The world inside out

Моя девочка, ты красивая, как банши. Ты пришла мне сказать: умрёшь, но пока дыши.

      Темнота сгустилась ошейником с шипами на шее Гермионы, когда она попыталась осмотреться. Было позволено смотреть лишь вперёд, иначе боль пронзала её кожу остриём, останавливаясь в миллиметре от сонной артерии. Она оглядела пустое злачное помещение, водя глазами из стороны в сторону, надеясь зацепиться за что-то важное, что-то, что смогло бы помочь.              Вдали, за спиной, будто из-под воды раздались громкие звуки: крики, стоны, гогот, злющий рёв — всё смешалось в яркую пульсирующую мигрень. Грейнджер качнулась в сторону от неожиданности и медленно обернулась на исходящие звуковые волны. Мозг обрабатывал полученную информацию, распознавая в ней самые страшные звуки, но Гермиона слышала лишь бешеный стук сердца и тихие шаги, она осеклась, а потом выдохнула, когда осознала, что это её шаги.              За ней никто не гнался. Всё в порядке, насколько это может быть.              Всё не в порядке.              Всё абсолютно не в порядке.              Всё плохо.              Инстинкт самосохранения бился в агонии, предупреждая об опасности. Он жался в её грудине, как побитый щенок, тихо поскуливая и иногда истошно вопя, чтобы его, наконец, услышали. Она слышала. Покрывалась липким потом, мелкой дрожью, шагала навстречу смерти и слышала. Быстро моргала, чтобы прогнать разноцветные круги перед глазами, и слышала жалобный зов.              Слышала, тряслась от страха, но игнорировала.              Сколько бы адреналина не выделялось в кровь для сохранения рассудка — этого было ничтожно мало. Гермионе стоило признать, что тело делало для сохранности её жизни больше, чем она сама. Нервная система блокировала половину полученных эмоций, ощущений и физической боли. Лишь для того, чтобы она не свалилась по дороге, сворачиваясь в позу эмбриона.              Грейнджер подошла к большим двум дверям чёрного цвета. Крики смешались с булькающими звуками под сопровождением издевательского больного смеха. По предплечью побежали мурашки, она задержала дыхание, когда заметила совсем небольшой зазор между дверьми. Гермиона медленно шагнула ближе, считав удары сердца, мысленно прося не подводить её в этот раз.              Так мало света, так душно, она ничего не могла рассмотреть. Гермиона чертыхнулась, пытаясь едва приоткрыть двери влажными от пота ладонями. Необъяснимое чувство застряло обрубком на периферии мозга, ей до боли в костях необходимо узнать, что по ту сторону. Это похоже на Империус: мысль била набатом и не давала думать о чём-либо ещё.              Пустынные глаза с водопадом сухого жаркого песка смотрели в упор. Гермиона уловила движения за дверьми. Тёмные пятна мельтешили, слышалась голоса, а у неё вспотели ладони. Инстинкт по-прежнему находился в истерическом состоянии на грани самоубийства. Грейнджер, прокусила кончик языка, пытаясь лучше всмотреться в говорящие пятна.              Целое ничего.              Пустые бездонные чёрные глаза.              Гермиона вскрикнула и отшатнулась, когда в дверном проёме показался глаз. Буквально в дюйме от её лица. Девушка споткнулась через увесистое разодранное платье и упала на холодный мрамор.              Двери с грохотом открылась, а она инстинктивно отползала, но поздно…              Он же предупреждал. Просил, умолял, скулил, кричал, плакал и требовал. Гермиона не послушала. Инстинкт самосохранения умер на её дрожащих руках, умыт её слезами и бурой кровью. Она похоронила его под сердцем.              Беллатрикс Лестрейндж злостно вышагивала, раздалбывая каблуками отверстия в полу. Женщина на секунду замерла, когда узнала незнакомку. Неизвестная эмоция промелькнула на её сером лице, а после она громко захохотала. Громко и безумно. Гермиона скривилась, пытаясь найти опору, чтобы встать.              — Маленькая поганая грязнокровка, — Белла наступила сапогом на платье Грейнджер, когда она попыталась подняться. По пустынному холлу разнёсся треск ткани. — Неужели магглы настолько животные, что даже не объяснили своему выродку, что подслушивать — нехорошо?              Безумие Лестрейндж залегло под тёмными кругами глаз, в морщинку между бровей и в ямку на подбородке.              Резким рывком она схватила Гермиону за распущенные волосы, таща в ту самую комнату, из которой вышла. Она не стеснялась ни своей силы, ни воплей, исходивших от Гермионы, ни царапин на полу, которые оставляли низкие каблуки туфель Грейнджер. Белла тянула её по полу, вцепившись в волосы коршуном, Гермиона хватала её за руки, упиралась ногами и в конечном итоге пыталась подняться на ноги, чтобы не было так больно.              Но женщина этого не позволяла, наслаждаясь чувством агонии. Ей до щекотки под рёбрами нравилось ощущать, как большой клок волос в её руке становился тоньше — уменьшалось сопротивление, потому что волосы рвались как натянутые струны. Сердце начало стучать быстрее под сопровождение из мучений. Её любимое произведение.              — Смотрите, кажется, у нас гости, — Беллатрикс отшвырнула Гермиону прямо в центр комнаты, она покатилась по полу, всё ещё остро ощущая клок вырванных волос. — Мой Лорд, теперь у нас всё есть для исполнения вашего плана.              Мир замер.              Её тошнило.              Поражение раскачивалось на рёбрах, делая кульбиты. Раскачивалось, касалось, гладило, вылизывало, ломало. Ломало, вонзая обломки костей в органы. Гермиона чувствовала мерзкий привкус на языке: кровь, грязь, желчь. Ей хотелось вырвать из себя всю эту дрянь.              Она, наконец, поднялась на локти, пытаясь встать на колени, чтобы вновь подняться. Грейнджер будет подниматься, пока у неё есть ноги.              Гермиона осмотрелась.              Ярко-красные змеиные зрачки.              Она вздрогнула, но взгляд не отвела, даже когда он не спешно, будто у него в запасе целые столетия, пошёл к ней. Несколько Пожирателей расступились в стороны, тихо переговариваясь, ей даже не хотелось знать, о чём. Кольцо из чёрных мантий сжалось вокруг неё, стало нечем дышать.              — Мисс Грейнджер, я так рад, что наконец-то нашлись и вы! — Волдеморт взмахнул палочкой от переизбытка эмоций, голос шипящий и сухой: он змеями пополз по её конечностям. — Я так долго ждал этого момента, я так долго ждал вас!              Гермиона хотела сбросить с себя это липкое чувство страха, но оно остервенело бесновалось в груди. Она осмотрелась, и в глазах всё поплыло от удара головой об пол. Грейнджер пыталась всмотреться в лица вокруг себя, но на всех Пожирателях чёрные балахоны с капюшонами, закрывающие лица.              