Излишняя близость — твой взгляд, я так к нему равнодушен. Скажи, если тебе станет плохо, и я сделаю ещё хуже.
Каждый кирпичик, каждая песчинка, каждый прутик, которыми Гермиона выстраивала заслонку вокруг своего страха, чтобы похоронить его в себе, сейчас медленно и постепенно разрушались. Чёрная слизь наблюдала за собственным высвобождением, ощущая удовлетворение от скорой возможности пуститься по венам девушки. Малфой грубой хваткой вцепился чуть ниже плеча, протаскивая её в комнату. Холод, закупоренный в стенах этой гостиной, обратился в яд, отравляя рассудок Грейнджер. Именно сейчас ей захотелось потеряться в своей голове, но, как назло, там было пусто. Она была слишком в порядке. Слишком. Как часто за последнее время это слово стало синонимом абсолютно ко всему. Ей было слишком плохо, слишком одиноко, слишком страшно, слишком холодно. Слишком сладкий чай и слишком горькие мысли. Слишком позднее осознание. Слишком чувствительное тело. Слишком нездоровая психика. Слишком. Она стала всепоглощающим исполнением переизбытка. Её тошнило от себя. Холодный смешок вывернул её из подсознания, и она раздосадованно выдохнула. Малфой отпустил её и отошёл в сторону. Покорная, сломленная, забитая. Где-то внутри ухнула конструкция храброй и отважной Гермионы Грейнджер. И это стало последней каплей. Она резко подняла голову, гордо вскидывая подбородок. Не дождётесь. На секунду в прямом взгляде отразился страх, когда он встретился с прищуром красных глаз с вертикальными зрачками. В них она видела лишь неограниченный ужас, страшное безумство и непреодолимое стремление к разрушению. Погибель всего мира издевательски кривила бледные тонкие губы, проводя по ним змеиным языком. — Мисс Грейнджер! Какая честь увидеть вас в относительном здравии! — Волдеморт сидел на импровизированном троне из костей, и Гермиона предпочла отмахнуться от мысли, что это кости тех, кого она раньше знала. — Что же вы так далеко, подойдите ближе. Я вас не трону, ведь часть золотого трио должна оставаться невредимой для объединения. Разве родители не учили вас, что игрушки всегда должны быть вместе в одном месте? Насмешка тёмно-серой субстанцией струилась по бледно-зелёным уголкам его губ. Голос был пропитан злорадством и неприкрытой угрозой. Комок нервов в животе ещё больше сжался, и Гермиона подумала, что никогда не сможет его распутать. Слова о родителях вспенились на её сердце, она не сделала ни единого шага. — Я дважды не повторяю! — Реддл на секунду потерял контроль, когда взмахом палочки притянул её ближе, приклоняя к полу. Его голос вновь обернулся в обёртку из вежливости и напущенного спокойствия. — Ваш внешний вид и внутренне состояние разительно отличаются. Он хмыкнул, будто так не должно быть, и кинул взгляд в сторону Малфоя. Она практически забыла о том, что он здесь. Гермиона попыталась встать, но колени словно приросли к мраморному полу, тогда она обернулась. Драко выглядел равнодушно. Практически скучающе, если бы не мысленный запрет на оказание неуважения к своему хозяину. — Мой Лорд, как я уже говорил, девчонка сломлена, — Гермиона видела, как в его глазах переливалась застывшая ртуть. Ей так хотелось думать, что это чары, но он не Кай и она не Герда. — Теперь вам ничего не мешает пополнить ею вашу изумительную коллекцию трофеев. Трофей. Вот кто она. Неопознанное чувство растекалось по нервной системе. Гермиона буквально ощущала, как что-то тонкое и связующее обрывается. Стало так горько, но хотелось смеяться. Смеяться так громко и продолжительно, чтобы испытать агонию от нехватки воздуха. Чувство опознано. Предательство. — Разве? — это почему-то звучит, как утверждение, хоть и с вопросительной интонацией. — Ты не видишь её глаз? Малфой, ты слеп! Его злость заставила покрыться пол тонким слоем льда, Гермиона скривилась, когда корка врезалась ей в кожу, а после по телу от холода побежали мурашки. Она оторвала взгляд от колен, переводя его на Волдеморта. Он выглядел не лучшим образом. Чтобы ей было за подобные мысли? Плевать. Он просто обезумевший полуразлагающийся труп. Вероятно, все мысли отразились на её лице, потому что Том Реддл неотрывно смотрел на неё. Он не знал, что точно испытывал, помимо злобы и отвращения. Он вскочил с места, сделав круг вокруг своего трона, а после громко всплеснул руками. — Очаровательно! Ты только посмотри на это! — потоком магии Волдеморт заставил её тело подняться и притянул его практически впритык к Малфою. — В её глазах одновременно полыхает пламя и воздвигаются ледники атлантического океана! Изумительно! Он замолчал, позволяя им встретиться взглядами. И Драко заметил это. Она действительно была одновременно сломленной и самой сильной, кого он видел. Словно по волшебству пламя заставляло лёд таять, а талая вода тушила собой огонь. И если бы на этом всё прекратилось, но это циклично. Пламя загорается, а ледники выстраиваются плотной стеной. Гермиона смотрела в его пустые глаза, желая найти в них хоть что-нибудь, за что она могла зацепиться. За что могла продолжать его считать человеком. Лекарства, сон, еда, одежда. Мозг судорожно перебирал воспоминания, чтобы найти доказательства. Он накрыл её пледом, помнит, что она читала, помог подруге, хорошо относится к Блинки, он наложил на неё согревающие чары в то холодное утро. Он поцеловал её. Трофей. И это поражало. Всего лишь одна фраза способна всё перечеркнуть. Перечеркнуть что? Иллюзию? Подсознание зло растягивало ухмылку на плоском лице. — По-твоему это то, что я могу считать «сломанным»? — Волдеморт оказался совсем близко, и голова Гермионы дёрнулась в противоположную сторону. — Я покажу, что такое «сломать». Круцио! Словно во сне, Малфой отлетел от неё на несколько футов и упал на пол. Красная вспышка с дотошной точностью ударила его прямо в грудную клетку. Гермиона вскрикнула, но на это никто не обратил внимания. Малфой неестественно выгнулся, но молчал. Его глаза закатились от изощрённой пытки, от неисчислимой боли. Грейнджер видела, как капилляры глазных яблок лопнули, как его ногти врезались в мраморный пол. Видела царапины, заполняющиеся кровью, и отломленные куски ногтей. Она практически порывалась ему помочь, но тело совершенно безвольно, его будто закатали в цемент. И наконец, когда она услышала, как ломаются его кости, девушка закрыла глаза и отказалась их открывать. Всё прекратилось с четвёртым хрустом. Гермиона приоткрыла веки, и ей захотелось плакать. Малфой лежал в луже крови: она стекала из открытых переломов, губ, ушей, глаз и ноздрей. Приступ тошноты тянул её вниз, и она еле его сдерживала. — Вот, что значит сломать, — Реддл наклонился к Драко, касаясь кончиком палочки торчащей кости. — Во всех смыслах. Гермиона беззвучно плакала, глядя на изувеченное тело