Недетский взгляд

Ночью прошел дождь, и тропинка, ведущая к реке, была скользкой и грязной. Иану пришлось заткнуть подол длинной юбки за пояс и балансировать тяжелой лоханью с грязным бельем, перескакивая через быстрые мутные ручейки, стекавшие вниз по дороге. После ночной бури умытый лес дышал свежестью, и совсем по-осеннему прохладный ветер едва шелестел все еще яркой чистой листвой. В бездонно синем небе светило бледное солнце, и лучи его рисовали кружевной узор на блестящих от влаги камнях. Путь к ледяной узкой речушке Иан знал так хорошо, что мог бы пройти его с закрытыми глазами, но сейчас двигаться приходилось медленно и осторожно, чтобы не упасть на скользкой тропе. Утро было таким прозрачным и светлым, что эльф в какой-то момент, перескочив через очередной упрямый водный поток под ногами, принялся негромко напевать себе под нос. У самых подходов к пологому каменистому берегу, где удобней всего было браться за стирку, он замолчал, окончательно замедлил шаг и прислушался. Похоже, не он один решил, что чудесное солнечное утро — возможно, последнее теплое утро в этом году перед началом затяжной промозглой осени — оказалось прекрасным поводом устроить постирушку. Из-за кустов с берега до чуткого эльфского слуха долетели звонкие женские голоса — деревенские кумушки обычно собирались ниже по течению быстрой холодной речки, ближе к Харвикену, но, должно быть, после вчерашней бури вода на том участке потока стала слишком мутной, и женщинам пришлось подняться выше. Иан, конечно, мог бы присоединиться к ним — его приняли бы приветливо и радостно, помогли бы отжать выстиранное белье и даже попытались бы втянуть в разговор, но сегодня эльфу этого совершенно не хотелось. Яркое теплое утро как нельзя лучше подходило для одиноких неторопливых размышлений, которыми Иан и собирался занять себя, пока отстирывал бы кровь и грязь со своей одежды. Просто сидеть в кустах и дожидаться, пока женщины уйдут, однако, тоже было довольно глупо. Эльф помедлил немного, посомневался и хотел уже выйти к разговорчивым веселым приятельницам, но внезапно до слуха его долетело знакомое имя, и Иан застыл и даже пригнулся к земле, чтобы люди не заметили его присутствия. — Этот Хиггс, паскуда, — произнес чистый высокий голос, принадлежавший, по всей видимости, Йосте, старшей дочке старосты, — вернулся-таки к нашей Иоанночке. Но, будь я на ее месте, прогнала бы взашей. Где он шлялся, хотелось бы мне знать, бросил ее, бедняжку, одну. Ух, глаза бы мои его не видели. — Думается мне, не все тут так просто, — ответил второй голос — хрипловато неровный — Торунн, жена одного из рыбаков, совсем недавно оправилась от затяжной тяжелой простуды, — Иоанночка-то наша — ведьма, поди приворожила обратно своего благоверного — вот он и вернулся. — Чушь-то не пори, — возразила Йоста почти зло, — какая из нее ведьма? — Самая что ни наесть настоящая, — отрезала Торунн уверенно, — отчего, ты думаешь, живут они с мужем уже столько лет, а детишек все не нажили? Я слыхала, им в этой чародейской школе вырезают все женские органы подчистую прежде, чем в ведьмы посвятить — тут уж никакая Фрейя не поможет. Хиггс этот, поди, и сбежал-то от Иоанны, потому что она — пустоцвет, кому такое понравится? — Язык у тебя поганый, Торунн, — вмешалась третья женщина — старая вдова Фрида, — если бы не Иоанна, померла бы ты — кто тебя от лихорадки выхаживал? Сколько ночей эта, как ты говоришь, «ведьма» у твоей постели просидела? Постыдилась бы. — А что я? — возмущенно возразила Торунн, — говорю, как есть. За то, что помогла мне — спасибо ей, но, попомните мои слова, как надоест Иоанне этот ее Хиггс, она любого из ваших мужиков уведет, как нечего делать. — Да уж сдались ей мужики ваши, ничего не скажешь, — фыркнула Фрида, — Иоанна с Большой Земли вернулась, хотя