Иди меня искать...

      Ворвавшийся в дом Поль каким-то образом умудрился застать Нила врасплох. Погруженный в изучение новых папок, он вздрогнул от неожиданности, когда входная дверь с грохотом распахнулась и Арно прямо в грязных ботинках влетел в гостиную. Его лицо раскраснелось от бега, глаза горели как у наркомана, и он был дико рад. От вида чересчур счастливого и запыхавшегося Поля у Нила все оборвалось внутри не то от радости, не то от страха. Наверное, если бы новости были плохие, Поль не сверкал бы как новогодняя ель.       — Я нашел твою квартиру, Питер!       — Что?! — Нил уронил папку, вскакивая, забыв и о ноге, и о костыле, которым теперь пользовался только когда выходил на улицу.       Кости начинали срастаться, и ему достаточно было коленного тутора, чтобы ходить по дому. Но на дальние расстояния все еще требовалась внешняя поддержка.       — Одевайся, собирайся. Пойдешь на опознание!       — Где? Как? — теперь взбудораженный как и Поль, Нил никак не мог влезть рукой в рукав куртки.       — В парижский отдел поступила заявка от женщины, мадам Локонте, что человек, снимавший у нее жилье, перестал платить за него и не появлялся в доме уже два месяца. Она пришла по адресу и обнаружила, что квартира выглядит брошенной, в холодильнике испортились продукты, на сушилке висит запылившееся белье, а чемоданы на месте. Ей показали твое фото, и она тебя опознала! Мне позвонил коллега из парижского отделения.       Нил рухнул на стул, чтобы надеть на ноги ботинки, едва справляясь со шнурками дрожащими пальцами. Неужели, спустя два месяца, это, наконец, случилось? Кто-то узнал его, и он сможет найти ниточку, ведущую домой, к его прошлой жизни, к Питеру и… всем тем неприятностям, в которые они попали.              После кошмара, в результате которого они с Полем решили, что Питер мог быть тоже пленником, Поль подобрал все дела умерших за последнее время при подозрительных обстоятельствах, и Нил перебрал десятки снимков мертвецов, но никто из них не был Питером.       — Это точно не Питер. Никто из них.       — Ты уверен?       — Я бы узнал его.       Поль сомневался, но вынужден был согласиться. Все равно ничего другого не было. У них все еще оставались варианты: Питер был в плену, его тело не нашли или Питер продолжал здравствовать где-то, не ведая, что его друг пропал.       Нил уже подумывал о снова обратиться к мадам Руссель, чтобы она помогла ему вспомнить, что из его снов и бреда было правдой, а что — порождением отшибленного мозга.              — Едем, нас ждет такси, это на окраине Парижа.       Они уселись в машину, и Нил ощутил, что его слегка колотит от предвкушения. Он уставился на Поля, но тот загадочно молчал.       — Ты долго будешь меня мучить? Расскажи что-нибудь. Хотя бы имя скажи.       — Нет, погоди. Вдруг ты все вспомнишь, как только войдешь в квартиру? Мадам Локонте сказала, что ты снимал у нее жилье пять месяцев, всегда платил исправно по счетам, жил один.       — Мне это ни о чем не говорит, ничего не припоминаю.       Они добрались до места назначения за двадцать минут, во время которых Нил старался изо всех сил сдержать тревогу, убеждая себя, что что бы ни было сделано, оно уже сделано и этого не исправишь. Если он что-то натворил, если Питер погиб, если Нил преступник — то это уже случилось, ничего нового не произойдет, кроме того, что об этом узнает Поль.       Ну, и, может, выгонит его из дома.       Они вышли на узкой тихой улице спального района города. Старые двухэтажные многоквартирные дома здесь были густо увиты плющом. Летом это, наверняка, выглядело красиво, но сейчас казалось, что стены были захвачены инопланетными щупальцами. Нил осмотрел дом, в котором жил почти полгода, с холодком внутри ощущая, что не чувствует никакого особенного узнавания. За последний месяц он немало погулял по Нантеру и Парижу, но еще ни одна улица не выглядела для него какой-то особенной. Возможно, он просто не видел ее в холодное время года. Весной и летом здесь было зелено и разноцветно от множества клумб, теперь закисавших в грязно-снежной каше.       