Драко…              Мысль о нём пронеслась резко, больно и неуместно. В шаге от смерти в голове лишь пустота и его имя. Смех пробрал изнутри.              Том остановился рядом с ней и босой ногой перебросил ткань разорванного платья на противоположную сторону, оголяя её ноги до виднеющегося нижнего белья. В толпе послышался грязный свист, Гермиона поджала губы и подняла свирепый взгляд. Хотят раздеть? Пожалуйста. Хотят сломать? Не получится.              Сломанное не сломать.              Он присел на корточки, вряд ли многие удосуживались подобного жеста. Гермиона слышала от него несвежее дыхание с запахом смерти. Её затошнило ещё сильнее, она не знала, сколько ещё продержится желудок. Том играл с ней. Это было отчётливо видно по его действиям, по манере речи. Он считал, что Грейнджер в его руках и ничто так не приукрасит ужин, как исходящий от жертвы аромат страха и безысходности.              Гермиона покрутила головой, разбрасывая остатки волос по плечам. Сегодня ему придётся остаться голодным.              Грейнджер заметила по правую сторону от Волдеморта Беллатрикс, она стояла за его плечом, буквально изнывая от ревности и бурлящего безумия. Руки гнули палочку, а глаза — пустые и чёрные — подсвечивали огнём чистой ненависти. Гермиона улыбнулась краем губ.              «Если это настолько для тебя мучительно, то смотри и сгорай в собственном пламени, стерва», — подумала Гермиона, и на мгновение ужаснулась от себя, от образа мыслей и от пагубного хладнокровия. Это не она.              Ей показалось, что она заметила знакомый тремор. Тихий, практически беззвучный, стук перстней друг об друга ласкал слух. Так делал Малфой в те редкие мгновение, когда терял контроль. Гермиона вытерла струю крови от разбитой губы и вскинула подбородок.              — Что тебе нужно?! — она могла похвалить себя за храбрость, которую Драко считал чистой воды самодурством.              Волдеморт резко начал смеяться. Противно, сухо, выплевывая ошмётки разлагающихся органов. К сожалению Гермионы, этот смех стал одним из самых страшных для неё звуков наравне с мёртвой тишиной после оглушающего взрыва и крика от потери близкого человека.              Глаза Реддла зло сверкнули, и он ударил её в грудь ногой. Гермиона упала на спину, ощущая, как кости крошились. Позвоночник высыпался в грязный дырявый корсет платья; она закашлялась, поднимая клубни пыли. В голове пульсировала мысль принять оборонительную позу, потому что боль шептала, что это ещё не конец.              Том ногой упёрлся ей в грудную клетку, смотря ненавидящим взглядом сверху вниз, но это не давало ему превосходства и не внушало страха. Всё, чего ей хотелось — это отмыться от него. Самое большое пятно.              — Ты появилась тут, как у себя дома, и ещё смеешь у меня что-то спрашивать? Смеешь ко мне обращаться? — Волдеморт надавил ей на грудь, находя место между разветвлением ребёр, он с особым удовольствием сильнее надавил на грудину. — Ты знаешь, на что такие, как ты, годятся?              Он взмахом палочки разрезал на лоскутки остатки платья, а вперёд пробился Фенрир Грейбек, жадно облизываясь. Гермиона мазнула взглядом по некоторым доступным взору лицам снизу вверх. Они были в предвкушении. Больные извращенцы.              Грейнджер заметила справа от себя слабое движение сразу, как оборотень стал придвигаться к центру. Она попыталась сосредоточиться, заставляя двойственную картинку перед глазами собираться. Платиновая чёлка блеснула под одним из ближних капюшонов. Она выдохнула.              — Да? А что же тогда делают с такими, как ты? — ногти на ногах врезались в кожу, от нажима Гермиона уверена, что умрёт от заражения крови. — С полукровками…              Мир перестал существовать.              Гермиона пришла в себя, но сомневалась в собственном существовании. Голова шла кругом, и она видела перед глазами орбиту, движущуюся против часовой стрелки. Комната неприятно дрожала и рябила, Грейнджер пыталась проглотить вкус засохшей крови во рту.              Комната продолжала вращаться, но в ней уже меньше людей. Если она правильно посчитала, игнорируя двойственность, то около пяти приближённых. Они все стояли одной шеренгой, что-то обсуждая и рассматривая. Что-то, что было за пределами её зрения. Пожиратели будто специально закрыли собой обзор.              Гермиона не решалась подняться, обдумывая лучшую возможную стратегию. Лежать всё время на полу, надеясь, что её примут за декор она не может, но подняться означало добровольно продолжить ад. Она вовсе не так сильна и храбра, как хотелось бы, её попросту на это больше не хватит.              Из тени к ней приближался чёрный балахон, — Гермиона предусмотрительно закрыла глаза и попыталась выровнять дыхание. Силуэт остановился в нескольких шагах от неё, перекатываясь с носков туфель на каблуки. Драко. Она продолжала неподвижно лежать. В нос ударил слабый запах мяты и хвои. Однозначно Драко.              — Грейнджер, я знаю, что ты в сознании, — раздражённо прошипел он, присаживаясь на корточки. Драко оттянул локон волос Гермионы, она шумно втянула воздух и открыла глаза. — Блять, какая же ты тупая!              Малфой сбросил с себя капюшон, Гермиона озадаченно вскинула брови, приподнимаясь. Лицо Драко было восковым. Холодным, злым и плоским. Она не узнавала в нём человека в принципе, злость и холодная ярость изменяла внешние черты лица, он был похож на монстра из маггловских фильмов. Красивый парень-психопат.              Чёртов клишированный троп.              Она хотела ему ответить, послать, наорать, сбежать, ударить, обвинить. Хотела попросить помощи, обнять, спрятаться за ним и закрыть собой. Её разрывала изнутри паника и осознанная мысль, что живой отсюда уже не выбраться. Не при таких обстоятельствах.              Она понимала этот так же чётко, как то, что 2×2=4; как то, что люди плачут вовсе не от счастья. Понимала как то, что она не заметила тот момент, когда началась война и не заметила момент, когда Малфой стал для неё чем-то личным; и она понимала, что 1990 был последним счастливым и спокойным годом.              Так много хотелось сказать, но все слова закончились.              Казалось, Драко тоже это понимал… В его взгляде бескрайняя пустота. Острые черты лица были слишком напряжены, от чего он выглядел ещё свирепее и худее. Мёртвая бледность нездорово блестела в свете нескольких тлеющих свечей.              Мир скользил между пальцами.              — Не смей открывать рот, слушай меня внимательно, — Гермиона так сильно хотела возмутиться, хотела кинуться на него с кулаками, лишь бы только был бы повод коснуться в последний раз. — Грейнджер…              Она заметила каплю пота на его виске, тремор рук и как лопнула кожа на нижней губе. Алая жидкость заполнила ранку, а после потекла на подбородок тонкой струёй. Гермиона не думала, не сейчас. Она потянулась к нему и вытерла подушечкой большого пальца кровь. Грейнджер коснулась холодных губ Драко, он перестал говорить, выпуская воздух прямо в завитки на дистальном фаланге.              Малфой схватил её за руку, притягивая к себе. Драко возвысился в дюйме от её лица. Воздух бетонной плитой упал на спину, разбивая позвоночник в костную крошку. Серые глаза смотрели прямо в душу, и она могла поклясться, что в них есть что-то помимо льда. Но он не дал понять что, просто не подпустил. Петля в груди сделала очередной крюк.              — Тёмный Лорд вышел, — Драко вернул себе контроль, его взгляд вновь был колючим и отстранённым, — сейчас ты ляжешь обратно и сделаешь вид, что всё ещё без сознания. Как только он вернётся, то на тебя никто не обратит внимания, поэтому ты сможешь пробраться к двери.              Гермионе очень хотелось задать вопросы, но она посчитала, что перебивать его сейчас будет самым глупым поступком в жизни. Она лишь старалась всё правильно услышать, понять и запомнить, повторяя каждый будущий шаг, как мантру.              — Как только окажешься за дверью — беги! Беги вниз по лестнице, там свернёшь направо до упора. Это будет дверь в подсобную комнату, коснись герба над дверным косяком — это портал. Ты поняла меня?              Она поняла, но не хотела так поступать.              — Грейнджер! — он потянул её за запястья и она тихо вскрикнула. — Обещай не оборачиваться, что бы ты не слышала. Ты должна ослепнуть и оглохнуть, если это поможет тебе беспрепятственно выбраться отсюда!              Гермиона кивнула, как китайский болванчик. Голова безвольно качалась вверх-вниз. Драко смотрел и вновь в его взгляде проскользнула капля света, разбавляя тёмный цвет мокрого асфальта. Она закусила щёку изнутри, чтобы не заплакать. Ей страшно. Страшно умереть и… страшно потерять его.              — Скажи это!              Это очередная точка невозврата.              — Я обещаю.              Казалось, что с его плеч сорвался булыжник, нет, не казалось, Гермиона была в этом уверена, когда ощутила его на груди. Малфой отпустил её руки, поднимаясь на ноги. Времени нет.              — Досчитай примерно до двадцати после стука двери и бесшумно ползи к ней под стеной, — Драко посмотрел на неё, будто хотел ещё что-то сказать, но не сказал, лишь накинул обратно капюшон, скрываясь под ним. — Помни, что бы ты не слышала — не останавливайся.              Она вновь кивнула.              Ком из несказанных слов до слёз царапал горло. Хотелось выть. Сесть и залиться нескончаемыми солёными слезами. Гермиона посмотрела на Драко, который обернулся к ней спиной, нацелившись вернуться к Пожирателям.              — Малфой, не умри только, — он остановился. Гермиона закрыла глаза и торопливо добавила: — Я не знаю, что будет с чарами кольца, если ты умрёшь.              — Разумеется, — ответил он. — Не умру, если ты выполнишь своё обещание.              Гермиона чувствовала, как сознание утекало по холодному полу вслед за ним. Она пыталась сконцентрироваться, чтобы начать разбирать шёпот приближенных. Неясные отрывки, непонятный контекст, но в целом она расслышала что-то про ритуал, про полную голубую луну и про жертвы.              Испарина покрыла лоб, ладони и спину. Волдеморт собирался сделать ужасные вещи, потому что априори на другие не способен. Медленно, но верно картинка собиралась как пазл. Крики, предвкушение и слова Реддла о том, что он ждал её.              Паника провела костлявой ледяной рукой по волосам Гермионы в миг, когда она осознала, что часть тёмного ритуала. Жертва.              Дверь открылась с характерным звуком.              Считать до двадцати.              Один, два, три, четыре, пять.              Полы мантии шелестели по полу, шёпот, вздох.              Шесть, семь, восемь, девять, десять.              Слабые звуки сопротивления, хохот, страх.              Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать.              Глухой удар, стон, плевок.              Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать.              Грейнджер не спеша приоткрыла глаза, обеспокоенно осматриваясь. Несколько Пожирателей Смерти стояли к ней спиной, продолжая закрывать собой обзор. Рваный выдох. Гермиона зажмурилась с такой силой, что на обратной стороне век танцевали разноцветные блики. Она перевернулась на живот и замерла. Никто не заметил.              Рваная ткань приглушала передвижение, Грейнджер ползла практически по наитию, потому что взгляд был прикован к чёрным пятнам и тому, что они собой уже не скрывали из-за изменившегося угла обзора. Она заметила железные прутья. Клетка. Во рту пересохло. Гермиона не могла отсюда уйти, не попытаясь понять планы Тома.              Было принято решение затаиться у входа, чтобы получить информацию, а в случае обнаружения её пропажи спасаться бегством. Технически, она не нарушала данного обещания. Страх колотился в сердце, нашёптывая соблазнительную мысль, чтобы послушать Малфоя и сбежать, не дожидаясь пока её хватятся. Но она же гриффиндорка.              Очнись, Гермиона, ты уже давно не она.              Ты уже давно не ты.              Кто ты?              Внутренний голос стал до ужаса похож на Малфоя: груб, холоден, колок, правдив, язвителен. Он, наверное, будет с ней до конца. Драко не искоренить — самая отвратительная злокачественная раковая опухоль. Химиотерапия лишила её надежд.              Гермиона выползла в коридор, заползая в нишу за колонной. Воздух пробкой образовался в грудной клетке, она не могла заставить себя дышать. Грейнджер навалилась вперёд на колонну, чтобы рассмотреть хотя бы небольшой кусок зала в открытые двери. Страх присел рядом, протягивая руку.              Перед глазами сплошное разноцветное пятно, которое достаточно быстро передвигалось, Грейнджер протёрла глаза онемевшими ледяными пальцами.              — Нужно начать с борцов, — методично произнёс Драко, Гермиона видела, как он подошёл к клетке, но она по-прежнему не видела кто в ней.              — Да, триединство не должно быть нарушено, — упоительно согласился Волдеморт, послышался щелчок замка. — Сначала борцы, а потом мудрецы.              Он бросил взгляд в угол. В угол, где не было Гермионы, больше нет. Вертикальные зрачки налились кровью, Реддл в ярости метался взглядом по пустому тёмному залу.              — Найти! Живо! — необъятная злость клокотало в нём, его движения стали слишком резкими, а голос дрожал. Драко обернулся к выходу. — Не ты, Малфой! Время на исходе — луна почти взошла, разберись пока с этим.              Волдеморт отошёл от клетки, а Гермиона была готова закричать. За прутьями на холодном полу лежал Рон Уизли без сознания.              Ад в самом разгаре.              Она не слышала биения сердца, Грейнджер отшатнулась к стене, пытаясь прийти в себя. Мозг перегрелся от свалившегося на него информационного шока. Рон. Борец. Полнолуние. Жертва. Ритуал. Они хотят убить Рональда! Гермиона прикрыла рот рукой, когда мимо пронеслась чёрная мантия.              Гермиона не простит себя, если допустит это. Мозг судорожно соображал, пытаясь найти выход, придумать план, разработать стратегию. Хоть что-нибудь. Раздался мучительный крик Рона, Грейнджер обернулась обратно к залу. Друг стоял на коленях, слабо хватаясь руками за проволоку, закручивающуюся на шее со спины.              Грейнджер всхлипнула, метаясь безумным взглядом по помещению. Переполненная страхом, паникой и истерикой Гермиона напала из тени на Пожирателя. Она прыгнула ему на спину, от чего он завалился вперёд прямо на колонну. Гермиона услышала лишь глухой удар головы об основание колонны, а после её рука оказалась в чём-то вязком и тёплом. Кровь. Гермиона испуганно осмотрела труп совсем юного парня, а потом выхватила у него из рук палочку, срываясь на бег.              На бег к собственной смерти.              — Малфой, отойди от него! — она забежала в зал, бросая усиленное оглушающее заклинание в двух Пожирателей, которые остались в комнате.              Рон оказался вновь без сознания, а на его шее была глубокая борозда, из которой фонтаном била кровь. Она не могла позволить ему умереть, только не это. Кольцо вонзило шипы в палец настолько, что они начали прорастать. Гермиона не сдержала крика, когда шипы, переплетаясь, пустились вниз по кости, она чувствовала, как они медленно двигались к кисти.              — Грязнокровка, опусти палочку, — спокойно произнёс Том, отрываясь от созерцания восходящей луны, — твой приятель уже мёртв, ему остались считанные секунды.              Гермиона, заскулив от боли, собрала в себе все силы, поднимая палочку прямо перед собой.              — Авада…              Невербальный «Экспеллиармус» вырвал палочку из руки, несмотря на хватку, отправляя её в раскрытую ладонь Драко.              В его окровавленную ладонь.              Он молчал. Волдеморт скалился, он молчал, а она умирала вместе с Роном. Её схватили со спины, больно заламывая руки. Кровь методично стекала в лужицу рядом с ней, Гермиона позволила себе заплакать, смотря в хладное лицо Рональда Уизли — лучшего друга детства. Его голубые глаза затянуло пеленой спокойствия — он уже давно не боролся.              — Рядом, — булькающие звуки сопровождали каждую букву усиленным толчком артериальной крови, — буду рядом.              Его дыхание прервалось, когда он посмотрел на неё.              Грейнджер провалилась в бездну.              В попытках вырваться, чтобы добраться до тела друга, ей сломали запястье и бросили в стену. Гермиона, ударившись головой, сползла вниз. Волдеморт наблюдал за этим с титаническим спокойствием, будто не он несколько минут назад был в неисчерпаемом гневе. Всё шло согласно его плану.              Малфой засунул в карман палочку, отобранную у Грейнджер, и оттащил труп Уизли в круг. Он больше не посмотрел на неё. Ни разу. Гермиона давилась рыданиями, боль потери охватила грудь ядовитым плющом, несмотря на весь ужас, который она видела, девушка не могла принять случившееся. Только не это.              Запястье ныло, голова раскалывалась, а она проиграла.              — У нас остаётся несколько минут, хватай девчонку, — Реддл шагнул в сторону своего кресла в центре зала. Нарциссизм его погубит.              Малфой молча подошёл к Гермионе, резко подняв её за локоть, она посмотрела в глаза Драко, не скрывая боль, разочарование и злость. Теперь в них ничего кроме ртути, чьи пары она жадно вдыхала.              Он потянул её к месту проведения ритуала. Всего на секунду Драко замялся, именно в этот момент Гермиона заметила, как в уголке глаза скатывается слеза. Молчание, повисшее между ними, было бесприютнее бога. Она хотела вцепиться в него и спросить только одно: «Почему ты так поступаешь?».              — Грейнджер, план помнишь? — слишком тихо, слишком быстро, — она не успела осознать, как Малфой толкнул её в сторону дверей, бросая ту самую палочку. — Беги, дура!              Драко обернулся к Волдеморту, незамедлительно произнося серию заклинаний. Его не убить, но задержать можно. Ошарашенная Гермиона схватилась за палочку, посылая все заклинания, которые знала.              — Сектумсемра! — Грейнджер бросила в Реддла режущее проклятье, и потеряла последнюю каплю здравого рассудка, когда увидела, что Волдеморт отзеркалил его в грудь Малфоя.              Мир замер.              Драко упал на колени, из резаных ран хлынула кровь, и он завалился вперёд. Гермиона закричала и побежала к нему, Том громко и мерзко захохотал, это навсегда станет её главным кошмаром.              — Предателю смерть в спину, — ответил Реддл, он сел в кресло и наблюдал за этим, словно за представлением. — Жаль, но тебя, видимо, убьёт кто-то другой. Драко подождёт тебя под землёй, кормя червей.              Гермиона не слушала его, она пыталась сдержать кровь. От платья уже ничего не осталось — всё пошло на жгуты, но они оба знали, что это бесполезно. Ткань пропитывалась ещё до того, как она успевала её придавить. Он умирал. Драко Малфой умирал.              И ей бы засмеяться, встать и станцевать победный танец, сказать, что он это заслужил. Но она почему-то плакала. Так надрывисто и горько, что у него самого сердце кровью обливалось.              — Я же, блять, тебя просил, — хрипел Драко. — Просил бежать и не оглядываться.              — А ещё ты пообещал не умереть! — Гермиона со злости надавила тканью на рану.              — Если ты, идиотка, сбежишь! — он кашлял кровью, лужа под ним стала больше, а лицо — белее. — Мне жа…              Сказанное оборвалось и голос утих.              Гермиона закричала. Не сдерживая себя, она всё равно покойница. Горло раздирало наждачкой, кровь закипало в венах. Человек не мог столько чувствовать, это издевательство, это пытка. Это четвёртое непростительное. Она кричала, пока голос не пропал, плакала, пока слёзы не закончились и ненавидела, пока дышала.              Грейнджер обернулась к Волдеморту, который снисходительно её рассматривал, будто любимую дикую зверушку, которая по незнанию оставила за собой гору трупов.              