4Е175, Морндас , Сиродил
— Проклятые босмеры. Когда уже вы поймете, где ваше место! Удар оглушил и привел в чувства. По лицу стекала кровь от еще неостывшего лезвия кинжала, так беспощадно рассекшего лоб. Мерка, прикованная к промерзлым стенам пыточной еще дышала… сдаваться рано, только не сейчас и только не им. Высокий эльф брезгливо вытирал чужую кровь от своих длинных перчаток и смазывал их зеленым составом, добавляя в агонию от перенасыщения боли, разъедающий кожу яд. Кровь смешивалась, сворачивалась, перекрывая доступ к кислороду, обрекая на забытье, но её откачивали, заставляя ещё и ещё вкусить плоды провального сопротивления. Крики смолкали, отдаваясь гулом в голове, разжигая огонь гнева. Уцелевшие слабеют и от них избавляются. "Как же так?" Смог всё еще ссадил ноздри, трупы убитых всё еще смотрели в глаза, умиротворяя своим единением с всесоздателем. «Простите братья, но я еще жива» — Бросьте её в люк, с ней кончено. Через темноту слышался звон упавших на каменный пол оков и грузное тело потащили к воронке неизвестности, последнему пристанищу павшего война. "Мама, я больше не могу!" Затхлый запах гниющей плоти ударил по острому нюху и Тиа очнулась. Пещера, устланная останками, еще не обглоданных зверями, тел отдавала тяжелым смрадом, щипали глаза, а внутри растекался еще не остывший яд. Кто-то тряс её, слегка бил по щекам, и прислонялся к груди, проверяя дыхание. Слова были неразборчивы, движения слабы и только одобрительный кивок заставил подняться из бездны и довериться идущему впереди. — Не бойся, они спят. И судя по количеству трупов — сыты. Голос сквозь туман эхом доносился через пелену морока. Вышагивая охладевшими босыми ногами через слизь внутренностей, спотыкаясь, падая, вставая, выравнивая дыхание и снова падая, двое избежавших смерти, пробирались к выходу. Но очередной обморок от еще не отпустившего шока, заставил остановиться и бойчу подхватили на загривок. Очередной провал в беспамятство, опять гул и снова темнота. — Этьен! На кой чёрт тебе эта баба. Сам еле выбрался! Она вообще жива? — Отстать, Рун. Мы не бросаем своих! — Да? Не похожа она на свою? — Грузи давай! Биение повозки укачивало, а накрытая шкура согревала. Сегодня странный день, подумала босмерка, пытаясь двигать окаменевшими пальцами. Казалось бой ещё идет, утопая в крови солдат, слышались голоса, приказы, отчаяние сменялось покорностью и в итоге хаос накрыла тишина.***
Форт пал, сопротивление разгромлено. Тела еще не остыли, а их уже поглощает огонь бездушных магов — альтмеров, а еще живых грузят безвольным мешком в жёсткую повозку. — Кто ты? — Солдат, а ты? — Простой солдат? Не поверю. Слишком много крови. За что тебя? — За слабость. А тебя? — За глупость. Попался, как неудачливый вор. — Точно. Вор. Отхаркивая кровь бойча закашляла. — Хех, это ведь ты попался Хогу, ярлу Виндхельма за кражу его секиры. Помню, помню. — Так это ты, та босмерка, которая отговорила рубить мне руку. Тиа опустила голову, позвякивая цепями удерживающих на весу слабеющее тело и слегка улыбнулась, снова откашлялась. — Не стоит тратить жизни. Крови и так много. Но я смотрю время тебя ничему не научило? Бретон вздохнул и тоже проверил крепость запирающих наручей. — Они ищут старика из Крысиной норы. Он из какой-то древней организации, за которой охотятся Альтмерский доминион. Но я толком всё равно не знаю. — Послушай, вор. Мне всё равно не жить, а ты сможешь выбраться из колодца для трупов. Я слышу звериный язык, он там, под зданием. — Но как? Хищная улыбка рассекла грязное и кровавое лицо и Тиа начала кричать отборные злословия, которые могла только вспомнить. Охранник ворвался в клетку, наотмашь одаривая яростной пощечиной, одной, второй, затем удар в живот, в челюсть, рыча от свойственной альтмером надменной ярости и бил до тех пор, пока она не замолчала. Затем захлопнул дверь и сел в пол оборота, продолжая точить оружие. Истекая кровью, распятая, опять растеклась в улыбке, не выпуская из сжатых зубов ключ. — Ловко. Еле слышно шипел вор, оценивая искусство тонкого расчёта, но босмерка закрыла глаза и замерла. Ключ повис в воздухе, замедляя ход рождения земли и левитировал в руки бретона. — Уходи… Вор приглушенным щелчком открыл оковы, еле слышно опустил цепи и открыл дверь на свободу. Подсвечник пришелся охраннику в голову, проломив череп, раскрывая розу знаний. — Спасибо. Скрывшись в люке, вор слышал хруст костей и приглушенных стонов нового шквала пыток, когда организм произвольно выдыхает последний свет из души и сердце перестает сопротивляться.***