Он покачал головой, когда Поль вопросительно посмотрел на него, и они двинулись к дому. Мадам Локонте вышла им навстречу.       — Виктор, здравствуйте! — с улыбкой она подошла к нему, чтобы поздороваться, и он растерянно кивнул в ответ.       Виктор? Это его имя?       Он мысленно произносил его с разной интонацией и акцентом, по-французски и по-английски, с ужасом признавая это имя абсолютно чужеродным. Оно не шло ему, не звучало знакомым, не ложилось на язык, он не отозвался бы на это имя, если бы его окликнули. Это не могло не пугать. Неужели его память пострадала настолько сильно, что он не мог узнать своего имени? Если, конечно, это действительно было его имя, а не псевдоним или что-то вроде того…       Про «вроде того» Нил решил пока не думать.       — Мадам Локонте, вы не могли бы проводить нас в квартиру, которую снимал… Виктор, — Поль покосился на него, ожидая какой-то реакции, но Нил отрицательно покачал головой.       — Конечно. Вы жили на втором этаже. Я ничего там не трогала. Знаю, в квартиру нельзя входить без арендатора, но я беспокоилась. Виктор пропал, и от него не было вестей.       — Хорошо, что вы обратились в полицию.       Они поднялись на второй этаж. Лестницы все еще давались Нилу с трудом и он несколько отстал. Коридор на первом этаже был типичным: почтовые ящики, цветы в кадках — ничего, что вызывало бы в его голове какой-то особенный отклик.       Но стоило ему пересечь порог квартиры, как он понял, что с уверенностью может сказать:       — Да, я жил здесь.       Квартира казалась одновременно знакомой и чужой. Он будто покинул ее десятки лет назад и позабыл некоторые детали, но припоминал и кровать у окна, и самодельно слепленный из глины цветочный горшок на окне, и скрипящую у двери половицу…       Поль лишь мельком взглянул на квартиру, больше внимания уделяя лицу Нила, пока сам Нил жадно рассматривал все, что попадалось на глаза. Он выдохнул нервный смешок и первым делом подошел к мольберту. На нем остался недорисованная Эйфелева башня. За мольбертом на полу, прислоненные к стене, стояли другие картины. Он сдернул с них ткань, чтобы увидеть нарисованное. Натюрморт, незнакомая девушка, Париж: мосты, улицы, кафе, здания. Стол был завален кистями, красками, карандашами, пастелью и всем, о чем может мечтать любой художник.       На незаправленной кровати валялся буклет из Лувра. Книжные полки были заставлены исторической и художественной литературой. Нил прохромал к стенному шкафу, распахивая двери. Костюмы, пальто, начищенная до блеска обувь…       — Моя шляпа, — он снял с крючка свой любимый предмет гардероба и надел на голову, поворачиваясь к Полю.       — Думаю, в сочетании с костюмом она выглядела бы лучше, — Арно ухмыльнулся.       Нил прошел в кухню: его бар однозначно был лучшей частью этого места. Поль присвистнул, достав одну из бутылок вина.       — Недешево стоит.       Они вернулись в комнату, и Нил открыл комод, чтобы найти документы и увидеть официальное подтверждение того, что это его жилье. Они были здесь, лежали в папке в верхнем ящике.       Нил раскрыл паспорт гражданина Франции. С фотографии на него смотрел он сам.       Виктор Дюпон, тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рождения. Место постоянной прописки: Франция, Руан, улица Лафайет, дом сорок четыре.       — Ну, теперь мы знаем твое имя и откуда ты приехал! Поздравляю!       Поль обернулся и поблагодарил еще раз стоящую в дверях мадам Локонте, та принялась в пятый раз рассказывать о том, как волновалась о пропаже своего жильца.       