Осколки летят вверх и по касательной.
Смена полярности чувств Гермионы выглядела как прыжок из кратера действующего вулкана в атлантический океан. Это было невозможно, однако происходило. Сейчас она могла поверить и в Санта Клауса, и в Бога, и в то, что может ошибаться. Драко Малфой — самый неоднозначный персонаж в её истории, а самое обидное то, что она даже появление чужого человека в собственной жизни не способна контролировать. И это то, что зудело под кожей изо дня в день — отсутствие контроля. Гермиона с самого детства брала на себя ответственность за свои мысли и действия. С малых лет она пришла к тому, что может врать кому угодно, кроме себя. Это всегда имело последствия. Это то, благодаря чему нервная система состояла из плавленого металла. Что делала Грейнджер сейчас? Пыталась обмануть себя. Впервые за девятнадцать лет. И кто стал причиной её разлада с собой? Драко Малфой. Сказали бы ей это несколько месяцев назад, она рассмеялась бы в лицо этому человеку. Малфой, который шатался мимо неё с безразличием на бледном лице, с вечно сомкнутыми губами и серым льдом в глазах. Малфой, который смотрел на неё, как на часть интерьера вокруг себя. Малфой, который даже перестал себя растрачивать на колкости в её сторону. Но это не он. Ей постоянно приходилось себе напоминать об этом. Это не он. Не тот, кого она в действительности знала с одиннадцати лет. Кристально похож. Максимально идентичен. Непозволительно другой. И ей должно быть стыдно за то, что она предпочитала его. Того, кто в подчинении всемирного зла. Того, кто убивал. Того, для кого нет разделения на хорошее и плохое, есть только механизм управления, а каждый человек для него — способ достижения поставленной цели. Того, кто сидел с ней рядом многочисленное количество раз, кто был предельно вежлив, несмотря на всё то дерьмо, которым наполнен. Того, кто верен и предан друзьям. Того, кто не разрушал ничего беспочвенно, потому что уже неинтересно. Того, кто пойдёт по головам всех, если это понадобится. И того, кто помнил какую книгу она читала на четвёртом курсе. В противовес кому? Непосредственной копии. Брюзжащий слюной. Ядовитый, как ядерный гриб. Отравляющий всё живое в ней. Но безобидный… Он трусливый, дёрганый и запуганный, но никогда никому не вредивший физически. Даже те попытки, которые он предпринимал для убийства Дамблдора были изначально провальны, хотя Кэти Белл и Рон могли погибнуть… Это было бы на его совести, бесспорно, но ведь они живы. Исключением стало то, что он применил к человеку Империус. Но он никого не убил. Потому что не прошёл через то, что прошёл этот Малфой. А через что он прошёл? Он же ничего не сказал. Гермиона словно каждый раз врезалась в невидимую стену, когда пыталась понять его. Ей было бы легче просто ненавидеть. Но у неё не получалось, и что-то ей подсказывало, что по-настоящему у неё никогда не получалось. Она ненавидела лишь Волдеморта, искренне желая чудовищу смерти в страшнейших муках. Но не ему. Пока не ему. Он вёл себя с ней так, как Малфой из её реальности никогда бы не посмел. И это привлекало. Словно она раскопала в своей груди блестящий бриллиант — человеческое отношение. Она могла бы сказать, что ей не важно, как он к ней относился, но тогда бы вновь солгала. Потому что, наконец, стала той, у кого это получилось. Гермиона понимала, что это его игра, но кто ей помешает изменить ход игры? Грейнджер была уверена, что должна люто ненавидеть Малфоя, но по определению это не получалось. Он её раздражал, бесил, выводил из себя, но Драко прав — она не смогла бы ему навредить без весомой причины. В нём она видела прошлое — мелкого злобного мальчишку, с которым впервые столкнулась в поезде, разыскивая потерявшуюся жабу. И каждый раз, когда она смотрела в его отстранённое лицо, видела нерадивого, но не злого ребёнка. Он должен был ответить за все слова, все пакости и все неправильные решения, как и они все. Гермиона не считала его святым, он далеко не такой, но и смерти ему не желала. И теперь, спустя тонны обдуманной информации, она готова перестать себе врать и признать, что всё же Малфой отдалённо похож на человека. Это не значило, что она начала ему оды петь или в любви признаваться. Это просто факт. Драко Малфой — человек. Без окраски в «добрый» или «плохой», она даже не уверена, что могла добавить прилагательное «живой». Это вновь стало ощущаться как что-то, чего быть не должно. Как начало понимания. Как считанные секунды до момента кораблекрушения. Гермиона успела уже прочесть половину книжного стеллажа, вечера были особенно скучными и тяжёлыми. Невольно просачивались в голову мысли, о которых она старалась не думать для сохранения собственного рассудка. Такие мысли, как Гарри, Рон, родители, друзья, Орден и победа над Волдемортом. В который раз. Грейнджер всё чаще замечала на себе недобрые взгляды с картин, исследуя поместье. Будто она могла что-то украсть или испортить, запачкать одним своим присутствием. В такие моменты её пальцы нарочно чего-нибудь касались, чтобы позлить обитателей полотен на стенах. Гостиная на первом этаже была непригодна для гостей, там собирались после работы мистер Чейз, мистер Холл и миссис Льюис, иногда Блинки, но он не особо любил находится в компании людей. Гермиона думала о том, как ему тут одиноко, ведь эльф Кутти так ещё и не появилась. Ещё один вопрос, на который ей не дадут ответ. Ей нужна была социализация, но про эти вечерние встречи она узнала поздно и случайно, поэтому и не появлялась там. Совершенно очевидно, что её там не ждали. Вечера за книгами были по-прежнему родными и любимыми, так что девушка не слишком расстроилась.***