могла бы там остаться и подыскать себе мужа богатого да знатного. Но наши берега ей, знамо, милее. Поблагодарили бы Фрейю, что вернула нам знахарку, которая всех ваших детишек принимала и выхаживала, курицы. — Фрида права, — мягко и тихо подтвердила Йоста — Иан знал, что она ждала третьего ребенка к середине зимы, — Хвала Всеблагой Матери, что Иоанна к нам вернулась. Надо бы навестить ее — вдруг ей нужно чего — рыбы или дров сухих — Хиггс-то вернуться — вернулся, но все равно разъезжает теперь часто по торговым делам, а она совсем одна сидит. Не дело это. — Вот сегодня вечером и сходите, — подхватила Фрида, — соберем ей гостинцев со всей деревни — никто ведь не откажется. Ну разве что ты, Торунн, дома оставайся, раз боишься, что она твоего Йохана приворожит, сторожи его. — Да ну вас, — с достоинством отозвалась Торунн, — раз такое дело, я тоже пойду. У меня как раз сидр яблочный добродил — с ним всяко веселее вечера коротать. Иан не выдержал. Поправив в руках лохань с бельем, он выпрямился, специально громко зашумел мокрыми ветками кустов и, улыбаясь, вышел из своего укрытия. Три женщины, уже складывавшие выстиранную одежду в корзины, обернулись к нему, и эльф приветливо махнул им рукой. — Доброе утро, — проговорил он, подходя ближе, — как хорошо, что я вас встретила. Решила вот одежку постирать после вчерашнего — и слышу, болтает кто-то у реки. Эльф заметил, как, отвернувшись от него, покраснела Торунн, а Йоста с ответной улыбкой ступила Иану навстречу. — Давай, Иоанна, свою одежку сюда, — предложила она, — мы ее вмиг постираем, а потом домой тебя проводим — негоже женщине одной по лесу ходить. Несмотря на его слабые протесты, женщины поспешно забрали из рук Иана лохань, вытащили измазанные кровью и засохшей грязью рубахи и юбки и споро принялись застирывать их в ледяном потоке. Эльф догадывался, что женщины поняли — он подслушал их разговор, но сам Иан вида не подавал и даже с Торунн разговаривал с улыбкой, поинтересовался ее здоровьем и спросил, не поднималась ли в последние дни у той температура. Торунн смущенно отвечала, что почти совсем оправилась, и явно хотела добавить что-то еще — может быть, извиниться за злые слова. Но Иан был привычен к слухам, и те, что обсуждали женщины у реки, были куда приглядней и правдоподобней того, что случилось с ним на самом деле. Господин Гуус Хиггс действительно вернулся к своей благоверной после долгого отсутствия — об этом знали все в деревне. Он не стал продолжать работать в лавке, как прежде, объяснив это тем, что хозяйка с Большой Земли поручила ему новые обязанности, которыми объяснялись и его частые отъезды, и внезапные возвращения. В Харвикене эту историю приняли за чистую монету и сочувствовали бедняжке Иоанне, вынужденной подолгу оставаться в одиночестве, пока муж заключал сделки и мотался по всему Архипелагу и даже на Континент. И больше того — рассказанная деревенским легенда была не так уж далека от истины. Гусик действительно занялся торговлей совсем иного рода, и, хоть почти ничего не рассказывал Иану о своих делах, эльф знал, с какими опасными темными силами связался его муж. И это донимало его каждую минуту каждого дня, особенно долгими одинокими ночами в холодной постели, когда часы до рассвета тянулись мучительно медленно, и тьма вокруг сгущалась, дразня Иана смутными черными тенями. Гусик изменился — сомневаться в этом было бессмысленно. Возвращаясь домой, он вновь становился тем же ласковым милым Фергусом, с которым Иан прожил последние пятнадцать лет. Если выдавалась свободная минутка, он по-прежнему рисовал, эльф, возвращаясь от постели очередного пациента, снова часто видел любимого сидящим на скале над морем перед мольбертом. Но именно его картины первыми дали знать, что с Гусиком что-то не так. Его прежде яркие, полные сочных