Каждый человек хотя бы раз в жизни испытывал чувство влюбленности.
Не любови, нет. Это абсолютно разные вещи…
Любовь также различна, своеобразна, но ведь есть одно общее: любовь — взаимное чувство. «Невзаимная любовь» — влюбленность, которая может длиться несколько часов, а может и несколько лет.
И мальчики, и девочки, и мужчины, и женщины вне зависимости от возраста испытывают это, и каждый страдает. Кто-то будет хранить это чувство, скрывать, потому что боится быть отвергнутым. Кто-то признаётся, но окажется отвергнутым, и влюбленному останется только выкинуть из головы мысли о прошлом объекте обожания. Но и это не так просто.
Случаи, когда влюбленность перерождается в любовь, очень редки, потому хочется надеяться, что у везучих и целеустремленных любящих друг друга людей всё закончится хорошо, либо вообще никогда не заканчивалось.
Но что делать другим людям? Люди, которые понимают, что влюблены, стараются скрыть это глубоко от самих себя, пытаются отвлечься от этой назойливой привязанности, но всё же ждут секундного взаимного взгляда (если такие случаи вообще происходят), фантазируют о вымышленных отношениях, расстраиваются, на пару дней забывают и новый круг.
Не хватает храбрости, воспитание запрещает, стесняются, хоронят влюбленность в могилу, думая, что ничего не выйдет (и, к сожалению, у многих так и происходит), ненавидят себя за то, что сердцу приказать ничего невозможно…
С такими проблемами люди особенно сталкиваются в подростковом возрасте. Девочки превращаются в девушек, мальчики — в юношей. Гормоны, некая ветреность в голове у некоторых и просто живой интерес — а что такое любовь? — способствуют внутреннему конфликту, и Лили Флинн, к сожалению, не стала исключением.
Урок за уроком. День за днем. Прогулка за прогулкой. Ночевка за ночевкой.
Три друга: Лили, Адам и Карлос — развивали в душе девочки бурю непонятных эмоций, мыслей на протяжение двух лет.
Харрисон, милый, смешной, немного глупый, но весёлый с яркой улыбкой привязал к себе Лили. Она скрывала это чувство все время. Поначалу даже не замечала того, как рядом с другом она стала честнее до тех пор, пока совсем не перестала лгать в открытую. Она перестала контролировать свои эмоции рядом с ним, часто смотрела на его спину, рыжие волосы, думала, мечтала.
Она считала, что это особая привязанность. Так она себя успокаивала, но обычно перед сном Лили думала только о нём.
Как она могла избегать его, если Адам — её друг? Её второй лучший друг. Или же лучший друг бывает только один, а другой — это обязательно нечто большее? Она размышляла, пыталась понять, что чувствует, но настолько запуталась среди нитей рассуждений и течений мышления, что со временем поняла — любовь ужасна, отвратительна.
Она любила Адама, но не так, как Карлоса, как дядю или как папу. Она не могла сделать усилие над собой, чтобы рассказать о чувствах близкому человеку. Даже Ганнибалу.
Они пообещали, что больше никогда ничего не будут скрывать друг от друга, но Лили не сдержала это обещание.
Несколько раз, когда она не могла погрузиться в мысли из-за Адама, когда он на день Святого Валентина подарил её конфетную розочку (несмотря на то, что Карлос подарил конфетный тюльпан); когда он пришел записываться в театральную студию сразу после того, как его позвала Лили.
Она тщательно скрывала все мысли, касающиеся его, и в нужный момент доктор Лектер, к сожалению, не понял этого. Девочка попросту боялась рассказать об этом.
Адам стал лучшим другом для Карлоса и Лили. Они часто гуляли, устраивали ночевки друг у друга, смотрели фильмы, пели, играли в настольные игры и просто прекрасно проводили время друг с другом. Девочке необходимо поддерживать зрительный контакт с Харрисоном, и бывало, что это происходило взаимно. Адам, ловя на себя внимательные взгляды одноклассницы, приветливо улыбался и отворачивался к доске.
У Лили поднималось настроение. Адам посмотрел на неё — значит день удался!
После подобных мыслей мисс Флинн осознала, что влюблена по уши. По началу она корила себя, потому что ничего не рассказывала дяде, потом корила, что абсолютно ничего не сказала ни Карлосу, ни Адаму.
Она боялась быть отвергнутой.
Лили всё оттягивала и оттягивала момент признания. Она очень боялась отказа.
А ещё больше она боялась, если он ответит взаимностью.
Тогда она будет отвергнута дядей, он посчитает её легкомысленной дурочкой. Ей прекрасно была известна его позиция о дружбе с Карлосом и Адамом, об отце, о других приятелях из школы — все темы, касающиеся их, были под подсознательным запретом в доме Ганнибала Лектера, и, до поры, до времени, Лили относилась к этому спокойно.
Если тема о приятельнице Мийе из класса немного смутила Ганнибала, который остерегался столь дружелюбности своей племяшки и открытости к другим кроме него, потому что Лили могла случайно сказать что-то лишнее несмотря на то, что он знал, что у девочки всё под контролем (Береженого Бог бережет, как говорила Миша), то как бы он отреагировал о признании в любви? Любовь к глупому мальчишке, с которым он имел возможность повидаться и поговорить на протяжение минуты (этого оказалось более, чем достаточно, чтобы Ганнибал выявил — новая «дружба» Лили с рыжим мальчишкой тоже довольно скоро закончится).
Лили знала наперед, что он будет в бешенстве, будет расстроен, хотя попытается скрыть это. Глубоко в душе она надеялась, что вся эта влюбленность пройдет, не оставив и следа.