— Блинки, — Гермиона облокотилась на угол прохода в коридоре, когда позвала домовика. Он появился через несколько секунд в сером сюртуке. Эльф чуть склонил голову в приветствующем жесте. Его зелёные глаза изучали её, будто он видел впервые. Морщинистое лицо выражало явное недовольство. — Мисс, вы неважно выглядите, — Блинки не раскидывался фразами, а сразу переходил к сути. — Вам лучше вернуться в свою комнату. Гермиона тепло улыбнулась, всё же он ей нравился. Тёплые колготы, закрытое шерстяное платье и даже камин не могли согреть в последние дни. Болезнь охватила её со спины в крепкие удушающие объятия, облизывая её шею холодным мокрым языком. Так что выбора у неё, как всегда, не оказалось, и пришлось просить о помощи. — Со мной всё в порядке, но я уже не переношу цвет стен в комнате, — прохладные пальцы коснулись углового косяка, и она отошла от стены. — Не мог бы ты показать мне, где здесь кухня? — Вам необязательно идти туда, вы могли просто позвать Блинки или сэра Холла, — Гермиона увидела, как эльф поджал губы, а его уши поникли и снова выровнялись. Он обиделся. — Мы бы всё принесли. — О, нет! — возразила она. — Я просто хочу помочь миссис Льюис. Она одна готовит постоянно, ей не только тяжело, но и одиноко. Блинки вновь её обвел взглядом, но в его больших глазах снова заплескалось недоверие. Что же с ним произошло? Грейнджер более чем уверена, что у каждого здесь своя история. История, которую она обязана услышать. — Прошу, Блинки, я совсем пропаду в одиночестве и сырости, — его лицо на секунду смягчилось, и Гермиона поняла, что он сдался. — Я просто хочу помочь и не быть наедине с собой круглые сутки. Он кивнул и молча повёл её в противоположную сторону коридора, пока не упёрся в стену. Гермиона нахмурилась, заранее пытаясь разгадать механизм. Домовой эльф уронил вазу со стола, она упала, но не разбилась, а в стене открылся проход. Грейнджер тихо выдохнула, когда осознала, сколько всего может быть скрыто прямо у неё под носом. Ваза сама вернулась на место, а Блинки жестом пригласил её идти за ним вглубь коридора. Шестерёнки в голове активно вращались, и Гермиона уже мысленно вспоминала все вазы, столы, канделябры, которые она будет вынуждена осмотреть. Через несколько шагов виднелась кухня в открытом арочном проёме. До ушных раковин дошли звуковые волны, которые воспринимались как грохот посуды. Когда они зашли, непосредственно, в само помещение, то внутри, где-то в груди, откололся кусочек звёздно-синей души. Ёршик сам мыл посуду, лопатка сама переворачивала овощи на сковородке, нож резал мясо, а миссис Льюис углубилась в чтение магической поваренной книги. Гермиона будто оказалась на кухне миссис Уизли. Снова чувствовался запах пирога с патокой. Вокруг ожили образы. Джордж и Фред что-то врывали в своей комнате, Перси ворчал, а Молли бранно ругалась. Тихие шаги Рона, который пытался украсть пирожки, пока его мать отвлечена, и смех Джинни. Мерлин, как же ей этого не хватает. Миссис Льюис заметила гостей на собственной огромной кухне и громко ойкнула. Практически по-матерински она начала расспрашивать не голодная ли Гермиона, параллельно усаживая её на один из табуретов. Миранда засуетилась ещё больше. По всей кухне летала посуда, Грейнджер то и делала, что уворачивалась от очередной утвари. — Мисс Гермионе не очень хорошо, и она попросила составить вам компанию, — наконец обратился Блинки к повару. — Сделайте ей чай и дайте бодроперцовую настойку из кладовой, а после какую-нибудь работу, которую сочтёте нужной. Женщина лишь сдержанно кивнула в сторону домовика, который тут же исчез. — Вам не нравится Блинки? Гермиона наблюдала, как заварник с чаем точно коснулся каёмки чашки, не проливая ни капли жидкости. В горле так пересохло, что она с жадностью и благодарностью приняла напиток. — Нет, что ты! — миссис Льюис мягко улыбнулась. — Я просто не люблю, когда на моей кухне командуют. В моём почтенном возрасте магия может выходить из-под контроля, поэтому каждый, кто даёт мне советы, рискует почувствовать лицом мягкость моего крема на торте или пирожном. Гермиона не сдержалась и засмеялась, ей пришлось даже выпустить чашку из рук, чтобы не расплескать содержимое. На самом деле, она даже не помнила, когда в последний раз смеялась. Поэтому сейчас у неё