Малфоя. Что-то человеческое скулило в ней всё громче, пытаясь превозмочь страх. Страх за собственную жизнь. Страх такой же участи. Страх не оказаться такой же терпеливой и выносливой. Гермиона не успела подумать, что будет дальше, как рухнула на пол без возможности пошевелиться. Перед глазами возникли блики от удара головой, и она зашипела от боли. Волдеморт кружил над ней, словно стервятник. Подол его мантии касался её лица, прямо крича о её низшем шатком положении. Он настолько был отвратителен Грейнджер, что внутренние весы находились в полном дисбалансе: в одной чаше плескались страх и ужас, а во второй — ненависть и отвращение. И если первое её приковывало, то второе давало крылья. Сломанные, ветхие, обгорелые. Но крылья. — Посмотрим, что действительно с тобой происходило, — Гермиона вперила взгляд в потолок, пока над лицом не возникли палочка Реддла и он сам. — Легилименс! Её сковывал ужас предстоящего, когда она поняла, что сейчас он узнает всё. Узнает, что она не из этого мира, узнает, как они его уничтожили, следственно, не допустит этого здесь, узнает то, как она здесь оказалась и как с ней обращалась. Это было чекой от гранаты. Один, два, три. Граната ловко скользила по ладони. Четыре, пять, шесть. Пальцы крепко обхватили кольцо. Семь, восемь, девять. Она слышала характерный щелчок выдернутой чеки. Кольцо от гранаты упало где-то рядом. Десять. Взрыв. Перед глазами предстало целое ничего. Гермиона видела лишь сплошной мрак, лишь темноту и чёрный цвет. Цвет её погибели, хотя ранее она думала, что это будет платина. Она чувствовала его в своей голове. Он бескрайно зол. Грейнджер будто видела со стороны, как Волдеморт перемещался в её темноте, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть. Он крутил палочку дрожащими руками, а глаза наливались кровью. Немой крик сорвался с тонких губ. Он что-то искал, но ничего не нашёл, и это приводило его в бешенство. Молниеносный взмах бузинной палочки привёл Гермиону в истерику. Боль упала водородной бомбой ей на грудь. Каждая клетка в её организме пылала, температура тела достигла четыреста пятидесяти одного градуса по Фаренгейту. Волдеморт будто пытался содрать чёрные стены, рассеять преграду в пыль, обнажить каждую её мысль. Залезть ей глубоко под кожу, в самую душу, познать самое сокровенное и тайное. Ему нужно абсолютно всё, всё до последней капли её рассудка. Гермиона кричала, больше не сдерживая в себе эту эфемерную боль. Её будто бросили в котёл из расплавленного воска, а потом подожгли, когда он застыл. Агония носилась по её крови, заставляя её разжижаться, пузыриться и оседать на стенках мерзким паром. Чистое неразбавленное безумие щиплело язык, и она узнала его вкус. Вкус горечи, безнадежности и мучений. Острый, как перец Чили. Горький, как трава. Сладкий, как запретный поцелуй. Поцелуй. Соломинка. Хватайся, Гермиона, хватайся. Тебе не выжить. И она схватилась за соломинку, брошенную подсознанием. Мозг горел ярым пламенем, капилляры лопались, не выдерживая давления. Голос пропал, боль от разорванных связок на мгновение перекрыла самосожжение, и она чуть ли не скулила от долгожданной передышки. Поцелуй. Паника. Паника. Паника. Паникапаникапаника. П а н и к а. Тёплые губы. Страх переплетался с неожиданным наслаждением. И это то, чего ей так не хватало, поэтому она схватилась за новое чувство всей нейронной сетью, не желая отпускать мнимое спокойствие и безопасность. Прохладная рука коснулась затылка, отрывая её от чего-то твёрдого. Гермиона почувствовала, как пальцы зарылись в её волосы, поддерживая голову. Поцелуй вязал губы. Что-то космическое, невозможное и божественное просочилось внутрь с губами, которые целуют её. Вспышки боли разъели картинку, построенную, чтобы отгородить себя от сумасшествия. Гермиона начинала ощущать, как горели губы, как поцелуй передавал исключительный концентрированный жар. И ей захотелось выть, когда она поняла, что Волдеморт здесь не причём. Этот поцелуй изначально был таким. Огненным шаром. Грейнджер пришла в себя всё на том же мраморном холодном полу. И ей впервые не хотелось спастись, не хотелось строить планы и стратегии, не хотелось тянуть время и искать лазейки, не хотелось бороться и искать глазами двери. Ей просто хотелось, чтобы боль ушла. Хотелось ничего не чувствовать. Кому отдать окровавленное раздробленное сердце, чтобы больше его не ощущать? Её голова наполнена работающими кувалдами, вспышками яркого света, отбойными молотками и пулемётной очередью. Взгляд цеплялся за заметное алое пятно на полу. Кровь. Гермиона смотрела на свой старый шрам на предплечье с засохшей кровью. Такая же. Найди десять отличий. Отличие первое и самое главное — мнимая словесная чистота. К чему привела иллюзия собственного превосходства и права выбора? К луже из собственных кишок. Каждый неверный выбор, каждый шаг не в ту сторону, каждая мысль не по штампу, каждое желание вразрез с нормой. Каждый вдох, сделанный через силу. Всё, что делало из него мятежника. Неожиданно серые глаза медленно распахнулись. Она заметила, как дезориентация быстро сменилась знакомой дымкой. Волдеморт, погруженный в собственные размышления, даже не заметил, что Драко пришёл в себя. Малфой слабо усмехнулся краем губ, обнажая аккуратные небольшие клыки, покрытые кровью. И ей снова показалось, будто она не одна с этим. Реддл быстро передвигался по комнате, нервно перебрасывая волшебную палочку с одной руки в другую. В его голове происходил настолько обширный мыслительный процесс, что он вряд ли бы заметил совершенно одинаковый взгляд лежащих на полу Драко и Гермионы. Таким взглядом не обладал преданный человек. И это ошибка Волдеморта. Неожиданно он остановился, когда палочка была переброшена в правую руку. Одним взмахом он поставил Малфоя на ноги, вправляя кости. Но его раны и кровотечение так и остались при нём. Наказание. — Я хотел всю коллекцию целиком, и я почти это получил, но…— Драко запрокинул голову, чтобы остановить кровотечение из носа. — Ты же знаешь, как меня огорчает, если я не получаю то, чего хочу? Блеклый серый луч заклинания снова точно ударил Драко в грудь, и он упал на колени. Гермиона наблюдала за этим полусоображая. Её мозг вымочили в кислоте. — Но почему вы не можете этого сделать, она прямо перед вами, Мой Лорд, — Драко хрипел, и кровь стекала тонкой струйкой по губам. Он пытался абстрагироваться с помощью окклюменции от нечеловеческих мучений. — Поттер и Уизли уже у вас. Гермиона вздрогнула. Гарри. Рон. Её тело в мгновение заледенело, и она не могла собрать свои мысли воедино. Цепочка не выстраивалась, всё смешалось и запуталось. Она предлагала собрать отряд Дамблдора, а после пошла на Святочный бал с Эрни Макмилланом, сразу после этого на неё в туалете для