Часть 2
6 ноября 2020 г. в 15:52
В первый раз увидев парня с ярко-рыжими, как осенняя листва на любимых деревьях, волосами, Чжун Ли испытал странное чувство. Он сразу понял, что подошедший к нему человек был не местным, но что ему было нужно, Чжун Ли не знал.
Потом Тарталья увязался с ним в Ли Юэ, и как-то незаметно, будто так и должно быть, стал завсегдатаем похоронного бюро, в чьих услугах не нуждался.
Чжун Ли не был слепым. Он краем глаза замечал на себе вожделеющие долгие взгляды, живой блеск, обычно не присущий Чайльду, и фантомную улыбку, что непроизвольно трогала тонкие губы.
Мужчина соврал бы, если бы сказал, что ему не интересен Тарталья. Он выделялся на всеобщем фоне еще до того, как Чайльд рассказал, что он из Фатуи. При упоминании этой организации у многих пробегали мурашки по телу, у кого-то лицо превращалось в гримасу отвращения: где Фатуи — там бесконечные беды с серьезными последствиями и неизменное несчастье. Но Чжун Ли был другим: им руководил интерес.
В глубине души он понимал, что от предвестника Фатуи нельзя ожидать ничего хорошего, но Чжун Ли был жадным до знаний. Знаний обо всем: о королевских драгоценностях и жизни бедняков, о диковинках и обыденностях, о крупных странах и мелких городах, о настоящем и прошлом.
Все люди Снежной по своей натуре крайне неохотно шли на контакт, и лишь Тарталья с неизменным возбуждением рассказывал про далекую и таинственную ледяную страну.
В такие моменты Чжун Ли находил Тарталью странно пленительным, очаровательным в любовном блеске глаз и маняще приоткрытых губах.
У них, казалось, была идиллия: каждый раз, когда Чайльд вновь без предупреждения открывал двери бюро, губы Чжун Ли трогала легкая улыбка, и они долго говорили ни о чем, не обращая никакого внимания на неумолимое течение времени.
Чжун Ли, хоть и был человеком общительным, друзей имел мало, но даже так понимал, что их с Тартальей отношения постепенно выходят за рамки дружеских, когда Чайльд как бы невзначай лишний раз касается чужой руки, медленно проводит мягкими подушечками по обтянутым перчаткой костяшкам, скользит пальцами по длинным фалангам и смотрит с оголенной чувственной бурей в бьющих волнами глазах.
И он не имел ничего против. Мысль одернуть руку ни разу не появлялась, но Чжун Ли не знал, как проявить симпатию в ответ: в любви он даже спустя тысячи лет оставался ничего не знающим младенцем. Да и было ли это любовью?
В последний раз чувства подобного рода возникали слишком давно, и даже тогда мужчина не придавал им большого значения: для Чжун Ли любовь не была необходимостью и смыслом жизни — он слишком привык к одиночеству. Было комфортно находить партнеров на одну ночь и так же комфортно было прощаться с ними, при случайной встрече делая вид, что не знакомы.
Тарталья же был другим. Пусть он и не возводил чувства в абсолют, они на протяжении многих лет являлись для него приятным бонусом. Чайльду нравилось быть нежным с тем, кто был ему симпатичен: неторопливо сминать губы, скользить руками по телу и оставлять невесомые поцелуи на шее.
Но смотря на Чжун Ли хотелось быть грубым, и вместо поцелуев кусать нежную кожу, оставляя яркие собственнические отметины, и по-животному резко втрахивать практически идеального мужчину в любую поверхность, какая только окажется в поле зрения.
Чайльд хотел, чтобы Чжун Ли доверился ему и подпустил ближе, и день за днем каменная стена, возводимая тысячелетиями, осыпалась по кусочкам.
И сегодня она окончательно рухнула.
Был вечер, за окном привычно громко переговаривались спешащие по домам люди, а торговцы предлагали каждому встречному свои товары, когда Тарталья и Чжун Ли шли к своему излюбленному месту, ставшему уже родным.