от этого инородного чувства сломались рёбра. — Вы не против, что я свалилась на вашу голову? — глоток горячего чая с листьями мяты расслабил её слишком напряжённое тело. — Я действительно могу вам помочь. До этого я занималась оранжерей, но с приходом холода работа там сократилась, и теперь я не знаю, чем себя занимать. — Мы что-нибудь придумаем, но для начала тебе нужно поправиться, — Миранда оторвалась от разделочной доски и пошла в сторону угловой двери. — Пей чай, а я принесу тебе из кладовой зелье. Кухня выглядела слишком большой для одного человека. Тут множество кухонного гарнитура, несколько холодильников, плит, духовых шкафов, а стол для приготовления и распределения блюд посередине комнаты занимал практически всё пространство. Здесь раньше трудилось много народу, и Гермиона была уверена, что это были далеко не волшебники, скорее всего вновь эльфийский рабовладельческий строй. Светло-серый оттенок всё равно слишком сильно угнетал, даже огромные окна не делали это помещение светлее, а тем более лучше. Будто в каждой комнате обитало личное невидимое чудище. Оно пряталось и выжидало в углу, а когда момент настаёт, то забирает все положительные и нейтральные чувства. Усовершенствованные Дементоры Мэнора. Так она отныне называла причину щемящего сердца в груди. — Вот, выпей одним глотком, — миссис Льюис протянула ей флакон, а Гермиона заметила, как за спиной женщины захлопнулась дверь кладовой и несколько волн магии окутали закрытое пространство. — Тебе станет лучше. Грейнджер приняла колбу вместе с воспоминаниями. Она не так часто болела, но мадам Помфри использовала бодроперцевую при любом незначительном чихе, поэтому она хорошо была знакома с этой настойкой, её быстрыми действиями и последствиями в виде пара из ушей и носа. — Миссис Льюис, — Гермиону перебил громкий голос женщины, она действительно похожа на Молли, и от этого только хуже. — Что ты, дорогая! Зови меня Мирандой, — Грейнджер кивнула, пытаясь прогнать пелену от слёз. Как же ей снова хотелось оказаться в Норе, она даже не была бы против вечного шума и гама, который всегда ей раньше мешал. — Миранда, почему вы здесь одна? — Гермиона стиснула руки в кулаки, когда пар вырвался из ушных раковин. — Простите. Вы прекрасно справляетесь, но, наверное, устаёте. К тому же, кухня слишком большая всего лишь для одного человека. Миссис Льюис хитро улыбнулась и взмахнула волшебной палочкой в сторону котелка, где варился, по-видимому, суп. — Несколько лет назад тут действительно было много слуг, и все они были фамильными домовыми эльфами, — её лимонный чепчик спустился на светлые голубые глаза, она быстрым движением руки вернула его на место. — После одного происшествия здесь не осталось никого, помимо Драко. Ему первое время вообще никто не был нужен, рядом лишь был Блинки, а потом он привёл ещё и Кутти. Подозрительно громко булькающий котелок отвлёк женщину от рассказа, и она поспешила к очагу создания шума. Гермиона водила пальцами по каёмке пустой чашки, смиренно ожидая продолжения рассказа, но он всё не продолжался. Тишина сгущалась над ней грозовым облаком. — А как тогда вы сюда попали, и что за ситуация? — Гермиона решила всё же слабо надавить на продолжение разговора. — Я сюда попала по старому знакомству, — Миранда обернулась, и её светлые глаза затянуло печалью. Она вернулась к доске и больше не поднимала головы. — Мой муж и единственная дочь погибли, поэтому я согласилась на эту работу, чтобы отвлечь себя и снова иметь того, о ком можно позаботиться. Мы с Драко нуждались друг в друге. Гермиона опустила взгляд в чашку. Стало стыдно за свою дотошность, но ведь она не знала, что эта история может оказаться трагедией. Хотя любая история для кого-нибудь оказывается трагедией или комедией. Жизнь обыграла этот случай болью на сердце пожилой женщины. — Простите, я не хотела вас расстраивать, — тихо вздохнула Грейнджер. Её взгляд метался от двери кладовой к окнам и обратно. — Мне не стоило вас поторапливать. — Ох, дорогая, шрамы на сердце есть у всех, — мисис Льюис покачала головой, а после взялась за первую попавшуюся работу, чтобы унять дрожь в руках. — Расскажи, как ты здесь оказалась? Спектакль окончен — погас свет. Шестерёнки остановись и на мгновение Гермиона перестала существовать. Что ей можно ответить? Судя по её ответам, она относительно близка с Малфоем и не будет в восторге, если Грейнджер сейчас в красках опишет какой он гадкий мерзкий манипулятор. «Он — Человек, помнишь?», — едко подкололо подсознание. В ней боролись рассудительный человек и спасатель. — Я… Ну, на самом деле, тоже по старому знакомству, — Гермиона хотела взвыть от этого самого знакомства, проклиная его самыми искренними болезненными словами. Её усталые глаза потеряли фокус, и она посмотрела прямо в никуда. — Последнее время я оказалась совершенно потерянной, и Малфой… Вернее Драко сначала оказал мне колдомедицинскую помощь в лице Блейза Забини, а после оставил под покровительством своего дома, пока я не определюсь с дальнейшей жизнью. Грейнджер не заметила, как ложь стала чем-то привычным. Необходимым, лёгким и… правильным. Её голос звучал размеренно, самую малость опустошенно и обречённо, но под стать той, кто находилась в поисках, когда вокруг беспросветный мрак. Миссис Льюис смотрела на неё с лёгкой натянутой улыбкой. Снисходительно тёплый взгляд дал понять Гермионе, что, несмотря на всю горечь, которую она сдержала в себе, Миранда знала правду. В таком случае, какого ответа она могла ожидать? Грейнджер уверена, что никто здесь не станет ей помогать, так что единственный вариант — это притвориться смирившейся дурочкой и по капле собирать нужную информацию.***