девочек нападал Василиск. Нет. Всё не так. Подсознание вопило о том, что всё было не так. Но Гермиона не понимала правильной последовательности. Хогвартс-экспресс, поезд, жаба, Драко, Гарри и Рон. Гарри и Рон. Она понимала, за что нужно цепляться, но мысли всё несли её по течению из несвязных обрывков. Гарри и Рон. Гарри и Рон. Её друзья. У Волдеморта? Гермиона этого не признаёт, такого быть не может. Мысль снова ускользнула в этом хаотичном и анархичном потоке. Цепляйся, Гермиона. Гарри и Рон. Они не могут быть у Волдеморта, ей говорили совершенно другое. Нет. Нет-нет-нет. Нет. Гарри и Рон. Девушка провалилась в небытие. Все звуки стихли, а краски померкли. Она тут, но будто её здесь нет. Гермиона стала заложником собственного тела. — Потому что из них я уже извлёк всё, что мог! Они не опаснее, чем ты, а вот она…— Реддл поджал губы, когда говорил это. Неслыханно, чтобы он кого-то признавал опасным. — Я вас понял, Мой Лорд, — Драко яро чувствовал, что оставались считанные капли крови до того, как он снова потеряет сознание и уже вряд ли в него придёт. — Я полагаю, что ты совершенно случайно забыл предупредить, что её голова — пустая тёмная коробка? — шипение разжижало кровь, заставляя её интенсивнее вытекать. — Делай, что хочешь, но ты должен узнать, что не так с её памятью, и что именно она скрывает. Малфой покорно кивнул, челюсть свело от боли. Волдеморт направился к выходу из комнаты, бросив беглый брезгливый взгляд на Гермиону, а потом таким же наградил Драко. Малфой внутри скалился. Быть в немилости у психа-полукровки, что могло быть лучше? — Твои основные обязанности также остаются, — он злобно сверкнул глазами, — и ты знаешь, что будет, если ты не будешь прогрессивен во всём, что я тебе поручил.***
Холод и темнота — спутники Гермионы уже слишком продолжительное время, чтобы она не воспринимала их как должное. Мрак постепенно рассеивался с каждым морганием век. Когда она, наконец, нашла в себе силы раскрыть глаза, то испытала один из сильнейших диссонансов. Она в своей комнате в Мэноре. Ей радоваться или плакать? Грейнджер поморщилась, когда попыталась пошевелиться. Тяжесть, усталость и фантомная боль пронеслись вдоль тела, делая его сплошным куском металла. Виски будто прострелили стрелами с ядом на наконечниках. Подрагивающие пальцы коснулись места поражения, массирующими движениями пытаясь унять ощущение того, как мозг медленно вытекал через просверленные отверстия. Гермиона попыталась вспомнить события, предшествующие этому, но мысли по-прежнему путались и убегали от неё. Она знала, что должна что-то вспомнить, за что-то зацепиться, за что-то очень важное для неё. Но в голове происходил полный хаос и погром. Кухня, путь в комнату, мысль о библиотеке, дорога на пятый этаж, северное крыло, паника, гипервентиляция, воспоминания, голос Малфоя, поцелуй, осознание, дорога в никуда, северное крыло, Волдеморт, трофей, Круциатус, легилименция, боль. Больбольболь. Трофей, злость и недовольство, Гарри и Рон. Гарри и Рон. Слова Малфоя о том, что они у Волдеморта. Стадия первая. Отрицание. Гермиона качала головой из стороны в сторону, сдерживая слёзы. Этого не должно быть на самом деле. Он солгал. Он постоянно лжёт. Стадия вторая. Гнев. Она порывалась встать с кровати, потому что собственная жалость и бездействие просто отвратительны ей. Одеяло отлетело на туалетный столик, опрокидывая какие-то склянки. Гермиона резко встала и также резко упала. Боль резью отдавала в каждой клетке организма. Это слишком сильно. Стадия третья. Торг. Если они действительно у Волдеморта, то она обязана что-то придумать, чтобы их спасти. План, спасательная миссия, убийство Волдеморта, обмен на себя. Хоть что-нибудь. Ты должна. Стадия четвертая. Депрессия. Гермиона не сдержала тихого завывания, когда осознала всю тяжесть ситуации. Впервые она не знала, что делать, с чего начинать и за что хвататься. Бессилие присело позади неё, кладя подбородок ей на плечо. Она бесполезна. Стадия пятая. Принятие. Какой был смысл Драко лгать? Какой был смысл говорить это Волдеморту, если это не так? Никакого. Но почему ей об этом не сказал Орден, почему придумал какую-то сказку? И почему она так быстро им поверила, почему не перепроверила информацию, как делала это всегда? Она отвратительный человек. Её отвлекла струйка тёплой жидкости, стекающая по губам. Гермиона, не думая, вытерла её рукавом платья. Но кровь продолжала бежать, её становилось всё больше и больше. Большие пятна образовалась на скрытом корсете на груди и передних складках платья. Не хватало ещё умереть от потери крови. — Блинки! — Грейнджер вытерла губы, она терпеть не могла металлический привкус во рту. — Чего ты орёшь, Грейнджер? — дверь комнаты открылась лёгким движением, и в дверном проёме возник Забини, его безэмоциональное выражение лица сменилось раздражением. — Блять! Он достал палочку из нагрудного кармана, направляя в девушку лучи заклинания. Один за одним бил её лёгким током в грудь. Гермиона не успела осознать, как оказалась в горизонтальном положении. Блейз не отвлекался ни на что, когда дело касалось жизни человека. Это, бесспорно, его плюс. Забини прекратил фонтан из второй положительной группы крови, а затем наколдовал диагностическое полотно. Он внимательно рассматривал показатели Гермионы, будто намеренно игнорируя её взгляд на себе. Грейнджер внимательно его изучала, пытаясь вспомнить, что она про него знала. В школе она относительно часто наблюдала его в компании Малфоя, но Блейз всегда был более прохладным на эмоции, он никогда никого не трогал, если не трогали его. Ему было всё равно на неё, Гарри или Рона. Казалось, что ему в принципе на всё было всё равно. Гермиона помнила, что он тоже был в клубе Слагхорна. А ещё он выделялся на уроках зельеварения, заклинаний и чуть реже — гербологии. Наверняка он был очень одарённым юношей, если даже сейчас, не понимая почему, она доверяла ему свою жизнь. — У тебя необъяснимое жгучее стремление к самоубийству, — отчеканил Забини, выманивая из своей сумки некоторые стеклянные пузырьки, — может мне перестать тебя спасать? — Я тебя и не просила, насколько ты помнишь! — огрызнулась Гермиона, машинально вперив взгляд в большое окно. — Спасибо. Благодарность была еле слышна, но несмотря на всё, что произошло, ей действительно стоило его поблагодарить. Пусть она его не просила, пусть он этого не хотел, но он её спасал. И делал это качественно, без всяких предрассудков. — Засунь себе эту благодарность в свой неугомонный зад, — он подошёл к постели ближе, протягивая красный пузырёк. Крововосполняющее зелье. — Просто перестань быть на волоске от смерти, мне надоело бросать все свои дела из-за тебя. Этого даже Пэнси себе не позволяет. Пэнси. Точно. Они же