природных красок работы, стали мрачными и тяжелыми. Раньше, рисуя, Фергус почти не использовал черную краску, и мазки его кистей ложились на холст на первый взгляд хаотично, но легко, сплетая из бури невнятных пятен четкие живые образы. Теперь же линии на его картинах стали резкими и прямыми, а предметы муж изображал в их бессердечно правильной однозначности. Он словно точно копировал то, что видели его глаза, и взгляд их с каждым днем становился все темнее и жутче. И только портреты самого Иана, выходившие из-под кисти Фергуса, оставались неизменными. Лицо эльфа на этих полотнах было словно всегда подсвечено золотыми солнечными лучами, и этот свет отражался в глубокой зелени глаз, в мерцании жемчужной кожи, бликами рассыпался по собранным в косы волосах, рисуя которые, Гусик словно скупо экономил черноту краски, наполняя локоны рыжими отсветами. Эти портреты были, казалось, его криком о помощи, его отчаянными посланиями из-за завесы тьмы, которая разделила супругов. Но когда Иан пытался поговорить с мужем об этом, он закрывался, молчал и лишь таинственно улыбался — и от этой неживой призрачной улыбки эльфу становилось холодно. Гусик позволял себе лишние слова, только когда они предавались близости на жестком травяном матрасе узкого супружеского ложа. Муж, казалось, переставал быть осторожным и сдержанным и, покрывая лицо, грудь и бедра Иана горячими, как прежде, поцелуями, то и дело мог обронить что-то необъяснимо тревожное, смешать со стонами наслаждения мучительный крик отчаяния, сжать ладони эльфа так крепко, словно балансировал на краю пропасти и боялся вот-вот в нее рухнуть. Но такие моменты быстро проходили, а по утрам перед Ианом снова представал господин Гуус Хиггс — собранный, улыбчивый незнакомец с холодной чернотой в глазах. Вместе с Фридой и Йостой Иан отжал выстиранное белье, а Торунн помогла ему сложить его в вымытую лохань. — Идем с нами, — предложила старая вдова, — развесишь белье у моего дома — на солнце оно вмиг высохнет, а ты пока пообедаешь. — Моя матушка готовит уху, — подтвердила Йоста, перехватив руку Иана, — а ты знаешь, сколько она ее наварила — хватит на всю деревню и еще останется. Иан минуту колебался. Дома его никто не ждал. Гусик уехал по очередному срочному делу три дня назад и вернуться должен был только к концу недели, а план поразмышлять в тишине и одиночестве за простой работой все равно провалился. И эльф сдался. По пути к деревне Йоста и Фрида затянули немного печальную песню на родном языке, а Торунн, которая пока не могла им подпевать, сосредоточенно смотрела себе под ноги. С Ианом никто не разговаривал, но он, чувствуя неожиданную легкость на сердце, шагал с женщинами в ногу и даже принялся подпевать, хотя понимал далеко не все слова их песни. Его потчевали горячей ароматной ухой и свежим хлебом прямо из печи за большим столом в доме ярла. Герда, мать Йосты, раньше часто приговаривала, что на Большой Земле бедняжку Иоанну, похоже, морили голодом, хотя с момента возвращения Иана на Фаро прошло уже несколько месяцев. Но сегодня жена ярла лишь приветливо улыбалась и в какой-то момент спросила, не хотела ли бы Иоанна сопроводить ее вместе с дочерями к алтарю Фрейи на противоположной стороне острова. Иан перехватил тревожный взгляд Йосты — та, похоже, прекрасно запомнила слова, сказанные на берегу Торунн, и теперь поглядывала на бедняжку Иоанну совсем другими глазами — как на воина, лишившегося обеих рук в бою и ставшего бесполезным и жалким. И эльфу вдруг ужасно захотелось развеять сомнения женщины. Да, в одном Торунн была права — Фрейя была совершенно бессильна помочь им с Фергусом завести детей, но причина тому была совсем иной. О ней рассказывать Йосте и ее матери Иан, конечно, не собирался, но выносить сочувственные взгляды всю оставшуюся жизнь ему