С такой неоправданной надеждой мисс Флинн жила два года до тех пор, пока не устала скрывать правду.
— Думаешь, меня заменят? — немного грустно спросил Адам, стоя с Лили в кулисах сцены актового зала школы. Это была репетиция перед концертом в честь Хэллоуина. В одной из сценок мальчик играл сумасшедшего доктора с очень жутким, но манящим, звонким, жутким и красивым для Лили смехом, а она была ассистенткой, которая иногда вставляла остроумные комментарии. Однако, Адам был вторым вариантом на эту роль, потому что
выздоровел юноша из девятого класса, который до этого был причислен к роли.
Он пришел на репетицию. Сейчас решалось, кто из них останется.
— Ты незаменим, Адам, — улыбаясь, ответила Лили, как бы случайно оперевшись на металлическую балку переходного мостика позади. Парнишка широко улыбнулся настолько близкой и ставшей в последнее время такой дорогой улыбкой для Лили. — Максвелл, хотя и старше тебя, но харизмы у него никакой. Читает текст с листа, вставляет ударения… Ты гораздо лучше. Ты — актёр.
— Ну прекрати.
Семиклассник тихо засмеялся, чтобы не прерывать выступление конкурента, мягко толкнул одноклассницу в плечо.
— Это правда! Ты и я окажемся лучшим сумасшедшим дуэтом на празднике, вот увидишь! В четверг вечером я сделаю тебе прическу, подкрашу концы в белый и черный цвет, попудрю личико, чтобы оно было смертельно белым, или нанесу грим. Потом я накрашусь и будем пугать всех своей историей про Франкенштейна.
— Я смогу сделать самую уродскую прическу, которая только была на твоих волосах, — галантно поклонившись, произнес юноша. Лили схватилась за швы брюки и, как будто приседая в платье, ответила на поклон со словами:
— Буду благодарна, — она наигранно игриво подняла свой взгляд и вновь встретилась с серо-голубыми глазами Адама. Лили смогла убедить себя, что он тоже что-то испытывает к ней, и это гораздо больше, чем дружба. Ей казалось, во взглядах обоих читалось что-то самоироничное, игривое и двусмысленное. — Однако, моей прической займется мастер, которому я доверяю больше, чем вам, месье.
Наконец, когда прогон текста другого актера прошёл, режиссер сказал, что, бесспорно, на празднике роль будет играть Адам. Лили, удовлетворенно улыбнувшись и плавно, нежно раскинув руками в сторону, заметила:
— Я же говорила!
Мальчишка, широко улыбаясь и с радостным смехом крепко обнял Лили, но, будучи гораздо сильнее, немного поднял в воздух и покрутил её вокруг своей оси. Девочка звонко засмеялась. — Прекрати, прекрати! — когда, наконец, она была опущена на твердый пол, вновь подняла взгляд на него. — Ну что ж, доктор Франкенштейн, извольте пройтись по улице до дома, — добавила Лили, направившись в сторону выхода.
На улице ждал Карлос.
— Ну как? Ты?! — спросил Уолтер, потому что прекрасно знал, что для Адама эта роль прекрасно подходила, что он потратил много сил, чтобы порадовать Лили совместным выступлением, прошёл через барьер боязни публики, научился говорить, а после и играть.
— Да!
Карлос засмеялся и крепко обнял своего одноклассника, мягко похлопывая ему по спине.
Трое отправились на обеденную прогулку. Им нужно было сделать работу в группе по искусству (мистер Харрисон не просто так поставил трех друзей в одну группу, и Лили была очень благодарна ему), а после они договорились до Хэллоуина каждый вечер ночевать друг у друга и смотреть ужастики всех времён.
Сегодня они смотрели «Звонок» у Лили.
Она, ненадолго оставив двух друзей, спустилась вниз за попкорном. Когда возвращалась обратно, то не сдержалась и напугала двух подростков. Она нашла старый парик, который надевала ещё на роль ведьмы, распустила чёрную косу, надела наволочку как платье, обвернулась до шеи и через полную темноту в позе мостика ворвалась в комнату.
Как жаль, что Лили не смогла увидеть их лица… Хотя, по крикам было понятно, что оба безумно испугались.
И так атмосферно проходил каждый вечер друзей с попкорном, газировкой и фильмами.
Ганнибал Лектер несколько дней был очень завален работой, потому что после Хэллоуина хотел провести осенние каникулы в загородном домике с Лили, ибо Клайд уехал в небольшую командировку по работе, искренне попросив присмотреть мужчину за дочкой. Тот был абсолютно не против. К тому же, это ведь Хэллоуин! Праздник, на котором можно быть собой, только главное — не переусердствовать, а то некоторые могут и поверить.
Вечером после концерта он планировал ужин с племянницей, а после отпустил бы её на несколько часов с друзьями собирать конфеты.
Мужчина заранее закупился десятком крупным тыкв для фонарей Джека, конфетами, которые тщательно спрятал от маленькой сладкоежки, и несколько декораций во двор: высокие скелеты размером со взрослого человека, облечённые в костюмы смерти с косами. Они изредка злобно, громко смеялись.
Вдвоем, Ганнибал и Лили, вырезали из тыкв страшные, жуткие и кровожадные лица, ухмылки и глаза, светящиеся красными небольшими лампочками, которые пробирали до дрожи Карлоса и Адама, когда девочка скидывала в чат фотографии.
Только самые храбрые дети постучатся в дверь доктора Лектера.
Все декорации — бинты, три скелета, несколько приведений, ненастоящие кровяные подтеки на двери, паутина из ниток на окнах, на заборе, на кустах и, конечно же, огромные ужасающие тыквы. Мужчина установил аппаратуру со зловещими звуками за кустами возле двери — нагнетающая музыка, вскрики, мольба о пощаде, которые Лили нашла в различных кинофильмах и скачала на флэшку.