И он будет лежать на самой вершине.              Она сделает посмертный подарок его эго.              От нервного напряжения комната начала кружиться и трястись, но Гермиона не сдавалась. Не после трёх смертей на её глазах за несколько минуту, не после отобранной жизни в попытке сохранить дорогую ей, и не после потери собственного сердца.              Зал сотрясся, будто от ударов электромагнитных волн, Грейнджер пошатнулась, но поднялась. Заплаканная, в крови, в разодранном платье, с кровоточащей душой и пустотой в глазах. Ртуть перетекла к ней.              Волдеморт сидел неподвижно, сидел с нескрываемым превосходством и пренебрежением на змеином лице. Он смеялся, глядя в глаза своей смерти.              — Грейнджер! — пространство сотряслось от крика.              Гермиона в панике обернулась: Малфой лежал с закрытыми глазами и сомкнутыми в тонкую линию губами. Паранойя обогнула её со спины, шепча на ухо его имя.              — Открой глаза! — громкость голоса подкосила, — она рухнула на пол, а окна потрескались. — Грейнджер! Открой глаза!              Реддл смеялся, трещины разрастались…              Откройглазаоткройглазаоткройглаза.              Стёкла разбились с оглушительным грохотом, вонзаясь осколками в тёмные зрачки.              О т к р о й г л а з а.              Боль обожгла щеку.              Гермиона распахнула веки и первое, что она увидела, было напряжённое лицо Малфоя и его занесённая ладонь для повторной пощёчины. Живой. Поддавшись неконтролируемому страху, она бросилась ему на шею, крепко обнимая. Драко Малфой был тёплым. Тёплым и живым. Он опешил, но спустя мгновение отстранил её от себя.              — Грейнджер, я не настроен на объятия, — раздражённо пробасил Драко, но она может поклясться, что он облегчённо выдохнул, после его лицо снова стало непроницаемым.              Гермиона смутилась, когда пелена сна спала, и она заметила, что Малфой сидел на её кровати в одних пижамных штанах чёрного цвета. Полная луна заливала блекло-голубым светом всю комнату и поспособствовала тому, чтобы Грейнджер осмотрелась: мятая постель, мокрая от пота простынь, взъерошенные волосы и затравленный взгляд. Щека заныла от боли.              — Ты меня ударил?! — Гермиона удивилась собственной интонации, будто обвиняла его в предательстве.              — Да, что дальше? — равнодушно ответил Драко, взъероша пятерней волосы. — Тебя легче было убить, чем разбудить, поэтому скажи спасибо, что я сдержался. Не заставляй меня жалеть о данной благосклонности.              Девушка сомкнула губы, чтобы не отвечать на эти глупые выходки. Черепная коробка раскалывалась надвое от тупой головной боли, Малфой только усугублял положение вещей, как и обычно. Гермиона шумно втянула воздух через нос, когда задела предплечье.              О, нет.              Только не это.              Луна освещала комнату не настолько сильно, чтобы это можно было заметить, Гермиона мысленно поблагодарила вселенную хоть за одну хорошую мелочь этой адской ночью. Она бросила взгляд на руку, высматривая тёмное разрастающееся пятно, но приходилось слишком напряжённо смотреть, чтобы заметить.              — Малфой, я больше не сплю, так что в ударах не нуждаюсь. Если ты не хочешь признаться мне под покровом ночи в том, что ты мерзкий слизняк, который из-за раздутого эго отвергает логичные и выигрышные предложения, то покинь номер, будь добр.              Грейнджер откинула одеяло в сторону, вздрогнув от температуры в комнате, до этого она не чувствовала, насколько в помещении холодно. Взгляд упал на раздетого Драко, которого, казалось бы, ничего не смущало. Это ещё раз доказывало, что он хладнокровная змея.              — Что тебе снилось? — лениво спросил он. Малфой развалился на кровати, облокачиваясь ладонями на постель. Гермиона сглотнула. — Ты кричала.              — Обычный ночной кошмар, от него вряд ли смеются, — она пожала плечами и поднялась босыми ногами на холодный пол. — А теперь уходи.              — Грейнджер, я не идиот, — Драко встретил её сомневающийся взгляд. — Ты кричала так, что у меня кровь собралась в ушных раковинах. Кричала, чтобы кто-то не умирал, что он обещал тебе не умирать.              Земля ушла из-под ног.              Она не могла позвать его по имени, просто не могла. Он не заслужил. Это всего лишь сон.              — Это был Рон, доволен?! — резко выпалила Гермиона. От боли в руке перед глазами уже начали плыть круги. — Ты его убил. Задушил.              Грейнджер пыталась заглянуть ему в глаза, но видела лишь очертание, увеличенные зрачки и отсутствие любых эмоций. Он пустой. Пустой, холодный, отрешенный. Кровь достигла раскрытой ладони, — Гермиона поспешила уйти.              — Грейнджер, — Драко грубо перехватил её за предплечье, она вскрикнула и высвободила руку, прижимая её к груди. Он почувствовал липкую влагу на пальцах и бросил на неё вопросительный взгляд.              — Уходи.              Гермиона сорвалась в ванную комнату, замыкая её на щеколду. Она замерла, опиревшись на дверь, которая служила слишком хлипкой перегородкой, и перевела дыхание. Слёзы застилали глаза, а рука неустанно пульсировала. Ей не хватало смелости опустить взгляд.              — Открой, — слышалось по ту сторону, слишком спокойно, слишком. А потом удар, который разошёлся вибрацией, она отшатнулась от двери.              Грейнджер вздохнула и побрела к раковине. Тонкая ткань пижамы прилипла к ране, вызывая агонию в теле. Она закусила губу, когда оторвала кусок рукава вместе с прилипшей кровью и кожей, но ноги всё равно предательски подкосились.              Удар в дверь.              Гермиона молча плакала, промывая уродливый шрам, который вновь собственноручно разодран и превращён в месиво. Вода продолжала окрашиваться в красный, как бы долго она не промывала рану. Вентиль с психу повернут с такой силой, что чуть не был сорван с резьбы.              Удар в дверь. Громкое дыхание.              — Чёрт бы тебя побрал, Малфой, просто уйди… — простонала Гермиона, устало упираясь лбом в холодное зеркало.              — Грейнджер! — он разозлился. Голос до невозможности колючий, она буквально чувствует иглы, врезающиеся в неё потоком звуковых волн. — Открой эту ебучую дверь или я её вынесу с одного удара, если захочу!              Она молчала. Слов просто не было. Ей выдернули голосовые связки, перевязали бантиком и торжественно вручили в маленьком ювелирном гробу. Мысли заледенели от нескончаемого холода, она перестала чувствовать себя, и это лучшее, что с ней случалось за последнее время.              