Буквально несколько минут назад Чайльд встретил мужчину на улице: он покупал какой-то товар у одного из торговцев, тщательно его выбирая. Если смотреть со стороны, то в этой ситуации не было ничего необычного, но Тарталья, привыкший ко всем особенностям Чжун Ли, знал, что еще секунда без постороннего вмешательства — и у торговца на висках от ярости и негодования вздуются вены.
Тарталья подошел бесшумно и со спины, но даже так Чжун Ли сумел заметить его приближение и повернул голову через плечо.
Он держал в руках пустой раскрытый кошелек, и Чайльд нисколько этому не удивился.
— Давайте я заплачу, — сказал Тарталья торговцу, и тот заметно успокоился.
Отношение Чжун Ли к деньгам было удивительным и слишком нетипичным для современного человека: деньги для него были не более, чем монетами, в то время как многие в Ли Юэ были готовы грызть друг другу глотки за каждую мору.
Чжун Ли не забывал о деньгах — он о них и не помнил вовсе, никогда даже не упоминая в разговорах.
— Говорю же тебе: бери с собой хоть немного моры перед тем, как идешь за покупками, — отчитывал его Тарталья всю дорогу до, как он думал, бюро, на что Чжун Ли кивал головой.
— Хорошо, я понял, — отвечал он, и оба знали, что ничего не изменится.
Чайльд некоторое время буравил взглядом предмет в чужих руках и, не поняв, для чего подобное может пригодиться Чжун Ли, спросил:
— Для чего тебе шелковица?
— Для ароматических масел, — ответил он, поворачивая в противоположную от бюро сторону. — На будущее.
Тарталья не услышал в этом чего-то сверхъестественного, поэтому его интерес к шелковице окончательно пропал, да и все внимание парня оказалось приковано к маршруту, по которому они шли.
У него не было ни малейших идей, куда его ведет Чжун Ли, и тот, будто предчувствовав вопрос, который крутился в рыжей голове, сказал:
— В бюро сегодня выходной. Надеюсь, ты не против погостить у меня?
Чайльд удивился, и это было легко прочитать по его лицу: парень не привык скрывать эмоции при общении с Чжун Ли, он просто был таким, какой есть — иногда смеялся во весь голос, иногда неприкрыто злился — в основном на людей вокруг, — а иногда его брови поднимались так высоко, что собеседнику приходилось думать: а не ляпнул ли он какую-то абсурдную глупость? Сейчас Тарталья испытал последнюю эмоцию, но Чжун Ли ничего больше не сказал, продолжая идти по хорошо известной дороге.
— Нисколько, — произнес Чайльд, спустя мгновение широко улыбнувшись. — Я давно думал о том, как выглядит твой дом.
— Интересно послушать, — Чжун Ли примерно представлял, какого Тарталья мнения о нем. — Только не говори, что у меня дома все завалено записями об экономике и торговле.
— Скорее тяжеленными книгами обо всем на свете, учитывая твою осведомленность о мире.
— Все может быть, — мужчина загадочно улыбнулся, и они свернули с главной улицы.
Дом, в котором жил Чжун Ли, находился несколько отдаленно от бурлящего жизнью Ли Юэ, и Тарталье это понравилось: он не мог дождаться момента, когда избавится от вечного фонового шума, и очень ценил, что в этом они с Чжун Ли были похожи.
В том, что, если бы мужчина захотел, он бы выкупил лучшее здание в самом центре столицы торговли, Чайльд не сомневался.
Чжун Ли недолго повозился с ключами и, стоило двери открыться, как Тарталья понял, что не сильно ошибался. В доме действительно было много книг, сложенных в аккуратные стопки, но при этом нельзя сказать, что они везде. Куда больше здесь было самых различных картин, начиная от пейзажей Ли Юэ и заканчивая натюрмортами; одна даже была выполнена в стиле ванитас, и Тарталья задержался на ней дольше остальных.
— Иностранный друг привез, чтобы не забывал, где работаю, — прокомментировал Чжун Ли, кладя шелковицу на полку у стены. — Будешь чай? — Тарталья кивнул, и мужчина удалился на кухню, сопровождаемый долгим взглядом голубых глаз.