Доктор Лектер был одет в хирургический, белоснежный костюм, испачканный в настоящих кровавых пятнах, каплях, струях, которые незадолго до праздника появились во время изготовления новой картины. Настоящий окровавленный нож, который лежал в половине чехла и с намеком выглядывал из переднего кармана накидки в костюме. Белая маска испачкана в земле, порванная и также окровавленная, за ней Ганнибал Лектер прятал жуткую ухмылку, разразившуюся от уха до уха. Лили спустя долгие тренировки овладела гримом и смогла сделать очень реалистичный рот с помощью клея, ваты и разных красок.
Лили решила, что сделает подобный костюм. Белое, окровавленное, разодранное платье несчастной невесты, которая убила своего мужа и гостей из-за того, что праздник вышел отвратительным из-за их небрежного поведения за столом. Невеста, сошедшая с ума. С ней тоже будет нож, но ненастоящий, чтобы не пораниться и случайно не задеть других.
Лили нужно было успеть до вечера переоблачиться из костюма помощницы доктора Франкенштейна, в котором она будет выступать на концерте, в свой ночной, жуткий наряд.
Эти несколько дней были одними из самых трудных в её жизни, несмотря на праздник и кропотливую подготовку к нему.
Началось всё с тридцать первого октября, Хэллоуина. К тому времени двор дяди был давно украшен, костюмы как и на праздник, так и на выступление были готовы. Лили, Адам и Карлос сидели у третьего в гостях и собирались. Девочка создавала безумное лицо своему дорогому доктору и спустя какое-то время, удовлетворенная своей работой, закрыла палетку с красками и четко сказала:
— Не потеть, не смеяться, не плакать, ни в коем случае не умываться и очень аккуратно пить воду.
— Есть, миссис Харли, — обратился юноша к подруге по роли. Лили кивнула, напомнила о некоторых деталях, повторила несколько раз, во сколько нужно быть уже в зале, за кулисами, подготовив реквизит и серьезно настроившись. Адам вновь и вновь кивал головой до тех пор, пока Карлос не напомнил, что ей тоже нужно готовиться.
Лили доехала на велосипеде к своему дяде. Грим самой себе делать очень сложно, но она справилась, а вот с прической обязался помочь Ганнибал. Он, как известно, мастер создавать превосходные образы.
— Как ты? — спросил мужчина, когда племянница поспешно вошла в дом. К тому времени он высыпал из больших пакетов конфеты в миски и ставил их на подоконник, чтобы, когда придут дети, не искать их, чтобы те были под рукой.
— Всё хорошо. Смотри. Вот что я сделала, — она показала фотографию макияжа Адама: бледное, мертвое лицо, кровоточащий шрам, черные, растушеванные синяки под глазами и болезненная худоба — выглядело жутко. При близком расстоянии были видны некоторые недочеты, но со стороны зрителей всё будет прекрасно.
— Хорошая работа, — произнёс Ганнибал, оценив работу.
Лили села в приёмную и начала наносить себе грим, похожий на Адама. Безумно жуткий, даже смертельно бледный, окровавленные сухие губы и красные, наполненные страданием и жестокостью, глаза, линзы. На это ушло чуть более полутора часа.
Ганнибал покрасил многие пряди волос своей племянницы временно в белый цвет, который легко смоется на утро, после Хэллоуинской ночи. Мужчина создал образ с помощью лака, высоко подняв волосы — дикая, сумасшедшая докторша.
Двое поехали на праздник, гости концерта собирались и занимали свои места в небольшом актовом зале, Ганнибал пожелал племяннице удачи. Она пошла в гримёрную, чтобы переодеться, Майя застегнула молнию сзади, подправила волосы, Лили немного исправила помарки в гриме, и обе пошли за кулисы. Там ждали Адам и Карлос, о чём-то серьезно споря.
— Обычно я начинаю конфликты, но сейчас мне придется разрешать ваш? — спросила девушка, улыбнувшись приветливо, но из-за белых и красных красок, образа она выглядела жутко.
— Уух, — девочка возникла внезапно за спиной Карлоса, когда тот повернулся.
— Улётный видок, — добавил Адам, осмотрев наряд подруги. Та смущенно улыбнулась, но почти сразу же скрыла это, покрутившись вокруг своей оси в хирургическом костюме с окровавленным, некогда белоснежным фартуком.
— Спасибо, — произнесла девочка, поправив распущенные волосы.
Лили была плавной, грациозной, подобно лепесткам белой розы, извивающимся вокруг одного небольшого центра, но была столь и колючей, дерзкой, колкой на язык, как шипы. Повезло, что роль в сценке была одной из любимых масок Лили — она спокойно и реалистично сыграла немного помешанную девушку, бездумно любящую доктора, которому поклялась в верности. Он об этом не знает и умрёт не узнав. Так и закончилась их сценка: чудовище, некогда созданное доктором Франкенштейном, убило его, докторша сбежала, поклялась, что отомстит.
Громкий удар молнии, световой эффект и затемнение.
Бурные овации. Немного удивленная, испуганная, нервная усмешка на губах всех зрителей после такой концовки.
Все актеры шли по коридору в прихожую, где в раздевалках весит одежда и где сейчас их ждут родители — самые лучшие зрители. Точнее, единственные зрители.
— Ты очень реалистично умер!
— Разбираешься, как умирают люди?..
— Да, разбираюсь, — ответила на колкость друга Лили и открыла дверь в небольшое помещение, в котором собралась куча людей. — Ты очень хорошо отыграл смерть. Не все киноактёры на это способны!
