Дикарка

      Ганнибал Лектер проснулся спустя три часа, чтобы приготовить племяннице завтрак. Он прекрасно знал, что Клайд не готовит для девочки, а сама Лили боится пользоваться плитой и газом, когда одна дома. Этому поспособствовали множественные истории и предостережения мамы о безопасности: «С огнём играть нельзя!», «Огонь детям не игрушка!». В планах у дяди было уничтожить этот барьер, чтобы она не боялась готовить сама.       Ему следовало быть тише, потому что Лили может проснуться от любого громкого шороха, поэтому он бесшумно, мастерски прокрался на кухню, заглянув на мгновение к девочке. Она сладко спала, уткнувшись лицом в матрас, подушка, наполовину выпавшая из наволочки, валялась на полу, как на поле после долгой битвы — измятая и жалкая. Одеяло почти полностью свалилось с кровати, один уголок девочка крепко прижала в объятиях. Слабо улыбнувшись, Лектер не стал поправлять постельное бельё, ведь в последние несколько лет девочку можно было разбудить очень легко.       Темнота вокруг неё, когда она засыпала, заставила бояться каждого шороха.       Психологу ещё предстояло понять, почему Лили боится темноты. Это было, мягко говоря, странно, ведь девочка была далеко не из трусливых. Убедившись, что Лили не на краю кровати и не упадёт, Ганнибал направился на кухню, одновременно проверяя телефон. Клайд вечером написал сообщение о том, что нужно дать Лили его электронную почту.       В родительском чате их попросили выслать им почту, на случай если какой-нибудь из второклассников забудет попросить её у мамы или папы. В случае Лили классная руководительница написала лично Клайду, что нужно принести в школу электронную почту психолога, потому что в таких случаях лучше сразу давать результаты психологического тестирования в первые руки, а маленькая мисс Флинн за столь насыщенный вечер забыла о такой мелочи.       Ганнибал написал на небольшой бумажке свой e-mail, положил на обеденный стол, чтобы Лили не забыла забрать его. После вчерашнего, точнее, четырехчасовой с небольшим давности плотного ужина Лектер подумал, что она захочет просто перекусить, потому что будет почти сыта, а мясные продукты: яйца, сосиски, колбаски, бекон; не стоит готовить после человеческого сердца, ведь организм ребенка ещё неполностью развит и к такой тяжелой пище будет не готов. Он принял решение приготовить две порции фруктово-ягодной каши на молоке с овсянкой для сладкоежки. На готовку Ганнибал затратил минимум усилий и времени, лишь помыл фрукты, достал из холодильника другие продукты и поставил варить кашу.       Приятный, мягкий, сладковатый запах с небольшой кислинкой разнесся по дому. Для идеального завтрака осталось лишь выжать свежий сок из яблок и спелых апельсинов, играющих на языке и гландах благодаря кислинке, но приготовление сока бесспорно бы разбудило Лили, поэтому её дядя занялся работой, совсем без суеты, чётко, аккуратно и тихо разбирая коробки.       Без единого шороха.       Он рассортировал всю одежду, которую привезли из старого дома, и около десяти костюмов необходимо было отдать в химчистку. Мужчина взял четыре коробки и сложил внутрь одежду, поставив к двери. Велосипед со вчерашнего вечера стоял, как неприкаянный, стоял он наспех оставленный, Лектер не мог понять, как он за ночь не упал. Переставив давний подарок, Ганнибал направился в свою приёмную. По спискам сегодня у него один пациент ровно в обед, весь вечер был свободен, психолог очень хотел бы потратить его на изучение тестирования племянницы.       Она проснулась от звука будильника на телефоне, растерянно посмотрев по сторонам, на секунду забыв о том, что уснула в доме дяди. Сладко зевнув, Лили поднялась с кровати через огромное упорство, ведь за окном — поздняя осенняя утренняя темнота, а ночью девочка спала меньше обычного. Однако вскоре с легкостью поднялась и начала новый день. Возможно, этому поспособствовал манящий запах завтрака, который доносился с первого этажа настойчивой волной до носика Лили. Она почистила зубки, умылась и спустилась в мягких розовых тапочках-зайчиках с длинными ушками, которые немного не дотягивались до пола, чтобы ребёнок не запнулся и не упал при беге.       — Доброе утро, — ответил Ганнибал, приветственно улыбаясь племяшке, очищая зелёное яблоко от кожуры.       — Доброе утро, — Лили кротко улыбнулась и несколько раз мило, подобно пушистому безобидному зверьку, шмыгнула носом. Запах стоял, что ни на есть, идеальный. Сладкое и полезное одновременно — выигрыш для всех.       — Как спалось?       — Очень хорошо, — честно ответила девочка, обойдя стол. Её внимание привлекла небольшая бумажка пять на пять сантиметров с «@». Она удивленно приоткрыла рот и широко улыбнулась, переведя взгляд на дядю. Конечно же, она знала, что на бумаге — электронный адрес, но…       — Откуда ты узнал? Я ведь совсем забыла вчера сказать про него!       — Твоему отцу написала учительница, а он — мне.       — Как хорошо! — мисс Флинн подошла к столу и взяла нож из органайзера, принялась за очистку другого яблока. — Ты давно проснулся?       — Около часа назад.       — Ты же совсем не спал… А всё из-за завтрака.       — Спать по три или два часа в день для меня — привычное занятие, — Ганнибал слабо усмехнулся, потому что большинство «тёмных делишек» проходят ночью, пока другие люди не видят. — Высплюсь на выходных, не волнуйся. Зато получилась вкусная каша.       — У тебя всегда всё вкусно, — она произнесла это, как обыденный факт, слабо пожав плечами. Впрочем, то, что Ганнибал Лектер готовит вкусно, уже давным-давно обыденный факт.       — Когда мы готовим вместе, блюда получаются гораздо лучше, бусинка.       — Или нам просто приятнее ужинать после общих усилий, — Ганнибал учтиво кивнул, согласившись со словами девочки. Спустя пять минут слаженных действий сок был готов, доктор Лектер накрыл на стол, поставив две порции овсянки, украшенные измельченными ягодами и фруктами. Некоторые варились в каше, отдавая сок, другие же — оставались в роли украшения и давали слабую кислинку хлопьям.       — Вкусная овсянка, Сэр! — с серьёзным лицом, сдерживаемым от улыбки, театрально понизив голос, нахмурив брови, Лили попыталась пошутить, вызвав на лице дяди почти незаметную усмешку. Этого было достаточно, чтобы каламбур из фильма про Шерлока Холмса, который Лили и Миша смотрели однажды, в летний вечер, сработал. Ганнибал прекрасно помнил, как на протяжении нескольких дней Лили после просмотра, находясь под впечатлением, говорила только про этот фильм. Лектеру пришлось, кроме прочтения книги, посмотреть ту ленту, чтобы Лили не чувствовала себя «белой вороной» с ним. Фильм Ганнибалу не понравился. Для него экранизации почти всегда бессмысленны. Зачем смотреть фильм, если сразу можно познакомиться с первоисточником?..       Когда двое завершили завтрак, Лили вымыла и убрала тарелки, Ганнибал готовил ей сэндвич для перекуса в школе. Два французских крок-мадама и свежий сок. Второклассница очень любила этот сэндвич — сыр, ветчина, яйца, сливочное масло, соль и немного зелени. С чего бы девочке не любить его?       — Два? — спросила Лили после того, как спустилась со второго этажа в вчерашней одежде, в которой приехала к дяде. Она взяла в руки контейнер с едой и стеклянной бутылочкой, наполненной соком. — У меня сегодня немного уроков, мне бы и одного хватило…       — Поделись с Карлосом, — Ганнибал прекрасно знал, что у девочки есть «лучший и единственный друг». Он понимал, что дружба не бывает вечной. Рано или поздно один перерастёт другого, в случае Лили, бесспорно, она познает менталитет и перестанет общаться с мальчишкой, но сейчас, когда маленькая девочка, ребёнок, верит в дружбу, пусть эта дружба будет.       — Надеюсь, он не вегетарианец, — игриво усмехнувшись, Ганнибал явно дал понять, что ветчина в этих сэндвичах и в помине не была частью свиньи.       — Он не вегетарианец, но его семья верующая, помнишь? Разве верующие едят мясо?.. Ну, Карлос в столовой ел.       — Едят. Пора, Лили, а то опоздаешь.       Ганнибал вышел из дома с племянницей, погрузил велосипед в багажник и отправился до дома мисс Флинн, чтобы та забрала портфель с учебниками и тетрадями. В машине дяди, как всегда, было тепло, но не так, чтобы клонило в сон. Ганнибал вел машину в тишине, точнее, бесконечном монотонном немного шуршащем звучание шин, едущих по ноябрьскому асфальту. Скоро должен был выпасть снег, зимняя резина уже была на колёсах.       Улицы освещают фонари, солнце где-то очень-очень далеко начинает свою ежедневную работу. Людей пока не видно. Дорога без светофоров и других машин в утреннее время занимала около десяти-пятнадцати минут, Лили, конечно же, не могла молчать, да это и было бессмысленно, ведь её дядя тоже был не прочь поговорить.       — А можно мне проходить этот тест? — обеспокоенно спросила Лили. — Как мне лучше отвечать? Честно, немного приврать или ответить всю неправильно.       — Нет ничего «неправильного», когда дело касается психологии и личности человека. Каждый уникален. Ты можешь не стесняться своей уникальности и отвечать честно, ведь результаты будут у меня. А если твой классный руководитель всё-таки будет иметь к ним доступ, то первым делом она обратиться ко мне, и я смогу объяснить, что занимаюсь решением «проблем», — произнес Лектер, переведя взгляд на племяшку. Она без лишних слов поняла, что это был сарказм. Только лишь по его усмешке, которую выражали глаза. — А если учительница обратиться к твоему отцу, то всё окажется также просто. Не волнуйся, отвечай так, как думаешь. Не манипулируй.       — Манипулировать? — удивленно переспросила девочка, надеясь, что это слово ей послышалось. — Ты ведь знаешь, что я никогда не манипулирую и не обманываю тебя, дядя.       — Не манипулируй ответами, не делай их такими, какими бы «я хотел увидеть их», не предсказывай результаты теста, не подводи под него ответы. Даже если ты этого не хотела, Лили, это может происходить подсознательно. Контролируй себя. Отвечай только то, что происходит в реальности. Будь объективна к самой себе. Ясно? — девочка спустя несколько секунд кивнула головой. Ей самой уже любопытно, какие будут результаты, если на них отвечать честно.       В последнее время она часто говорит то, что думает, конечно, контролируя некоторые мысли, как любой ребенок; потому что большую часть времени она проводит у дяди. С ним только правда.       Ему невозможно солгать, а портить с ним отношения никогда не было в мыслях второклассницы. Папе можно врать, он не поймёт. Можно врать учителям, одноклассникам, но не дяде. В последнее время Лили, честно говоря, стала скрывать кое-что и от Карлоса. А от скрытой правды до лжи — незаметная грань.       Наконец двое доехали до дома, Ганнибал повернул направо, припарковавшись напротив ворот гаража. До первого урока Лили около двадцати минут, Клайда, как всегда, не было дома. Он на работе. На какой работе? Не знал даже Ганнибал. Где отец Лили работает, ему было неинтересно. Обо всём может позаботиться сам Лектер, если что-нибудь случится.       