Драко Малфой, лёжа в постели каждую ночь, отсчитывал удары собственного сердца. Его никогда не предупреждали о том, что жизнь продолжается даже когда ты умираешь. Шли дни, недели, месяцы и года с точки отсчёта смерти, а он всё ещё не оплакал себя. Изо дня в день он имитировал свою жизнь, наблюдая за тем, чтобы иллюзия выглядела убедительно. Игра в имитацию. Драко вставал, надевал на себя чёрный костюм, в котором себя хоронил и шёл исполнять свои прямые обязанности. Если бы он знал, что взрослая жизнь такая паршивая, то бросил в себя смертельное заклинание ещё в девять лет, лишь бы не пожинать плоды сейчас. Ему казалось, что он это заслужил. Чтобы не происходило — так ему и надо было. Он принял боль, как спутницу по жизни и ещё никого вернее не встречал. Красива, черна и смертельна. Они были отражением друг друга. Что-то взаимоисключительное. Что-то, чего ещё ни у кого не было. Он принял свою тьму. Приручил собственную скверну, как любвеобильную кошку. Она ластилась к нему, тёрлась об его ноги и томно мурлыкала. Драко усмехался и сжимал её в объятиях, впуская в свою раздробленную грудь. Каждая пробоина заполняется чёрным сиянием. На нём бронежилет из мрака. Больше нечего бояться. Кроме самого себя. Он практически не проводил время в поместье. Там царил такой ад, что даже его тьма сжималась в клубок, прячась в корсете из рёбер. Только в последнее время стал чаще там появляться, потому что знал, что она сойдёт с ума. А сводить с ума самую умную ведьму своего поколения ему пока не хотелось. Грейнджер была мелкой занозой под ногтем — боли не приносила, но раздражала жутко. У Малфоя с ней развивалась паранойя, не достигая цифры «три» при счёте. Она была опасна тем, что ей ничего не стоило найти выход даже там, где его нет. Стена? Она снесёт её собой и даже бровью не поведёт. Она была опасна своими планами. Более того, он с точностью до сотых уверен, что однажды эта девчонка найдёт выход. Драко знал и с ликованием ожидал этого момента больше, чем она сама. Наблюдать Гермиону Грейнджер в борьбе, в разрухе и в отчаянии — искусство. Искусство, которое его влекло. Но Малфой стал замечать, как она увядает. Как розы в оранжерее его матери. От неё опадали лепестки внутренней силы. И он не знал, как на это реагировать. Однозначно, с ней будет легче, если сломать, но он не хотел ломать. Если сломается Грейнджер, то у него вообще не будет никаких шансов. Ему приходилось следить, чтобы выгорание не доходило до точки невозврата. Приходилось поджигать её вновь, напоминая о том, как же прекрасен огонь её ненависти. — Командир! — по каменистой дороге к нему спешил совсем ещё юнец. Драко остановился. — У меня новости! — Лэйхи, либо ты сейчас же отдышишься и достанешь язык из задницы, либо не смей открывать рот, — Малфой прошёлся суровым взглядом, отмечая, что на него со страхом смотрят мёртвые зелёные глаза. Он не ошибался, этот парень — будущий покойник. Небо сгущалось над Суррем. Драко хотелось выругаться самыми грязными словами, когда он шёл к маггловскому дому, от которого остались лишь щепки и три известных обугленных трупа. До невозможности тупые родственники Поттера решили, что не стоит верить словам полоумного племянника, и спустя три года отсидки вернулись домой. Но как только они переступили порог, то взорвалась бомба, разработанная Долоховым. Всё, что творил этот психопат, было гениально, но ужасно. Настолько противоестественной магии он ещё не встречал. Сплошное разрушение и ни капли созидания. — Говори уже, Салазара ради, — выплюнул сквозь зубы Малфой, а Роб вздрогнул в очередной раз, следуя за его мантией. Никто не шёл впереди командира. — Когда эти магглы пересекли порог, то сработало оповещение не только у нас, но и у ордена общипанной курицы, — парень подавил смешок за кашлем, когда Драко вперил в него ледяной взгляд. — В общем, они сразу пришли на проверку, также отведав бомбы из кислоты и фосфора. Вот идиоты… Малфой продолжил идти, но грудь изнутри обожгло кипятком. Он слишком хорошо знаком с Орденом, поэтому более чем уверен, что они послали проверить дом совсем юных детей. Расходный материал. Пожиратели не лучше, но от них изначально добра ждать не стоило. Эти же ебаные лицемеры использовали людей, как пешек на шахматной