— Это самый милый комплимент, который только я слышал от тебя, — сказал Харрисон, ища глазами в толпе своих родителей. Они стояли рядом с Ганнибалом Лектером и говорили о сценке с улыбкой и явно позитивным настроем. Двое подростков подошли к родителям и получили заслуженную долю похвалы.
— Как только ты закричал, Адам, скажу честно, у меня сердце в пятки ушло, — преувеличивая произнес Ганнибал, улыбнувшись рыжему однокласснику племянницы и положив на его плечо руку.
— Спасибо. Это Лили меня научила. Из неё получится крутой режиссер.
— Прекрати, — на лице бледной докторши появился мягкий румянец и натянутая робкая улыбка. — Из меня режиссер, как из тебя боксёр, — с усмешкой заметила девочка, после чего поняла, что задела своего друга.
Недавно, в начале недели, произошла стычка с ребятами, которые на год старше Лили. Она всегда была конфликтной, а из-за своего воспитания перестала опасаться драк и боли, которая следует дополнением к выговору от директора.
Драка произошла по глупой причине — Лили наступила на ногу подружке одного из бугаев в восьмом классе, «сопляки»: она, Карлос и Адам, попали в переделку. Разбитый нос у третьего, ушибы на пальцах у первой и разбитая губа у второго послужили часу, проведенному у директора в кабинете.
Да, противников было больше и справиться было невозможно, Адам старался защитить подругу, но сам получил гораздо больше, потому что забыл о защите. Восьмиклассникам зато от директора досталось неплохо…
«Какая я
дура, — подумала семиклассница, надевая пальто. — Неудивительно, почему же я ему не нравлюсь! Сказать такую глупость… Или всё-таки нравлюсь?» — и подобные мысли неустанно вились в её голове, не давая ни секунды покоя.
— Что бы ты хотела на ужин? — спросил дядя, помогая девочке смывать с лица грим. Струя воды, падавшая прямиком в раковину, создавала равномерный шум, растекшийся по всему дому доктора Лектера.
— Лёгкий перекус, — ответила девочка, открыв глаза. — Мне ведь ещё всю ночь ходить. Не хочу чувствовать себя, как шар, надутый… — она неловко замолчала в попытках отрыть название самого тяжелого газа на планете, — увы, но химию в её школе ещё не преподают. — Радон — самый тяжелый газ?
— Ответ вполне может быть засчитан, — подтвердил мужчина, вытирая руки другим полотенцем. На кухне Ганнибал Лектер, осмотрев содержимое холодильника, спросил:
— Что насчет жульена?
— Только немного грибов, хорошо?
— Конечно, — мужчина учтиво кивнул головой.
Нарезка продуктов, варка вырезки, жарка грибов, терка сыра, готовка зелени, грецкие орехи для Лили, выбор вина для Ганнибала и создание свежего сока для девочки, — готовка, как часы, механизмы которых работают беспрекословно и исправно. Двое помогают друг другу.
Ужин, как всегда, прошёл гладко, и блюдо получилось изумительным, а самое главное — душевным. Когда девочка домыла посуду, а рядом её дядя — противень, оба пошли наряжаться для хэллоуинской ночи.
Лили надела платье умершей невесты, нанесла на костюм немного настоящей крови, добавила её на платье, белоснежные колготки и туфли, рукава и шею, растрепала волосы. Нанеся по новой не очень яркий, лёгкий грим, чтобы чересчур не мучить кожу за одни сутки, девочка спустилась вниз по лестнице и увидела дядю в лаконичном, продуманном до мелочей, реалистичном и жутчайшем костюме. Он уже встречал маленьких ребяток и их родителей, которые были впечатлены и напуганы декорациями во дворе.
— Доктор Лектер, какой у вас превосходный костюм! — заметила женщина, которая пошла на хэллоуинскую ночь со своим пятилетним сыном. — А где вы достали такую кровь? Я все магазины обошла — везде кровь выглядит менее реалистично, чем моё вишнёвое варенье.
— Ничего не может быть реалистичнее настоящей крови, ведь так, миссис Доури? — по-доброму усмехнувшись, он взглянул на женщину, вызвав у той весёлую улыбку. Маленькому мальчику Лектер положил горсть конфет в его тыкву.
— Спасибо! — немного пухловатый мальчуган поспешно развернулся и сбежал с крыльца в костюме Дракулы с длинным плащом за спиной.
— До свидания, доктор Лектер, — миссис вежливо кивнула головой и поспешила за своим егозой, чтобы он, как обычно это бывает на пике радости, не запнулся, не запутался и не упал.
Закрыв дверь, мужчина с двоякой улыбкой наслаждения положил кроваво-красную миску, наполненную вкусными шоколадными конфетами, на стол и увидел свою племянницу во всей страшной красоте.
— Выглядишь ужасающе, Лили.
— Хорошо, что не ужасно, — девочка усмехнулась, вызвав почти незаметную улыбку у дяди.
Ганнибал проводил Лили до двери и пожелал удачи. Та вышла из дома, спустилась по ступенькам, провожаемая взглядом дяди. К сожалению, пожелание удачи обошло в ту ночь девочку.
Проходя один квартал к месту встречи с Адамом и Карлосом, девчушка немного задержалась, потому что разговорилась с Майей, которая вместе с мамой шли к дедушке и бабушке на праздник, поэтому семиклассница немного опоздала на встречу.
Увидев на освещенной праздничными фонарями улице друзей, Лили медленно, бесшумно, теряясь в толпе других детей, подкралась к Адаму и, резко ущипнув его за бока, громко крикнула:
— БУ!
