покинуть северное крыло и заставить себя успокоиться. Её дыхание было похоже на свист, а дорожки слёз разъели солью щёки. Лицо жгло, пальцы подрагивали, а ноги вообще не слушали её. Схватившись за перила лестницы, Гермиона резко и рвано дышала, так яростно воздух ещё никогда не сотрясался вокруг неё. Перила даже не скрипнули, когда она навалилась на них всем телом. Нужен воздух, больше воздуха, ей нечем дышать. У неё проблемы с вентиляцией лёгких. Грейнджер спустилась на первый этаж, каждая ступенька была для неё испытанием. Ноги подкашивались, и она могла кувырком покатиться вниз. Дверь показалась в поле зрения и тогда она подумала, что это жутко походило на паломничество. Когда она, наконец, пересекла холл и вышла на улицу, то кровь обожгло перенасыщением кислорода. Гермиона жадно вдохнула и присела на край порога, у неё не было сил идти к беседке или террасе. Перед глазами появилась рябь, но она впервые была не против. Середина осени была... озлобленной. Трава приобрела оранжево-коричневый оттенок, небо было непроглядно пасмурным, будто вот-вот появится молния и ударит ей под ноги. Ветер злостно трепал опавшую листву и увядшую траву. Гермиона уловила едва слышный стук собственных зубов. В попытках согреться, она потирала ладони и плечи, но ей становилось лучше. Холод всегда был лучше. Он заставлял чувствовать, заставлял принимать, заставлял соображать. Гермиона потёрла розоватые щёки и обняла себя за колени. Всё это до сих пор было чистым неразбавленным сюрреализмом. — Мисс Грейнджер, чем больше вы думаете, тем сильнее замерзаете. Гермиона дёрнулась от неожиданных звуковых волн, а после лишь тихо выпустила воздух из лёгких, он струился авитками пара и Гермиона осознала, что на улице действительно холодно. Мистер Чейз вышел со стороны бокового входа, убирая палочкой листву и траву. Территория поместья снова приобретала искусственно-идеальный вид. В этом месте гармонично было всё, кроме неё. — Вы правы, мистер Чейз, мне лучше вернуться в поместье, — Гермиона поднялась со ступенек, натягивая сильнее рукава платья. Он одобрительно кивнул и продолжил обходить двор, убирая остатки тёплых времён, валявшиеся на грязной земле. Грейнджер не хотелось находиться в его компании в таком состоянии. Дверь замка закрылась за ней с хлопком, будто его нельзя ни покинуть, ни проникнуть тихо, он обязательно даст знать о том, что его потревожили. Несколько дней она проводила в оранжерее, не сказать, что ей там особо нравится, но она ощущала спокойствие. Мнимое, дозированное, чужое. Ей казалось, что среди цветов её не тронут, не посмеют так надругаться над природой. Не надругаются над природой? Гермиона сама сплошное надругательство над природой, сам факт её существования уже оскорбление. Блинки несколько дней насильно её забирал из оранжереи по вечерам, когда становилось слишком поздно. Даже тёплая одежда не помогала при постоянном нахождении на холоде, но она всё равно сбегала туда, чтобы подумать. Забавно, что ещё недавно она бежала оттуда. Настоящее — это прошлое, от которого мы не сбежали. Сейчас она выполнила всё, что могла на данном этапе. Цветы пересажены, укрыты от мороза, удобрены и подрезаны. Но она всё равно срывалась к ним, прячась от себя самой в белых лилиях. Теперь было немного боязно передвигаться по поместью, чтобы не нарваться на кого-нибудь из убийц-дружков Малфоя. Она была без палочки и очень плохо владела невербальной магией, чтобы дать отпор в случае летящего в неё заклинания. Это не было слабостью, это было здравым смыслом. Гермиона поднималась на второй этаж. Как-то Блинки упомянул, что на втором этаже дальше столовой есть гостиная. Шаги по-прежнему отдавали упавшими под ноги снарядами, но уже