доске. — Личности уже установили? — пепел оседал на его лёгких, вызывая на языке горький привкус смерти. — Форт и Мартин этим занимаются, там сплошное месиво. Мне кажется, что я даже не встречал такие органы в учебниках, какие увидел там, — Лэйхи сглотнул, а Драко отметил, как он позеленел. — Магглам из соседних домов сказали, что взрыв был вызван утечкой газа. Малфой, ещё не увидев последствий, мог обрисовать то, что из себя представлял результат бомбы. С помощью магии Долохов смог соединить в ней жидкое и твёрдое состояния веществ в идеальном балансе. Кислота разъедала всё, чего касалась, а фосфор, вступая в контакт с любым твердым элементом, самовоспламенялся. И это была самая страшная смерть, которую он мог представить. Тело одновременно сгорало и разъедало. Драко не любил магглов, но даже ему стало их жаль. Они были отвратительными людьми по словам Поттера, но такой болезненной и мучительной кончины вряд ли заслужили. — Я понял, ты свободен, — Роб кивнул и развернулся в противоположную сторону, подальше от ядовитого облака, собравшегося вокруг разрушенного дома. Ощущение того, что шпионы противоположной стороны сейчас наблюдали за разворотом событий было реальным до жжения дыхательных путей. И вновь только наблюдатели. Иногда его посещали мысли, что добра нет и вовсе. Люди были с одним наполнителем в крови, но по разные стороны. Тем не менее дерьмо сочилось из всех без разбора. С каждым приближающимся шагом ему открывался вид на груду хлама. Соседние дома тоже задело, остались стоять лишь стены, удаленные от взрыва, остальные части сложились карточным домиком. Воздух изменил свою плотность на непроходимую для дыхательной системы. Некоторые вещи, изделия из дерева, двери, остатки стен и мебели догорали, тлея. Ничего не трогали, пока фосфор окончательно не перестанет полыхать. Драко ослабил воротник мантии, потому что физически на грудь оседал груз. Пепел, смрад, смерть. Всё вновь стало воспроизводиться перед его глазами, будто он мог видеть прошлое, но это лишь шестое чувство шептало возможные варианты происшествия. Малфой качнул головой и стал пробираться в самую гущу. Среди обломков он различил некоторые органы, это и правда было сплошным месивом. Воздух был ещё отвратительнее, чем визуальная картинка. Рвотный позыв был вовремя подавлен, но глаза не переставали слезиться из-за ужасного запаха. — Долохов перестарался, мы не можем ни то что личности установить, мы количество жертв определить не в состоянии, — из-за полуразрушенной стены вышел мужчина средних лет в серой закрытой мантии. — Что вы вообще можете?! — рыкнул Драко, сжимая руки в карманах. Его глаза сверкнули холодной яростью, и он был на грани того, чтобы применить одно из заклинаний в своём арсенале. — Создание вашей группы было самым бесполезным моим действием. Найди Форта, соберите материалы, ДНК, останки и отнесите в лабораторию Диккенса. Если и тогда вы ничего не сможете узнать, то это будет последнее, что вы сделаете. Малфой не стал дожидаться ответа, аппарируя прочь. Недовольство на грубом лице Мартина даже не успело скрыться, но Драко это не волновало, ведь никто не мог негодовать сильнее, чем он. Потому что это он за всё отвечал. За людей, за их работу, за качество и своевременность выполнения этой работы. И на кону было слишком много, чтобы позволить себе «Не могу», «Не знаю» и «Не получается». Корочка тонкого льда хрустнула под его ботинками, когда он приземлился вблизи одного из самых старинных и защищённых поместий. Земля ломалась под толстой подошвой вслед за замороженной водой. Небо хмуро провожало его всю дорогу, он отводил взгляд, предпочитая не замечать, как природа приравняла его к тому, что следует уничтожить. Провальный эксперимент. Магия затрещала красными искрами вокруг Драко, когда он приказал воротам открыться. Что-то пустое, холодное и серое витало в воздухе, кружа вокруг тонкой шеи. Ещё несколько лет назад он бы ни за что не подумал, что Забини-Мэнор мог стать таким. Таким похожим на его собственный дом, коем он давно не являлся для него. — Мистер Малфой! — старый сгорбленный эльф показался на пороге, падая на колени. — Мистер Малфой, добро пожаловать! — Блейз у себя? Малфой знал, что к домовым эльфам стоило обращаться нейтрально, ни в коем случае не выделяя их. Иначе степень самоповреждения от переизбытка внимания могла быть неисчерпаемой. — Хозяин сейчас на вызове, — существо поднялось с холодного мраморного пола, хрустя костями. — Но хозяйка Пэнси дома. Драко мимолётно усмехнулся. — Веди меня к ней. Он никогда не сомневался в Паркинсон. Эта девушка добьётся всего, чего захочет, стоило ей только об этом подумать. И то, что её приняли в поместье Забини хозяйкой, несмотря на то, что они ещё не были с Блейзом женаты говорило об этом. Он шёл по коридорам, где ребёнком носился со скоростью заклинания. Шёл мимо стен, когда-то испачканных Блейзом. На девятый день рождения Забини Драко оживил скарабея на праздничном торте, от