Рыжий мальчишка, разговаривавший с Карлосом перед такой внезапностью, от которой на мгновение остановилось сердце, а из груди раздался приглушенный испуганный выкрик вперемешку со вздохом и тихим, немного некультурным выругался. Он в небольшом прыжке развернулся лицом к ужасающей, окровавленной белой невесте, в глазах которой горел весёлый огонёк по-детски жуткой страсти, и с улыбкой, расплывшаяся на всём бледном, полумертвом лице.
— Лили! — произнес Адам, всплеснув руками. — Ты напугала меня! — смех Лили превратился в тихий хохот, который поддержал Карлос, стоявший за спиной друга и видевший, как к Харрисону подбиралась подруга.
— Удивительно, но я знаю, что напугала тебя, — вновь усмехнувшись, Лили не могла ответить без небольшой, почти незаметной остринки. — Сегодня же Хэллоуин, в этом и смысл, что пугать друзей, — она перевела взгляд на Карлоса и обратилась к обоим: — Я опоздала, простите. Идём? На какую улицу сначала?
— Говорят, на Мэррил-стрит хорошая добыча — произнес Адам.
— Добыча… Ну идём. Охотник, веди нас, — Лили слабо усмехнувшись, оглядев костюмы друзей. Они отличались друг от друга, но были на одну тематику. Карлос был одним из призраков старого мультфильма, а Адам — охотником, с нечто подобием картонного портфеля — ловушки для призраков за спиной.
И в этих костюмах — невесты, призрака и охотника за приведениями, Лили Флинн, Адам Харрисон и Карлос Уолтер двинулись по улицам, проходя через группы других детей в более или менее ужасающих костюмах, желая набрать как можно больше конфет (и, главное, самых вкусных!)
Спустя пять или шесть улиц благодаря жутким и внезапным гримасам троицы, они собрали почти по корзинке конфет, но у Адама она была больше и наполнена только на три четвертых от всего объёма.
Они обязались, что за оставшееся время смогут наполнить тыкву семиклассника самыми вкусными конфетами.
— Мы не зайдём к твоему дяде? — спросил Карлос, проходя по дороге, ведущей на сторону улицы Ганнибала Лектера.
— Брать конфеты у родственников, это же мухлеж! — усмехнулась Лили, обогнав двух друзей и идя вперед спиной и лицом к ним.
— Но у твоего дяди сто пудов самые вкусные конфеты, — Адам был солидарен с другом и, чтобы поскорее добиться цели, с удовольствием бы заглянул в дом дяди одноклассницы. — К тому же, твой дядя — твой родственник, а не наш.
— Какой ужас! — возмутилась Лили, с улыбкой закатив глаза. — Мы каждый год с вами это обсуждаем, и каждый год мы не идём к дяде, потому что со мной спорить бесполезно! Хотите, чтобы мы поскорее разошлись? Или вам не нравится ходить со мной? — с игривой усмешкой семиклассница спросила риторически, но, заметив некое смущение и неловкость в глазах друзей, прищурила взгляд, сосредотачиваясь то на одном, то на другом, и более серьезно спросила: — Вам не нравится ходить со мной? Что-то случилось?
— Нет, нет, что ты, — произнес Адам, сделав небольшой, даже символический шаг к подруге. — Просто…
— Что «просто…»? — настойчиво допытывалась Лили, вглядываясь на слегка побледневшее, и не без того белое лицо от красок лицо Карлоса. После, почти в одну секунду, в одно незаметное мгновение она смогла прокрутить в памяти всю сегодняшнюю ночь и впервые пришла на мысль, что Карлос и Адам иногда вели себя зажато рядом с ней: не отвечали на шутливые вопросы (хотя обычно они делали это), совсем не предостерегали девочку, что не нужно пугать каждого из хозяин домов их небольшого городка и многих младших детишек, — потому что она пугает очень хорошо. — У вас какие-то секреты от меня? — Лили смотрела только в глаза рыженького парня.
— Да. Нужно было давно сказать тебе об этом.
— Что? — пытаясь скрыть искру радости, которая мгновенно разбушевалась в её душе, мисс Флинн ждала ответа как на иголках, но, поддавшись бесконтрольным мыслям, выпалила несколько слов, совсем не контролируя их. — Мне тоже нужно кое-что сказать.
— Правда?
— Да.
— Давай первой.
— Нет.
— Давайте на цу-е-фа, — предложил Карлос.
— Хорошо, — с легкостью ответила девочка, приготовив кулачок и поставив его на ладонь.
Она всегда выигрывала Адама, Карлоса и нескольких других одноклассников, которые хотели её опередить в этой игре. Она выигрывала и тогда, когда проигрывала нарочно, чтобы, как это бывало обычно, соигроки не расстраивались. Очень давно, конечно, и случалось так, что она проигрывала по неопытности, но это бывало очень редко. И сейчас Лили, конечно же, хотела, чтобы первым начала Адам. Если он скажет, что её чувства взаимные, тогда мир перевернется с ног на голову, и она признается, что тоже испытывает симпатию, влюблена в лучшего друга. И не важно, что будет после.
А если нет… На то и суда нет. Но, стараясь изо всех сил обмануть себя, заставив думать, что ответ будет отрицательным, Лили всё-таки хранила глубоко в сердце надежду на будущее развитие. Любовь.
— Кто выиграл, тот и решает, кто первый расскажет.
— Хорошо, — Адам отзеркалил действия Лили. — До трёх побед.
Раз.
Два.
Три.
Ножницы и Камень. Обычно, Адам ставит первыми камень, потом ножницы, а потом бумагу. Лили предположила это и поставила камень, потому что её друг пошёл бы наперерез своей обычной системе и поставил ножницы. Лили поставила камень.