тоже совсем не улыбалось. Кроме того, пусть эльф и не верил в местных богов и не надеялся на их помощь, ему вдруг страшно захотелось хотя бы в беззвучной молитве поведать Всеблагой Матери о своих страхах, касательно мужа. Пусть бы даже с той стороны его никто и не услышал бы, но Иану вдруг начало казаться, что от воззвания к Фрейе ему могло стать лучше. — Я с радостью, — сказал он, улыбнувшись Герде, а потом красноречиво подмигнул Йосте, — теперь, когда Гуус вернулся, думаю, молитвы Фрейе могут мне пригодиться. Йоста, правильно истолковав его намек, улыбнулась в ответ — как Иану показалось, с облегчением. То, о чем болтала Торунн, оказалось лишь глупой сплетней, и бедняжка Иоанна не теряла надежду. Домой Иан возвращался на закате. Выстиранное белье к этому моменту успело высохнуть, и теперь было аккуратно сложено в лохани, а с собой Герда и ее домочадцы собрали эльфу целый тяжелый груз припасов, которые он ни за что не смог бы донести до дома самостоятельно, если бы деревенские не вызвались ему помочь. Йоста тоже рвалась в путь, но мать строго запретила ей, а муж и старший сын женщины составили Иоанне компанию. Иан, прощаясь с Йостой, искал в ее взоре тревогу — а ну как у той еще остались сомнения, не собиралась ли коварная ведьма приворожить ее благоверного, но Йоста лишь улыбалась, обнимая Иана, и попрощалась «до завтра». По тропе, ведущей к западному побережью острова шли быстро и почти не разговаривая — отец и сын хотели обернуться до темноты, и, уже спустившись на песчаный берег у маленькой пристани, Иан заметил, что в окнах его дома горел свет, хотя солнце еще окончательно не село. Он замедлил шаги и нахмурился. — Должно быть, Гусик вернулся раньше, — сказал эльф вслух, но ни к кому не обращаясь, а потом повернулся к спутникам, — не хотите зайти поздороваться? Он будет рад. С удивлением и тревогой Иан заметил, как изменились лица мужчины и мальчика. Их загорелая обветренная кожа приняла нездоровый зеленоватый оттенок, а в обычно веселых глазах плескался такой страх, словно с десяток утопцев вдруг поднялись из соленых волн им навстречу. — Нет, Иоанна, — сказал Грехам, муж Йосты, и голос его звучал неровно и хрипло, — мы, пожалуй, пойдем. Жена будет волноваться. Они опустили тяжелые тюки на песок, не дожидаясь ответа Иана, развернулись, как по команде, и поспешили обратно по тропе, не оборачиваясь. Эльф растерянно поглядел людям вслед. Казалось, что-то отпугнуло их от его дома, точно байки о ведьме-Иоанне вдруг показались им совершенно реальными. Дверь дома распахнулась, и на пороге появился Фергус. Иан помнил, каким он вернулся к нему весной — юным, светловолосым мальчишкой, товарищем по приключениям, которого эльф подговорил сбежать из Новиграда много лет назад. Но, чтобы не вызывать вопросы у местных, Гусик принял свой привычный им облик — на место вернулась даже густая рыжая борода, которую больше не нужно было красить хной. Господин Хиггс был одет в простой синий кафтан и темные шаровары — такие носили реданские купцы. Темные волосы были аккуратно зачесаны назад, и, конечно, Гусик приветливо улыбался. Он поспешил Иану навстречу, быстро поцеловал его в губы и, подхватив сразу оба тюка с припасами, зашагал рядом с ним к дому. — Ты рано, — заметил эльф шепотом, точно кто-то мог их подслушать, Гусик пожал плечами. — Дело оказалось проще, чем я думал, — ответил он, потом, понизив голос, добавил: — у нас гости. Переступая порог собственного дома, Иан чувствовал, как холодные мурашки спустились вниз от затылка к пояснице, и он вздрогнул, точно на него пахнуло сыростью и гнилью из открытой двери заброшенного подвала. За скромно накрытым столом сидел человек в желтом кафтане. Он медленно поднялся навстречу Иану и Гусику, развел в стороны руки, будто хотел заключить хозяев в объятия, но