испуга мальчик отбросил торт от себя на самое дальнее расстояние, на которое у него хватило сил. Так Драко оказался весь в креме, со скарабеем на волосах и с собственной окантовкой силуэта из крема на стене. На стене, где висело дорогое полотно. Корри что-то тихо лепетал, пока вёл Малфоя к Паркинсон, но он даже не слушал старого эльфа. Его поглотили воспоминания. Он был одним из первых, кто узнал о союзе Блейза и Пэнси, когда застукал парочку в одной из ниш. Эту нишу они использовали ещё в детстве, когда играли в наёмников или шпионов. Из неё отлично было видно коридор, но не тебя из коридора. Драко только громко рассмеялся, а потом притворно расстроился, что их детское место было осквернено. Блейза Малфой знал ещё с раннего возраста. Он познакомился с ним на приёме в честь Рождества, который был устроен семьёй Гринграсс. Он прекрасно помнил, насколько скучным был этот вечер, особенно для пятилетнего ребёнка. По счастливой случайности его отца не было в этой части огромного зала, поэтому он с лёгкостью ускользнул от матери, которая была поглощена разговором о женщинах в политике. Ещё ребёнком Драко уяснил, что одна из доступных ему радостей — сладкое — часто была под запретом и ограничением. Поэтому, когда он заметил целый поднос с горой любимых пирожных с фисташковым кремом, то схватил его со стола, опирая пирожные на свою грудь. Место для поедания сладостей бросилось ему в глаза, оно буквально было перед ним. Пока никто не видел, Драко приподнял длинную скатерть, подталкивая поднос под стол. Следом он залезает туда сам, не забывая задёрнуть за собой поднятую скатерть. Он настолько был увлечён предвкушением, что не обратил внимания на то, что его дорогой, идеально выглаженный костюм, был безбожно испорчен фисташковым кремом. Малфой также не заметил через несколько дюймов от себя мальчика, который застыл с каким-то напитком в руках. И только когда тот закашлялся, заставив Драко самого от неожиданности подавиться пирожным, он заметил его. Забини. Будущего лучшего друга. Малфой смотрел на мальчика, который продолжал кашлять, но наотрез отказывался выплёвывать то, что было у него во рту. Тогда Драко молча протянул ему пирожное. — А мой второй отчим говорит ещё, что это лучшее, что он когда-либо пил, — он скривился, откусывая воздушное тесто. — Я Блейз. — Лорд Драко Люциус Малфой, — Драко даже не потрудился вытереть лицо. Его рот, подбородок и даже щёки были в нежно-зелёном креме. — Аа-а, выпендриваться будем? — он протянул ладонь и не побрезговал, когда Малфой липкой рукой её пожал. — Синьор Блейз Аурелио Забини. Так они начали свой сложный и долгий путь вместе. Старые двери с положенным им благородным скрежетом открылись, и Драко заметил Пэнси. Она сидела на краю глубокого кресла, наклоняясь над кофейным столиком. Он отметил, как блики от огня в камине плясали на её сосредоточенном и даже угрюмом лице. — Мисс Паркинсон, — тихо обратился эльф, но от взгляда не утаилось то, как вздрогнула девушка, сильно зажмуривая глаза. — Мистер Малфой изволил почтить наше поместье визитом. Пэнси выровнялась, обернувшись в половину оборота, и выглянула из-за спинки кресла. Её болотные глаза отражали мёртвое спокойствие. Было глупо от него это прятать, ведь он знает все маски, которые могли существовать. Они висят в его комнате. Целая стена из застывших эмоций. Но он из дня в день надевает одну и ту же потрёпанную маску безразличия. Удивительно, как она врастала в его бледное лицо — пропадала каждая трещина или потёртость. Они становились неделимыми. — Корри, приготовь нам, пожалуйста, две чашки холодного чая и пирожные с фисташковым кремом, — эльф поклонился и исчез со щелчком аппарации. Драко не нуждался в приглашении, он прошёл к соседнему креслу своим привычным тяжёлым шагом, буквально пиная спёртый воздух, собранный из гранитной крошки и могильной земли. — Холодный чай, когда за окном нулевая температура? Паркинсон пожала плечами, откинувшись на спинку кресла, благодаря чему, практически потерялась в нём. Последние года в Англии были прохладнее, чем обычно. Будто погода всё чувствовала. Что-то надвигалось. Что-то страшное, холодное и тёмное. — Ты же не надеялся согреться, ведь так? — Пэнси хмыкнула и стянула с подлокотника кресла свою тонкую пурпурную шаль. Она права. Он уже давно не надеялся согреться. — Я надеялся узнать что с тобой тогда произошло, — голос Драко безмерно спокоен, и отдалённо можно было уловить нотки тепла в нём. Девушка покривила улыбкой, а после закатила глаза. Она уверена, что как друг, он бесспорно беспокоился о ней, но в первую очередь Драко — воин. Воин, у которого посмели под носом возомнить себя настолько всемогущим, чтобы вредить его близким. Малфой тщеславен и не терпел конкуренции. — Я уже говорила, что не помню ничего, — её пальцы с аккуратным маникюром подрагивали, когда беспечно отстукивали ритм по деревянной поверхности. Руки у неё никогда не дрожали. Ходили даже шутки, что ей можно идти