Нил отключился от их беседы. Он смотрел на имя и адрес, написанные в паспорте, и понимал, что они не его. Возможно, конечно, это были последствия травмы, но Нил предпочел положиться на свое чутье. И оно говорило ему, что он не Виктор и он жил не в Руане.       Мадам Локонте ушла, прикрыв за собой дверь, и Поль перестал радостно трещать, тут же растеряв свой энтузиазм. Когда он подошел обратно к Нилу, то был более чем серьезен.       — В чем дело, Питер? Я вижу, что ты узнал квартиру, свои работы. Странно даже, что за все это время ты ни разу ничего не нарисовал у меня дома. Но с именем явно что-то не так.       Нил гнул в руках свеженький паспорт — слишком свежий для тридцатилетнего человека — не зная, стоит ли говорить то, что становилось для него все более и более очевидным, но то, что могло не понравиться представителю правопорядка. Он перевел нахмуренный взгляд на Поля и понял, что врать нет смысла. Тот понимающе поджал губы и кивнул.       — Они не твои?       Нил покачал головой, нервно облизывая губы.       — Я так не думаю.       — Дай взглянуть, — Поль протянул руку, и Нил без вопросов отдал ему паспорт, тяжело опускаясь на край кровати.       Это место было его домом несколько месяцев, но он навряд ли собирался оставаться здесь навсегда. Не было никаких личных вещей: ни фотографий, ни безделушек, ни записок, прикрепленных к холодильнику… Он жил здесь, обедал, читал, рисовал картины — видимо, работал или просто проводил время. Странно, что не нашлось ни телефона, ни ноутбука. Возможно, те люди, которые пытались убить его, забрали личные средства связи.       — Если это подделка, то я не могу определить на глаз, нужна проверка экспертов.       Поль вернул ему паспорт. Нил забрал, не поднимая взгляда.       — Что со мной будет? Ты доложишь об этом комиссару?       Арно прислонился к комоду и сунул руки в карманы.       — О чем? Ты ничего не сделал.       — Я жил здесь по поддельному паспорту, этого не достаточно? — Нил поднял взгляд на Поля, тот смотрел на него сверху вниз без презрения и надменности.       — То, что он поддельный, надо еще доказать. Я не могу на глаз определить хорошую подделку, а то, что ты не можешь вспомнить свое имя — еще не повод проверять твой паспорт на подлинность.       Какое-то время они смотрели друг на друга, и Нил опустил взгляд, грустно усмехаясь. Он должен был сразу догадаться, что скрывать очевидные вещи на глазах у инспектора глупая затея.       — Ты с самого начала знал, что со мной не все в порядке.       Поль уселся рядом с ним на кровать плечом к плечу.       — Люди твоего возраста, склада ума и внешних данных редко бывают совершенно одиноки. Надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что ты не похож на нелегального трудового мигранта, который приехал на дешевые заработки из другой страны. Это основная группа молодых людей, чьих родных трудно найти. Чаще всего потерянными и дезориентированными находят стариков и психически больных людей, детей — ты не подходишь под все эти категории. Остается только одна категория. Одиночка без связей, которого никто не ищет или не может официально объявить пропавшим.       — Преступник. Беглец.       Поль развел руками.       — И ты не побоялся пустить меня к себе в дом? — Нил не понимал этого человека в таком случае.       — Ты не убийца, Питер, я точно это знаю, — Арно смотрел на него открыто и серьезно, и Нил знал, что он говорит правду, уверенный в своих словах. Отчего-то эта уверенность придавала ему собственных сил. — Я не знаю, что ты делал в Париже и почему тебя хотели убить, но пока твоя вина в каких-либо преступлениях не доказана, презумпцию невиновности никто не отменял.       