Я проснулась, когда тонкий, сбежавший из-под штор, лучик света упал мне на лицо, заставляя поморщиться. Открыла глаза, но не двигалась. Слушала, как дышит рядом мужчина, как бьется его сердце, как поднимается широкая грудь.
Дэрил был действительно особенным. Во-первых, невероятно красив. Волосы цвета жженой карамели, острые черты лица и голубые глаза. По правде они очаровали меня в момент первого удара по его носу, еще тогда в заброшенном здании. Его тонкие губы имели свою собственную гравитацию и тянули меня с необыкновенной силой. Во-вторых, он был невероятно умен, смел и расчетлив. Дэрил был таким же, как, и я, поэтому понимаем мы друг друга с полувзгляда. Когда он рядом, я чувствую себя в безопасности и доверяю ему самому разбираться с опасностью, что обычно для меня не свойственно.
И лежа на тонком матрасе в бывшей гардеробной, я впервые за долгое время чувствовала себя по настоящему счастливой. И дураку ясно, что меня невозможно любить. Но спать со мной было реальным.
Дэрил был первым мужчиной в моей жизни. Понятное дело, я с кем-то встречалась, но это было настолько мимолетно и не продолжительно, что мы даже до третьего и тем более пятого свидания редко доходили.
Однажды, после того, как я вернулась с войны и не сказала Полу. Заперлась в пустой квартире, залпом выпила еще отцовский виски и пустила по вене морфий. Его было достать проще всего. Я работала в медицине, и просто списав, набирала содержимое ампулы сразу в шприц и уносила домой. Морфий, фентанил, шел в ход даже психотропный диазепам.
И через неделю таких развлечений, я оказалась в клубе, помню только, как слезы катились рекой, как было плевать на это парню, который с необычайной страстью прижимал меня к стене заведения, как его руки скользили по телу. Как он достал презервативы, оставляя один, а затем исчез.
После этого последовал сильный удар, который процентов на десять отрезвляет, и я заливаюсь слезами еще сильнее от этой грязи, в которой варюсь, от ненависти к себе и желания умереть.
Весь тот кошмар пережитый на поле боя, смерти близких мне людей, разъедали сердце изнутри, причиняя невыносимую боль, от которой хотелось сбежать. В тот момент такая жизнь была единственной возможностью существования.
За плечи меня тряс никто иной, как случайно оказавшийся рядом Ровиа. Он держал мои волосы, пока я отчаянно выворачивала желудок наизнанку, лил на голову холодную воду, и старался оживить мое не только пьяное, но под кайфом тело.
Тогда мне было плевать на все, я просто хотела перестать существовать. Было абсолютно все равно, кто и что со мной делает, лишь бы не было так больно, но, когда действие пьянящих разум препаратов и алкоголя кончалось, я начинала по-новому. Морфий — обезболивающее для души. Но легче не становилось, лишь бесконечная спираль головокружения и угара, после, которой было еще хуже. Еще тошнотворнее.
Трудность дыхания, от тяжести воспоминаний, заставила меня отрезвиться. Я привстала и натянув одежду, вышла на улицу. Схватив на мой взгляд подходящее седло для Кордеро. Казалось, это лучший момент для того, чтобы исполнить обещание данное мной в первый день.
В конюшне меня ждал нравственный хрип и его налитые кровавью глаза.
— Тебе ничего не остается. Только принять свою судьбу и меня. — говорю я лошади, впихивая трензель в зубы, конь начинает истошно ржать, привставая на дыбы, но я громко шлепаю его по шее заставляя успокоится и не успев среагировать, получаю задним копытом в ляжку. — Твою мать! Не зли меня! — взяв со стены стек и размотав веревку, с силой бью его по ногам и крупу, что отзывается тонким ржанием. — Не ждал?! Я тебе устрою! — на этот раз пострадала другая нога, так что в первые минуты, искры от боли в глазах, замещают освещение. Страшно вставать на ногу, но пальцами прощупав, я понимаю, что кость не сломана и лишь прихрамывая, привязываю оторопевшее животное к железным прутьям, наспех закидывая вальтрап и седло, изо всех сил затягивая подпругу и выхожу, запирая дверь.
Я была настроенa очень решительно. Такого рода занятие помогало избавиться от гнетущих мыслей, впихнув в голову только одно — я должна приручить это животное.