неразорвавшимися. Грейнджер всё ещё удивлялась цветовой гамме и не могла понять такого разделения Мэнора на чёрное и белое. Будто кто-то пытался удержать баланс в этом хаосе. Гермиона задумалась о Нарциссе Малфой. В её мире она была жива и прекрасно чувствовала себя, по крайней мере, выходя в свет. Какая судьба ожидала её тут? Если Люциус, которого она знала, тут оказался мёртвым, то страшно подумать о других изменениях в этом мире. Сердце начало биться быстрее, когда она вспомнила о родителях. Не дай Мерлин тут с ними что-нибудь произошло. Не важно, что этого вовсе могло не быть, это родители и кого-кого, а их она не могла потерять даже в этой абсурдной гнусной реальности. Она никогда не думала, что даже такой спокойный и тёплый интерьер способен вгонять в ужас. Казалось, что за очередным поворотом на тебя обязательно кто-то набросится. Неужели Малфоям тут комфортно? Да хоть кому-нибудь могло быть тут комфортно? В месте, где страх ходил за тобой по пятам и жарко дышал в шею, колыша волосы на затылке. Гермиона настолько резко и импульсивно изменила своё решение, что осмысливание не успело за движениями, когда она развернулась и направилась обратно в сторону лестницы. Ей не нужна гостиная, ей нужен третий этаж. Ей нужно этаж для хозяев. Она мечтала и молилась только о том, чтобы девочка с портрета ещё не вернулась на место. Страсть и азарт тихо плескались где-то внутри под коркой внешнего льда. Рациональность давила ей на виски, игнорируя всякое желание выбраться из холодных лап безэмоциональности. Так будет лучше. Так будет безопаснее. Ты не потеряешь контроль, если не будешь следовать за слепыми ожиданиями. Портретная рамка была пуста, когда Гермиона шла по коридору третьего этажа. Она хотела исследовать ближайшие комнаты, когда громкий и дрожащий голос Блинки разнёсся по этажу, отскакивая глухим эхом от стен. Грейнджер нырнула за угол прилежащей стены, чтобы хорошо расслышать и остаться в тени. — Хозяин, мисс в северной гостиной и отказывается от помощи Блинки! Она зовёт вас, там всё в крови! Гермиона не видела эльфа, но уверена, что он был готов биться головой об стену от бездействия. Она вздрогнула, когда информация полностью осела в голове. Кто-то в северном крыле истекал кровью и ему нужна его помощь. Его. Малфой. Гермиона старалась не думать о нём, потому что в этот раз она не смогла бы сдержать рвотных позывов. Они встречались взглядом несколько раз на расстоянии пары футов. Все эти разы у Малфоя было только два настроения. Он либо игнорировал, будто её не существовало в поле его зрения, либо мерзко кривил губы и смотрел. Ей не нравился ни один из этих вариантов, но первый был более приемлемым. Гермиона ощутила боль в спине, когда ещё сильнее в неё вжалась. Тяжёлые шаги Малфоя были уже совсем рядом, такое чувство, будто у него к ногам прикованы гири каторжника. Как у неё. Его спина была неестественно ровной, и плечи расправлены, словно паруса. Поэтому его так несло. Он смотрел прямо перед собой, ускоряя шаг. Блинки весь в слезах следовал за Малфоем, что-то бормоча себе под нос. Грейнджер облегчённо выдохнула и вышла из своего укрытия, когда они прошли коридор. Слава Мерлину, что никто не обернулся назад и не увидел её попытку слиться со стеной. Она отряхнула платье от невидимой пыли и двинулась к повороту, из которого вышел Малфой. Это определенно было интересно, потому что последний раз, когда она исследовала угол — он был пустым. Ещё тогда Гермионе это показалось слишком странным, что практически сразу за поворотом несущая стена. На ней даже картин не было за исключением одинокого журнального столика у окна и кресла. Максимально быстро она завернула за этот угол, уже приготовившись напороться на знакомую