Нил вернулся взглядом к своему паспорту, понимая, что в его жизни все стало еще сложнее, чем было, и снова поднял взгляд на Арно.        — Спасибо, Поль. Твое доверие — это важно для меня.       Поль хлопнул его по плечу, поднимаясь.       — Я обещал тебе жилье, пока ты не вспомнишь что-то из своей прошлой жизни.       Только сейчас Нил осознал, что инспектору больше нет смысла оставлять его в своем доме, когда есть эта квартира. Он нашел в комоде деньги — достаточно, чтобы прожить на них, какое-то время не работая. А также получить по своим документам страховку или оформить пособие, пока не встанет на ноги, чтобы подыскать себе более подходящее занятие, чем то, которое предлагает биржа труда. Перспектива остаться одному в этой комнате не приносила облегчения, вызывая еще большую тревогу. Люди, которые пытались убить его, могли поджидать его здесь…       — Поль…       — Но мне все еще нужен домработник вообще-то, так что если ты хочешь, то можешь оставаться у меня, пока мы не найдем настоящего Питера. Я пойму, если ты захочешь остаться в этой квартире без стада животных под ногами…       Нил поспешно поднялся, ощущая, что на сегодня для него новостей с избытком.       — Я очень люблю животных, особенно тех, которые будят меня с утра, кидая мусор мне в лицо.       Улыбка на губах Поля была озорной.       — Тогда поехали домой. Вернешься сюда завтра. Если что, мадам Локонте оставила ключи.                     Нил не планировал оставаться в квартире мадам Локонте на весь следующий день. Он думал за пару часов провести ревизию, вычистить тайники, забрать документы и одежду и вернуться в дом Поля, пока тот не передумал проявлять благородство. На языке у Нила теперь вертелись некоторые вопросы, ответы на которые он желал бы узнать из чистого любопытства. Никто не идет навстречу предполагаемому преступнику, каким бы жалким хромоножкой он ни выглядел — тем более служитель закона, рискуя своими отношениями с девушкой и собственным жильем — просто так.       Помощь Нила в деле Филиппа Габена, конечно, была полезной, и Поль все еще ждал ответа по поводу запроса на обучение, но едва ли посещение лекций в США были таким уж весомым аргументом при принятии решения.       Квартира пахла пылью и сохнущими красками. Нил первым делом сел перед мольбертом и вдохнул один из самых приятных и куда более знакомых ароматов — запах гуаши. Уверенным движением он взял в руки кисть, налил в стаканчик воды из-под крана и открыл баночки. Рука двигалась сама собой, будто и не было этих пары месяцев простоя, в которые он ни разу не взялся за карандаш или краски. Его тело помнило тонкие движения кистью, глаз подмечал изменения полутонов, разум дорисовывал несуществующие детали картины. Цветы, мостовая, люди, скамьи и уголок фонтана. Картина из его воспоминаний мазок за мазком появлялась на холсте. Он увлекся, погрузившись в работу с головой, забыв, что пришел совершенно за другим, не обращая внимания на нарастающую головную боль и затекшие ноги.       Стоило начать рисовать, и он не смог остановиться. Из головы вылетели страхи и тяжелые мысли, с которыми он пришел сюда. Мозг словно перешел на другую частоту, отбросив все лишнее и позволив Нилу отдохнуть так, как он ни разу не смог за все время с тех пор, как очнулся в больнице. Не телом, но духовно. Занятый только красками и картиной, он позабыл на несколько часов обо всем, что случилось. Если не вдумываться, можно было обмануть самого себя, представив, что он дома, у него выходной, и он занят новой картиной.       Рука с кистью замерла только несколько часов спустя, когда Нил понял, что за его спиной кто-то стоит. Сердце тут же рвануло галопом, пока разум заметался по квартире, думая, чем он сможет защититься. Но прежде, чем пришлось действовать, вошедший подал голос.       — Выглядит очень красиво, хотя я и небольшой знаток искусства.       В дверях стоял Поль, и Нил выдохнул с облегчением.       — Я увидел, что она не дорисована, и слегка увлекся. Кажется, уже стемнело.       — Да, не застав тебя дома, я решил, что ты захочешь поехать обратно на такси, а не тащиться до остановки с костылем, — Поль протянул ему свежий, вкусно пахнущий багет, и плюхнулся в кресло со своим перекусом.       Нил только сейчас сообразил, что с утра ничего не ел и жутко проголодался. Багет был кстати. Он впился зубами в теплую булку и только тогда сообразил, что Поль явно хочет что-то сказать, но сдерживается.       — Что? Случилось что-то еще, о чем мне стоит узнать?       — Да, — Арно проглотил свой кусок багета, почти не прожевав, и улыбнулся самодовольной улыбкой, вытаскивая из кармана мятую распечатку. — Меня пригласили на учебу в Нью-Йорк!       — О, — Нил взял из его рук распечатанный е-майл. — Поздравляю! Приятно знать, что моя помощь пошла на пользу твоей работе.       — Без тебя я бы еще сто лет ждал этого приглашения, Питер. Так что большое человеческое мерси!       — Это достойный повод, чтобы открыть бутылку бордо, — Нил принес из кухни штопор и бутылку, которую Поль заприметил вчера.       — Признайся, ты просто хотел ее выпить.       — Повод подвернулся кстати.       Они со смехом разлили вино по бокалам.       — Когда поедешь?       — Через три недели. Уже взял билеты и разрешение от Маркеля.       — Надолго?       — Пара недель. Справишься с Рависёром без меня?       — Не боишься, что мы разнесем твой дом по щепочкам?       — Уверен в этом, вы вдвоем убойная команда. Вот куда делся колпачок от моей флэшки, а? Это уже третий!       — Это не я, клянусь, — Нил со смехом уткнулся в бокал, но потом поднял руки. — Ладно-ладно, признаю, я собираю их для поделки. Рависёр мой сообщник.       — Вот видишь. Я знаю, к чему готовиться, так что новую крышку сделал на веревочке, — Поль продемонстрировал флэшку, болтающуюся на брелке, к которой была приклеена веревочка для новой крышечки. — Ну, что, поедем домой или останешься здесь?       — Дай мне минуту, я соберу краски.       — Я буду на улице.       Поль вышел, и Нил поспешил все убрать. Гуашь решил оставить здесь, с собой взять пастель и акварель, и чистые холсты. Он может рисовать и дома у Поля, если будет время, ни к чему этим вещам тут пылиться…       И тут его осенило.       Он зря потерял целый день, в то время как нужно было обыскать квартиру не только ради спрятанных денег. Картины! На них мог быть нарисован Питер, их дом, его друзья — все, что было у Нила в прошлой жизни. Он не мог не рисовать их! Нил бросил краски на кровать и закружил по комнате. Вышвырнул все из комода, раскидывая вещи по кровати, обшарил заднюю стенку, полез за зеркало, висящее на стене, кое-как встал на колени, чтобы обшарить подкроватный угол. Он двигался по часовой стрелке, обыскивая каждый закуток, каждый угол, простукивая пол и стены, доступные глазу, там, где он мог дотянуться.       — Питер, ну ты где? Эй, что тут происходит? — видя в какой бедлам превратилась квартира, пока его не было, Поль едва не споткнулся о валяющийся ящик.       — Они должны быть здесь! — Нил вылез из-под раковины, в его волосах запутались клоки пыли.       Он достал спрятанный под ванной дипломат и поспешил выйти в комнату.       — Кто «они»? Что случилось?       Дипломат с грохотом рухнул на стол, на груду журналов, книг и вещей, которые Нил в беспорядке разбросал по всем возможным поверхностям. Мысль о том, что в квартире может быть портрет Питера или кого-то еще, кого Нил знал, вывела его из равновесия, превратив в одержимого фанатика. Его руки слегка дрожали, когда он попытался открыть запертый замок.       — Тут нужен код.       — Проклятье! — Нил ударил ладонью по крышке дипломата, встрепанный, раскрасневшийся от суеты, которую устроил. Он не помнил кода, но сдаваться не собирался.       Схватил с пола шпильку, явно оброненную какой-то дамой, выковырял из пластиковой баночки скрепку. Поль молча наблюдал за тем, как сидя на полу, Нил сгибает скрепку в форму крючка и за считанные секунды вскрывает сначала один, а потом другой замок.       Он отбросил самодельные отмычки в сторону и открыл крышку. В дипломате ровными рядами лежали свеженькие евро.       — Да, думаю, ты не слишком-то и нуждаешься в зарплате домработника, — Поль усмехнулся, но, взглянув на лицо Нила, понял, что шутка оказалась не к месту. — Ожидал увидеть что-то другое?       Нил молча отодрал подкладку дипломата в поисках второго отделения, но там ничего не было. Он в горсть сгреб пачки евро, вышвыривая их из чемодана на пол, под ноги обалдевшего Поля, который, наверняка, в своей жизни не видел столько денег: не в руках добропорядочных граждан уж точно.       Показалось дно дипломата, и Нил разодрал его, но и там было пусто. Он без всякого толка потряс чемоданчик и отшвырнул его в сторону, туда же, куда и деньги, ставя локти на стол и хватаясь за голову.       — Питер…       — Мои рисунки. Они должны были быть здесь! Но их нет. Ничего. Ни одного настоящего рисунка.       — Разве эти картины нарисовал не ты? — Поль в недоумении кивнул в сторону ютящихся в углу полотен.       — Это просто пейзажи, виды из окна. Я нарисовал их, но это не то. Я имел ввиду мои личные рисунки. Их не может не быть, я не мог не нарисовать Питера и своих друзей, свой дом, откуда я приехал. Здесь нет ничего личного, ничего моего. Эти вещи, одежда, книги — да, я купил все это, или получил в дар, или украл — не знаю. Но это не мои вещи. Здесь нет ничего из моей прошлой жизни, моей настоящей жизни, Поль. Даже если я беглец, который не мог взять с собой ни одной ценной вещи, я должен был хотя бы нарисовать то, что оставил. Я все тут перерыл и ничего не нашел. Либо оно где-то спрятано, либо его забрали те люди.       — Есть предположения, зачем? — Поль смотрел серьезно, в его глазах не было ни капли насмешки.       — Я не знаю. Но хочу вспомнить. Мне нужно еще раз попасть к мадам Руссель.       — Только давай не сегодня, — Арно протянул ему руку, помогая подняться. — И думаю, нам надо убрать все эти тысячи и тысячи евро, чтобы мадам Локонте, случайно войдя сюда, не согрешила ненароком.       — Да, точно, — Нил шлепнул на стол обратно дипломат и кое-как покидал туда все выброшенные на пол пачки, не обращая внимания, что некоторые из них отчаянно мнутся, под страдающим взглядом Поля. — Вот, возьми за все неприятности, которые я мог доставить тебе, если что.       Нил протянул ему одну стянутую пачку, и Поль отрицательно покачал головой.       — Нет, убери лучше все. Если выяснится, что деньги краденные или меченные, я не хочу иметь к ним никакого отношения.       — Ну, да, — Нил задумчиво кинул деньги обратно в дипломат и закрыл замок, а потом снова убрал туда, откуда вынул — под ванную.       Он взял сумку с красками и протянул холсты Полю, понимая, что не спустится по лестнице с занятыми руками.       — Мы найдем его, Питер, — Арно подбодрил его хлопком по плечу.       «Я рад видеть тебя…»       — Я не собираюсь останавливаться, даже если придется потратить на это годы.       — Хороший настрой. Думаю, годы нам не понадобятся, — Поль улыбнулся ему, и Нил почувствовал, что снова расслабляется.       