из-за стола не вышел, оставшись на месте. — Иан, какая приятная встреча, — заявил Господин Зеркало, — как давно мы с тобой не виделись. Иан потупил взор, кивнул и пробормотал что-то в ответ, а Гусик, отойдя от него, сгрузил свою поклажу у очага и, не глядя на гостя, принялся разбирать деревенские припасы. — Садись, — Господин Зеркало сделал широкий жест рукой, словно не он сам, а Иан был его дорогим гостем, — поужинай с нами, друг мой. Я вижу, ты вернулся с добычей. Жители деревни так добры к милой Иоанне, хотя пара рыбин и охапка дров — слишком малая, как по мне, цена за то, что ты спасаешь их жизни. — Это не плата за мои услуги, — ответил Иан, стараясь, чтобы голос его звучал ровно и независимо, — они действительно добры ко мне, вот и все. — Пусть так, — покладисто согласился Гюнтер, не переставая улыбаться, и сел обратно на свое место, — так или иначе, сегодня нам есть, что отпраздновать. Твой драгоценный супруг заключил блестящую сделку, которая вскоре принесет богатые дивиденды. Иан опасливо покосился на Гусика — он знал, о какого рода сделке шла речь, но обычно супруги избегали это обсуждать. Эльф понимал, что муж его занят тем же, чем прежде занимался на Континенте один Гюнтер, и эти дела принесли много горя тем, кто имел глупость связаться с ними. Но не говорить и не вспоминать об этом было проще всего, и Иан трусливо прятал свои страхи поглубже в сердце. Гусик вытащил из тюка буханку хлеба, горшочек масла и бутыль знаменитого яблочного сидра Торунн, принес все это на стол и наконец уселся напротив делового партнера. Иан устроился рядом. Все это время Гюнтер не сводил с него внимательных цепких темных глаз, и, когда эльф сел, цокнул языком. — Все-таки славная эльфка получилась из тебя, Иан, — заговорил человек, — или мне лучше сказать — Иоанна? Это личико, эти косы, эти манеры и голос — комар носа не подточит. У тебя настоящий талант, мой дорогой. Неужели этому всему научил тебя мой старый приятель Яссэ? — Да, — холодно отозвался Иан, хотя говорить о собственной скромной персоне было в разы приятней, чем об удачной сделке Гусика, — и иногда я думаю, что мне стоило остаться в труппе. — О, тогда бы все сложилось совсем иначе, — покачал головой Гюнтер, — и мы бы сейчас не сидели такой теплой семейной компанией. Но подумай — разве ты несчастлив здесь, среди этих добрых людей, рядом с любимым мужем в собственном уютном доме? — Вполне, — односложно откликнулся Иан. — Одна беда, — продолжал Гюнтер задумчиво, — люди в Харвикене считают бедную Иоанну пустоцветом и жалеют ее, но настоящая правда может шокировать их еще больше. Ты не боишься, что славные кумушки завалятся в гости, когда ты будешь в неподобающем виде, без всех этих юбок и платков? А ну как у милой Йосты схватки начнутся среди ночи, когда Иоанна будет нежиться в постели с мужем, совершенно голая? Вот это было бы неловко. Иан сглотнул — за полтора десятка лет он много раз бывал на грани разоблачения. За помощью к Иоанне действительно могли явиться в самое неурочное время, но тогда Гусик удерживал посетителей за порогом, пока Иан спешно перевоплощался. Но отчего-то эльфу показалось, что просто шутки ради, Господин Зеркало мог и хотел устроить все так, чтобы обстоятельства сложились иначе, и их застали врасплох. — Если моя тайна раскроется, я все им честно расскажу, — ответил он негромко, — не думаю, что ярл изгонит меня из деревни, когда узнает, что я — мужчина. Лечить хуже я от этого не начну. — Верно, верно, — закивал Гюнтер, — но так рисковать доверием этих милых глупых людей — разве это дело? Ты ведь знаешь — тебе стоит только попросить, и я могу решить эту проблему раз и навсегда, — он перевел смеющийся взгляд на Гусика, — это будет мой дружеский подарок — никакого подвоха и условий, просто жест доброй воли в ответ на честную