Раз.
Два.
Три.
Ножницы и Бумага. Адам поставил то, что ему первое пришло в голову, а так и камень, и ножницы были задействованы в его мышлении, то он поставил третью, оставшуюся фигуру. Лили поставила ножницы.
Раз.
Два.
Три.
Девочка слабо усмехнулась, увидев снова бумагу. Адам очень часто, когда они играли раньше, пытался запутать её и ставил одинаковые подряд фигуры. Со временем эта уловка прекратила действовать, и мальчишка больше не использовал её. До этих пор. Ведясь на собственное чутье, Лили наудачу выставила бумагу.
Раз.
Два.
Три.
Ну, в конце концов, Адам выставил бы ножницы, потому что их не было, но так как он думал, что запутает Лили, поставив снова камень, прогадал, ведь она поставила бумагу.
— Я выиграла. Колись, — мысленно довольствуясь своей победой, девочка мягко, чтобы успокоить своего друга, улыбнулась. Тот неловко повернул голову, наклонившись влево, в сторону Карлоса, мельком кивнул и набрался дыхания.
— Мы давно должны были сказать тебе, что… мы любим друг друга больше, чем друзья. Я и Карлос очень давно заметили, что между нами меняются отношения.
— Мы любим друг друга, но… боялись рассказать тебе, — добавил Карлос.
Лили отключилась.
Немного приоткрытый рот, из которого донеслись глухие, неловкие слова, необычный, слабый и как будто безмерный уставшей вечной работы, голос выдавил из себя:
— Что?..
Она смотрела на лицо Адама безмолвно, стараясь прийти в норму, взять себя под контроль, но взгляд становился всё тусклее и тусклее, сердце колотилось всё медленнее и медленнее.
«Что?»
«Как?»
«Что?»
«Почему?»
«Когда?»
«Давно?»
«За что?..»
Её сердце разбилось на миллион маленьких стеклянных осколков.
— Лили? Всё хорошо? — спросил обеспокоенно Карлос, аккуратно взяв подругу за плечо. Она, незаметно испугавшись и дернувшись, перевела взгляд живой, полный понимания, радостный, но, конечно же, ненастоящий, неискренний. Взгляд-красивая маска на её лице, которую сорвать друзьям не удастся уже никогда.
— Да! — улыбаясь, заметила Лили. — Я просто… Просто тоже самое хотела сказать! Я давно замечала, что между вами что-то происходит, но я думала, что у вас секретики от меня, думала, что я сделала что-то не так, а тут вот в чем дело! Господи… Офигеть! Я так рада за вас! — девочка сделала один большой шаг и закинула руки на шеи своих друзей, которые были немного выше, опустив голову на их плечи.
Улыбка на мгновения объятий сменилась мертвой, болезненной усмешкой, которую невидно в темноте, которая описывала всю боль, всю ненависть к ним, к себе, к миру, в собственной самоиронии, к мыслям, по наивной и детской глупости допущенные ею, что Адам, как в детской сказке, скажет заветные слова.
<i
>«Дура…»
</i>
— Конечно, нет! Ты самая лучшая подруга из всех на этой планете, — Карлос прижал свою лучшую подругу к себе очень крепко. Осчастливленная, спокойная улыбка появилась на их лицах.
Наконец, когда они отстранились, Лили вернула маску и широко, ярко улыбаясь, чуть ли не визжала от радости и хлопала в ладоши. Взгляд бегал то на одного, то на другого. Двое смущенно, неловко посмотрели друг другу в глаза с нежностью и лаской, любовью, которую не повезло испытать девочке.
Спустя время трое продолжили свой путь.
Лили с каждой секундой было труднее и труднее удерживать маску на себе — она срывалась с петель, из души рвались настоящие чувства.
Хотелось кричать.
Когда девочка осознала, что натянутая улыбку выглядит слишком нереалистично, то собрала все свои силы, чтобы завершить сегодняшнюю ночь. Она достала из внутреннего кармана платья телефон и, сыграв беспроигрышное удивление от выдуманного сообщения дяди, опечаленно произнесла:
— Блиииин! Мне надо домой идти. Дядя сказал, что завтра с утра рано выезжать, — ещё несколько секунд тупо глядя в телефон и делая вид, что она пишет ответ из одного слова «хорошо», девочка подняла взгляд на друзей. — Дособираете корзинку без меня?
— Конечно!
— Может, тебя проводить? — спросил Карлос.
— Нет, что ты. Я сама кого хочешь испугаю. До встречи!
— Пока, — одновременно сказали мальчики. Она помахала левой, свободной о корзинки, рукой и двинулась по тротуару на другую улицу. Убедившись, что двое не смотрят на неё, она ускорила шаг в сторону дома. В сторону своего дома.
Связка ключей с милым брелком содержала два ключа: от дома и от дома дяди.
Дома никого не было, к дяде она не могла явиться, потому что чувствовала — она на грани.
Шаг. Ещё шаг. Всё быстрее и быстрее, обходя детей, подростков и взрослых, она стремительно двигалась домой, чувствуя в душе бомбу, которая вот-вот взорвется.
Она должна была держаться.
Наконец, улица Лили. Она стремглав помчалась к безлюдному дому. Руки дрожали, одышка усугубляла состояние, ведь сердце гоняло кровь с невозможной скоростью. Найдя нужный ключ и вставив его в скважину, Лили растворила дверь, забыв вытащить ключ, лишь прикрыла дверь, бросила на пол ненавистную, чертову корзинку с дрянными конфетами, побежала на второй этаж, в свою комнату. За несколько мгновений она побежала, перепрыгивая, все ступени, нараспашку раскрыла дверь, ударив круглой ручкой в стену, вбежала внутрь и освободилась.