***

      — Эндрю Далтон, я агент Питер Берк из ФБР.       — Я знаю.       В отличие от Берка, успевшего заскучать в ожидании заключенного, вышедший к нему Далтон выглядел самодовольным, ухмыляясь от уха до уха, будто знал о Питере все самые грязные секреты, которыми собирался его шантажировать. Питер не повел и бровью — типичное поведение для того, кто надеется на заключение какой-нибудь выгодной сделки с бюро. Очевидно, Эндрю считал, что Питер явился к нему за информацией, которой можно поторговаться, или, что вероятней, он просто был мерзкой скотиной, которая собиралась поглумиться над «глупым» федералом. В любом случае Питера это не трогало.       — У вас приметное лицо, Питер. Запоминающиеся черты лица. Высокие скулы, тонкие губы. Увидев один раз — легко запомнить, — в хриплом голосе Эндрю звучала насмешка.       Сразу решил перейти к угрозам? Тоже проходили.       — Хорошо, что вы не жалуетесь на плохую память. Значит, сможете ответить на некоторые вопросы, которые появились у Фернандо Эстеро, купившего у вас картину Рафаэля.       Взгляд Далтона оставался насмешливым, но руки он скрестил на груди, выдавая свое беспокойство.       — Понятия не имею, о чем вы говорите, Питер. Вот если бы дали сигаретку, я бы может что-то и вспомнил.       — Курить в комнате свиданий запрещено, здесь даже знак висит, — Питер ткнул пальцем себе за спину, зная, что у двери приклеена картинка с перечеркнутой сигаретой. — Но, возможно, вы страдаете от близорукости, раз сразу не разглядели, что продаете Эстеро подделку, а не оригинал. Он очень расстроился, когда эксперты проверили холст и обнаружили, что господин Эстеро отдал сто миллионов за картину, которую намалевали пару месяцев назад вместо пары веков.       Щека Эндрю нехорошо дернулась, и из взгляда пропала наигранная веселость. Пришел черед Питера кривить губы в насмешке. Далтон отсиживал смехотворные шестьдесят суток за то, что устроил дебош в ночном клубе, куда так некстати прибыла полицейская облава. Он попал под горячую руку неподкупного судьи, который отказался выпустить его под залог. Это даже не тянуло на дело — чистой воды невезение. Спокойно отбыв два месяца исправительных работ, Далтон должен был освободиться и припеваючи укатить со своими миллионами, где-то припрятанными и ждавшими своего часа. Но вот мошенничество…       — ФБР сочло картину подделкой? Какая жалость. Наверное, господину Эстеро стоит лучше выбирать продавцов и экспертов, которые проверяет товар на качество.       — Эстеро учел свои ошибки и уже нанял адвоката, а также заявил в полицию о мошенничестве. Поиск улик — дело времени, и оно не вашей стороне, мистер Далтон. Чистосердечное признание и возвращение денег могло бы обеспечить вам уменьшение нового срока. Я совершил визит вежливости, предполагая, что человек, которому осталось отсидеть тридцать дней за сущий пустяк, возможно, захочет поговорить со мной о чем-то важном.       Затаенная злоба во взгляде Далтона снова скрылась за насмешкой. Пока Питер поднимался, намереваясь уйти, Далтон оставался на месте, даже снизу вверх умудряясь смотреть на федерального агента свысока.       «Надменный ублюдок», — Питер видел по глазам, что этот парень был замешан в миллионе дел, помимо продажи подделок, и тот факт, что на него ничего не было, говорил лишь о том, что он тот еще скользкий гад. ФБР стоило присмотреться к Далтону получше.       — Я слышал кое-какую историю, которая ходит по этой тюрьме. Будто однажды агент Питер Берк пришел сюда один, а вышел за ворота с преступником, с которым он заключил выгодную сделку.       — Я пришел сюда не для того, чтобы заключать сделки, Далтон, даже не надейся, — Питер покачал головой, собираясь уходить, но Эндрю пропустил его слова мимо ушей.       — Говорят, мальчик был хорош.       Питер почувствовал, что у него сводит скулы. Эта тактика не должна была работать ни с одним агентом ФБР, особенно с ним. Вывести из себя, говоря о личном, задевая за живое. Он не должен был позволять себе показать слабость.       — В отличие от тебя, Далтон, Кэффри был действительно хорош в своем деле. Настолько, что не попался бы так глупо под радары ФБР и полиции, только вернувшись в страну.       — Да, — Далтон кивнул, соглашаясь, его глаза буквально смеялись над Питером. — Агентам ФБР так выгодно было держать столь хорошего фальсификатора, что они посадили его на поводок и выдрессировали: прикормили косточками, почесали за ушком…       Оставаться равнодушным внешне становилось все труднее. Каждое слово отдавалось внутри горячим уколом боли. ФБР видело в Ниле бесплатный ресурс с идеальными данными. ФБР, но не Питер. Он был частью системы, но в отличие от них видел в Ниле не только консультанта. Отделить себя от бюро было сложно, и потому Питер в полной мере ощущал вину за их корыстные действия по отношению к Нилу — один за всех сразу. Со стороны все выглядело так, будто Питер был самым главным дрессировщиком, но разве должно было его волновать, кто и что там видел со стороны, особенно из тюрьмы, от которой он старался удержать Кэффри по мере своих сил?       Далтон наклонился вперед, на его лице читалось чуть ли не удовольствие.       — А потом, говорят… Я точно не знаю, но так рассказывают люди: его пристрелили как паршивую псину, которая свое отслужила. Прямо на твоих глазах, Питер Берк.       Он смотрел в лицо Питера, не прерывая ни на секунду зрительный контакт, и Питер отвечал тем же, только так удерживая себя на месте. Все, что выдавало его гнев, — слишком ровное дыхание. Не дождавшись взрывной реакции, Эндрю отклонился, ни капли не разочарованный, будто Питер на самом деле оправдал все его ожидания.       — А посмертно уже освободили от тюремного срока и все такое. Знаешь, Питер, я, пожалуй, пас. Сделки и разговоры с тобой выглядят как второсортное дерьмо. На них могут повестись только сопливые мальчики, ищущие себе нового папочку, который повесит их детские каракули на стену.       — Если это все, то я пойду: улики сами себя не найдут.       Питер развернулся на каблуках и пошел прочь. Последнее, что он услышал от Эндрю Далтона:       — Мы еще встретимся, Питер Берк.       Поджидавшая его у машины Диана хотела что-то спросить, но передумала и молча села на водительское место, лишь взглянув на злое лицо Питера. Он сел и захлопнул дверь, швырнув папку на приборную панель и молясь всем богам, чтобы Диана не задала ему ни единого вопроса и даже не посмела сделать предположение о том, что именно его так выбесило и расстроило.       Бэрриган не сказала ни слова, спокойно выруливая с парковки и давая Питеру отдышаться. Трясущимися от злости пальцами он включил радио и нашел спортивную станцию, с трудом попадая по кнопкам.       «Его пристрелили как паршивую псину, которая свое отслужила. Прямо на твоих глазах, Питер Берк».       Далтон знал, что говорить, знал куда бить, чтобы сделать побольнее и вывести из себя. Знал это именно о Питере. Злость мешала думать, но Питер был слишком хорошо натренирован годами работы в ФБР. Вся эта речь, насмешки, уколы — все отдавало чем-то личным. Он понятия не имел насколько широко в преступном мире известно о подробностях службы Нила в ФБР и его гибели под прикрытием. Возможно, многие знали больше, чем Питер желал бы, но для Кэффри это все равно уже не имело значения. Те, кто могли навредить ему, уже сделали это.       — Нарой на него все, что сможешь, Диана. Этот… — Питер зло стиснул пальцы, но удержался от ругани, понимая, что нецензурная брань только сделает его еще более уязвимым перед собственными эмоциями. — Он слишком много и самодовольно болтает, нужно использовать это против него. Ищи его подельников, псевдонимы, места схрона. Уверен, что картина — лишь вершина айсберга.       — У него на вас зуб? — Диана была слишком проницательна.       — Здесь что-то есть, только я пока не знаю, что. Но обязательно докопаюсь.