Мужчина закатил велосипед в гараж, Лили опрометью побежала на второй этаж, схватила портфель, положила в кармашек контейнер и сок, поспешно подошла к выходу из комнаты, но некто, кто ждал её весь вчерашний вечер, всю ночь, обратил на себя внимание.       Мистер Стивенс, который сидел на заправленной кровати.       Лили раньше никогда не могла спать без своего ёжика. Никогда.       Сегодня впервые, оставшись у своего дяди, она даже не задумывалась о подарке мамы.       Как-то грустно, стыдливо выдохнув и осмотрев ещё раз мистера Стивенса опечаленными и одновременно удивленными глазами, девочка закрыла дверь комнаты и спустилась по лестнице.       — Всё хорошо? — спросил мужчина, озадаченно приблизившись к лицу племянницы, заглядывая в её грустные глаза. Он тёплой ладонью прикоснулся к её щеке, пытаясь поймать ответный взгляд. Лили перевела глаза с бардачка на лицо дяди молча. Она сама не знала ответ на этот вопрос.       — Наверное… Я просто… видела мистера Стивенса. Раньше я не могла спать без него, а вчера перед сном даже не подумала о нём…       — Ты очень устала. Нет ничего необычного, — Ганнибал Лектер успокаивал её, но Лили тихо, но твёрдым и уверенным голосом перебила его:       — Это необычно. Я никогда раньше его не забывала. Никогда…       Мужчина завёл машину, отъехал от дома и повернул в сторону школы, малютка продолжила говорить:       — Может быть, я забываю маму? Её подарки уносят мои воспоминания?       — Если ты не захочешь забыть человека — не забудешь. «Ты не забудешь, Лили», — подумал Ганнибал. — «Я не позволю этому случиться».       — Может быть, фотографии, которые ты видела вчера, стали для тебя более близким воспоминанием, чем мистер Стивенс. Думай о вчерашнем вечере, а не о воспоминаниях. Ты не должна думать о маме каждый день. Помнишь, что я говорил вчера?       — Про то, что воспоминания не должны превращаться в обыденную реальность.       — Да, Лили. Нужно не забывать про маму, это бесспорно, но она не хотела бы, чтобы ты мучила себя ежедневными воспоминаниями, которые медленно разрывают тебе душу, как бы ты не пыталась этого скрыть.       Рядом со своим дядей она была, как обычный ребенок. Лили не плачет, но её сердце начинает учащенно биться, на лице появляется незаметная горькая усмешка, глаза выражают печаль, смешенной с презрением и вопросом:

«Почему ты ушла от меня так рано?..»

      — Насыщаться воспоминаниями нужно редко, тогда, когда будет говорить тебе сердце, но основательно, по несколько часов в день, а может, даже, по нескольким суткам, а не по часу тёплых воспоминаний в твоей памяти. Ёжик — лишь материальная привязанность, которую ты придумала для себя. Не волнуйся, без этой привязанности ты не забудешь маму. Я знаю это, — Лили как-то облегченно выдохнула и слабо, задумчиво улыбнулась, повернув голову в сторону дяди.       — Спасибо.       Лектер не ответил словами. Зачастую они просто не нужны. С любовью и лаской улыбнувшись, мужчина посмотрел на девочку и кивнул головой.       Через несколько минут двое доехали до школы. Ученики гурьбой вбегали на территорию школы через ворота. Младшие классы — вместе с родителями, старшие — компаниями, которые через год окажутся на новом этапе жизненного пути — средней школы.       — Я заеду за тобой после пятого урока, — девочка одобрительно кивнула и помахала рукой дяде. Лили пришла в школу, положила портфель в шкафчик, забрала нужные вещи, направилась в кабинет, чтобы сразу сдать учительнице электронный адрес почты дяди.       — Лили, не нужно сдавать. Ты должна будешь вписать, когда мы пойдём проходить этот тест в кабинете информатики, хорошо?       — Поняла, — девочка с улыбкой на лице села рядом с Карлосом, положив бумажку с e-mail в дневник.       — Когда твой папа отпустит тебя погулять? — спросил лучший друг Лили, положив на парту учебник и две тетради. В школе Лили правило — сумки нужно оставлять в шкафчике на контрольных, телефоны (при наличии, конечно) сдавали учителю на первый стол. Сегодня была такая контрольная по правописанию. Кому-то из учеников разрешили пользоваться учебником, потому что прошлый урок они пропустили по болезни.       — Не знаю, — ответила Лили, когда учительница раздавала контрольную на разноцветной бумаге формата А4 специально для учеников начальной школы. Лили достался сиреневый лист. Заданий несколько — вставить буквы в нескольких номерах, исправить пять ошибок в одном предложении, записать пять предложений под диктовку.       Так начался ещё один учебный день Лили Флинн.       Два последних урока выделили для решения психологического тестирования. Класс из девятнадцати второклашек направился в кабинет информатики с листочками электронных почт родителей. Детей рассадили, двое учителей, классный руководитель и учитель информатики, помогали с регистрацией. Лили помощь была не нужна, она разобралась в процессе и помогла Карлосу и Миранде, девочке, которая тоже хорошо учится и находится с Лили в приятельских отношениях; которые сидели недалеко от мисс Флинн. Сверяя каждый символ, девочка переписала e-mail своего дяди и начала отвечать на вопросы.       110 вопросов…       Лили стало понятно, почему выделили два урока.       Некоторые из её одноклассников жалобно заныли.       — Глаза боятся, руки делают, давайте, ребятки, не ленитесь, — понимая чувства детей, сказала учительница. Началось выполнение теста и бесконечное клацкание, кликание, щелкание мышек, прерываемое раз в полчаса зарядкой для глаз.       Лили, следуя совету дяди, поначалу обдумывала каждый вариант ответа, искала самый ближний к себе, потом заметила, что она противоречит самой себе. Манипулирует собой так, как ей объяснил дядя. Девочка приняла другую стратегию. Она отвечала на вопросы почти не задумываясь, только читая текст, варианты ответа и кликая на них. Лили закончила работу одной из первых, поставив в пункте галочку:       «Отправить результаты по «e-mail».       Она не могла увидеть свои результаты, ей не терпелось дождаться вечера, чтобы приехать к дяде и разобрать весь тест.       — Угощайся, — произнесла девочка, сев рядом с Карлосом за стол в кабинете, куда пошли второклассники, чтобы их глаза отдохнули от компьютера на переменке.       — Какой красивый, — сказала мальчик, вытащив сэндвич за салфетку из пищевого контейнера. — Какой большой… Это твой папа сделал?       — Папа не умеет готовить, это сделал мой дядя. Когда-нибудь я научусь готовить у него, а потом научу тебя делать сэндвичи.       Карлос живёт в семье с хорошим достатком, его мать и отец — верующие. Мама работает в офисе, а отец — врачом. Оба они зачастую очень заняты, и второклассник приходит в школу либо вообще без перекуса, либо с тем, что губит его пищеварение — чипсы, сухарики, газировка или бутерброды, которые приготовил он сам из не очень свежих продуктов. Второклассник без промедлений откусил большой кусок сэндвича и, не прожевав, широко открыл глаза и забавно улыбнулся с забитым ртом.       –Очень вкусно! — Лили улыбнулась с почти незаметной искрой в глазах, наблюдая за тем, как её лучший друг ест мясо человека, не зная об этом, доверившись ей. Её не мучила совесть (а, впрочем, была ли она?), она с аппетитом наблюдала за другом, принявшись за свою порцию. Когда Карлос, наконец, прожевал, он заглянул внутрь бутерброда, немного непонимающе, пытаясь понять, почему вкус у мяса немного другой.       — Что это?       — Ветчина, — ответила Лили, запив кусок бутерброда соком. — Дядя добавил туда специй. Вкусно?       — Конечно! — парнишка улыбнулся, попил и вновь принялся за перекус.       Лили, ухмыльнувшись, с наслаждением глядя на друга и откусывая очередной кусок сэндвича, незаметно для себя перешла грань.              Теперь единственный человек, которому она говорит только правду — Ганнибал Лектер. Карлос для неё приравнивается к остальным, и лгать Лили ему будет без стеснений, усилий, с естественной улыбкой и смехом, «искренним» взглядом и альтруизмом.       Когда двое плотно перекусили и запили соком, оба вернулись в кабинет информатики несмотря на то, что Лили уже завершила тест. Дядя приедет только после пятого урока, ей нужно было подождать. Она с удовольствием села за парту рядом с другом, иногда искоса поглядывая на него. Такое забавное ощущение клокотало в её груди — она накормила друга необычным мясом, а он этого даже не заметил.

«Животные же не люди — их можно есть, по его мнению. В таком случае, по моему мнению, можно есть людей. В школе нам говорят, что нельзя никого обижать. Совсем никого: ни животных, ни людей, «конечно же», но почти все едят мясо, ходят в цирки и зоопарки, бросают зверей на улицах, проходят мимо обездоленных и бездомных. И это не только о животных. Знал бы Карлос, что съел человеческое мясо… Что бы он сказал? Что так делать «нельзя»? Сказал, что это «плохо»? «Отвратительно»? «Ужасно»?.. Сказал бы, что можно есть только животных? Человек и есть животное. Некоторые люди настолько глупые, что они ничего не вкладывают в общество. Они паразиты. Паразиты — худшие животные. Люди — животные, и каждый выбирает себе подходящую маску. Кто-то притворяется львом, являясь на деле зайцем, кто-то слоном, который выдаёт себя за муравья, чтобы его не заметили. Человек тоже животное, значит, им можно питаться, если ты сильнее. Либо ты, либо тебя…»

      Так думала про себя Лили, делая вид, что читает книгу, чтобы не смущать друга, который проходит тест. Иногда она косо смотрела на Карлоса и видела на его лице безмолвное, сосредоточенное на вопросах тестирования, лицо; скрывала свою немного косую ухмылку и, довольствуясь новому ощущению, начинала читать по-настоящему.       Карлос завершил тест под конец урока, Лили забрала спортивную форму из шкафчика в кабинете, вышла с другом из здания школы.       Машина Ганнибала Лектера была на стоянке, Карлос нёс портфель девочки в то время, когда мужчина за рулем через телефон ознакамливался с интересными результатами тестирования, которые пришли около получаса назад, но с которыми ему не удалось познакомиться, потому что у него был пациент. Подняв на секунду взгляд, Ганнибал увидел двух школьников, мальчик отдавал портфель и развернулся к воротам, чтобы выйти. Лектер открыл дверь и произнёс, чтобы парнишка услышал:       — Садись, Карлос. Я довезу до дома, — Ганнибал впервые видел друга племянницы, но догадаться, что это был именно он, не стоило совсем никаких усилий. Парнишка улыбнулся, его веснушчатое миловидное лицо с торчащими ушами как будто посветлело — ходить одному до дома мальчику не нравилось, бывало, что хулиганы из класса настигали его. Когда с ним шла Лили, хулиганы обходили двоих стороной, потому что знали, что девочка не боится получить синяк. Она любыми силами будет защищаться. Двое учеников сели в машину: Лили вперед, а Карлос позади.       — Пристёгивайтесь, — Ганнибал завёл машину и поехал. Мальчик назвал адрес. Он чувствовал себя неловко — его подвозит незнакомый человек, а Карлос даже не сказал «спасибо», когда сел в машину. Поэтому второклассник решил поблагодарить сразу дядю подруги за вкусный сэндвичи:       — Лили поделилась со мной сэндвичем. Он очень вкусный! Спасибо, мистер Лектер! — Лили незаметно повернула голову в сторону дяди. Он усмехнулся, его пламенный взгляд смотрел за дорогой.       Лили видела его эмоции, Ганнибал знал это. Также он знал, что Лили в этот момент сейчас улыбается. Ему не нужно было этого видеть.       — Не за что, Карлос. Когда Лили будет ночевать у меня, я по утрам буду готовить два сэндвича — мне не составит это труда. Что скажешь, Лили? — Лектер, взяв под контроль взгляд и уголки губ, слабо повернул голову в сторону племянницы.       — Спасибо! — она обернулась к немного смущенному, но радостному другу.       Ганнибал довёз Карлоса до дома, иногда расспрашивая его о школе, любимых уроках и увлечениях. Он прекрасно всё понял ещё тогда, когда увидел впервые лицо мальчика, что у него нет особых качеств и умений, кроме доброты, которая явно с ним долго не проживёт. Либо он с ней не долго будет жить.       — Спасибо, мистер Лектер, до свидания! — Карлос помахал рукой Лили и пошёл в сторону дверей.       — До понедельника! — ответила Лили, после чего нажала на кнопку закрытия окна. Она без слов посмотрела на дядю с дикой улыбкой. Мужчина в ответ кивнул головой, пересёкшись глазами с племянницей.       Одновременно отвернувшись друг от друга с немного насмешливой улыбкой, их взгляд прошёл сквозь лобового стекла, Ганнибал завёл машину и поехал домой.       — Как прошёл день? — спросил доктор Лектер, закрыв после себя дверь и повесив верхнюю одежду племянницы на крючок в прихожей.       — Хорошо. У нас была внеплановая проверочная. Лёгкая, — мужчина слабо улыбнулся и прошёл в приёмную, распечатал результаты теста на бумаге.       — Это мой тест? — полюбопытствовала Люси, плюхнувшись в кресло.       — Да, — мужчина взял карандаш и сел напротив племянницы, положив шесть листов формата А4 на стеклянный стол слева. — Ответь честно, Лили. Как ты отвечала на вопросы? Ты видела свои результаты?       Девочка, собирая в голове по кусочкам цельный ответ, немного промолчала, оставив обувь на полу и сев на ноги, подобно позе лотоса. Ганнибал знал, что его племянница садится так только тогда, когда она на пике любопытства.       — Сначала я задумывалась и, как ты говорил, пыталась врать самой себе, потому потом отвечала на вопросы сразу же, без раздумий. И ещё, у меня не было возможности увидеть результаты.       — Очень хорошо, — доктор учтиво кивнул головой и теперь, никуда не торопясь, спокойно и вдумчиво посмотрел на результаты.       На первой странице размещалась таблица с факторами ценностной ориентации, состоящей из десяти строк и трёх столбцов с названием ориентации, суммарным баллом и значимостью.       На максимальный балл и самую высокую значимость были выделены несколько пунктов:

наслаждение, зрелость, безопасность и поддержка традиций.

      Наслаждение являлось и для Ганнибала, и для его племянницы превыше всего, это доказывала их совместная готовка блюд и дальнейшее удовлетворение потребностей.       Понятие зрелости также доминировало в ценностях Лили. Ганнибал знал и гордился, что среди сверстников, более того, даже ребят средней школы, его племянница знает о жизни гораздо больше.       Далее идёт безопасность.       — Лили, ты чувствуешь себя в безопасности, когда я рядом? — спросил Ганнибал, желая услышать ответ, который и без того дали результаты теста.       — Да. Я чувствую себя в безопасности. Ты умный и сильный, ты сможешь защитить меня…       — Всегда помни это, бусинка, — мужчина добродушно улыбнулся племяннице, та немного застеснялась, но тоже искренне улыбнулась, ожидая дальнейших вопросов дяди. Его глаза перешли на следующий показатель — поддержка традиций. Ганнибалу не нужно было вопросов, чтобы понять, о каких традициях идёт речь. Явно не о традициях её отца, если он вообще их имеет… У Миши не было ярких традиций — только лишь праздники с семьёй. Это присуще многим семьянинам.       Речь шла о его традициях. Показатель доказал, что Лили искренняя по отношению к дяде. Он знал, что племянница никогда не врёт ему, но могла слегка приукрасить отношение к его деятельности. Она действительно считает его поступки — нормальными. Она будет поддерживать их, как традицию. Эта мысль заставила мужчину незаметно улыбнуться, тепло охватило всю душу.       Далее шли показатели со средней значимостью: достижения и конформизм. Это немного удивило психолога. С понятием конформизм всё ясно — оно значит, что ребёнок либо: идёт на поводу у большинства, подавляя свои мысли и убеждения (что явно не о Лили), либо скрывает их, также подавляя. Лили подавляла в себе то, что другие посчитают «неправильным». Но вот средняя значимость достижений заставило мужчину задать вопрос.       — Ты думаешь, что ты хуже остальных? — спросил Ганнибал, подняв на племяшку озадаченный взгляд. — Думаешь, что хуже учишься, что у тебя многое получается гораздо хуже, чем у одноклассников, так?       — Нет… — Лили правдиво неловко ответила, немного наклонив голову в бок, давая понять, что она не понимает этого вопроса. — Я вижу по оценкам, что я лучше одноклассников, я выигрываю в конкурсах, а они нет, они списывают, а я — нет.       