Она, в панике осматривая темное пространство в помещении, которое освещалось лишь слабым уличным фонарным светом, проходящим сквозь дерево, зажмурила глаза и громко, выпуская всю боль, которая коптилась, копилась за эту ночь, за эти два года безответных, глупых чувств, ставшими ненавистными для неё.
Громкий крик, безмерная волна раздалась на весь дом. Он был слышен даже во дворе.
Тьма, ужас, которые раньше пугали маленькую Лили, засыпавшую только с ночником или приоткрытой дверью, теперь испарились, исчезли, не оставив ни единого следа.
Теперь безумная боль девочки главенствовала в темноте. Страхов больше не было.
Всё остальное показало настоящую сущность, дикую сущность Лили, неспособной к самоконтролю.
Окружив себя волной крика после того, как воздух в лёгких кончился, все следующие действия были как в тумане. Рассудок помутился, полностью прекратил работу.
Не давая себе отчета, девочка поддалась, пропустила на главную роль настоящие чувства и желания, а они очень долго ждали этого мгновения.
Её движения, резкие, четкие, сильные, не боящиеся ничего, разбивали зеркало, разбрасывали осколки по комнате, разрушали стеклянный стеллаж, в котором стояли книги, падавшие поочередно на пол и подвергавшиеся ударами ног, пинками и киданиями в стены.
Всё это сопровождалось более тихим, но всё еще болезненным криком.
Она потеряла контроль. Над всем: мыслями, эмоциями и чувствами.
И ей это нравилось. Лили нравилась эта
дикость.
Она чувствовала себя по-необыкновенному живой.
Спустя время, когда она физически устала, когда дикость, необузданность полностью исчезли, а в мыслях была абсолютная пустота, упала на пол спиной к небольшому сундучку под окном, в котором всё ещё хранились детские игрушки.
Она не могла думать, не могла вернуть себе сознание.
В те секунды единственное, что казалось ей выходом из такого непривычного явления, подобно спусковому крючку, способному контролировать чужую жизнь и действия, Лили взяла ближайший осколок от зеркала, подняла подол платья и, углубляясь в ногу без особого фанатизма, потому что на это не осталось никаких сил, провела кровавый порез от бедра до колена.
Боль на мгновения смогла вернуть некое подобие сознания, рефлексы заставили прекратить совершение издевательства над собой, а уставшая, полностью опустошенная Лили, отбросила осколок в сторону, опустила голову на подоконник и закрыла глаза.
Дыхание выровнялось. Сердце сокращалось всё медленнее и медленнее. Сознание так же не поддавалось абсолютному контролю, поэтому Лили решила просто плыть по течению.
Опасно погружаться в себя, когда внутри нет ничего: ни желаний, ни мыслей, только опустошенность и пустота; но девочка этого не знала и в тот момент не могла ничего ни желать, ни знать. Когда бескрайнее воображение смогло создать изображение, окружающий мир и действия, Лили не хватило сил вернуться обратно. Все происходящее казалось бесконечным. Бесконечный кошмар. Вечный. Вновь и вновь.
Мозг модулировал, усугублял и так отвратительную ночь для Лили, показывал самые ужасные мысли, созданные когда-то в голове, события, происходившие в реальности, в куда более беспросветные, ужасающие и леденящие кровь.
Казалось, она никогда не освободится, и всё: смерть мамы, её оживший в подвале труп, Адам и Карлос — будут преследовать её вечно до тех пор, пока она не умрет.
Сил прекратить запущенный черед мыслей просто не было, и она мучилась ещё больше, чем несколько часов назад.
Слезы медленно текли по её бледным, впавшим щекам, под ногой лужа крови, покрасившая белый ковёр и деревянное покрытие пола в бурый цвет. Вероятно, она бы не умерла от потери крови, не упала бы в обморок, потому что порез был только поверхностным, однако довольно метким, потому что кровь под освещением ничтожного фонаря с улицы казалась черной.
Девочка попала в петлю, в которую добровольно залезла и потуже затянула.
Самой ей не вырваться.
Право, Ганнибал Лектер, когда время перешагнуло границу часа ночи, смутился от того, что племянницы нет дома. Он сразу позвонил ей — телефон на беззвучном, даже не на виброрежиме. Она его попросту не услышала.
Собравшись, доктор Лектер сел в машину, направившись к дому Карлоса, — с чего-то нужно начинать поиски. К дому мальчишки только одна дорога, проходившая по улице Лили.
Проезжая мимо дома семьи Флинн, мужчина не мог не заметить незапертую, приоткрытую дверь с ключом в замочной скважине.
Припарковавшись, он бесшумными шагами, плавно ступая по земле, вошел в дом, огляделся и, увидев, что дверь в комнату Лили раскрыта, поспешно направился туда, скрипя ступенями и держась за перила.
Мужчина, заметив вдали комнаты сидящий силуэт, включил свет. Ужасная картина предстала перед ним. Маленькая Лили без сознания в полуразрушенной комнате сидит на стеклах, в крови… Увидев её, не раздумывая ни секунды, мужчина, не подавляя сердцебиение, сорвал простыню с кровати и затянул ткань выше раны, насколько это было возможно. Он закрыл и саму рану, выпячивающуюся сквозь некогда белые, окровавленные, колготки.
— Лили?.. — его голос дрогнул. Он прикоснулся к её белоснежным, холодным щекам и приложил два пальца к артерии. Пульс есть.
— Лили! — мужчина немного встряхнул девочку за плечи. Ещё раз. И ещё раз.