в колдомедики. На разрез или шов от её руки можно будет молиться. Уже нельзя. Дрожь, тремор, молчание. Пэнси Паркинсон была лишь собственным отражением. — А ты знаешь, что я всё равно узнаю что произошло. Я считал, что лучше услышу это от тебя, своего друга, — Драко растягивал буквы в словах, и Пэнси подняла на него взгляд. Он всегда так делал, когда был крайне недоволен, но прямого влияния над ситуацией не имел. — Когда я всё узнаю сам — не вини меня в этом. Помни, что я спрашивал. — Хорошо, — треск камина их отвлекал, заставляя обратить своё внимание на горящие поленья. Слизерин был абсолютом спокойствия и выдержки. Аристократическая холодность струилась по венам, призывая кровь остановиться, а после её замораживала при любом исходе. Когда распределительная шляпа отправляла в Слизерин — она отправляла в преждевременную взрослую жизнь. И в тот момент, когда уже понимал, что другого выбора нет, но всё равно ухватился за распределение, как за последний шанс выразить эмоции. После — они закупорились в сосудах. Замкнулись в кругах кровообращения. На кофейном столике, на котором Паркинсон что-то рассматривала, а затем невербально скрыла, появился поднос с двумя чашками чая и вазой пирожных. Эльф даже не показался, чтобы не мешать им. Драко не спеша взял свою чашку двумя пальцами, бросая взгляд на то, как Пэнси старалась быстро поставить чашку на блюдце, чтобы скрыть дрожь в руках. Но всё полетело к Мерлину, когда донышко дорогого хрусталя мелодично несколько раз стукнуло при соприкосновении с блюдцем. — Что ты собираешься делать с Грейнджер? — Пэнси прочистила горло и сделала глоток холодного чая. — Я никогда не испытывала к ней симпатии, но не думаю, что держать её у себя, как домашнюю зверушку, — хороший вариант. Драко хмыкнул, перевод темы — его любимый момент в разговоре. Паркинсон была до безобразия простой, несмотря на то, что происхождение твердило обратное. Она была своей. И это то, за что он её ценил. — Она может хорошо мне послужить, — он откусил пирожное, и на ничтожное количество секунд его перенесло на восемнадцать лет назад. — Во всех смыслах. Поэтому пусть живёт себе, она не особо мешает. Драко сладко лгал. Ложь имела привкус вафельной крошки, которую он ненавидел, но терпел, потому что ванильно-шоколадное мороженое всегда было ей посыпано. Он даже сейчас так ел мороженое, потому что Нарцисса была тем, кто всегда посыпал вафельной крошкой это лакомство. В глазах Пэнси танцевали искры. Она сидела напротив камина. — Твоё поместье небезопасно даже для тебя, не говоря уже об этой ходячей проблеме, — она смотрела упрямо, не отводив взгляд, зная, что это лучшая тактика для отвода от собственного больного места. — Однажды ты её погубишь. — Не говори, что тебе её жаль, — холодный чай остужал Драко до минусовой температуры. — Не скажу, потому что это не так, — она поставила посуду обратно, намеренно не замечая, как она снова застучала об поверхность. — Мне жаль тебя, когда осознание прорвёт плотину и обрушится на тебя ледяным водопадом. Она, вперив взгляд в блики огня на стенах, дала время своим словам достучаться до него. А он смотрел на неё, смотрел и не узнавал. Пэнси Паркинсон была чрезвычайно неугомонным ребёнком. В первый раз он увидел её в Косом переулке. Он стоял с матерью около магазина мадам Малкин, пока отец забирал заказ. Новые мантии из шёлка тутового шелкопряда. Драко был занят разглядыванием витрин, однообразно и механически отвечая на вопросы матери, которые даже не слышал. В витрине напротив показалась маленькая девочка, она носилась из угла в угол помещения, громко хохоча, а за ней бегали несколько мастериц с одеждой в руках. — Я же сказала, что не надену эти отвратительные платья, они жутко неудобные! — девочка возмущено топнула ногой, а после со скоростью света в одних панталонах юркнула на улицу через открытую дверь, забегая за угол. Что-то невнятно ответив матери на очередной вопрос, он попросил её зайти в магазин и спросить у мадам Малкин ещё одну мантию его размера прямо сейчас. Миссис Малфой озадаченно посмотрела на сына, а он показал небольшое пятно от мороженого. Нарцисса слегка улыбнулась и поднялась по ступенькам, бросая беглый взгляд в сторону соседнего магазина. Не теряя времени, Малфой младший побежал за угол. Незнакомая девочка сидела на стопке кирпичей, болтая ногами и рассматривая кончики своих коротко стриженных тёмных волос. Он молча протянул ей свою мантию, а когда она показательно задрала подбородок и отвернулась, то он сам набросил ткань на её плечи, не касаясь кожи. — Аристократам, леди, а, тем более, будущей миссис непозволительно находиться в таком виде, — как бы невзначай произнёс Драко. — Может я грязнокровка, — огрызнулась она. — Они тут ошиваются перед школой, а тебе явно нет одиннадцати, — ответил Малфой, а затем, замечая вопросительный взгляд, — пояснил: — У тебя ещё не развиты вторичные половые признаки для этого возраста. — Фу, ты мерзкий! Уйди с моих