вместе, что она об этом помнит? Ничего особенного. Она никогда не видела их отношения, если бы ей не сказали, то она бы и не подумала, что они вместе. Да, они постоянно были рядом, иногда сидели вместе на уроках или в большом зале. Один раз Гермиона увидела, как он поправил локон её чёрных волос, когда она дописывала эссе на уроке зельеварения. Времени тогда действительно было очень мало, и она сама еле успела дописать своё, а потом подсказать какие-то мелочи Гарри и Рону. Именно когда она повернулась в их сторону, то заметила этот жест. Тогда это вообще не имело никакой значимости, но сейчас всё встало на свои места. Волосы мешали девушке, но у неё не было времени их убрать, поэтому это сделал Блейз. И вот такие мелочи, вот такие крохотные проявления заботы и внимания являются тем, что принято называть любовью. — Грейнджер, прекрати сверлить флакон взглядом и пей, я не стал бы тебя травить, после того, как спас, это иррационально, неэффективно и затратно. Если бы мне нужна была твоя смерть, то я бы просто сел в кресло, наблюдая, как ты умираешь, — Забини сел в кресло, левитируя за собой сумку, будто у неё хватило бв сил выхватить её у него. — Твой мозг сейчас жидкий, как томатный суп в большом зале. Чем ты думала, когда нагрузила его на триста семьдесят процентов? Гермиона опрокинула в себя зелье, скривившись от вкуса. В голове была её личная наковальня, у которой не было перерывов и выходных. Подушка оказалась такой удобной, что она закрыла глаза и пропустила вопрос Блейза мимо ушей. Что он вообще тут делает? Где Малфой, и чего ей вновь ожидать? — Блять, прекрати думать, я вижу твои морщины на переносице! — Забини потёр висок и упёрся локтями в колени. — Тебе нельзя ни перегружать свой хвалёный рассыпчатый мозг, ни волноваться, если в твоих планах есть пункт «Дожить до завтра». — Что произошло? — тихо спросила Грейнджер, пытаясь успокоиться, потому что вкрученные шурупы возвращались в лобную долю. — Я не тот, кто должен тебе что-то рассказывать или пояснять, — он поднялся с кресла, направляясь обратно к выходу. Две склянки с зельем приземлились потоком магии на прикроватную тумбу. — Выпьешь один вечером, один завтра утром, и помни, что я тебе говорил. Больше я не приду, так что постарайся не умереть, Грейнджер, я не хочу, чтобы мои старания были напрасными. Гермиона просто кивнула, и Блейз закрыл за собой дверь с обратной стороны. Платье больше не окрашено в кровь, она только это заметила. Блейз ещё и об этом позаботился. Неосознанная волна уважения затопила её холод. Она привыкла, что выпускники Слизерина такие колкие, более того, она уверена, что Забини даже не пытался её оскорбить, он просто был самим собой. Человеком, который вынужден мириться с постоянной возможностью смерти друга; человеком, который оценивал все риски и понимал, что находится явно не в выигрышной позиции. Человеком, который уже на «ты» со старухой и её косой. И он явно шёл сюда с мыслью, что в этот раз могло не повезти никому из них. Поэтому она его не винит. Он просто очень сильно устал. Грейнджер не спеша поднялась с кровати, уговаривая себя не начинать нервничать или думать, но никак не получалось. В груди что-то постоянно разбивалось, рассыпалось и крошилось. Чувства потери и обречённости практически вопили, чтобы их почувствовали, но у неё будто всю нервную систему закоротило. Она понимала, что должна плакать и страдать, но пока не получалось. Осознание не просочилось до конца. Шок. Это называется шоком. И Гермиона осознала, что сломается, когда он пройдёт. Поэтому сознательно решила оттянуть этот момент. Утонуть в слезах и скорби она всегда успеет, а вот помочь ребятам и себе — нет. Это стало её первостепенной задачей. Мысленно выстраивался план дальнейших действий. 1. Найти Малфоя; 2. Не расцарапать ему лицо, несмотря на то, как сильно хочется; 3. Узнать, что хотел Волдеморт, и почему она до сих пор тут; 4. Потребовать информацию о Гарри, Роне и, так называемых, трофеях; 5. Исходя из полученных данных разрабатывать остальные пункты плана. — Блинки! — Гермиона даже не подозревала, как в её голос просочились сталь и приказ. Эльф возник в тёмно-зелёном сюртуке и вопросительно посмотрел на девушку. — Блинки рад, что мисс лучше, но вам нельзя покидать постель, — домовик пожурил её, хмуря брови. — Належалась на полу, с меня достаточно, — отрезала она, не было никаких сил на то, чтобы быть доброй и милой. Не теперь. — Малфой в поместье? — Мисс, хозяин очень занят, его никто не смеет тревожить, — снисходительно пояснил Блинки, щелчком пальцев распахивая дверь её комнаты, как бы намекая ей вернуться обратно. К чёрту. Всё к чёрту. — Я исключение из всех возможных правил, он меня сюда приволок — ему и отвечать. Гермиона больше не церемонилась. У неё отобрали всё сочувствие и сострадание. Чувства вырвали бурьяном на её могиле. С цветением, с корнями. А потом залили кислотой и засыпали солью, чтобы больше никогда ничего не выросло. Чтобы не было проблем. И пусть попробуют обвинить в этом её. Шаги были уверенными, несмотря на вызванную ломоту и боль во всём теле. Она шла к нужному и знакомому повороту. Повороту, за которым «несущая стена». Грейнджер начала стучать в стену, зная, что это дверь. Она стучала упорно и громко, пока Блинки пытался её образумить. Гермиона отмахивалась от эльфа, рука уже покраснела и жутко ныла, она ударила несколько раз носком и маленьким каблуком туфли, но результата не было. Ярость одолевала её наравне с беспомощностью, и она наотрез отказалась склоняться в сторону второго. Не в этот раз. Она огляделась и начала бросать в стену всё, что видела. Ваза, старый канделябр, вазон с цветком, стул (книги она трогать не стала). Как только она взялась руками по обе стороны от маленького кофейного столика под аккомпанемент из визга и слёз Блинки, дверь в стене появилась и с громким ударом открылась. — О, наконец-то, я уже подумала, что ты не слышал, как я стучала, — Гермиона убрала руки со стола, стряхивая невидимые пылинки с них. Она аккуратно прошла через весь разгром, который устроила, случайно наступив на осколок, уверена, что дорогой вазы. — Упс… Я такая неуклюжая. Грейнджер проскочила мимо него в кабинет, отмечая, что он вот-вот взорвется. Внешне он был абсолютно спокойным, но это и было показателем того, насколько сильно он зол. И сейчас, если использовать шкалу от 1 до 10, его ярость находится где-то на отметке «Жестокое непреднамеренное убийство в состоянии аффекта». Как давно она этим не подпитывалась. Теперь она понимала его. — Успокойся и убери здесь, — приказал Драко домовику, а после закрыл дверь, чтобы отгородиться от истошных рыданий о порче таких ценных вещей. На мгновение ей стало стыдно перед Блинки, будто она его этим больше обидела