Слезы от острой боли и обиды стекали по лицу, а я тихо сползла вдоль стены. Закрыв лицо руками, я плачу, зная, что никого рядом нет, что лишь редкие люди уже вышли на работу, но ни души поблизости. Затем резко выдыхаю, растираю по лицу влагу и иду на склад.
— Доброе утро, Кира. — здоровается Эрл, который открывал свою кузнечную. — Что случилось?
— Через пять минут узнаешь. — говорю я не останавливаясь, стараясь идти, как можно тверже и увереннее.
Взяв две моркови, разломав на мелкие части, распихиваю по карманам и иду вновь на конюшню.
— Ты у меня сегодня оторвешься! — говорю я, развязывая повод и выводя агрессивную лошадь на поле. Заведя его в загон, ставлю ногу в стремя, но едва начинаю тянуться, чтобы забраться в седло, конь подпрыгивает на месте, и я лечу на обледенелую землю. Лишь сдавленно рычу, потирая больную поясницу. — Значит будем иначе… — залажу на возвышенность подводя Кордеро, но едва он чувствует мой вес, начинает подкидывать ноги, брыкаться и мотать головой. Не желая того, но вновь рухнув мешком на промерзшую почву, я пару секунд лежу не двигаясь, искры-звездочки мерцают на сером полотне неба.
«- Долго еще лежать будешь? — надомной нависает черная голова тренера, закрывая телом палящие лучи летнего солнца. — От того, что ты лежишь, ничего не поменяется. Лошадь слушаться лучше не станет, как и ты не научишься ездить верхом.
— Может это просто не мое… — прикрыв глаза, я не хочу показывать свои слезящиеся глаза. Боль острыми иглами пронизывает все тело, сковывая и лишая желания двигаться.
— Быстро встала и села в седло. Соберись! Ну, упала и упала, кости целы и хорошо. Это не то место, где можно давать слабину. Лошади это чувствуют. Ну… Они понимают, когда можно из тебя веревки вить. «Я буду есть траву сколько захочу.» «А! С тобой можно брыкаться? Значит ездить ты на мне не будешь.» — размышляла она, объясняя психологию животных. — Они делают ровно столько, сколько ты им позволяешь.
— Может не обязательно меня было сажать на самую конченную кобылу, едва я научилась рысить. — женщина смеется, протягивая мне руку, чтобы помочь встать, которую я принимаю с вырвавшимся скрипом и охом.
— Вы боретесь за лидерство в звании конченных, поэтому идеально подходите друг другу. И вообще! А как ты собралась учиться? Перинку тебе подстелить? Подушечки взбить?
— Вообще не помешало бы…»
— Билли, можешь, пожалуйста, подержать за узду? — спрашиваю я, все так же лежа в позе звездочки на земле.
— Да. А с тобой все хорошо? — мужчина, что остановился поглядеть на происходящее, перелез через прутья и подошел вплотную, протягивая руку помощи.
— Да. Все просто отлично… — поднявшись на ноги, стараясь не выдавать свою хромоту, я пошла к жеребцу, который тут же агрессивно прижал уши к шее. — Я тебя не боюсь, если тебе это интересно. Можешь злится сколько угодно, мне все равно. — схватив под самую узду, подвожу коня к мужчине и возвышенности. — Держи, как можно крепче, мне главное залезть. Там уж как-то… — я обреченным взглядом посмотрела на высокую холку, и боковым взглядом заметила, как Билли кивнул. — Ну что же… Дубль третий, засранец ты. — собрав всю волю в кулак, я одним махом ставлю ногу в стремя и оказываюсь в седле.
Конь недовольно ржет, встав на дыбы, вырвавшись из хватки мужчины, который тут же отскочил в сторону, а мне пришлось хвататься за черную, жесткую гриву, чтобы вновь не начинать этот круг заново.
— Спасибо! — говорю я, но голос звучит громче, чем хотелось, и приходит осознание, что истошное ржание и мои крики разбудили всех остальных, но уже поздно останавливаться.
Приземлившись Кордеро начинает прыгать на месте, грубо пытаясь скинуть меня, что приходится двумя руками ухватиться за луку седла, для того чтобы удержаться.
Мои ноги бьют его по ребрам, посылая вперед, но единственный его ответ — это желание быть без всадника. Жеребец начинает крутиться на месте, а после бежать вперед и резко останавливаться. Чувствую себя последним высохшим листом, на дереве, которого истошно пытается сорвать дикий ветер. Меня мотает из стороны в сторону, что я едва успеваю контролировать посадку и хвататься за все, что угодно. Хлыст идет в ход, хлеща по бокам.