Гермиона сползла по ребристой ледяной плиточке, бросая равнодушный взгляд на дверь. Тишина. Неужели ушёл? Наконец-то. Боль возвращала её к реальности. Отвратительные уродливые буквы, собранные в слово, которое перестало иметь для неё какое-либо значение, воспалились и не переставали кровоточить. Рана плакала кровоподтёками, обнажая душу догола.              Удар в дверь.              — Боже, Малфой, исчезни, я же сказала! — Гермиона сорвала глотку, пытаясь докричаться до него. Разбираться ещё и с ним было бы последней каплей. На пороге неминуемая истерика, снисходительно бросала на Гермиону грузный взгляд. Всё вокруг непозволительно сюрреалистично.              — Я надеюсь тебе достаточно больно, Грейнджер, — рявкнул он, — если к утру ты умрёшь, то на одну проблему станет меньше.              Проблема.              Что-то кольнуло в груди, преподнося в хрустальной коробочке воспоминание. Воспоминание с единственным словом. Трофей. Теперь она ещё и проблема. Гермиона улыбнулась, и если она действительно для него проблематична, то она залезет ему в печень со своей дотошностью, сделает его жизнь филиалом ада на земле. Она будет его личной проблемой. Нерешаемой, но сокрушимой.              — Катись в ад, Малфой! — она оторвала взгляд от двери и прислушалась — тихо.              Кровь под ногтями засохла и не вымывалась, а рана продолжала болеть, нарывать и кровоточить, под рукой начала образовываться небольшая лужа. Гермиона оглядела ванную комнату, цепляясь усталыми глазами за стопку полотенец. Приятная махровая ткань обволокла пораженный участок, но боль током прошлась по кости. Это не помогало.              Плевать.              Она рухнула обратно, опираясь затылком на холодную плитку. Холод притуплял, но не настолько, как ей нужно. Это не первый её реалистичный сон и не первое увечье в бессознательном состоянии, но Гермиона уверена в том, что это самая страшная ночь, самый ужасный сон и самая сильная боль.              Впервые она проснулась с разодранной рукой в Норе через неделю после битвы за Хогвартс. Грейнджер пришла в ужас от увиденной картины, и если бы не руки — измазанные в засохшей крови, — то она бы никогда не поверила, что сделала это сама. Глубокие рваные царапины горизонтально проходили сквозь шрам из одиннадцати букв. Она поблагодарила себя за дальновидность, которой покрывала боязнь того, что ничего ещё не закончено, и достала из бисерной сумочки экстракт бадьяна.              Но сейчас у неё ничего нет. Ни бадьяна, ни Норы, ни любимого полосатого свитера. Есть только зудящая боль и куча лишних мыслей. Сон отозвался нервной дрожью, и Гермиона медленно выдохнула, прикрывая глаза от яркого света.              — Это был сон, Гермиона, ты справишься, — успокаивала она себя. — Всегда справлялась.              Грейнджер не спеша поднялась с пола, бросая разочарованный взгляд в зеркало. Она выглядела отвратительно: лопнувшие капилляры залили кровью глаза, синяки отчётливо выделялись на бледной коже, волосы запутались так, что их оставалось лишь обрезать. Гермиона осунулась и в целом была слишком уставшей для своих девятнадцати лет. Она чувствовала себя на двести девятнадцать как минимум.              В комнате по-прежнему темно, но на часах пять утра, а в воздухе до сих пор витал слабый запах мяты, хвои и мужского геля для душа. Гермиона сделала глубокий вдох и огляделась, будто боялась быть застуканной. Она провела рукой по смятой простыне, не ощущая тепла. Было слишком наивно полагать, что Драко Малфой мог полностью уйти, он всегда оставляй после себя шлейф.              Шлейф аромата, недосказанности, возмущения и последних слов. Шлейф, который тянулся от него прямиком к ней. Шлейф, который не получалось игнорировать, как бы она не пыталась. Это сложно, это невозможно, это неправильно. Это то, что никто из них не мог себе позволить даже под страхом смерти — привязанность.              Больная, болезненная, ядовитая привязанность. Острая леска, связывающая их вместо положенной красной нити. Ком противоречивых чувств, поцелуй Дементора, пятнадцатый круциатус подряд и убивающее заклинание в сердце. И если бы ей дали выбор: пуля в лоб или привязанность к Драко, то она бы хрипло рассмеялась и сильнее прижалась вспотевшим лбом к дулу пистолета.              Гермиона забралась с ногами на кровать, сильнее укутываясь в одеяло, но спать больше не хотелось, более того, она не уверена, что по доброй воле не уснёт в ближайшие несколько дней. Луна освещала каждый уголок комнаты, и от этого становилось жутко. Она была такой же, как во сне.              Перед глазами появился образ мёртвого Рона, Гермиона сжала в руках одеяло, принудительно заставляя себя дышать. Ей нужно что-то делать, нужно найти выход и нужно спасти друзей. Она обязана. Мысли о Гарри и Роне заставляли чувствовать тошноту. Сильную.              Гермиона отвернулась от окна и погрузилась в воспоминания трёхмесячной давности. Воспоминания, которые теперь объясняли слишком много, чтобы продолжать их игнорировать. Хотя, ей бы очень не хотелось вновь об этом думать, потому что слепота сделала из Гермионы ту, кем она никогда не хотела стать. Лишнее напоминание о том, что она ничего не сделала — убивало.              Площадь Гриммо, казалось, не спала независимо от времени суток. Она всегда дышала, жила и была полной. Её использовали как перевалочный пункт, как штаб-квартиру и как то место, где можно спокойно выдохнуть, находясь в безопасности. Гермиона же, свесив ноги с пороховой бочки, чувствовала лишь запах серы.              Она ещё только приходила в себя после случившегося с Шеймусом и Невиллом. Мозг параллельно расслаивался, чтобы осознать свой перенос в параллельную реальность, ища способы заставить себя проснуться в своём реальном мире.              Страх, паника и факт того, что она не знала, как ей поступать, сводили её пораженный мозг с ума. Это, казалось, отпечаталось у неё на лице, потому что в него прилетел смятый кусок пергамента, Грейнджер оторвалась от книги, которую даже не начинала читать, поднимая злой взгляд на того, кто это сделал.              — Гермиона, мы собираемся играть в игру «Я никогда не», давай с нами! — дружелюбно предложил Ли Джордан, отбрасывая за плечи свои отросшие волосы.              — Кто? Грейнджер? — иронично протянул Джордж.              — В «Я никогда»? — издевательски продолжил Фред. — Скорее мама разрешит нам засунуть петарду в зад кому-нибудь из пожирателей и сама подожжёт фитиль, чем наша мисс «Не бегайте по коридорам, я — староста!» на это согласится.              — Я знаю, что вы делаете, — Гермиона вновь уткнулась в книгу, отрицательно качая головой. — Эти манипуляции со мной не сработают, вам не взять меня на «слабо».              