Они не виделись всего пару дней — Чайльду надо было заняться делами, о которых ему не позволяли забыть, — но Тарталья успел сильно соскучиться, и сейчас просто не мог перестать смотреть на широкую спину и сильные руки, что аккуратно перебирали чайные листья.
Повинуясь секундному порыву, Тарталья подошел к Чжун Ли и обнял со спины, отчего тот едва заметно вздрогнул и на мгновение замер. Чайльд подбородком уперся в чужое плечо, чувствуя слабый приятный аромат: Чжун Ли пах травами, которым Тарталья не знал названия.
Чайльд уткнулся носом в светлую шею, и мужчина тихо рвано выдохнул, выпуская листья из рук и сжимая столешницу. Нос щекотали длинные волосы, но Тарталья не придавал этому значения: он вдыхал манящий запах, невесомо касался губами нежной кожи и вслушивался в тихое дыхание откуда-то сверху, представляя, насколько чувствительным может быть Чжун Ли.
Тарталье хотелось взять его прямо сейчас на этом столе, чтобы бедный предмет мебели жалобно скрипел под тяжестью навалившихся на него тел, ходя ходуном, и парень изо всех сил старался сдерживаться, но разыгравшаяся фантазия подкидывала красочные картинки, и чем больше Чайльд думал, тем больше возбуждался.
Он хотел Чжун Ли до дрожи, и этого невозможно было не чувствовать.
Сам Чжун Ли контролировал себя гораздо лучше, чем это делал Тарталья, но даже так чужое возбуждение сказывалось на его состоянии, посылая приятные разряды по всему телу. Особенно когда Чайльд, укусив его шею, нетерпеливо толкнулся бедрами, выбивая из мужчины шумный вдох сквозь закушенные губы.
— Ты же знал, чем все кончится, — шепчет Тарталья на ухо, опаляя его горячим дыханием, и Чжун Ли разворачивается к нему лицом, убирая непослушные пряди.
— Я не думал, что ты настолько нетерпеливый, — он берет Чайльда за подбородок и слегка приподнимает голову, вглядываясь в потемневшие глаза. — Так сильно хочется?
Тарталья сглатывает, и ярко выраженный кадык движется вверх-вниз, приковывая к себе внимание Чжун Ли. Чайльд ничего не говорит, лишь смотрит на мужчину так, словно мысленно избавляет от слоев одежды, и медленно облизывает губы. Чжун Ли неотрывно следит за влажным языком, не в силах отвести взгляд, и подается вперед, целуя Тарталью.
Чайльд слишком долго этого ждал, чтобы продолжать сдерживаться, и сразу нашел чужой язык своим, сплетаясь с ним. Он шарил руками по подтянутому телу, задерживался на шее, играл с длинными волосами и делал то, что давно хотелось: стягивал тугую резинку с мягких волос, отбрасывая в сторону, зарывался в них пальцами, иногда сжимая в кулаке, отчего Чжун Ли слабо морщился.
Тарталья исследовал чужой рот, проходясь языком по кромке зубов, прикусывал и оттягивал нижнюю губу, глядя прямо в приоткрытые янтарные глаза, и зализывал укусы, чтобы вскоре начать по новой.
Когда Чайльд слегка отодвигается, чтобы разорвать поцелуй, Чжун Ли возвращает его обратно, давя на затылок, и теперь Тарталья принимает его страсть: мужчина впивается в покрасневшие губы, и те покорно приоткрываются, вновь впуская чужой язык внутрь.
Чжун Ли целуется невероятно, до звезд перед глазами и предательски твердеющего члена, и Чайльд уверен, что никто и никогда не целовал его настолько потрясающе.
Мужчина расстегивает две пуговицы, что на честном слове держат серый пиджак относительно запахнутым, и широкой ладонью оглаживает кубики пресса, слабо царапая их ногтями.
Чжун Ли спускается ниже, сжимая член, отчего Тарталья стонет в поцелуй и толкается в чужую руку. Он стаскивает плащ с чужих плеч, и Чжун Ли помогает ему раздеть себя: верхняя одежда падает на пол, и ее ногой отодвигают подальше. Чайльд выправляет рубашку из брюк, спешно расстегивая пуговицы, а Чжун Ли лишь улыбается такой нетерпеливости, разрывая поцелуй.