картину, но вместо этого Грейнджер увидела массивную дверь из тёмного дерева. Небольшой просвет оказался самым сильным магнитом. Гермиона не стала касаться ручки, а аккуратно прикрыла дверь за её угол. Этот чёртов колдун спрятал чёртову дверь магией. И тут особо нечему удивляться, поэтому она просто была в бешенстве. После того, как Грейнджер попыталась повторить точное расстояние просвета, она, наконец, позволила себе обернуться. Это точно его кабинет, она могла поклясться «Историей Хогвартса». Грейнджер хотела пошутить насчёт серебристо-зелёных оттенков Слизерина, но кабинет был обычным. В готическом стиле, где преобладали холодные оттенки. И ни единого изумрудного элемента. Школа действительно осталась позади, где-то в прошлой жизни. Здесь были два окна, прикрыты шторами. Камин, перпендикулярно которому стоял кожаный чёрный диван. Стол из дуба, как ей показалось, кресло и стена из книжных стеллажей. В углу стоял огромный горшок с деревом. Это была уменьшеная и заколдованная копия ели. Она достигала потолка, но не упиралась в него. В ширину она тоже была объёмной. Теперь Гермиона, наконец, может понять, чем тут пахло. Елью и свежестью. Взгляд зацепился за бумаги на столе, и она хотела подойти к нему, но отчётливо послышались шаги и причитания Блинки вперемешку со слезами и заиканием. Глаза Гермионы расширились, сердцебиение участилось, а адреналин был впрыснут в кровь двадцати кубовым шприцом. Мозг лихорадочно соображал, когда она кинулась к той самой ели. Гермиона осторожно обогнула дерево и присела, чтобы спрятаться за горшком и широкими нижними ветвями. Дверь с ноги распахнулась, и она увидела Малфоя, на его руках была Пэнси, она практически потеряла сознание, а кровь одинокими каплями оставляла следы. Гермиона подавила удивление, чтобы не выдать себя. Драко медленно опустил девушку на диван, вставая перед ней на колени. На её синей блузке разрасталось кровавое пятно, ткань всё чернела и чернела. — Блинки, принеси все необходимые зелья из кладовой! — громко приказал он и Гермиона практически дёрнулась, она не помнила, чтобы он вообще когда-либо повышал голос. — Драко... — тихо шептала Паркинсон, сдерживая слёзы из последних сил. — Достань из меня уже этот ебучий кусок проклятого железа! Гермионе пришлось искать угол обзора лучше, чем тот, который был. Она видела, как Малфой разорвал край блузки, оголяя живот и рану. Он будто специально оставил ткань нетронутой выше положенного. Пэнси побледнела ещё сильнее, когда увидела торчащий нож из своего живота. Она откинула голову на подушку, тихо ругаясь матом. А Гермиона попыталась вспомнить, что она знала о Пэнси Паркинсон. — Пэнс, — он крепче сжал её руку и успокаивающе улыбнулся. Гермиону будто ударили по голове. — Какого дьявола ты не дала помочь тебе Блинки изначально?! — Потому что этот сраный клинок опасен для всех, кто не связан с чёрной магией! — прорычала она, когда Драко бережно опоясал рукоять ножа своей ладонью. — Я может не самый хороший человек, но смерти твоему эльфу не желаю! — Тише, я понял, — его голос снова изменился, теперь он был похож на тот, которым успокаивали детей или умирающих... О, боже. — Помнишь, как на третьем курсе мы с Блейзом поспорили, что я смогу пробраться в кладовую Снейпа и спихнуть это на гриффиндорцев? Но профессор был предусмотрительным, поэтому, когда я перешагнул порог, то мне в лицо попал какой-то газ. Моё лицо стало покрываться шерстью, мне стало ещё страшнее, когда я увидел у себя усы. Я ещё три дня провёл у мадам Помфри, пока с меня сходил лик крысы. Снейп тогда снял со Слизерина двадцать баллов, а мне передал головку сыра в подарок. Пэнси заливисто захохотала, кривясь от боли, а Драко молниеносно достал