Ганнибал задумался, подняв левую руку к лицу и прикрыв губы и нос, пытаясь понять причину средних «достижений». Ответ оказался гораздо ближе, чем мог казаться сначала. Лили считает, что её знания — мизерные по сравнению с теми, какими она будет обладать в будущем. Она была уверена, что в будущем она будет очень умной — этому поспособствовал собственный пример Ганнибала. Она надеялась, что станет умной, как дядя, и подсознательно сравнивала себя с ним, когда отвечала на вопросы, касающиеся темы достижений.       — Правильно, Лили. Знай, что ты самая лучшая среди других детей, и всегда будешь таковой. С каждым днём ты узнаёшь что-то новое и становишься умнее, — Лили одобрительно кивнула, Лектер перешёл к низкой значимости позиций.       Среди них была социальность, духовность, социальная культура.       Все понятия, связанные с социумом (обществом), ясны. Лили имеет только одного друга, и то которого обманывает. С другими окружающими она надевает маски, какие будут удобные, поэтому, формально, с социализацией у неё есть проблемы.       Очень низкий показатель духовности огорчил доктора Лектера. Он понимал, что у большинства детей не развито влечение к музыке, живописи (хорошо, что Лили любила читать — Ганнибала это успокаивало), но надеялся, что показатель духовности с возрастом повысится. Отчасти, он был прав. Однако она, подобно дикарке, не сможет воодушевляться картинами великих художников, не сможет часто создавать прекрасные творения, какие способен создавать доктор Лектер.       Задумчиво перевернув страницу, Ганнибал подошёл к двум листам, которые посвящены формам проявлении агрессии. На первой странице была таблица, на другой диаграмма. Большинство показателей, таких как косвенная агрессия, склонность к раздражению, негативизм и обида попадали в нормативный диапазон. Показатель подозрительности был самым минимальным.       — Ты не подозрительна к окружающим, ведь так, Лили?       — А зачем? — пожав плечиками, девочка откинулась на спинку кресла. — Я знаю, что меня ещё никто не ловил на лжи, знаю, что я лучше всех одноклассников, и никто не сможет меня обойти. Я знаю всех, кто против меня, либо не общаюсь с ними, либо разрешаю споры при других. К чему же мне тогда быть подозрительной?       — Нужно быть хоть немного подозрительной, чтобы предугадывать действия людей. Показатель подозрительности у тебя очень низкий. Это значит, что ты не задумываешься об опасности со стороны других людей. Это плохо. Подумай над тем, что на каждого человека найдётся тот, кто будет сильнее.       — У меня уже есть один, получается, мне нечего бояться? — спросила Лили, подразумевая дядю. Тот слабо улыбнулся упорству своей племяшки и попытался объяснить вновь:       — Среди детей, Лили. Где-нибудь есть тот, кто сможет обыграть тебя.       — Но такого я ещё не встречала…       Хмыкнув, Ганнибал Лектер сел по-другому и объяснил племяннице по-другому.       — Хорошо. Допустим, вчера мы с тобой завершили работу с телом той девушки, повезли на ферму и расположили бы полотно очень близко забору, нас бы увидели, и мы попали бы под арест. В данном случае отсутствие подозрительности равно безрассудству. Я подозрителен, продумываю множество вариантов, ищу место, чтобы меня никто не заметил. Вчера я нашёл место, где мы сможем спокойно расположить картину, чтобы ночью нас никто не увидел. Перед этим я несколько раз был на этой ферме, приезжал за свежим мясом, осматривал территорию и потому нашел вчерашнее место. Утром, вероятно, тело уже увидели, но ни в газетах, ни в новостях ничего не сказано, — когда Ганнибал замедлил голос, девочка поняла, что её дядя расстроен отсутствием обратной связи. Ей тоже стало обидно, что никто не говорит о картине. Это чувство напоминает то, когда ты не спал, крался к новогодней ёлке, чтобы положить подарок родителям, над которым очень старался или на который долго копил, а они на утро ничего не заметили. Подарок оказался незамеченным, усилия — провальными. — Нужно быть подозрительным так, чтобы быть осторожным. Это не значит, что нужно подозревать своих одноклассников. Поняла, Лили? — девочка кивнула головой.       Следующим показателем были угрызения совести и чувство вины.       Они были низкими. Лили никаким образом не винила себя в смерти мамы, косвенно драматизируя на свой счет произошедшее. Также хорошо, что Лили не мучилась из-за людей, которые умирали ради её ужина или обеда.       Далее два самых высоких показателя: физическая и вербальная агрессия. Первая лишь на три единицы была выше нормативного диапазона — это даже меньше, чем ожидал психолог.       А вот вербальная агрессия равнялась самому максимальному показателю. Усмехнувшись, он с неким благоговением и гордостью поднял глаза на племянницу.       — Ты думаешь об убийствах? — спросил мужчина, немного подавшись вперед. Глаза Лили чуть забегали. Она не контролировала их, не пыталась обмануть дядю, просто думала, причем тут этот вопрос.       — Да, — призналась она. — Иногда, когда меня злят мои одноклассники, но мне нельзя вступать в драку, потому что рядом учительница, я кричу на них и ухожу в туалет, закрываюсь в кабинке, закрываю глаза и представляю, как бы вместо того, чтобы убежать, я воткнула бы им карандаш в глаза или толкнула в сторону окна, чтобы выпали со второго этажа. Представляла, как бы била их учебником по лицу до тех пор, пока кровь не пошла бы из носа, пока не разбила бы губу, пока они бы не заплакали.       — Почему ты раньше не говорила об этом?       — Я думала, так делают все… По правилам убивать нельзя, но каждому человеку это сделать хочется, ведь так?       — Так. Я понимаю тебя, бусинка. Мне ты можешь говорить всё, что ты думаешь, абсолютно обо всех. Я всегда готов помочь тебе.       — Мне можно думать об убийствах?       — Можно, но пока что не приступать к действию. Ты ещё не готова к этому, — голос мужчины стал серьёзнее, а глаза немного потускнели.       Конечно, Лили не была готова к самостоятельному убийству. Впрочем, Ганнибал на секунду задумался, а нужно ли ей учиться убивать?..       Может быть, она относится к телам в его подвале спокойно, но, когда нож будет у неё в руке, жизнь другого человека будет на кону, она не сможет действовать. Она проявит свою слабость. Лектер расстроился от этой мысли, но попытался отогнать её, перелистнув другую страницу тестирования.       На ней были отражены присущие способы решения конфликтов. Первыми в списке показателей по максимальным баллам является сотрудничество и компромисс. Это очень хорошо. С другими способами разрешения конфликтов устроиться в современном мире очень трудно.       Далее, последняя табличка с результатами указывала основной итог теста. Показателей выше нормы было несколько: склонность к агрессии и насилию, волевой контроль эмоциональных реакций, склонность к делинквентному (противозаконному) поведению.       Никакой из этих пунктов не удивил Ганнибала Лектера, но они его позабавили и порадовали…       В комментариях и советах сказано провести уроки морали у ребёнка, помочь ему социализироваться среди сверстников с помощью секций и/или кружков.       Отложив в сторону листок, мужчина посмотрел на свою племянницу. Совет о кружках или секциях был не безосновательным. Мужчина и сам подумывал записать свою племяшку куда-нибудь на занятия.       — Можно мне посмотреть? — спросила она, переведя взгляд на листы.       — Конечно, — мужчина передал племяннице листы без сомнений, поднялся с кресла и пошёл на кухню. Лили, когда увидела, что дядя вышел из зала, раскрыла документы, жадно читала показатели, перелистывая, шурша страницами, дошла до итогового результата. Слабая ухмылка удовольствия появилась на её лице — она увидела именно то, что желала, именно то, на что надеялась. Лили была честной, когда проходила тест, и показатели оправдали её ожидания.       Она прекрасна знала, что её дядя был доволен результатами, хотя, конечно же, не подал виду. Медленно положив листы на стол, Лили плавно слезла с кресла, надела обувь и отправилась на кухню.       Ганнибал Лектер выложил из холодильника две колбаски, которые приготовил перед приходом своего пациента.       — Мы приготовим лёгкий обед и направимся в город. Ничего не имеешь против? — ласково спросил мужчина, посмотрев в глаза племянницы.       — Ничего. Завтра суббота, в школу не надо. А зачем нам в город?       — Ты же видела комментарий в конце результатов тестирования? Мы подберём для тебя кружок или секцию. Хочешь?       — Конечно! — девочка засияла и оббежала стол, крепко прижалась к дяде, обняв его своими тонкими ручками. Лектер нежно, как любой родитель в минуту уединения с близкой и дорогой кровью, улыбнулся и прикоснулся к её спине, сев на корточки и прижав Лили к своей груди. Он был готов сделать всё, что угодно, чтобы сделать её счастливой. Поэтому готовил сегодня вечером превосходное блюдо, чтобы обрадовать малютку.       — Давай сейчас съедим по одной колбаске с яйцом и двинемся в путь, чтобы нагулять аппетит перед ужином и купить для него всё необходимое, — произнес мужчина, посмотрев в радостные круглые глазки своей племяшки. Она, не прекращая улыбаться, кивнула. Ганнибал поднялся и подошёл к холодильнику, достав четыре яйца. — Достань колбаску из упаковки, будь добра. Она должна была обрести свою форму.       Девочка взяла из органайзера самый тонкий и острый нож, которым обычно резала зелень, отрезала уголок у колбаски и через низ, стараясь минимально задевать мясо, разрезала вдоль верхушку упаковки. Раскрыв колбаску, подобно банану, Лили удовлетворенно заметила, что форма сохранилась. Тоже самое девочка проделала и с другой колбаской.       Ганнибал поставил две сковородки накаляться, покрыл поверхность растительным маслом с виду неловким, но профессиональным, движением руки, положил колбаски и по два яйца в каждую сковородку.       — А какие в городе секции? — спросила Лили, которой сложно было усидеть на мягком кухонном стуле. Перед ней стояла ваза с фруктами, она взяла оранжевый мандарин, с мягкой кожурой и без косточек и прокатила по столу от одной ладони до другой в ожидании легкого обеда, который больше подходил для обыкновенного завтрака, который когда-то готовила ей мама.       — Мы приедем в Дом Молодёжи и узнаем всё, Лили. Мне известно, что там есть спортивные секции, музыкальная школа, театральный кружок, пение, танцы, рисование и многое другое.       Лили выслушала этот список и задумалась, взяв в правую руку мандаринку. В пение и танцы ей очень бы хотелось, но она понимала, что никогда ни петь, ни танцевать не умела. Ни то что, даже, не умела — у неё это не получалось, а не получалось, потому что она не особо этого хотела и не интересовалась этим. То же самое касается и с музыкальной школой. Лили не была в детстве, как и многие дети, ценителем классической музыки, поэтому сразу, без раздумий, отбросила этот вариант. Вероятно, Ганнибал сам бы не отправил бы свою племяшку в музыкальную школу. Он всегда хотел сам обучить Лили игре на фортепиано или на скрипке, или на другом музыкальном инструменте, который будет для неё ближе.       