Близнецы Уизли переглянулись, улыбнулись и сделали глотки пива. Грейнджер была третьей после миссис Уизли и Джинни, кто мог спокойно вынести с ними разговор, в конце которого она не делала то, на что был направлен диалог со стороны Джорджа и Фреда. Если коротко: она не шла у них на поводу.              — Это было ожидаемо, — захихикала Лаванда Браун, налегая на сливочное пиво. — Грейнджер, ты всегда такая пресная.              Гермиона метнула острый взгляд в Браун, но промолчала. Ей так хотелось ответить «А ты такая дешёвая», но язык не поворачивался в данной ситуации. Лаванда вернулась с операции позавчера, с операции, в которой она потеряла левый глаз. Его поразило то же проклятье, что и Финнигана, но помощь не была такой скорой, как у него.              Дом на Гриммо был до неприличия огромен, она ни разу не была в большинстве комнат, но свободного места всё равно не находилось. Даже сейчас: она сидела в кругу нескольких бывших гриффиндорцев и пары притихших хаффлпаффцев. Сторонники Ордена с факультета рейвенкло, видимо, нашли себе другое занятие.              Грейнджер уверена, что если сейчас пойдёт на кухню, то найдёт там парочку, пытающуюся приготовить что-то съестное на ужин, ещё одну, сидевшую у окна и играющую в карты. Уверена, что в закоулках, в пролётах между этажами и под лестницами найдёт одиночек, заглушающих пустоту или боль алкоголем. Найдёт за закрытыми дверьми спален, ванных комнат и подсобных помещений тех, кто пытался пронести любовь и отношения через войну. Этот дом никогда не спал.              И всех их объединяет одно — они дети с отобранным детством.              Все они пытались вернуть то, что у них забрали. Пытались найти то, что потеряли. Они питались этой иллюзией спокойствия и безопасности, чтобы прожить ещё день в своём уме и не свихнуться от смерти, идущей по пятам. Они пили дешёвый алкоголь, курили самокрутки и играли в дурацкие подростковые игры, потому что они подростки.              И ей их не в чем обвинять.              Вполне вероятно, что завтра кто-то из них сюда уже не вернётся. И ей бы никогда больше не видеть осознание этого в глазах детей. Гермиона вздрогнула, когда её толкнули в плечо, она проморгалась, вопросительно уставясь на Роджера Дэвиса.              — Там тебя Муди просил зайти, он несколько минут назад прибыл с помощью порт-ключа, — Дэвис уклончиво пожал широкими плечами, как бы намекая, что никакой другой информацией он не обладал.              Гермиона рассеянно кивнула и поднялась с места, по инерции прижимая к груди книгу.              Взгляд дольше положенного задержался на двух старых — когда-то дорогих — диванах, где сидели подростки. Она вздохнула, вспомнив фразу, которую ей однажды сказал ребёнок, чей мячик она словила в парке: «Ты улыбаешься, но глаза у тебя грустные». Это было перед шестым курсом, когда Гермиона проводила лето дома, уже тогда она всерьёз размышляла о мерах безопасности для своих родителей.              Сейчас эта фраза приобретала смысл.              Смысл и тёмные неразбавленные краски.              Гермиона поднялась по лестнице на два пролёта, размышляя о том, зачем понадобилась Муди. Но в любом случае — ей это нужно, потому что Люпин отмалчивался, а Макгонагалл лишь сдержанно поджимала тонкие сухие губы.              Глухой стук в дверь костяшками пальцев и злой рык — как ответ на молчаливый вопрос.              Она зашла в квадратную тёмную комнату, которая, судя по всему, служила кабинетом. Везде была резная мебель с отпечатком долгих лет использования, полностью покрытый сажей камин, пыльные полки, зашторенные окна и нетронутые книги.              Пахло сыростью, кое-где в углах отходили обои, а небольшой сквозняк упрямо пробивался сквозь забитые деревянные оконные рамы. Гермиона поежилась, проходя вглубь комнаты. Муди сидел за массивным столом из красного дерева, в стороне стояла Джинни с бумагами в руках, а около дивана беспокойно вышагивал Люпин.              — Кхм, — она прочистила горло, — здравствуйте.              — Привет, Гермиона, — поздоровался Ремус, Уизли кивнула, передавая пергамент Аластору.              — Если вы закончили с любезностями, то мы перейдём к более важным делам, — отрезал бывший аврор.              Гермиона качнула головой, неуютно присаживаясь на край дивана. Атмосфера была нагнетающей и в какой-то мере зловещей. Она перевела взгляд на часы за спиной Джинни, которые показывали половину двенадцатого ночи.              — Дела идут не особо утешительно, — начал Муди, обводя всех присутствующих своим стеклянным глазом, будто проверяя на вшивость. — Северные границы Норвегии не выдерживают давления со стороны приспешников Волдеморта. Германия поддерживает его режим, но пока открыто об этом не заявляет, им, видимо, нравится тоталитарный тиранический режим, и история с маггловской войной их ничему не учит. Франция держит оборону, но я уверен, что её сломают по итогу.              Грейнджер сидела, затая дыхание. Это были первые полученные обрывки информации, которые она урвала. Она и подумать не могла, что тут так всё серьёзно. К сожалению, не получилось не провести параллель со второй мировой войной в тысяча девятьсот тридцать девятом.              — Есть слухи о том, что в Азии их тоже поддерживают, благодаря более лояльному отношению к тёмной магии, — голос Муди был грубым и отрывистым, казалось, что его нервы могут сдать в любую минуту, и они получат личную атомную бомбу.              — Мы же уже обсудили все наши дальнейшие действия, зачем ты заново повторяешь информацию? — уклончиво спросил Ремус, потирая уставшие глаза.              — Для лучшего закрепления! — рявкнул Аластор, ударяя тростью об пол. — Грейнджер! Как твоё самочувствие?              Гермиона замерла от резкого неожиданного обращения к ней.              — В полном порядке, — как можно увереннее ответила Грейнджер, поднимая ясный взгляд для пущего эффекта. — Я бы хотела вернуться к своим прямым обязанностям, так как считаю, что время моего «отдыха» неприлично затянулось.              Все замолчали, а по венам Гермионы расплескалась уверенность. Если она продолжит лишь молча кивать, то ничего не добьётся. Сведения о Муди, коими она обладала, имели точные обоснования тому, что он считался с теми, кто способен себя показать и держать голову высоко поднятой.              — Ты вспомнила все события? — озноб прошиб Гермиону со спины от внимательного ледяного взгляда, который пытался, словно увеличивающее стекло микроскопа, разобрать её на составляющие.              — Нет, но я перестала забывать. Джинни подтвердит, что диаграмма мозга не выявила серьёзных отклонений, — Грейнджер умолчала о красных вспышках, при попытках коснуться которых она испытала сильнейшую боль. Казалось, она не собиралась сдаваться. — Джинни?              Все синхронно перевели взгляд на Уизли, которая за всё время не сказала ни слова. Гермиона понимала, что война меняет всех, но что так сильно изменило её? Она бы раньше никогда не признала в ней Джинни Уизли — бойкую громкую гриффиндорку.              Гермиона потёрла переносицу, напоминая себе, что они не в школе. Никто уже не был собой.              — Да, диагностика показала, что проклятье отступило, — утвердительно произнесла Джинни, сосредоточенно подбирая слова без колдомедицинской терминологии. — Однако, оно ещё не изучено с нашей стороны. Я не могу дать стопроцентную гарантию, что не начнётся рецидив, который может иметь совершенно иную мощь. Также утерянные воспоминания не подлежат восстановлению. Мне жаль, Гермиона.              Уизли сочувствующее посмотрела ей в глаза, но это лишь сильнее её раздражало. Она не нуждалась в жалости, особенно, когда не теряла фрагменты памяти, а просто их не имела. Им бы вообще сказать ей спасибо, что она поддерживала весь этот цирк для общего блага, а не вывалила ещё больше проблем.              — Я уверена, что справлюсь, — настаивала на своём Гермиона. — Введите меня заново в курс дела, и я быстро вольюсь в прошлый привычный ритм.              — То есть, ты ничего не помнишь? — с осторожностью спросил Люпин.              — Из важного — ничего не могу вспомнить, но в целом картина предельно ясна, — раздражённо пояснила она. — Ещё мне бы хотелось знать, где Гарри и Рон? Я не видела их с того момента, как вновь оказалась на Гриммо, в Норе их тоже не было.              — Надо же, этого тоже не помнишь, — прогремел Аластор, бросая хмурый взгляд на Джинни. Она пожала плечами, а потом качнула головой, будто откидывала волосы на спину. — Они там, где тебе их месторасположение знать не нужно.              — Они на задании? — она никак не унималась, чувствуя возможность узнать больше. — Есть какие-нибудь вести, я могу им написать?              — Грейнджер! — зло гаркнул Муди, стукнув мозолистой шершавой ладонью по столу, пуская рябь по старой древесине. — Что из слов «Тебе знать не нужно» ты не поняла?! Я не собираюсь перед тобой отчитываться!              — Но я имею право знать хоть немного информации! Я такой же активный участник ордена, как и каждый из вас! — с нажимом ответила Гермиона, она начинала закипать. — Я могу узнать, что с моими друзьями, я могу знать, за что я готова отдать свою жизнь, я могу знать, что происходит за этой дверью, стоит мне её закрыть с обратной стороны!              Грейнджер резко поджала губы, стоило ей закончить свою пламенную речь, которой, на самом деле, ещё не пришёл конец, но Муди молча поднял ладонь вверх, призывая её замолчать. Он выглядел слишком рассерженным и взвинченным, но и Гермиона ему не уступала, её ноздри широко раздувались от частого глубокого дыхания.              — Отстранена, — коротко сказал Аластор. — Покинь эту комнату.              — Но..! — громко возмутилась она.              — Вон я сказал! — он крикнул на неё так, что, вероятно, ребята, сидевшие на два этажа ниже, услышали, если бы не заглушающие чары.              Гермиона зло сверкнула глазами, несправедливость затопила сердце и больно кольнула под рёбрами. Джинни громко вздохнула, подойдя к ней. Грейнджер обернулась, но Люпин и Уизли смотрели на неё с такой беспечностью и сожалением, словно она десятилетний осиротевший ребёнок.              — Если вы думаете, что я буду сидеть в стороне, то вы глубоко заблуждаетесь! — Гермиона ударила раскрытой ладонью по перилу дивана, поднимая в воздух облако пыли.              Дверь закрылась за ней оглушительным хлопком, она обернулась, так как подумала, что сорвала её с петель, но несносная деревяшка стояла на месте и поглощала все звуки по ту сторону. Гермиона была в бешенстве, когда направилась в библиотеку.              Гермиона устало вздохнула, ворочаясь на скомканной простыне, казалось, что она всё же уснула, но, судя по солнцу, которое практически не оторвалось от линии горизонта, — ненадолго. Во рту пересохло, шершавая гортань только раздражала, заставляя её кашлять.              Она слегка приоткрыла глаза, заостряя ещё расфокусированное внимание на алом рассвете, думая, что там — за пределами отеля — настоящая зимняя стужа. Словно в подтверждение слов мороз колким спринтом пробежался по голой тёплой коже.              Беспокойство и безмятежность в одинаковой пропорции поделили мешки под красными глазами. Было страшно вспоминать ночь, сон и мысли, но от захватывающего вида за окном, который показался до боли интимным, через кожу впиталось мнимое спокойствие, помогая дышать.              Вероятно, что поэтому ни рассветы, ни закаты не встречают с чужими людьми. Это слишком схоже с открытой нараспашку душой, чтобы подпускать к себе людей. На памяти Гермионы она встречала много рассветов и ещё больше закатов, но если не в гордом одиночестве, то в компании тех, с кем схожа её душа.              Рука потянулась за стаканом с водой, она закрыла глаза, потому что они пересохли и ужасно пекли, пришлось действовать на ощупь. Ладонь соприкоснулась с небольшими склянками, которые звонко загремели, вынуждая широко распахнуть веки и скривиться.              Неприятно.              Больно.              Грейнджер поднялась, опираясь на руки. Ломота в теле пронеслась жидким азотом, замораживая нервные окончания. Гермиона внимательно осмотрела несколько пузырьков, пытаясь сконцентрироваться на расплывающихся буквах, но выходило отвратительно. Чернила расплывались перед глазами в смутно читабельные слова. Спустя несколько минут, она смогла прочитать, зарабатывая дополнительную мигрень.              На столике её ожидали склянки с зельями: успокаивающая настойка, экстракт бадьяна и зелье для сорванных голосовых связок. Гермиона вопросительно вскинула брови, когда увидела за стаканом странную смятую бумагу. Развернув её, она заметила, как вспотели руки. Это была записка. И слишком броский каллиграфический почерк.              Грейнджер сглотнула, припадая языком к сухому нёбу.              Чернила были смазаны, буквы непривычно скакали, из чего она сделала вывод, что он был на взводе, когда писал. Если бы текст мог убивать, то Гермиона была уже мертва, потому что записка имела следующее содержание:              «Постарайся больше не будить меня ночью своими криками, иначе я поддамся искушению и не разбужу тебя».              В который раз её мир замер? Она не знала.