и задела, чем владельца этих побрякушек. Хорошего отношения ей больше не видать, с другой стороны, если сложить всё, что она пережила по вине Малфоя, то он должен ещё ей доплатить. — Вижу, что ты чувствуешь себя даже слишком хорошо, — в его голосе слышалась явная издёвка. Он отступил от двери, направившись к креслу, будто девушки здесь совершенно нет. — Что ты хочешь? — Свою волшебную палочку, победы над Волдемортом и переехать в Альпы, — Гермиона деловито присела в кресло по другую сторону стола, игнорируя тот факт, что ей не предлагали присесть. — Или ты не об этом? — Тебя нужно было бросить в руки Волдеморту, чтобы стерва в тебе ожила? — уголки его губ растянулись в знакомую ухмылку. Не улыбка, но эмоция настоящая. Когда она так хорошо его узнала? — Меня просто не нужно было бросать, — это прозвучало как упрёк, как звук ножниц, разрезающих красную нить. Как самая настоящая болезненная обида или как то, в чём она никогда не признается ни себе, ни ему. Драко смотрел на пергамент в руках, но он не уверен, что заинтересован в нём. Всё его внимание поглощено кареглазым хаосом. Проблема Волдеморта и всего чистокровного магического сообщества. Его будущая смерть. И почему-то не так страшно умирать, зная, как красива та, кто отберёт у тебя жизнь. — Я не уверена, что хорошо помню, что происходило тогда, не уверена, что всё правильно услышала и даже не уверена в том, были ли все моменты на самом деле, — затараторила Грейнджер, и Малфой снова оказался на уроке, где заучка всегда всё знала и никогда не затыкалась. — Но я хочу об этом поговорить и хочу кое-что тебе предложить. — Мне неинтересно, — грубо отрезал Малфой, хватая пергамент двумя пальцами. Грейнджер следила за тем, как парящий лист оказался зажатым между указательным и средним пальцем Драко. Гермиона не заметила, как налилась краской. Она ненавидела, когда её перебивали. Ненависть слишком глубокое чувство, слишком мало вещей люди поистине ненавидели, но это действительно было одной из тех вещей, которые вызвали в ней ненависть. Противный звук ногтей по старым подлокотникам кресла заставил Драко скривиться, но он даже не посмотрел в её сторону. Грейнджер была готова разнести всё к чёрту, но заставить его выслушать всё то, что она хотела сказать. Она только встала с места, как Малфой кинул на её край стола кусок пергамента. Сверкнув глазами, Гермиона перевела на него взгляд, не касаясь. «Не здесь». Каллиграфический почерк был приятен для глаз, у неё был похожий, чуть менее размашистый и с наклоном в левую сторону. Когда Гермиона вновь посмотрела на Драко, он вновь был поглощён своими делами и не выказывал никакой заинтересованности ни в ней, ни в их разговоре. Гермиона двинулась к выходу. Ловить здесь пока больше нечего. Неясный, слегка болезненный толчок в груди заставил её обернуться и ещё раз взглянуть на него, ища в нём Человека. Подсознание так долго об этом твердило, что было тяжело отвыкнуть и вернуться к прежнему образу мыслей. — Грейнджер? — Драко оторвал взгляд от пергамента, когда не услышал хлопка двери. Всё ещё тут. — Да? — Гермиона пришла в панику, когда поцелуй всплыл перед глазами. Так быть не должно. Это была экстренная мера. Ничего больше. — Упаковывай панталоны, завтра ты уезжаешь, — Малфой вернулся к бумагам, махнув рукой, чтобы дверь открылась. Не собирается больше ничего говорить. Она лишь гордо вскинула голову и вышла из кабинета. Хоть мизерные остатки собственного достоинства должны сохраниться. Гермиона не собирается упрашивать, умолять, убеждать или угрожать. Даже если он отправит её к Волдеморту, то она найдет выход. Найдет выход для всех, а потом вернётся за его гнилой душой. В коридоре было уже чисто, ни осколков, ни деревянных щепок. И всё же червь стыда грыз её изнутри, Гермиона не хотела обижать Блинки. Каково было её удивление, когда она зашла в свою комнату и обнаружила, что он покорно, но холодно её там ожидает. Эльф стоял около открытого сундука.***
Блинки молча помог ей собрать те вещи, которые уже у неё заимелись, но нужны ли они были Гермионе? Ответ был слишком очевидным, чтобы произнести его вслух. Но она просто промолчала, принимая помощь. Извинения не её стихия, но она пытается так, как умеет. Это был её способ извиниться — иногда не перечить, слушать, прислушиваться и понимать. Что-то делать так, как считают правильным другие. Эльф сразу же исчез, а Гермиона так и не уснула больше. Подкорка мозга трещала по мелким хирургическим швам. Она слышала, как один за одним они рвались с характерным звуком. Неизвестность всегда была страшнее самой ужасной участи, потому что не исключала её вероятность. Какое бы выгорание не происходило, а страх за будущее присутствует хотя бы чисто на нижних ступенях потребностей. Ей стыдно в этом признаться, но Гермиона будет скучать. Скучать по Блинки, миссис Льюис, мистеру Холлу. Скучать по этим старинным коридорам и лестницам, скучать по своим цветам в оранжерее, по тому саду, в который так и не попала, по тем книгам, что она не дочитала и по «Очаровательным встречам». Уже скучает по беседке и даже по тому раннему утру. Будет ли она скучать по Малфою? Определенно, что… Мозг Гермионы так резко остановился, что она сама до конца не осознала всего краха. Грейнджер пыталась найти причину, связь, следствие, но находила только неопределенность. Это и был ответ. Она сидела на кресле, когда на рассвете Драко тихо приоткрыл дверь. Идеально заправленная кровать сразу же бросилась ему в глаза, что не скажешь о том кресле, которое девушка передвинула к камину и книжному стеллажу. Гермиона не согревалась у огня, не читала книгу. Она просто сидела, поджав под себя ноги, и смотрела на дверь, будто ждала, когда он за ней придёт. Ей показалось, что она уловила на его хладном лице эмоцию. Непонимание? Паника? Испуг? Он испугался за неё? Гермиона закатила глаза, он испугался за себя в случае её исчезновения. Малфоя никогда не волновала ничья шкура, кроме своей собственной. Это было сравнимо со знойным жарким днём в разгар зимы. — Ты уже готова? Похвально, — он кивнул и открыл пошире двери, — Пойдём. А дальше она наблюдала, как Малфой размеренно подошёл к её сундуку с вещами, поднял и пошёл к выходу. Визуальная концепция расходилась с мыслительной, у неё в голове не укладывалось, что он мог так сделать. Поступить, как парень. Как обычный парень, он даже магией не воспользовался. Гермиона встала с кресла, расправила несуществующие складки на синем платье и двинулась за Драко. На пороге она остановилась чисто интуитивно, проводя пальцами по дверной раме. Прощание. Так странно звучит, но ещё страннее ощущается. Было ещё так темно, свечи горели тусклым светом, портреты спали, а Гермионе почему-то казалось, что она сбегает. И это постоянное