из её плоти нож, откидывая его в сторону. Паркинсон уже больше не смешно, она не сдержала ни слёзы, ни красочные эпитеты в его сторону. Кровь хлестала ещё интенсивнее, Малфой всё ещё держал её за руку, а другой рукой колдовал с помощью палочки. Он тихо проговорил слова и ей не удалось их разобрать. Движения тоже Гермионе неизвестны. Блинки появился с корзиной бутылочек зелий, когда Драко уже очищал Пэнси и всё вокруг от её крови. — Хозяин Драко, я всё принёс, — эльф протянул ему корзину и его уши покраснели. — Мисс Пэнси поправится? — С ней всё будет хорошо, — кивнул Малфой. — Спасибо, Блинки. Подготовь гостевую комнату и предупреди остальных, Пэнс немного пробудет в Мэноре. Блинки охотно кивнул и исчез. — Если бы у меня были силы, то я наслала на тебя чары быстрого очищения кишечника, — пробормотала Пэнси, принимая от него несколько пузырьков крововосполняющего зелья. — Всегда пожалуйста, Паркинсон, — он ухмыльнулся так знакомо и убрал чёлку с её влажного лба. — Почему тебе не помог Блейз, вы же сейчас постоянно рядом? Меня воротит, клянусь, однажды меня стошнит прямо на вас двоих. Пэнси закатила глаза и выпила зелье одно за другим. — Он сейчас в Ватикане, да и вряд ли ему понравилось бы держать мои кишки в ладонях. — Он не любит твой внутренний мир? Паркинсон кинула в него пустую склянку, и он словил её двумя пальцами. Возможно, что он действительно хороший ловец. — Этот клинок запятнан чёрной магией, его мог вытащить лишь тот, кто... — Гермиона удивилась: Паркинсон впервые замялась. — Тот, кто убивал, — закончил Драко и Пэнси кивнула. — Пойдём, я отнесу тебя в комнату. Тебе нужно отдохнуть, а потом ты мне расскажешь, кто сделал из тебя поросёнка на вертеле. Паркинсон в который раз попыталась ему как-то навредить, но ничего не получилось. Она лишь шептала что-то о том, какой он невыносимый и почему она вообще терпела его бледную тощую задницу. Он подхватил её на руки и ушёл. Гермиона буквально вывалилась на пол из того места, где она пряталась. Слишком много мыслей. Слишком много расхождений, слишком много того, чего быть не должно. Слишком много декораций и бутафории. Казалось, что иммерсивный театр продолжался. От клинка даже с такого расстояния разило смертью, поэтому она не пыталась его забрать. Гермиона направилась к столу. Прежде, чем взять бумаги в руки — все чернила на них исчезли. Грейнджер чертыхнулась. Ящики стола не поддались ни на мирные попытки, ни на пинки. Когда она тронула книги левой кистью, то кольцо на правой руке так сильно её обожгло, что она громко ойкнула и отскочила от стеллажей. Гермиона не могла добыть ни единого клочка информации. Обозлённая на весь мир и на себя саму в частности, Грейнджер вышла из кабинета, громко хлопая дверью. Когда она свернула к своей комнате, то увидела, что девочка уже была на месте и смотрела на неё настолько осуждающе, насколько это вообще было возможно, но при этом молчала. — Правильно, молчи. Гермиона зашла к себе и упала на старый-добрый ковёр. Она нашла лазейку, но это ей ничего не дало. Грейнджер в быстром режиме осмотрела весь кабинет, но это ничего не принесло помимо боли и ожога. Волдыри ужасно болели. Кого так разозлила Паркинсон, что её чуть не прикончили? После этой мысли возникло десяток других, о которых она не желала ничего слышать. Малфой. Почему он проскальзывал в мыслях, будто ему это дозволено? Он был таким другим, ей не знакомым, что уже не во что верить. И что-то ненавязчиво укололо изнутри. С ней он был другим. Это можно было описать как неожиданность. Гермиона просто стала интересно, как все те, кто «не она» видели его таким человечным? Он отвлекал Пэнси историей от боли, он сжимал её руку, он убрал её волосы. И он убил ребёнка.