Рисование Лили как-то пропустила мимо ушей и задумалась над самой интригующей секции — спортивной. (Театральная её не особо интересовала, потому что девочка думала, что там будет скучно. Она умеет играть, что же ей ещё там делать?)       Ганнибал Лектер следил за приготовлением пищи. Ему самому было интересно, что выберет его племяшка. Он думал, что она выберет либо театральный кружок, либо танцы, но какого было его удивление, когда двое после обеда проехали около двухсот километров в один город, не доехав до фермы, на которой ночью оставили тело, зашли в Дом Молодёжи, и Лили поинтересовалась спортивными секциями.       — Почему? — непонимающе спросил Ганнибал у неё, когда двое сидели в гостевой комнате с множеством бюллетеней о секциях.       — Любопытно, — кратко ответила Лили голосом, который выразил гораздо больше, чем одно слово. Лектер понял, что девочка хотела научиться чему-то новому, о чём раньше никогда не задумывалась. Также Ганнибал подумал, что Лили хочет развиться физически. С её стороны это было дальновидно, мужчина как-то не задумался об этом, но после, когда этот небольшой, но яркий паззл собрался воедино, он подтвердил один из показателей в тесте — духовность. Лили не поинтересовалась никаким другим кружком, кроме спортивных.       С другой стороны, Лектер как-то успокоил себя, что духовность развивается только с ним, и вся будущая духовная сущность — у него в руках.       Главное, чтобы она захотела довериться и учиться у дяди, а в этом у него не было никаких сомнений.       Девочка взяла в небольшую охапку все бюллетени, которые рассказывали о спортивных кружках и секциях в доме молодежи и спортивном комплексе, находящемся недалеко. Она разложила все напротив себя.       Футбол, фитнес, дзюдо, пауэрлифтинг, плавание, гимнастика, шашки, шахматы, армрестлинг, бокс, конный спорт, катание на коньках, самбо, теннис, фехтование, бейсбол, атлетика, баскетбол, стрельба из лука…       Глазки её бегали до тех пор, пока не остановились на трех бюллетенях.       Ганнибал наблюдал с любящей усмешкой на губах, иногда поднимая взгляд на её красивые глаза. Он повернул голову на бок, когда увидел, что перед Лили осталось несколько лакированных бумажек, сложенных гармошкой. Он заинтересованно, размеренными шагами подошёл и посмотрел на них.       — Плавание, фехтование и катание на коньках? — его голос прозвучал неоднозначно. То ли он был поражен, то ли рад, то ли немного разочарован. Лили не смогла разобрать.             — Почему именно эти?       — Я уже отвечала, дядя Ганни. Любопытно… — девочка немного смущенным, но умоляющим взглядом (который, если бы она могла, очень хотела бы скрыть), посмотрела на мужчину и спросила почти шепотом. — А можно попробовать всё, а потом выбрать одну?       Лектер улыбнулся также, когда раньше Миша экономила на его затратах, говорила, что подарки не нужны, корила, почему они такие дорогие… Но ей всегда было приятно, что её старший брат заботиться о ней, о Лили. Ганнибалу больше ничего и не нужно было.       — Сможешь выбрать две секции, но, если обе понравятся и будешь успевать на третьей, сможешь ходить на три.       — Правда?! Спасибо!!! — Лили чуть ли не взвизгнула, подпрыгнула с места и крепко прижалась к поясу дяди, крепко заключив его в объятиях.       Спустя некоторое время доктор Лектер записал свою племяшку на три секции, которые проходят по выходным. В субботу вечером — катание на коньках и фехтование, а в воскресенье — плавание. На плавание никто из детей близлежащих городов не хотел записываться, Лили стала спасением. Если бы она не выбрала эту секцию — её бы вычеркнули в конце месяца из списка из-за непосещаемости. Решено было, что руководитель будет приходить по воскресениям в спортивный центр и заниматься с Лили.       Ганнибал всю обратную дорогу, краем глаза, смотрел за счастливым и лучезарным лицом девочки. Первое время она стыдливо опустила головку, ведь её дядя потратил достаточно много средств на оплату секций (Лили не жила и не училась в там, а бесплатно секции получают только ученики школ города). Он не говорил этого, конечно же, но девочка не настолько глупа, чтобы не понять этого, но была не то, что глупа, но сцеплена теми же привычками, что её мама. Она думала, что для Ганнибала затраты для неё — большая сумма.       Наивное дитя…       По пути Ганнибал заехал на рынок, купил необходимое для ужина и взял примечательную газетку, в которой говорилось о найденном трупе. Когда двое вернулись домой, мужчина первым делом прочел статью с фотографией общей работы (конечно, с цензурой).       — «Ужасное, истерзанное тело найдено фермером за сто километров от нашего города. Страшно представить, кто мог сотворить такое. Маньяк — садовник, которому затоптали морковь?..»       Мужчина с презрением хмыкнул, когда читал вслух эту статью для Лили.       «Маньяк-садовник»…       Лектер изменит это отвратительное имя и заставит журналистов прикусить язык. «Писаки», так отозвалась о них Лили, больше не посмеют выставить прекрасное убийство иронической строчкой в своей ужасной газетенке, если на месте тела окажется кто-нибудь из них или их близких.