двоякое чувство давило на неё. Она не помнит, когда в последний раз была в чём-то полностью уверенной. И уже как-то кофейный цвет стен кажется приятным, и бежать так хочется. Долго, быстро и без оглядки назад, без щемящего чувства в груди. На пороге возник Блинки, он был слегка заторможенным, вялым, и его большие зелёные глаза отливали алым цветом. Он тоже не спал. Грейнджер никогда не думала, что это будет настолько непривычно, чужеродно и… больно. Прошло чуть больше двух месяцев, а привязанность к этому месту разрослась в ней, словно злокачественная опухоль, и что-то ей подсказывает, что она неоперабельная. — Доброе утро, хозяин, мисс, — эльф поклонился и, щёлкнув пальцами, перехватил у Малфоя сундук, направляя его к воротам. — Доброе, — кратко ответил Драко, шагая по тропе, он даже не обернулся, чтобы убедиться, что она шла за ним. Он это знал. — Доброе утро, Блинки, — Гермиона шла ровно на расстоянии пяти шагов от Малфоя, пустой взгляд упирался в его широкую спину. Ворота скрипнули, и Грейнджер будто пришла в себя после длительного сна, иногда ей казалось, что этого не будет, и она никогда не выберется, но вот она — стоит на хрустящей земле, кроша подошвой сапог корку льда в стеклянное месиво. Что же дальше? Малфой молча смотрел на неё, Гермиона сжимала плотно губы и молчала. Не спросит. Не будет унижаться, гордо примет всё, что случится. — Пора, — кратко пояснил Драко, раскачиваясь с каблука на носок своих туфель. Гермиона присела на корточки, чтобы посмотреть Блинки в глаза, как равному, он посмотрел в ответ, но взгляд был опущен. Эльф смущён. — Я буду скучать, — Гермиона слабо улыбнулась, замечая, что он ответил ей прямым взглядом. Он отлично держался. — Прости, что порой доставляла хлопоты, это часть меня. Она выравнилась и кивнула Малфою, тот стоял, словно его сознание где-то в параллельной вселенной. Он достал из кармана шёлковый изумрудный платок, Гермиона еле сдержалась, чтобы не цокнуть. Аккуратно уместив его на ладони, он развернул его пальцами другой руки. Брошь. Брошь? — Сработает по моим подсчётам, — он перевёл взгляд на наручные часы, — через сорок три секунды. Он бережно передал украшение ей в руки и взглядом намекнул, чтобы она коснулась своего сундука. Гермиона без понятия, что ей делать следующие тридцать секунд. Впервые они кажутся такими бесконечными. Блинки отвёл глаза в сторону, и она заметила, что они слезятся, он совсем тихо шмыгнул. — Блинки тоже будет скучать, — практически беззвучно произнёс он, но Гермиона услышала. Весь мир замер на долю секунды, чтобы она расслышала. Три, два, один. Грейнджер ощутила, как живот сводила судорога, а перед глазами всё поплыло. И ещё она почувствовала ладонь на своём плече перед активацией портала. Свет противно замигал, а весь внутренний мир Гермионы схлопнулся. Когда твёрдая почва снова ощутилась под ногами, то она позволила себе упасть. И это то, что привело её в чувства. Снег. Она огляделась, находясь коленями в сугробе. Холод пробирал до костей, мозг соображал, к сожалению, заторможенно. Рядом возник Малфой со своим вечно отстранённым лицом, он просто поднял её за локоть, как котёнка за шкирку, и вновь посмотрел на наручные часы. Гермиона внимательно осмотрела открывающийся перед ней вид. Сплошной хвойный лес, холмы гор и звук горной речки. Подол платья быстро промок, прилипая к колготам, холод чувствовался зарядом электрического тока, пущенного по всему телу. Ветер над головой будто разрезали, заставляя её поднять взгляд вверх. Фестрал. А за ним карета. Как в Хогвартсе. Дыхание перехватило, наблюдая за этим эксцентричным существом. Его костлявые крылья по мере приближения к земле, складывались к рёбрам. Драко, не нарушая тишины, поставил сундук в задний отсек для багажа, а после открыл дверь, надеясь, что Грейнджер без слов сообразит свою учесть в этом акте. Гермиона отряхнула платье от снега и забралась внутрь, умещаясь на сидении. Она отвернулась к окну, не желая смотреть на него, это будет для его эго слишком дорогой подарок. Её качнуло из стороны в сторону, когда ступенька прогнулась под весом, чуть наклоняя карету. Малфой захлопнул двери, присаживаясь напротив неё. Она удивилась, но взгляд не оторвала. Он усмехнулся и стал ждать, когда у неё лопнет терпение. Это же Грейнджер, она никогда особо не отличалась выдержкой и сдержанностью своего темперамента. Так что ему остаётся лишь наблюдать и ждать, когда бомба в её сердце сдетонирует. Гермиона не выдержала, кидая на него вопросительные взгляды. Но молчала. Упрямая девчонка. Драко специально делал вид, что не заметил, как она просверливала в нём тридцать седьмое отверстие, наблюдая за пейзажем уже знакомых мест. Фестрал оповестил стуком костей о том, что собирается взлетать, и тут же это сделал. Гермиона вжалась в сидение, хватаясь за всё, что нащупала, а Малфой лишь скучающе на неё посмотрел, будто на недалёкого ребёнка. Брови девушки сразу же нахмурились, образовывая складку на переносице, она недовольно поджала губы. — Я же говорил, что не отпущу тебя, — Грейнджер резко вперила в него колючий взгляд, неужто он снизошёл до разговора, — по крайней мере саму. Гермиона показательно молчала, не подозревая, как его это забавляет. Обиженная Грейнджер — это что-то из раздела экзотических развлечений. А Драко любил всё эксклюзивное, это заставляло его чувствовать себя особенным. Поэтому он был готов сделать многое, порой даже больше, чем многое, чтобы вновь стать зрителем данного аттракциона. — Ты отверг моё предложение поговорить, а теперь делаешь вид, что ничего не было и выступаешь в роли своеобразного спасителя, — Гермиона знала, что ей нужен этот разговор, но не хотела дать ему понять, что в его руках слишком огромная власть. В его руках все козырные карты. И она скорее перегрызёт себе горло, чем признается ему в этом. — Я тебе с самого начала говорил, что не следует строить воздушные замки, разве нет? Я не давал тебе ложную надежду на спасение, понимание или помощь. Просто не разрушал, потому что не видел смысла. Никто не способен стереть в порошок человека, кроме него самого, — Драко наблюдал за хлопьями снега, стремившихся к земле, размышляя, что у всего в этом мире есть свой нерушимый алгоритм. — И ты справилась с этой задачей на «отлично». Десять очков Гриффиндору! — Ты поступил ещё хуже, давая ложную надежду на то, что можешь являться неплохим человеком, Малфой, — ответила Гермиона, обдумывая его слова. — Это всё ваши гриффиндорские песни и пляски о свете внутри каждого человека, уволь меня от этого, — с долей брезгливости в голосе произнёс он. — Я никогда не буду таким, каким твоё кристальное сердце хочет видеть абсолютно каждого человека. — Я знаю, — Грейнджер спокойно выдохнула, разговор перетекал в