— Так сильно хочешь меня? — он гладит рукой член сквозь ткань брюк, слыша сбивчивое дыхание, и медленно опускается на колени.
Пока Чжун Ли возится с ширинкой, Тарталья не сводит с него внимательного взгляда, наблюдая за каждым движением, и, стоит мужчине приспустить брюки и трусы и коснуться налившегося кровью члена напрямую, шумно вдыхает воздух.
Чжун Ли размазывает смазку по головке и касается губами, слизывая солоноватую жидкость. Ласкает языком уздечку, слыша рваное дыхание сверху, и берет глубже, насаживаясь практически на половину члена и обводя выступающие венки. Чжун Ли прикрывает глаза и начинает отсасывать так, как больше всего хотелось Тарталье: ускоряя темп и вбирая член настолько глубоко, насколько возможно.
Он тянется руками к собственному члену, кое-как расправляясь с ширинкой, и берет его в руку, надрачивая в такт движениям головы.
Длинные волосы разметались по плечам, а непослушные пряди без конца лезут в глаза, мешая Чжун Ли и заставляя его хмуриться, время от времени заправляя их за уши, но и этого хватает ненадолго. Чайльд наклоняется, чтобы собрать их, и в этот момент Чжун Ли поднимает на него глаза.
Тарталья понимает, что тонет.
Вид строгого, обычно серьезного и величественного мужчины с растрепанными, собранными в чужих руках волосами, с его, Чайльда, членом во рту, сжимающего в руках собственный возбужденный орган, сносит Тарталье крышу.
Он стискивает волосы в кулаке, фиксируя положение Чжун Ли, и начинает двигать бедрами, трахая его рот. Мужчина сразу расслабляет горло, позволяя Чайльду делать то, что он хочет, и жмурится, когда член оказывается особо глубоко, вызывая рвотный рефлекс.
Тарталья это чувствует и ослабляет хватку, позволяя Чжун Ли прокашляться и сморгнуть выступившие в уголках глаз слезы.
— Вставай, — низко говорит Чайльд, и его голос совсем не похож на обычный: от возбуждения хриплый, с нотками требовательности, не терпящей возражений. Чжун Ли поднимается, и Тарталья благодарно глубоко целует его, после чего разворачивает лицом к столу и давит ладонью на поясницу, заставляя лечь на прохладную поверхность голой грудью, призывно выставив зад.
Чжун Ли поворачивает голову и видит, как Чайльд снимает перчатки и сплевывает на пальцы, размазывая слюну по анусу и начиная медленно вводить палец.
Для Чжун Ли это не первый секс с мужчиной, и ощущения одного пальца внутри не кажутся ему даже дискомфортными. А учитывая, что Тарталья, даже изнывая от возбуждения и желания побыстрее войти в желанное тело, растягивал его тщательно и аккуратно, Чжун Ли расслабился, значительно упрощая Чайльду задачу.
Со вторым пальцем мало что изменилось, разве что теперь Тарталья пытался отыскать простату, чтобы увидеть, как на это отреагирует мужчина, и только с введенным третьим пальцем у него это получилось: Чжун Ли выгнулся дугой и закусил губу, сжимая в пальцах стол.
— Не сдерживайся, — Тарталья наклонился к нему, продолжая растягивать мужчину, — я хочу слышать, как ты стонешь, — он забрался пальцами под одну из перчаток, оглаживая чувствительную кожу ладони и запястья, и стянул ее.
Чжун Ли не сразу, но отпустил себя, и совсем тихие стоны постепенно перешли в более громкие, когда Чайльд раз за разом массировал простату, раздвигал пальцы и быстро двигал ими, заставляя хватать ртом раскаленный воздух.
Когда Тарталья вынул пальцы, Чжун Ли почувствовал внутри пустоту, показавшуюся непривычной, и, пока Чайльд смазывал член слюной, стянул с руки вторую перчатку, сбрасывая ее на пол.