службу твоего супруга. Я могу даже сделать так, чтобы твои молитвы Модрон Фрейе были услышаны. Только представь — дитя, твое собственное, и не ершистый мальчишка, с которым ты вовсе не знаком, от женщины, которую ты почти не помнишь — младенец, который выйдет из твоего лона, которого ты выкормишь и вырастишь сам — кровь от крови твоего любимого. Маленький полукровка, который проживет долгую счастливую жизнь. А представляешь, как будут рады твои родители? Ты ведь все еще пишешь им и врешь о своей счастливой жизни? Иан поджал губы. — Зачем тебе это? — спросил он, и голос на миг подвел эльфа, сломавшись. — Я же сказал, — Гюнтер взмахнул руками, — дружеская услуга — я на многое готов ради моего чудесного талантливого партнера. Признаться, я боялся, что никто не будет в этом деле лучше твоего отца, Фергус, — он перевел взгляд на Гусика, и тот не опустил глаза, — но он отверг меня и то могущество, что я ему предлагал. А я — убедился, как был неправ. Лучше тебя, мой милый господин Хиггс, мне было не найти. Так почему теперь не сделать такой подарок моим друзьям? — Достаточно, — вдруг холодно проговорил Гусик, и Гюнтер покорно поднял руки, словно уступал под напором его глупого упрямства. — Раз так, — Господин Зеркало поднял стакан сидра, который Иан не заметил, как наполнился. — давайте все же отметим очередной успех господина Хиггса в его непростом ремесле. Гусик, расскажи своей дорогой супруге о том, чем ты занимался последние несколько дней? Иану захотелось закричать, заткнуть Фергусу рот руками, разбить посуду на столе, вышвырнуть гостя из своего дома — лишь бы не знать, не слушать, чья душа на этот раз была отдана в залог за сомнительные блага. Но Гусик сдержанно кивнул. — Я заключил сделку с Керис, — ровным, спокойным, совсем бесцветным голосом заговорил он, — она хотела Эмрейса на своем семейном древе — и она его получит. Иан испуганно посмотрел на Фергуса. Эльф действительно поддерживал связь с родителями, и от папы узнавал последние новости о событиях на Континенте. Он знал и о том, что один из младших братьев Фергуса исполнил свою безумную мечту и стал ведьмаком — известие об этом обсуждали во всей Империи. Сестра Гусика родила дочь на исходе лета, и дитя появилось на свет совершенно необычным — поговаривали, что крошка Дани была даже не полукровкой, а самым настоящим вампиром, но папа в эти слухи не слишком верил. И, помня об этом всем, легко было посчитать, что вакантных Эмрейсов на свете осталось не так уж много. — Ты сделал так, чтобы Мэнно женился на одной из дочерей Керис? — уточнил Иан почти шепотом, но Гюнтер, покачав головой, вдруг рассмеялся. — О, это было бы слишком банально, — ответил он за Фергуса, — тем более, что матушка Фергуса нарушила старую договоренность и отказалась отдавать единственного оставшегося сына, способного к продолжению славного рода, грубой островитянке. Мэнно ведь — ее младшенький, самый любимый и драгоценный. — Господин Зеркало озорно подмигнул Гусику, — без обид, друг мой. — И что ты сделал? — спросил Иан, во все глаза глядя на неизменно спокойное лицо мужа. — Мэнно направлялся в Ард Каррайг по торговым делам, — равнодушно отвечал Фергус, — портал в замке наместника сломался, и принцу пришлось ехать обычным способом — с охраной, конечно. — Но в лесах Каэдвена так опасно! — подхватил Гюнтер, — разбойники на каждом углу, да и чудовища снова расплодились! И, к несчастью, Мэнно не прихватил в путешествие своего славного брата-ведьмака. — На делегацию напала стая эндриаг, — Гусик рассказывал об этом так, словно говорил о наступавшей осени, — никто не выжил — кроме Мэнно. Он был тяжело ранен, но высланные им навстречу рыцари наместника успели доставить его в резиденцию Томаса Миньоля. Сейчас он там. — Гусик, — губы не слушались Иана, он трудно сглотнул и сжал