нужное ей русло. Она молилась, чтобы ничего не испортить. — Именно поэтому я хотела поговорить тогда, именно поэтому я продолжу сейчас. В глазах Драко наконец-то показалось что-то помимо серой дымки. Что-то, что она могла разглядеть. Гермиона отмахнулась от мысли, что ей, казалось, этого не хватало. Его человечности. Той иллюзии, что она питала и той, что подпитывала её. Это всё игра. — Я слышала ваш разговор с ним, — начала она, мысленно перебирая заготовленные слова и рычаги давления. — Ну или мне кажется, что слышала. Он ничего не увидел в моей голове. Сплошной мрак. И ты знал, не так ли? Знал, что моя память ему недоступна, потому что сам пробовал проникнуть в мою голову, верно? Заледеневшие пальцы Гермионы соприкасались друг с другом через ткань платья. Способ успокоиться, она отвлекалась на физические чувства, чтобы не взорваться от ментальных. И вдруг всё стало так ясно, что от этого хотелось скрыться. Слишком ярко выведена правда, слишком жирный шрифт. Нужны солнцезащитные очки, чтобы не ослепнуть от нежелательной истины. — Ты ведь поэтому был со мной таким… — подобранное заранее слово казалось ей слишком личным, и она не хотела его произносить. — Не похожим на себя. Он снова криво усмехнулся. У Грейнджер всегда такое выражение лица, будто всё, что она говорила — неоспоримый факт. Она всегда всё знала лучше всех. В её понимании есть лишь одна правда и ложные мнения тех, кто с ней не согласен. Драко вспомнил, почему ненавидел её в школе. Ебаное светило. — Осмыслив тот факт, что просто взять информацию не получится, ты решил, что сможешь узнать её из моих слов, — Гермиона скрыла своё разочарование, облизывая потрескавшуюся губу. — Подумал, что немного человеческого отношения введёт меня в дисбаланс со своим устоявшимся мнением на твоей счёт. Подумал, что это качнёт чашу весов в твою сторону. — Ты, как всегда, сама проницательность, — желчь переплеталась с каждой буквой в его речи, он больше её не сдерживал. Не видел смысла. — Зря ушла с уроков прорицаний, затмила бы своими способностями Браун и Патил. Или тебя не красит перспектива быть любимицей чокнутой Трелони? Вы, как по мне, отлично дополняете друг друга. В очередной раз Гермиона смолчала и проглотила обиду, вспоминая негласное правило со времён Малфой-Мэнора. — Я так понимаю, что это является теперь твоим заданием от Хозяина? — она оставила ударение на последнем слове, чтобы задеть его чувство собственной важности. — Предлагаю сделку: я рассказываю тебе всё, что тебя заинтересует, а ты освобождаешь меня от этого кольца и поможешь мне спасти Гарри и Рона. Драко внимательно провёл по ней ледяным взглядом, чтобы убедиться в её адекватности. Гермиона сидела смирно, не отводя глаза, она излучала непробиваемую уверенность, что дало ему понять, что и речи быть не могло об адекватности. Молчание повисло в воздухе, сгущая его, оно практически становится ощутимым. И вдруг он засмеялся. Так громко и хрипло, что Гермиона скривилась, такая форма насмешки была одной наихудшей и самой использованной в его арсенале. Этот звук бил по вискам, залезал под кожу, щекоча рёбра. И так хотелось его заткнуть, ударить лицом об стекло, лишь бы перестал, но он продолжал смеяться, а она — смирно сидеть на своём месте. — Я похож на Джинна, Грейнджер? — смех резко стих, и его слишком тихий голос вызвал у неё мурашки, а сердце начало быстрее биться. Это не симпатия, это страх. — Мне ничего не стоит изъять из тебя информацию самыми различными способами, но среди них нет ни одного, где я что-либо делаю для тебя. Нет ни единой сделки, ни крошки удачи для тебя. — Если это было бы так, то ты уже это сделал, — Гермиона сцепила зубы, сдерживая на кончике языка всю свою злость. — Ты не можешь, ведь так? Моя память находится под полной защитой и не воспринимает никакие насильственные методы. Ни Империус, ни Круциатус, иначе бы я давно всё рассказала Гойлу или Волдеморту. Лишь добровольная основа. Губы Малфоя образовали тонкую полоску, а венка на шее стала заметнее, Грейнджер буквально могла отследить её пульсацию. Он злится. Потому что она права. Драко молчал, но это самый красноречивый ответ, который она когда-либо от него получала. Это то, что давало ей уверенность. — Мы снижаемся, будь готова, Фестралы не очень терпеливые. Всё, что он сказал. Иногда она думала над тем, что происходило в его голове. Что им двигало, на что он делал упор и чем руководствовался. Как обустроен его мозг. Это было действительно очень занятно для неё — разгадывать людей. Малфой не сдвинулся ни на дюйм, когда карету пошатнуло при приземлении. Он первым вышел и пошел к багажному отсеку, отставляя право на помощь самой себе для Грейнджер. Гермиона выпрыгнула из кареты, а после незамедлительно стала осматриваться. Её окружала лишь какая-то то ли поляна, то ли степь и огромная гора. Что происходит? Малфой решил её заточить в горе, как дракона в башне? — Пойдём, тебе нужно пройти через ворота Велеса. Он прошёл мимо неё с её сундуком, направляясь к воротам. Гермиона поёжилась от холода и направилась за ним, ступая по снегу. Подходя ближе, она разглядела над воротами голову мужчины, сделанную из камня. Он выглядел не очень приятно, у неё побежали мурашки по коже. Около ворот Малфой её подождал, а после взял за руку. — Через ворота Велеса можно пройти только если ты был приглашен или пришел с тем, кто тут бывал, — без энтузиазма пояснил он, крепче сжимая её прохладную кисть. Когда ворота оказались позади, перед ними возник огромный зал, Гермиона была занята, рассматривая разноцветные круги, которыми был отделан весь пол в помещении. Малфой краем глаза заметил её восторг, который она не успела скрыть. Он отпустил её руку. — Это центральный колодец, способ перемещения в Колдовстворец. — Подожди, что? — Гермиона остановилась и отказывалась продолжать путь без детальный пояснений. — Колдовстворец? Мы сейчас говорим о славянской школе, которая находится на границе Европы и Азии? Ту, которая размещается в Медной горе? — Ты хорошо осведомлена, заучка, — Драко откинул чёлку с глаз и ухмыльнулся. — Но это не только школа. Колдовстворец — это целый магический комплекс. На его территории находится школа, медный бульвар, академгородок, башня и нижние поля, это если кратко. Тебе пока достаточно информации, пошли уже. Драко рыкнул, его обозлил собственный порыв к рассказу. Будто желание показаться всезнайкой передалось ему от Грейнджер воздушно-капельным путём. Он стал на какой-то огромный синий круг, Гермионе пришлось стать рядом. Через секунду пол будто исчез у неё из-под ног, и она завалилась вперёд, прямо Малфою на грудь. Он недовольно выдохнул. — Грейнджер, отлипни от меня наконец, — Драко закатил глаза. — Я конечно понимаю, что у тебя слабость перед