Ожидание тянулось вечно, и Чжун Ли повернул голову, посмотрев на Тарталью ровно в тот момент, когда тот приставил головку к анусу, и развернулся обратно, ложась грудью на стол и раздвигая ягодицы руками.
— Какой же ты узкий, — прорычал Чайльд, медленно входя в податливое тело, на что Чжун Ли лишь что-то невнятно промычал, упираясь лбом в деревянную поверхность. — Больно?
— Терпимо, — ответил он, и Тарталья резко укусил его за шею, входя до упора, отчего любовник вскрикнул.
Чайльд замер, зализывая место укуса и давая Чжун Ли привыкнуть к ощущениям, и слушал сбивчивое дыхание под собой. Ему нравилось видеть мужчину таким: с раскрасневшимися щеками, распухшими от поцелуев губами и растрепанными волосами, разметавшимися по спине и столу.
Когда Чжун Ли двинул бедрами назад, насаживаясь на член, Тарталья понял, что пора начинать двигаться.
Сначала он толкался медленно, изучая реакцию Чжун Ли, но тот неизменно лежал, зажмурившись, и хрипло дышал. И только когда Тарталья вошел резко и до упора, любовник застонал, приоткрывая затуманенные возбуждением глаза.
— Любишь, когда резко? — Чайльд толкнулся так еще раз, выбивая очередной стон из мужчины под ним. Губы расплылись в улыбке, когда Чжун Ли, ничего не говоря, спрятал лицо, упершись лбом о собственные ладони. Тарталья потянул его за волосы на себя, заставляя приподняться и выставить руки вперед, и заглянул в глаза, встречаясь с раскаленным янтарем.
Чжун Ли приоткрыл рот, и в этот момент Тарталья ускорил темп, отчего комнату заполнили громкие шлепки и сбивчивое шумное дыхание. Чайльд впился в манящие губы, вновь с силой кусая, и почувствовал, как вкус поцелуя изменился: из нижней губы Чжун Ли начали течь маленькие капельки крови.
Тарталья целовал недолго — в таком положении было неудобно, — но после поцелуя довольно облизнул губы, слизывая с них чужую кровь, и переключился на пока еще чистую шею.
Он делал то, о чем так давно фантазировал: кусал тонкую чувствительную кожу, посасывал ее, оставляя следы, и слушал, как Чжун Ли стонет все громче, когда горячий член проходится по простате.
Оторвавшись от шеи, Тарталья на мгновение вышел из податливого тела, переворачивая любовника и укладывая спиной на стол, и, едва тот раздвинул сильные ноги, снова вошел внутрь.
Так Чайльду нравилось куда больше: он видел каждую эмоцию, трогающую красивое лицо, замечал, как Чжун Ли редко хмурит тонкие брови и время от времени закусывает губу, и не мог отвести взгляда от шеи, усыпанной его следами.
Руки сами потянулись к ней, на что Чжун Ли резко распахнул глаза, уставившись на Тарталью, что неотрывно смотрел на сильную шею. Чайльд сжал пальцы, и любовник выгнулся, касаясь своего члена и начиная быстро дрочить.
Чжун Ли никогда не думал, что ему так сильно понравится, когда над ним доминируют, но сейчас, когда воздух кончался, а Тарталья продолжал быстро и резко трахать его, мужчина испытал сумасшедшее наслаждение, и губы против воли тронула улыбка, снесшая Чайльду голову.
Он толкнулся еще несколько раз, убирая руки с чужой шеи и вынимая член, кончая Чжун Ли на живот, пока сам Чжун Ли продолжал дрочить, постепенно доходя до разрядки. Когда собственную руку заменила теплая ладонь Тартальи, он запрокинул голову и излился, смешивая свое семя с чужим.
— Надо было сделать это раньше, — произнес Чайльд, проводя пальцами по белесым каплям и наблюдая за тем, как они липко растягиваются между фалангами.
Пока Тарталья отходил от оргазма, Чжун Ли наблюдал за ним из-под длинных ресниц, и пытался представить, что будет дальше.
В мысли лезло их будущее, и мужчина прикрыл глаза, решая оставить это на потом.