Уже не так сильно хотелось покинуть этот мир. Боль всё еще не утихала, но становилась податливее. Конечности постепенно обретали подвижность, а кости срастались, оставляя кое — где небольшие бугорки, наросты. Пульсировала кровь, пробивая затекшие суставы, ощущалось ровное дыхание и глаза уже могли разглядеть силуэты, иногда мелькавшие через пелену опухших от побоев век. — Как ты себя чувствуешь? — Ах…видимо лучше. Тиа заново училась двигать рукой, рассекая воздух неуклюжим жестом. Трудно, но необходимо. Обязательно нужно выжить и отомстить. — Где я? — Ты в доме моего брата, в Маркарте. Он придворный повар, поэтому здесь почти не бывает. — Спасибо. — О, не стоит. Это меньшее, что я мог сделать за очередное мое спасение. Да, кстати, мы так и не познакомились. Этьен. — Тиа. — Красивое имя. А оно что-то означает? Ну ты же эльф, а у вас всё что-то означает. — Смешно. Но ты прав, стереотипы обоснованы. Тиа — это магия, поэтому мне свойственны некоторые… знания. Слишком быстро и много истрачено энергии, хотелось спать и вечно прибывать в пустоте. Только там царствует тишина, к которой бойча так тянулась. Она закрыла глаза и уснула. Снился Виндхельм — холодный, ветреный город, распятый тяжелыми волнами и горячими смертными, настолько жаркими, что на выдубленной морозами коже уже нет места слабости, только крепость и сила заполняет вольные сердца, насыщая дыханием адским паром. Снился дворец, встречающий тяжелыми воротами путников и воинов, ищущих пристанище и ночлег. Крепкая рука ярла Хоуга — Медведя Истморка — которая сжимает окровавленную руку новоприбывшего бойца, пророча великие дела и спокойная улыбка его сына, только недавно распылявшего огонь в сердцах нордов на поле боя. Суровый и не терпящий суеты, рассудительный и проницательный, Ульфрик всегда умел направить и наставить на верный путь. Наверное поэтому он стал известен всему Скайриму и каждый истинный северянин, гордый и непокорный, будет верен ему и пойдет по пути выбранным его горячем сердцем, желающим изменить жизнь своего народа в лучшую сторону. И сейчас, пока нет места сомнениям, она верна его цели, его правильным словам, действиям, его мощи и отваги, верна ему, как друг и верный товарищ, как та, которая видела его слабеющим, отрешенным и не давала опускать руки, тихо прижимая к своему, еще не сдавшемуся, сердцу. "Все хорошо, Тиа." Он говорил в пол голоса, пропуская каждое слово через себя и казалось ему ведомы все проблемы, но он знает наперед их решение, обнимая в нежное кольцо и она верила и каждый раз твердила "Всё будет хорошо". Но опять борьба, опять кровь не смывается с рук и ненависть вгрызается в голубые глаза, распыляя свою чернь в венах крепких рук, сжимающих холодное оружие. И Медведь безжалостен к чувствам окружающих и тем кто встает у него на пути, истребляя врагов, будь то воин, старик или младенец. " Враг есть враг — таков путь война! " Он ослеплен властью, становясь ярлом Винхельма, за него с Хоугом простилась она, упрекнул за неисполнение приказа, считая слабостью её уход с поля боя в Пределе, когда оружие сомкнулось по разные стороны, возненавидел её, когда уцелела под шквалом огненной рвоты дракона в Хелгене. "Всё будет хорошо!" — эти слова она вырезала у себя на руке, когда кровь уже не впитывалась в снег, распыляя гнев Братьев Бури, когда её названные братья — «Соратники» приняли нового ярла Вайтрана, смирившись с навязанными правилами, когда вырванный из уст голос выпил душу дракона, открывая скрытые силы новорожденной довы и натиск Буревестника стал сильнее, когда то, во что она верила, больше не имело ценности и Доминион побеждал. Лишь одно верное решение, принять дар и понять его силу, уходя высоко за облака, сжигая все мосты, когда-то связывающие их близость. — Ты мудр и стар, дракон. Думаешь это правда? Тщеславие меняет людей? — Даже самую преданною душу, довакин. — Не в моей жизни.