кулаки, — Мэнно — твой брат! Как ты… — Он выживет, — Гусик едва заметно передернул плечами, — помощь подоспела вовремя. Ему понадобится много времени, чтобы полностью восстановиться после отравления ядом эндриаг, но все будет в порядке. А когда Мэнно очнётся… — …у своей постели он увидит милую маленькую Изольду Миньоль, — Гюнтер, похоже, вошел во вкус и произносил эти слова нараспев, как героическую балладу, — хрупкий росток рода Ан Крайт. Девочка уже почти вошла в возраст. — И вы заставите Мэнно влюбиться в нее? — уточнил Иан, моргнув. — Увы, — Гюнтер печально покачал головой, — не в наших силах вызывать любовь. Но похоть — совсем другое дело. Над столом повисла неприятная тишина. Иан почувствовал, как его замутило. Он прикрыл веки и выдохнул. — И чем же Керис заплатила за это? — тихо спросил он. — Давай назовем это коммерческой тайной, — фыркнул Гюнтер, — свою цену она заплатит. — Когда поймет, что вы ее обманули, — Иан снова распахнул глаза и уставился на Фергуса — лицо мужа не дрогнуло. — Никакого обмана, — уточнил Гюнтер, — Керис не сообщила, дочери или внучке она желала счастья с кем-то из рода Эмрейсов. А то, что Изольда — реданская княжна, лишь незначительная деталь. — Незначительная деталь, — ледяными губами повторил Иан. Господин Зеркало убрался из их дома, когда совсем стемнело. Иан и Фергус остались сидеть рядом за столом, но эльфу казалось, что между ними вдруг пролегла холодная темная пропасть. Он медленно поднялся и принялся собирать посуду, не глядя на мужа, но тот вдруг перехватил его руку, и Иан растерянно опустил взгляд, встретившись с глазами Фергуса. — Иан, — выговорил Гусик, и на сей раз в тоне его звучала скрытая боль. Эльф раздраженно дернул рукой. — Он твой брат, Гусик, — отчеканил он холодно. — Иан, — повторил Фергус, но эльф уже отстранился от него, боясь снова посмотреть мужу в глаза. Вместо обычной пустоты сейчас он разглядел в них глубокий молчаливый ужас, и заглядывать в эту бездну было невыносимо. — Мы еще можем все исправить, — вдруг лихорадочно быстро заговорил Иан, едва поспевая за собственными мыслями, — я могу перенестись в Ард Каррайг и предупредить наместника, чтобы он держал свою дочь подальше от Мэнно. Или дать твоему брату снадобье, от которого он целый год никого не сможет обесчестить — потом это пройдет, но тогда уже… — Иан, — обронил Гусик в третий раз, и у эльфа опустились руки. — Если контракт не будет выполнен, он накажет тебя? — Иан сел на пол перед Гусиком и сжал его руки, — Убьет? Фергус покачал головой. Он все еще смотрел на супруга, и теперь темные глаза его блестели, точно у Гусика вдруг поднялась температура. — Если контракт не будет выполнен так, я найду иной способ, — ответил Фергус словно через силу, — не такой простой и куда менее приятный. Иан уронил голову, лбом уткнулся в колени любимого и болезненно вздрогнул. Тяжелая рука Фергуса, высвободившись из его ладони, опустилась на макушку эльфа, рассеянно погладила. Иан почувствовал, как холодные пальцы Гусика дрогнули. — Помоги мне, — донеслось до слуха Иана едва слышно, словно голос Фергуса долетал откуда-то со страшной глубины. Эльф вскинул голову, но взор, с которым он встретился, был таким, как обычно в последние месяцы — прямым, спокойным и приветливым. Фергус снова исчез, оставив вместо себя Гууса Хиггса, хитрого дельца, исполняющего чужие желания. — То, о чем говорил Гюнтер, — мягко проговорил он, чуть улыбнувшись, — может быть, мы хотя бы обсудим это? Ладонь Иана выскользнула из его пальцев. Эльф медленно, чуть покачнувшись, поднялся — тихие слова, теперь казавшиеся обманчивой иллюзией, все еще эхом звучали у него в ушах. — Может, позже, — ответил Иан рассеянно, не глядя больше на улыбчивого незнакомца за столом, — нужно вымыть посуду. — Я вымою, — легко согласился Фергус.