прекрасных глаз! — заверещала девочка, отмахиваясь от него руками. — Да шучу я, — Драко засмеялся с её реакции, — Грязнокровки себя таковыми не зовут, так что ты явно не из их круга. А если обратить внимание на твою неестественно прямую осанку, даже когда ты сидишь на кирпичах, то ответ кажется очевидным. — Иногда я действительно хочу быть грязнокровкой, — она вздохнула, сильнее закутываясь в его мантию, — от них ничего не ждут. Драко понимающе кивнул. Он вернулся из воспоминаний, когда раздался хлопок аппарации. Посередине комнаты дрожал Блинки, его глаза метались по всему залу, а руки сжимали ткань серого сюртука. Эльф бросился к Драко. — Хозяин! Защита Малфой-Мэнора оповещает о намерении вторжения! Вам срочно нужно домой! — домовик запинался на каждом слове, но прикладывал все усилия, чтобы сдержать свою панику. Малфой резко поднялся, замечая, как следом вскочила Пэнси. Он обернулся к Блинки: — Спрячь её. Эльф исчез, прекрасно понимая о ком он говорил. Драко подошёл к Пэнси, поцеловав в висок, её дрожащие пальцы коснулись его мантии. Прошлое отозвалось на кончиках пальцев, и она прикрыла глаза. — Всё будет хорошо, — он отстранился, направляясь к выходу. — Ты лжёшь… — Да, — ответ затерялся в коридоре, впитываясь в знакомые стены. Он аппарировал сразу же, как вышел за пределы ворот.***
Спустя несколько дней после разговора с миссис Льюис, Гермиона стала частым гостем на кухне. Женщины говорили обо всём и ни о чём одновременно. Также нашлась для неё и работа. Так как Миранда ревностно относилась к кухне и своим обязанностям, то Гермиона не касалась прямого процесса, а всегда была на стадии вспомогательных действий. Простуда отступила в тот же день, после зелья, благодаря чему, она больше не ощущала настолько обременительной слабости и сонливости. С каждым часом весь замок всё больше погружался в зимнюю спячку. В нём стало ещё более некомфортно, чем Грейнджер могла себе представить. Коридоры были слишком пусты, холодны и темны. Она ощущала, как это побеждало. Уговаривало её не выходить из комнаты, не совершать ошибку. Гермиона слушала то, что нашёптывало подсознание, дрожала от страшных мыслей, но всё равно выходила. Каждый шаг отдавался мелкой дрожью по позвоночнику, но она не дала себя сломать. Гермиона не стала прятаться в четырёх стенах из-за своего разыгравшегося воображения. Небо с самого утра затянули настолько тёмные тучи, что были зажжены абсолютно все канделябры, на стенах плясали сотни отбликов, создавая эффект возгорания. Гермиона почувствовала какой-то ментальный толчок в груди, возвращаясь в комнату из кухни. Что-то ей целеустремлённо твердило о том, что это нужно сделать сегодня. Ей нужно попасть в библиотеку. Грейнджер остановилась и снова, как самый чужеродный объект, огляделась по сторонам. Портреты дремали или занимались своими делами, не обращая на неё никакого внимания. Это показалось особенно странным, неужели ей объявили бойкот? Для того, чтобы иметь железное алиби даже у портретов, она остановилась и раздосадованно вслух произнесла: «Ещё же нужно на другом этаже прибрать!». А после показательно покачала головой и направилась в противоположную сторону. Когда коридор остался позади понурых плеч, Гермиона рвано выдохнула, делая шаг к лестнице. Паника заранее подогревала в ней чувства страха, провала и обречённости. С каждым своим движением она ощущала, как внутренние органы покрывались ледяной стружкой. Её лихорадило от одной мысли о том, что придётся это сделать. Она чувствовала, как сердце то подкатывало к горлу, то ухало вниз живота. Образы, преследующие её последние полгода, прогрызали слои коры головного мозга. Перед глазами восстали события, которые хотелось вырвать из себя щипцами. Они как шипы отравленного растения, которые ты не заметил, но они продолжали медленно уничтожать тебя изнутри. Несколько лестничных пролетов казались вечными. Мозг переставал распознавать тело как то, над чем у него власть, они начались отделяться друг от друга. Гермиона будто наблюдала за собой со стороны. Бледная, потерянная, дрожащая. Тварь ли я дрожащая или право имею? Уже на четвёртом этаже, подняв голову к потолку, в ней клокотало странное смешение чувств из возбуждения и паники. Стык абсолютно разных состояний ввел её в когнитивный диссонанс. Гермиона сжала ткань платья пальцами, чтобы не терять связь с реальностью. Взгляд опущен, а шагов практически не осталось, мысленный обрыв со скалы в ледяные бушующие воды обдал её плоское лицо влажным воздухом. Она закрыл глаза и перешагнула порог. И вдруг всё исчезло. Шум в ушах и рябь перед глазами, Гермиона быстро заморгала, ища опору. Чувство, будто она оказалась в сломанном старом телевизоре. Раздражающий звук помех бил по затылку и вискам каждой несуществующей звуковой волной. Тело предательски шатало от каждого столкновения. Слишком громко. Слишком близко. Слишком страшно. Слишком тесно. Слишкомслишкомслишкомслишкомслишком. Запредельно близко и жутко громко.