крепкой мужской грудью, но я могу засудить тебя за домогательство. Гермиона быстро оторвалась от него, осматриваясь. Это было похоже на прозрачный лифт в форме капсулы. Их несло через земляные пути, и это объясняло почему помещение называется колодцем. Там было очень тесно, неловкость росла в геометрической прогрессии с каждым вдохом. Как тут путешествуют дети? — Путь к медному бульвару самый далёкий, он занимает около восьми минут, так как бульвар находится глубоко под землёй, — снова пояснил Драко, оправдывая повисшее молчание. Кто бы знал, какой дискомфорт приносило молчание в столь близком положении. Когда синий круг под ногами остановился, а прозрачные стены со щелчком поднялись наверх, освобождая их из плена нежелательной близости, Гермиона первая вышла из лифта, оказываясь на площади. Это было слишком странно. Слишком. Под землёй иллюзия жизни над землёй. Она точно видела перед собой разного рода здания, фонтаны, деревья, цветы, кусты, скамьи, небо и солнце. Грейнджер никогда и ни за что никогда не перестанет удивляться магии. Никогда и ни за что. Она обещает. — Закрой рот, муха залетит, — бросил Драко, наблюдая за её щенячим восторгом. — Это медный бульвар. Здесь есть рестораны, кафе, гостиницы, чарбанк и многое другое. Это коммерческое сердце Колдовстворца. Также отсюда есть вход в Скважину, это восточный колодец перемещений, он используется лишь учениками и преподавателями, перенося их выше по горе на школьные ярусы. Они гораздо удобнее того, который используется для главного входа. Малфой и сам не знал, зачем он настолько доходчиво и детально для неё всё разжевывает. Возможно, потому что она впервые его слушала. Он видел в её карих глазах лишь чистый живой интерес, там не было привычного недоверия или презрения. И Драко соврёт, если скажет, что ему не нравится, когда она с таким научным обожанием поглощает каждое его слово. — Пойдём, нам нужно в гостиницу, — он качнул головой в сторону нужного им здания. Медный бульвар был раем для отделения травматологии в больнице. Местность до ужаса бугристая, Гермиона спотыкалась на каждом шагу. Она удивилась, а следом усомнилась в крепости и устойчивости здешних сооружений. Как, к примеру, лавка пряностей могла спокойно стоять, если её ровно посередине подрывала огромный бугор? Это было тем, что ей предстоит узнать. Они подошли к гостинице, здание было очень красивым, оно буквально кричало о своём богатстве. Вывеска на неизвестном языке привлекла её больше, чем позолота, которой было покрыто абсолютно всё. — Что там написано? — спросила Гермиона, еле выдерживая внутреннего крика гордости. — Это название. Гостиница «Евразия», — Малфой отмахнулся от швейцара, который уже летел к ним на всех парах, пропуская её в помещение первой. — Самая дорогая гостиница, её немногие могут себе позволить. Она включала в себя высококлассное обслуживание, гида, фешенебельные номера и ещё спектр самых разнообразных услуг. Гермиона скривилась, ей уже стало нечем дышать. Из одной золотой клетки в другую. В мыслях пронеслась поучительная фраза, что нужно бояться собственных желаний, так как они имеют свойство сбываться в самых изощрённых проявлениях. Драко с порога направился к ресепшену. Пока она шла к нему, рассматривая холл, он уже отходил от стойки. Ещё с улыбкой. Он улыбался девушке на ресепшене, Гермиона посмотрела на неё через его плечо. Милая светловолосая девушка всё ещё смотрела на него. Грейнджер вздохнула, заведомо жалея это наивное создание. Ведь она даже не поняла, что улыбка Малфоя искусственная, девушка не заметила микроскопических крючков в уголках его губ, ведь улыбка держится именно на них. Не заметила колючего ледяного взгляда, который кричал о его незаинтересованности. — Пошли, — он направился к небольшой лестнице из пяти ступенек, которая вела к дороге до лифта. — Который раз я уже тебе это за сегодня говорю? Салазар, за всё время обучения я не находился с тобой такое продолжительное количество времени в одном помещении, как сегодня. — Лимит исчерпал себя сам, — Гермиона пожала плечами, заходя в кабину лифта. Как только они взмыли ввысь, она решила надавить сильнее. — Малфой, тебе не выполнить задание Волдеморта без моей помощи, признай это. Признай, что сотрудничество — это единственный выход для нас двоих. Как мне показалось, у тебя есть достаточно веская причина терпеть все его издевательства и продолжать служить. — Грейнджер, не зарывайся и не лезь туда, куда не просят, — Драко злобно сверкнул глазами. — Я просто хочу сохранить себе жизнь и всё своё могущество. Гермиона прикусила язык, чтобы не ответить, что вся его жизнь и могущество сводятся к луже собственной чистой крови и сломанным костям. — Мне так не кажется, — просто ответила Гермиона. Снова. Снова она произнесла всякую чушь, свято пологая, что права. Снова она самая умная, и правда лишь та, что произносилась из её тонких поджатых губ. Снова тон заучки, тон не терпящий поправок и контраргументов. Сундук с грохотом приземлился на пол, а Драко пришёл в себя, когда прижал собой Грейнджер к стене лифта. Её огромные карие глаза смотрели на него всё с тем же неподдельным интересом, она будто испытывала его нервы на прочность. Его пальцы скользили по лицу Гермионы, едва касаясь, пока не сомкнулись на шее. Чувство дежавю щекотило нервную систему. Что-то знакомое разливалось по венам. Безумие. Безумие и желание. Их первая встреча у дерева. — Прекрати говорить так, будто что-то понимаешь, — его щека коснулась её распущенных волос, а воздух, вырывающийся вместе со словами, щекотал ухо. Он слабо прикусил мочку Гермионы, а потом отпустил её. — Ты ни черта не знаешь. Запомни это. Драко развернулся лицом к выходу из лифта, когда он остановился на нужном этаже. Он подхватил сундук и вышел из кабинки. Гермиона стояла у стены, уговаривая себя начать дышать. Не придя пока к консенсусу с лёгкими, она перешагнула порог и пошла за ним. Она всегда шла за ним. — Твоя комната, — он остановился перед тёмно-коричневыми дверьми с золотым узором, открывая их. Малфой поставил её сундук на пол около двери, насколько позволяла рука, но в номер не зашёл. — И можешь не пытаться сбежать, кольцо не пустит тебя от меня дальше, чем на несколько футов. Так что этаж ты не покинешь. Приятного отдыха. Драко развернулся и пошел дальше по коридору. Гермиона посмотрела на кольцо, потом на его удаляющийся силуэт и снова на кольцо. Она выдохнула. День был чрезвычайно тяжёлым, а спать хотелось ужасно, девушка еле держалась на ногах. Пройдя в комнату, Грейнджер закрыла дверь и пнула сундук, будто он виновник всех её бед. Её не интересовала инфраструктура номера и его роскошь. Ей нужна была лишь кровать. Сначала она поспит, а потом выбросится из окна. Звучит как идеальный план.