— Давай! Давай! — он разгоняется, и жмет голову к земле, отчего я резко теряю равновесие, наклоняясь вперед за поводом. Лошадь начинает носиться из стороны в сторону, меняя направление и продолжая брыкаться.
Конь с разбегу въезжает боком в прутья, ударяя меня ногой, что отзывается стиснутыми от боли зубами и резкими ударами плети. Затем вновь тормозит, задирая голову, из-за неожиданности я врезаюсь в его шею головой.
— Черт! — животное стоит, а едва я посылаю его вперед тут же переходит на галоп, и… Резко заваливается на бок, прищемляя мою ногу, и так же быстро встает. Я лишь скриплю зубами и стираю слезы, которые невольно летят из глаз. — Ну давай же! — он глубоко дышит, но не шевелится. — Ты устал? Я тоже. Может тогда будем дружить? — я легко стучу по его бокам, и Кордеро словно осознав, что деваться некуда, шумно выдохнув начинает шагать. — Да… Молодец. — слезы дополняются моими тихими всхлипываниями. — Давай же. — я достаю из кармана кусок моркови и протягиваю животному, который тут же сворачивает голову и принимает угощение. — Молодец.
Он послушно переходит на рысь, когда я посылаю. Правда ход немного странноват, но над этим можно работать.
***
Остановив лошадь, перекидываю ногу через седло и спрыгиваю на землю, но из-за неровной поверхности почвы, подворачиваю ногу, приземляясь на многострадальную пятую точку, сдавленно застонав.
— Опять? — Иисус с Дэрилом ринулись в мою сторону, заметив дикий взгляд ищущий помощи. Диксон присел сзади, подперев спину, в полном непонимании, что происходит, а Пол с профессионализмом опытного травматолога, выправил выбитый сустав колена, который с щелчком встал на место.
— Твою мать. — я старалась отдышаться, откинувшись на шатена, но все же боль эхом доносилась до мозга. — Сколько можно?! — вырвалось у меня. По правде говоря, в последнее время, однажды выбитый, сустав, начал выходить все чаще, причиняя невероятную боль, а значит, что связки растянулись еще сильнее или вовсе порвались. Раньше это стоило бы мне нескольких часов на операционном столе, где меня заплатили бы, но сейчас приходится только мириться со всем этим.
Неловкими движениями, я встала на ноги и подошла к лошади, которая больше не косилась на меня зверем. Карие глаза выражали спокойствие. Вытянув морковь из кармана, протянула ее Кордеро, как благодарность за послушание.
— Пошли. — рука потянула за повод и конь смирно пошел, за моим прихрамывающим телом.
***
— Черт. — простонала я стягивая куртку, задерживая дыхание от боли.
— Давай я помогу. — Дэрил берет за край майки и осторожно тянет наверх. — Ох… У тебя по всему телу синяки. — я лишь усмехаюсь и спускаю штаны. — Твою мать… — его взгляд замирает на огромном синем пятне на двух ногах. — Подожди. У меня есть мазь. — он тянется к своей сумке.
— Плевать. — заняв горизонтальное положение, я прикрываю локтем лицо, и вздрагиваю едва пальцы Дэрила касаются синяка на бедре. Он осторожно растирает какую-то смесь по моей коже.
— Должно быстрее пройти. Часто у тебя колени выскакивают?
— Не то чтобы… — стараюсь отмахнуться от этого разговора, но мужчина так просто не сдается.
— А бандажи специальные?
— Они не помогают.
— Почему у тебя так?
— Неудачно покаталась на лыжах. — он легко кивает головой, а после двигается очень близко ко мне, от чего становится неловко. Сейчас явно было не лучшее время для кувырканий в постели, но его глаза горели иным огнем. Вожделение отошло на задний план, выместив вперед какую-то особую теплоту.
— Болит?
— Да. — честно отвечаю я.
Тонкие губы касаются моего лба, а внутри словно горячая лава растекается.
— Иди ко мне. — произнес мужчина, лег, и потянул меня себе на грудь, вмиг обнимая своими большими и сильными руками.
Я лишь растекаюсь, словно мороженное в солнечный день и прерывисто дышу, запирая внутри, какую-то неистовую боль рвущуюся наружу. За последнее время я вспомнила слишком многое, что предпочла забыть, и сейчас это смешавшись в огромный ком, наконец давит меня своей тяжестью. Вопреки всему, спасает теплая мужская рука, что скользит по волосам, как последняя связь с реальностью.