Безумно туманное сознание к мисс Флинн возвратилось.
Лили не контролировала слова, которые слетали с её языка. Такое бывает с внезапно проснувшимися посреди ночи людьми. Задавать вопросы было бессмысленно, Ганнибал стал приводить девочку в норму, медленно, четким голосом разъяснял то, что сейчас она в комнате, спустя время подвел все вопросы к главному. — Что произошло?
Слабо моргая, она смогла различить лицо дяди, и болезненная, немного истерическая и тоскливая усмешка появилась на её сухих губах.
— Лили? — Лектер был настойчивым. — Ты сделала всё это?
Девочка, проследив взглядом по всей комнате, кивнула головой и хрипло прошептала:
— Да, — молчание. — Да, это я сделала, — усмешка стала чуть шире. Ганнибал спустился на кухню и принес в комнату кувшин с водой.
— Пей, — поддерживая за ручку и горлышко, мужчина дал племяннице попить. — Почему ты сделала это?
Лили, напившись, раскрыла глаза шире, чувствовала более сильную боль в ноге, руках, а именно — костяшках, которыми разбивала зеркала. Усмешка не слезала с её лица.
—
Я ничтожество, — с ненавистью произнесла та. — Я
дура и ни на что не способна… Я ничего никогда не могла сделать сама.
–Это неправда, — заверил Ганнибал, подняв подбородочек Лили и её взгляд, чтобы убедить свою племянницу в ложности этих утверждений, но это не сработало.
— Не перебивай, пожалуйста, — подождав немного, пока дядя не осупится, незаметно нахмурит брови, чтобы начать её слушать, Лили смотрела смотрела мимо него, в сторону ножки кровати, подбирая слова в силу, которая лишь немного возвращалась к ней. — Это абсолютная правда. Я родилась, а рядом со мной был ты. Всегда. Когда я пошла в школу, был ты. Мама умерла, рядом со мной был ты. Ты меня всему научил. Ты меня попросту создал. Разве не так? — не дождавшись ответа, девочка, не в силах сдержать поток мыслей, прорвавшийся сквозь её сознание, сама ответила на вопрос. — Так. Я знаю только то, что ты рассказал мне, умею только то, чему ты обучил меня. Я ничего не сделала сама, ничему не научилась. Если так продолжится, я ничему и не научусь. Не смогу решать реальные проблемы, которые будут в моей жизни. Я буду бежать к тебе за помощью, а ты мне с удовольствием поможешь. Буду бежать к тебе каждый раз, когда что-то случится… Господи,. — она слабо закатила глаза, чуть ударившись затылком о подоконник. — Так ведь всегда и было! Я всегда бежала к тебе, когда что-то шло не так. Я так больше не смогу. Так больше нельзя. Так больше не получится…
Её голос был тих. Она думает, что ранит чувства дяди, но осознает, что слова абсолютно правдивы. Когда, наконец, её робкие глаза поднялись на опечаленный, ждущий заключения, сопереживающий и понимающий взгляд, Лили сумела закончить всё, к чему вела. Она не могла сказать дяде правду, потому что стыдилась её больше, чем когда-либо в своей жизни. Она знала, что разочарует дядю в разы больше, рассказав всё, чем расстроит его сегодня.
— Мне нужен собственный
стержень — стержень, который создам я. Я зависима от тебя… Мне нужно перестать с тобой видеться, чтобы понять, кто я на самом деле, и на что я способна, — безмолвно ожидая реакции дяди, она предалась мелкой дрожи в ледяных, раненных руках.
Ганнибал, обдумывая каждое слово племянницы, молчал, взвешивал собственное решение, но, когда наступил его черед отвечать, он, как раньше, по-доброму и нежно улыбнулся, только почти незаметно. Более того, улыбка читалась в его глазах. Он произнес, аккуратно взяв холодные пальцы Лили в свои ладони.
— Ты хочешь, чтобы я уехал?
Единожды кивнув головой, Лили несколько раз быстро заморгала и отвела взгляд в сторону.
— Видишь?.. Ты знаешь меня лучше меня самой. Я — твоё творение, проект, — она говорила это без упрека, даже с любовью и благодарностью, скрываемой усталостью и грустью. — Я хочу, чтобы ты уехал… Я хочу научиться жить сама…
Ганнибал незаметно усмехнулся. Подобными были последние слова его младшей сестры, когда она рассказала о том, что хочет «стать взрослой», полюбить и создать семью с будущим мужем.
Он сразу понял, что произошло нечто плохое. Только это заставило Лили отказаться от его заботы, его опеки. Сначала он, как любой отец, хотел разузнать, что случилось, кто её обидел, убедить в том, что она не в состоянии здраво мыслить, но в процессе монолога малютки выявил, что её слова имеют право на своё существование.
Она права. Дядя всегда поможет ей в любой момент с чем угодно, чтобы она не попросила. И сейчас он был готов помочь ей.
— Хорошо, бусинка, — он, обдумывая слова девочки, несколько раз кивнул и улыбнулся, успокоив Лили. — Я уеду.
***
Когда Клайд вернулся домой, удивленный, потому что на месте старого зеркала стоит новое, из дома Ганнибала Лектера, а вместо стеллажа с книгами стоят несколько полок из комнаты Лили в доме дяди, на полу новый ковёр.
Доктор Лектер, как и обещал, переехал на новое место, тепло и радушно попрощавшись с уже не маленькой, как раньше, девочкой.
В день отъезда его душу не терзала тоска. Нет, конечно же.
Он уже думал над тем, что будет, когда Лили вернется к нему, а это рано или поздно произойдет.
Ему было любопытно.
Тоске не было места, ведь они прощались не навсегда.
